Loe raamatut: «Алькар. Три реликвии»

1

– Какое странное ощущение, – сказал Макс, когда искрящиеся капли коснулись его ладони. Он отдернул руку, но затем вновь подставил ее под струю. – И еще это звук.

– Ты его тоже слышишь? – удивилась Соня.

– А разве не все его слышат?

– Не все.

– Я почему – то сейчас вспомнил родителей и Альберта. – Прошло уже четыре года как их не стало, но ему до сих пор было тяжело говорить о них. Хотя разве четыре года – это срок, чтобы боль утихла?

Серебристые капли воды тоненькими ручейками стекали по белоснежным стеблям Цветка Памяти. Из его недр хрустальным перезвоном доносилась переливчатая мелодия. Она гипнотизировала, очаровывала, манила, очищала изнутри. Это был звук жизни, звук самого Алькара. Не того израненного, мучимого сумраком и промозглым дождем нет, другого Алькара. Живого, сильного, с искрящимся лиловым светом, что теплым одеялом согревал даже самую крохотную частичку этого мира.

Каждый день Соня смотрела на серебристо-лиловый небосвод, сквозь который проглядывались размытые очертания двух сфер, похожих друг на друга словно близнецы. Их так и называли Зеркальные Луины. Днем воздух прорезали теплые лучи, отбрасывая разноцветные блики, а ночью краски тускнели, становились плотнее и холоднее.

Иногда Соне снились закаты, за которыми она когда – то любила наблюдать на Земле. Страстные, багряно-золотые разводы, застилающие горизонт. Она понимала, что ей больше не суждено их увидеть, тем не менее не жалела об этом. Именно сейчас, на Алькаре она чувствовала себя дома, там, где ей и суждено было быть. Она часто задумывалась о предназначении, о том, какая роль отведена для нее. И понимала, что в процессе пути, а возможно, в самом его начале.

Главное, с Соней была ее семья, собравшаяся по крупицам после долгой и вынужденной разлуки. Они отвоевали счастье быть вместе, по праву заслужили его.

За год, проведенный на Алькаре, мама расцвела, помолодела, ее глаза вновь озарились тем особым огоньком, который бывает только у влюбленного человека. Отец тоже выглядел счастливым, вот только проступившая седина и ранние глубокие морщины, испещрившие лицо, напоминали о тяжелом бремени, выпавшее на его долю. Заключение в замке Повелительницы теней оставило на нем неизгладимый отпечаток, и дело было далеко не во внешности. Порой Соня не узнавала в нем того прежнего папу, спокойного, рассудительного, полного неиссякаемой уверенности в себе. Часть его навсегда осталось в той камере с решетками с дюйм в диаметре. Это заключение что-то подломило в нем, сделало более уязвимым, подозрительным, нервным. Теперь Александру известно, что тихая размеренная жизнь может сменить свой вектор в любой момент. Это понимал не только он. Соня никогда не узнает, что было там, в подземелье Морении, никогда не узнает, что его пытали, пытаясь выведать, где находится кольцо Сансары. Но она догадывалась об этом, хоть отец и ничего не говорил.

Со всеми, кого знала Соня, произошли изменения, своего рода метаморфозы, просто для каждого она была своя. Это не означало, что Макс с Нарцем стали лучшими друзьями или госпожа Цетилия, вместе со своим старшим сыном Лавром, преисполнились доброжелательности к Соне. Напротив.

Но были и приятные перемены, например норник Пульф. Спроси у Сони год назад про него, она бы только разражено фыркнула, сейчас же все изменилось. Нет, он не переродился в благодушного старичка, угощающего детишек конфетами. Пульф по обыкновению много бурчал, хмурил кустистые брови и по привычке ругал любую погоду, какой бы она прекрасной не была. Но теперь Соня знала, какой он есть на самом деле, и что за этой ворчливой оболочкой скрывается доброе сердце. Один раз они ходили на Пруды признаний и под удивленные, косые взгляды влюбленных парочек, обосновавшихся в этом месте, провели там весь день.

– Я боялся спугнуть Ливса Салимана. Я давно догадывался насчет него, но у меня не было доказательств. К тому же твой дедушка наказал мне присматривать за тобой, но не вмешиваться. Видимо, я понял все слишком буквально. Прости меня.

Пульф часто повторял это, а еще он постоянно вспоминал Артура Киля. С каждым днем Соня все больше убеждалась, что ее дедушка все знал наперед, знал, что их семья воссоединиться на Алькаре. Или просто всем сердцем верил в это.

Соня и Макс свернули на узкую тропинку, утопающую в густых зарослях парящих кустарников. За последний год, они разрослись до небывалых размеров. После того как грязные потоки перестали поливать земли Алькара и пронизывающие вихри сменил ласковый ветер, все живое словно очнулось от долгой спячки. Мир вдохнул животворящей силы. Бледно-розовые бутоны, украшавшие Пруды признаний приобрели насыщенность и аромат, благородная лилия, теперь была не редкостью и в Низкой балке. Даже серебристые лягушки и розовые креветки стали упитаннее и приобрели еще большую бестактность.

Пара вышла к лечебнице семейства Горринг и двинулась дальше по Сизой улице, ведущей к чащобе Заброшенного сада, где Соня любила гулять. Разлапистые кроны деревьев, образовав плотный полог, создавали приятную прохладу, спасающую от жары. Серый непромокаемый плащ Соня с радостью сменила на тонкую футболку и шорты, а берцы, подаренные Максом на тряпичные кеды.

В Заброшенном саду, показавшемся Соне при первом знакомстве зловещим, зацвел вереск. Бледно-сиреневые цветы пышным ковром стелились вдоль дороги. Она поглядывала на притихшего Макса и полной грудью вдыхала сладковато – травяной запах вереска. Это был тот самый вереск, который растет на Земле. Видимо, какой – то землянин прихватил семена вереска с собой, когда переходил через зеркало.

– Как твои тренировки? – спросила Соня. Макс немного прихрамывал, лодыжку его правой ноги плотно перетягивал спортивный жгут.

– Усложнил задачу, наконец, мне удалось выполнить двойную спираль, – ответил он с явным удовлетворением.

Соня вздохнула и показательно цокнула.

– С такими нагрузками ты можешь не дотянуть до самого турнира.

Макс лишь отмахнулся, криво улыбнувшись.

– Ну, серьезно, ты себя загоняешь.

– Пойми, это не какое-нибудь городское соревнование, в нем участвует больше двухсот человек, считай весь Алькар. Только с нашего Тиберлоу двадцать заявок, включая дилетанта Нарца.

– Ты зря так говоришь, он не плохо летает, и ты это знаешь.

Поймав на себе укоризненный взгляд друга, Соня добавила:

– Не нужно недооценивать соперников.

Макс нахмурился и с силой отшвырнул ногой сухую корягу (видимо представив, что это Нарц), перегораживающую путь.

– Так значит, ты за него болеешь.

Соня устало подняла глаза к небу, словно моля о пощаде.

– Я болею за наш город. К чему каверзные вопросы?

Макс с еще большим усердием пнул несчастную ветку.

– Я просто хотел узнать о твоем выборе.

Конечно, выбор…

Соня догадывалась о каком выборе он говорит, и ей резко сделалось душно. Они дружили больше года, хотя казалось целую вечность. Обычно, Макс понимал ее как никто другой, но в тоже время они постоянно спорили, его упрямство и узколобость доводили Соню до ярости. Тем не менее, они были лучшими друзьями, а может быть кем-то больше. Может быть… Но пока Соня не могла сделать выбор, не могла дать ответ, не только Максу, но и самой себе. И тут дело даже не в Нарце, хотя он тоже занимал свое место в ее сердце. Боже, как это все сложно…

От необходимости отвечать Максу, ей помог Финт так удачно встретившийся по дороге. Они как раз вышли из Заброшенных садов на Бурлящую улицу и столкнулись с варданом лоб в лоб.

– Как вовремя я вас встретил, – обрадовала Финт, с чем Соня не могла не согласиться. За это год, что она жила на Алькаре Финт подрос сантиметров на десять не меньше, его фигура приобрела еще большую угловатость, отчего он стал походить на вытянутый самокат.

– Я вас везде ищу, уже и в орлианник заглянул и в «Тусклый фонарь», – продолжил Финт, любовно обнимая увесистую стопку учебников.

– Мы как раз туда направляемся, – ответил Макс, кивком пригласив друга пойти вместе.

Глядя на учебники Финта, Соня вспомнила о невыполненном домашнем задании по галактикуму. В этом году занятия стали более сложными, углубленными, да и спрашивать с нее начали так, будто она родилась на Алькаре, а не на Земле. В любом случае Соне учеба давалась легко, особенно если сравнить с Максом, стабильно пропускающим занятия или Лары, для которой Тиберлойский язык оказался непреодолимой стеной.

«Это несправедливо, возмущалась она. – На Земле я уже должна закончить школу, а здесь началось все по-новому».

Пока Соня размышляла о домашнем задании, которое все же нужно было выполнить до завтрашнего дня, они подошли к покосившемуся зданию. Кафе вполне оправдывало свое название: около выцветшей вывески парил тусклый, и к тому же ржавый фонарь. Внутри кофейня выглядела куда привлекательнее: витающий в воздухе аромат выпечки мог вызвать аппетит, даже если ты не голоден. Тихая музыка приятным фоном разливалась между круглыми столиками, к которым неспешно приближался официант, ставший еще более медлительным.

Как только троица села за излюбленный стол в дальнем углу у окна, Финт сразу же засыпал друзей вопросами.

– Кто-нибудь зна- знает, что Леона хочет на день рождения? Я уже не-несколько дней ломаю себе голову и ничего не могу придумать.

– Я не в курсе, – пожал плечами Макс, – но только не дари ей больше инструкцию по уходу за непослушными волосами как в прошлом году.

– И книжку с рецептами для стройной фигуры, думаю не стоит, – добавила Соня.

– Так что же ей на-надо? – Финт тяжело вздохнул с мученическим выражением лица, – если я опять по-подарю ей не то, что нужно, она…

– Она тебя убьет, – закончила за него Соня и улыбнулась.

После ее слов Финт совсем скис и даже внезапно ускорившейся официант, который принес всем карамельное какао и пирожные, не скрасил его настрой.

– Ну…вообще-то я знаю, что хочет наша подруга, – неожиданно заявила Соня, расправившись с «Волчьей радостью».

Глаза Финта, которые приобретали разный окрас в зависимости от его настроения, засветились огоньками надежды.

– Но тебе это не понравится, – предупредила она, отвечая на выжидающий взгляд друга, который говорил, что он готов на все. – Леона мечтает о золотых кусачках.

Надежда, только что озарившая лицо Финта, сменилась недоумением.

– Но они же опасные! Слово ку-кусачки ей ни о чем не говорит?

Соня лишь вздернула бровями.

– Она мне про этих кусачек уже второй месяц талдычит. После того как вышла новая песня «Одиноких болотников» «Кусачка моего сердца».

Финт страдальчески вздохнул.

– И что мне те-теперь делать?

– Остаться в стороне или стать ее героем, – с сознанием дела ответил Макс. – Стань кусачкой ее сердца, – напутственно добавил он, отчего Соня громко прыснула, а Финт загадочно улыбнулся.

– Они ведь только на Не-недозволительном рынке продаются? – уточнил он.

– Ага, – кивнул Макс, прищурившись, – ты действительно, готов рискнуть?

Прошло несколько минут, прежде чем Финт нерешительно кивнул. Пригладив свои отросшие волосы, странным образом напоминающие прическу солиста группы «Одинокие болотники», от которого Леона сходила с ума, он решительней добавил:

– Я готов ри-рискнуть. Макс, ты полетишь со мной?

Макс обреченно кивнул.

– Я с вами, – заявила Соня, кинув укоризненный взгляд на своего друга, – ты уже несколько раз летал без меня.

– С твоим отцом, – отметил Макс.

– Это еще хуже, – бросила она.

На самом деле ей нравилось, что ее папа и ее лучший друг нашли общий язык, более того, они стали друзьями. Макс тянулся к нему с первого дня знакомства, а Александр отвечал взаимностью. Сначала Соне показалось, что он делает это из вежливости, ну что может связывать этих двоих? Шестнадцатилетний подросток, проводивший большую часть своего времени с орлианами и взрослый мужчина, работающий в Белой башне. Тем не менее они, действительно, сдружились. Порой в жизни происходят парадоксы. Да, они были разными, но, тем не менее, стали друзьями, как и Соня с норником Пульфом.

– Давайте не затягивать с полетом. Как насчет завтра? – Макс обвел друзей взглядом.

– Уже так ско-скоро? – напрягся Финт.

– У Леоны день рождения послезавтра, – напомнила Соня.

– Хо-хорошо, – согласился Финт, снова обретя неуверенность в голосе, – тем более завтра выходной, не нужно идти на за-занятия. Хотя я собирался заглянуть в Подземную би-библиотеку…

– В следующий раз заглянешь, – решительно сказал Макс, – завтра, значит завтра.

Договорившись о встречи, друзья разошлись каждый по своим делам. Соня спешила домой. Сегодня вечером в семье Киль намечался званный ужин. Изначально были приглашены Пульф и Сальвина Севеллин, ставшие постоянными гостями в их доме, но узнав о намечающимся ужине, Нарц тут же изъявил желание присутствовать. Статный брюнет с безупречными манерами и умением держаться в обществе казался идеальным, как и его прическа, которую так хотелось растрепать.

«Ты особенная, не такая как все, – частенько говорил Нарц, всматриваясь в Соню темно- изумрудными глазами, – ты подобна редкой жемчужине на дне океана».

От его слов, таких сладких, как пирожное «Волчья радость», Соне становилось не по себе. Было в них что-то притворное. Или просто Соня не романтичная натура. И все же это было странное, двоякое чувство. Если она жемчужина, то кто Нарц? Смелый ныряльщик, влюбившийся в красоту ее перламутровых переливов или же коллекционер редких украшений?

Выйдя с Бурлящей улицы, Соня двинулась по Млечному переулку, а затем свернув на Сизую улице, направилась к Серебряной роще. Легкие порывы ветерка играли в ее волосах, шелковым водопадом спускающихся на плечи. Мелодичное щебетание птиц ласкало слух, в воздухе жужжали насекомые, пахло хвоей и разнотравьем распустившихся бутонов. Алькар утопал в зелени, даже в стыках между тротуарной плиткой настойчиво пробивались молодые ростки.

Серебряная роща величественно встречала прохожих роскошными особняками, вычурными клумбами и журчавшими фонтами, выстроившимися в ряд. Соня подошла к двухэтажному белоснежному дому, увитому пышным плющом, и коснулась замочную скважину своим волшебным ключом. Замок щелкнул, и она вошла во двор. Рядом с небольшой ротондой, обвитой вьющейся лозой, соседствовала нарядная клумба, разбитая мамой и Ларой. Вольер, в котором жил Смерч пустовал, орлиан уже как полгода обосновался в общем орлианнике со своими сородичами.

Соня вошла в дом. Уже в холле она ощутила аппетитные ароматы, доносившиеся из кухни, где по обыкновению господствовала мама. Теперь, когда вся семья была в сборе, громоздкий стол цвета венге уже не смотрелся таким угрюмым. Его покрывала белоснежная скатерть, обрамленная серебристой канителью, на грубые неотесанные стулья были нахлобучены мягкие сидушки с пышной оборкой. Композицию из холодного оружия, угрожающе поблескивающего со стены, сменили полочки с жизнерадостным сервизом и кухонной утварью. Соня была не против изменений, все эти женские штучки добавляли уюта, делая дом живым.

Гостиная, с излюбленным Соней диваном, на котором она спала пока жила одна, осталась в неизменном виде, если не считать новых позолоченных портьер и многочисленных безделушек, украшавших каминную полку. Портрет семьи Киль, висевший рядом с камином, сменил тусклую раму на сверкающий багет с витиеватым орнаментом.

– Ты как раз вовремя, мясные бобы почти готовы, – сообщила чуть раскрасневшаяся Анна, увидев дочь в двери кухни.

К Соне тут же подлетела Лара.

– Где гуляла, малявка? – не дождавшись ответа младшей сестры, она лукаво улыбнулась и сказала, – могу угадать с первой попытки, ты виделась с Максом.

– Будешь много знать, сама знаешь, что будет, – ответила Соня и вышла через стеклянную дверь кухни на летнюю террасу, с которой открывался вид на внутренний двор.

На плетеном кресле сидел отец и задумчиво смотрел на полупустую чашку чая с синими чаинками, осевшими на дне. В руках он держал раскрытую книгу с тонкой закладкой -лессе. Увидев младшую дочь его серые миндалевидные глаза, с лучиками морщинками вокруг, наполнились бесконечной теплотой. Он ласково улыбнулся Соне и подвинул к себе еще одно плетеное кресло. Она села рядом и положила голову отцу на плечо. Крепкое, сильное, родное, то за которое она так боролась. Как же хорошо теплым вечером сидеть вот так на террасе, как легко и спокойно. И хотелось, чтобы такие вечера как сегодняшний, никогда не заканчивались. Порой, Соня до конца не могла поверить в свое счастье, хотя с того момента как они обнялись, прошел год. Мама, папа, Лара, они все вместе, они рядом с ней, на Алькаре. Но иногда, ей казалось, что это сон, чудесный, волшебный сон, с которым нужно быть предельно острожным, ведь если пошевельнуться, то она проснется и счастливая картинка исчезнет.

Раньше она не понимала смысла выражения «Счастье любит тишину». Зачем молчать, когда хочется кричать о своем счастье на весь мир? Ведь ты его не украла?

Сейчас она понимала, о чем речь. Понимала, что в жизни все зыбко. Потеряв один раз, ты уже будешь всегда начеку. Чувство, что у тебя его могут забрать, будет ходить по пятам как призрак с неприкаянной душой. И теперь, обретя ценность, за которую готов отдать жизнь, ты бережешь ее как хрустальную вазу, дрожавшими руками вытирая пылинки. Ее семья и была той самой вазой, которую Соня бережно хранила в своем сердце, боясь лишний раз взглянуть, чтобы не развеять волшебные чары сновидения.

Александр заботливо накинул на плечи Сони мягкий плед (хотя было совсем не холодно) и стал рассказывать о новых землянинах, перешедших на Алькар через портальное зеркало.

– Там уже целое поселение, они не хотят учить местный язык и требуют переименовать Ивтар в Землю, – сокрушаясь, проговорил он.

– И что же делать? – спросила Соня, наблюдая за крохотной желтой птичкой, усевшейся на парапет террасы.

– Вести разъяснительные разговоры с напоминанием правовых норм Алькара, а если не примут к сведению, то, – он дернул широким плечом, отчего Сонина голова подпрыгнула как мячик, – то отправлять обратно.

– А если они не захотят?

– Заставят, – безмятежно ответил Александр.

– Кто их заставит? Кто вообще придумывает все эти законы?

Он снисходительно улыбнулся, задержав взгляд на своей дочери, у которой глаза пылали от любопытства.

– Альянс Восьми – главный орган управления в этом мире. Только он может принимать законы, за ним последнее слово. Тиберлоу входит в его состав.

– Но кто решил, что именно Альянс Восьми имеет право всеми распоряжаться? А как же норники, ведь город Крофт не входит в эту восьмерку, а еще есть русалки, отары, севитская долина…

Александр шутливо потрепал дочь по голове и поцеловал в лоб.

– Сколько вопросов…И в кого моя дочурка такая любопытная? До всего тебе есть дело, даже до русалок…

– Что значит даже? – вспыхнула Соня, уже готовая защищать русалочий народ. – Между прочим если бы не Норелла, то я не смогла бы добраться до острова Мёртвых и вообще…

Отец взъерошил ее волосы и встал с кресла.

– Я не имею ничего против русалок, они само очарование. Пойдем лучше к столу, —спокойно сказал он.

Раздухарившийся запал тут же куда-то испарился, и Соня послушно поплелась за отцом. Пронзительный звук дверного колокольчика, пронесся по дому сообщив о прибывших. Лара пошла открыть дверь и уже через несколько минут в холле появились два человека: высокая женщина с длинными смоляными волосами и молодой человек с чуть надменной, но тем не менее обворожительной улыбкой, которую он применял как несокрушимое оружие. Он так лучезарно улыбался, что невольно закрадывалась мысль, а не репетирует ли он перед зеркалом?

В руках у Нарца поблескивала сверток с перламутровыми конфетами- жемчужинами. Лара незамедлительно приняла ее из рук парня, словно он предназначался лишь ей одной. Анна суетилась, встречая гостей и приглашая их пройти в столовую. После того, как все обменялись любезностями, раздался еще один звонок. На это раз открывать гостю вызвалась Соня. Как она и предполагала это был Пульф. Низкорослый старик с густыми серебристыми бакенбардами и растрепанной шевелюрой, которая по степени своей растрепанности могла бы конкурировать только с прической Макса. Норник застенчиво, как двоечник у доски замялся, теребя в руках продолговатую коробку.

– Приветствую, приветствую, – прохрипел он, проходя внутрь двора, – как давно я здесь не был, – он оглянулся по сторонам. – Артур всегда хотел, чтобы этот дом был полон. Как сейчас, – он вошел в дом, вслед за Соней, прихрамывая на одну ногу. – О, Александр, Анна, приветствую, – он протянул руку, маленькую как у ребенка. Поздоровавшись со всеми присутствующими, Пульф прошел в столовую, придирчиво разглядывая разноцветную посуду на полочках.

2

– Прошу всех за стол, – сказала Анна, доставая из духовки овальное блюдо, доверху наполненное рагу из мясных бобов, которое она именовала фирменным. Комната наполнилась умопомрачительными ароматами и звенящими звуками столовых приборов. Даже начавшиеся разговоры временно стихли. Маринованные грибы, собранные на грибных деревьях, произрастающих во влажных районах Алькара, овальные помидоры с соусом баленье, рулеты из диких баклажанов, все поглощалось с немыслимой скоростью, которую задал норник Пульф.

И только во время десерта, пока остывала подрумяненная шарлотка из сладкой груши, беседа возобновилась.

– Как твои успехи в учебном центре? – поинтересовалась Сальвина Севеллин у Лары.

– Все хорошо, – не совсем уверенно она.

– Тебе нужно подтянуть тиберлойский язык, – продолжила первая советница напутственным тоном, отчего Лара потупила взгляд. – У Сони тоже не стразу все получилось, зато сейчас она делает успехи. Господин директор ей очень доволен, – она улыбнулась Соне. К похвальбе Сальвины Севеллин подключился и Пульф, заявив, что Соня большая молодец, настоящий пример для подражания, после чего цвет ее щек стал напоминать овальные помидоры.

– Раз у тебя такие способности, тебе нужно непременно записаться и на дополнительные занятия, – отметила первая советница, обратившись к Соне.

– Я подумаю, – уклончиво ответила она.

– Как раз сейчас идет набор на курсы по рукоделию, ты еще можешь успеть записаться. А уже после саммита Альянса Восьми и следовавшего за ним турнира, начнутся занятия, – продолжила женщина.

Соне только вышивания крючками не хватало. Уж лучше ухаживать за серебристыми лягушками, к которым она привязалась.

– А какие соревнования будут турнире? – спросила Соня, чтобы поскорее закрыть тему рукоделия.

– Точная программа держится в строжайшем секрет, в этом- то и вся интрига соревнований, – ответил норник, подмигнув ей. – Известно, что турнир начнется после официальной части приветствия и саммита Альянса Восьми. Скорее всего на вторые сутки по прилету.

– Золотое крыло Алькара. – мечтательно проговорил Нарц, и в его глазах блеснул огонек.

– Да, это шанс, – кивнул Пульф, – для молодых и одарённых, это настоящая путевка в высшие эшелоны оплётчиков, которых на самом деле не так уж и много.

– Кстати, Нарциусик прекрасно владеет техникой экстремального управления орлианами, -решила вставить Сальвина Севеллин. – Он обучался у самого …

– Тетя! – оборвал ее раскрасневшийся Нарц. Но она ничуть не смутилась и продолжила рассказывать о немыслимых способностях своего племянника.

– Никто не хочет перейти в другое место? – тихо спросил он у сидевших рядом с ним Сони и Лары.

Сестры почти синхронно кивнули, и троица быстро ретировалась из кухни – столовой.

– Она иногда ведет себя как моя мать! – весь покрытый розовыми пятнами проворчал Нарц.

– Не удивительно, они ведь сестры, – с сознанием дела прокомментировала Лара, еще ни разу не видевшая мать своего друга, но наслышанная о ней.

С кухни стали доноситься хохот и звон бокалов. Скорее всего они открыли ягодную медовуху, которую принес с собой норник Пульф.

– А ты раньше участвовал в подобных соревнованиях? – поинтересовалась Лара, устроившись в кресле.

Нарц брюзгливо покачал головой, и сел рядом с Соней.

– Не было особого желания. Да и сейчас чисто спортивный интерес, не более того, – он вальяжно откинул голову на мягкую спинку дивана, – мое будущее никак не связано с орлианами. Оплётчиком я уж точно не собираюсь становиться, – он пренебрежительно поморщился. – Вы ведь знаете я собираюсь поступать в отдел высших знаний.

– А потом работать в службе безопасности и надзора как твой брат, – вставила Соня с неким укором в голосе.

– У вас взаимные чувства, я знаю, – хмыкнул Нарц, глядя на подругу.

– Вы о чем? – спросила Лара.

– Мой брат и Соня терпеть друг друга не могут.

Соня чуть слышно цокнула и встав с дивана подошла к трещавшему не прогорающими дровами камину.

– Просто у нас слишком разные взгляды на жизнь и вообще, давайте закроем эту тему.

– Поддерживаю, – согласился Нарц. – никто не хочет завтра посмотреть забег рогачей? Говорят, это очень забавно, особенно когда они спутываются рогами.

– Я за, – тут же отозвалась Лара.

– А ты? – Нарц обратился к Соне, решившей отмолчаться.

– Никак не получиться, у меня уже есть планы, – она виновато пожала плечами и для пущей убедительности горестно вздохнула.

Два вопрошающих лица уставились на нее.

– Я лечу на Недозволительный рынок, – ответила она, ожидая шквал вопросов.

Нарц не заставил себя долго ждать.

– И с кем же?

– С Финтом и Максом. У Леоны на носу рождения, мы летим покупать ей подарок.

– Но ведь там опасно! – -возмутилась Лара, – разве на Цветном базаре нельзя ничего ей выбрать?

Соня громко выдохнула, на этот раз с раздражением.

– Леона хочет золотых кусачек, а они продаются только на Недозволительном рынке.

– Вам вряд ли удастся проскочить, – с долей самодовольства проговорил Нарц, – мой брат говорит, что из-за приближающегося саммита и турнира, все территории охраняются еще тщательнее.

– Мы все же попробуем.

– Если хочешь, я могу попросить Лавра оформить вам пропуск.

Одно упоминание его имени вызвало в Соне тягостное чувство неприязни, а уж пользоваться его помощью – не за что, пусть лучше ее схватят отары (хотя этот тоже сомнительное удовольствие).

– Спасибо, не нужно, – как можно мягче ответила она.

– Ну как хочешь, – бросил Нарц с уязвленным видом. – Одним соперником меньше на турнире, хотя какой он соперник… Просто за тебя переживаю.

– Я тоже, – большие карие глаза Лары взволнованно смотрели на сестру, – пусть они сами летят, а мы пойдем смотреть на рогачей, а?

Но Соня категорично покачала головой, ясно дав понять, что лучше с ней не спорить.

– Ты упрямая как… рогачи, – констатировала Лара, послав сестре воздушный поцелуй.

С кухни продолжали доноситься смех и бубнящий голос Пульфа, оказавшимся первоклассным рассказчиком забавных историй. В камине танцевали искрящиеся зеленью языки пламени, было так хорошо и спокойно, что Соню снова охватил страх потерять свое хрупкое счастье.

«Я убью вас, лиловые. Я вернусь, помните это!» – снова прозвучали в голове последние слова Морении, перед тем как она растворилась подобно грязному облаку. Эта угроза с незавидной периодичностью портила Сонино настроение, не давая ей всецело насладиться новой жизнью. Видимо, не одну ее тревожили подобные мысли. Несколько раз она была свидетелем кошмаров Лары, хоть ее сестра и спала в соседней комнате, но ее крик поднял весь дом.

Она вернётся! Вернется! – кричала Лара в первый раз. Во второй, который случился несколько недель назад она молила о пощаде, о том, чтобы ведьма не убивала ее. Тогда Соня забралась в постель к сестре, и они так спали до утра. На следующий день Лара попросила снова остаться с ней. Так они ночевали вместе больше недели. В эти темные часы, когда Лара вздрагивала как загнанная антилопа, Соня гладила ее по голове, убирая прилипшие к влажному лбу волосы и нашептывала, что все будет хорошо. В такие моменты Соня чувствовала себя виноватой, что это она всех втянула, что все эти ночные кошмары из-за нее. Что-то подобное происходило и с отцом. Да, он не кричал во сне как Лара, но его часто мучила бессонница. Тогда он по пол ночи просиживал на террасе, потягивая медовуху или уединившись в кабинете читал до того момента, пока сизо-лиловые лучи не светлели, становясь искрящимися и прозрачными.

После того как ушли гости, Соня налила себе умиротворяющий чай из диких васильков и поднялась в свою комнату. На прикроватной тумбочке ее дожидалась начатая книга, которую ей дала почитать Леона. В ней сочными эпитетами описывалась внезапная любовь неотесанного отара, промышляющего разбоями, и утонченной дочери правителя города, попавшей к нему в заложницы и воспылавшей к своему похитителю страстными чувствами. С трудом преодолев несколько страниц, Соня захлопнула хваленую книгу, искренне удивляясь ошеломляющей популярности среди девочек.

Возможно, все дело в том, что она не способна на чувства, особенно страстные, безрассудные. Если это действительно так, то ей суждено всю жизнь остаться одной и встретить старость, окружив себя десятком серебристых лягушек и рогачами для полноты картины. Под безрадостные перспективы, прорисованные в голове, она погрузилась в сон.

Кучная цепь кряжистых деревьев окружили ее плотным кольцом. Выпирающие из земли корни, уродливыми щупальцами тянулись к ней, норовя схватить за лодыжки. Вскрикнув от ужаса, Соня попыталась сдвинуться с места, но ее ноги, прочно погрязшие в болоте, медленно уходили вглубь, поглощаемые зловонной трясиной. Обуреваемая страхом, она еще резче задергалась на месте, но от этого становилось только хуже. Всеядная жижа в предвкушении лакомства, жадно засасывала свою жертву. Вдруг мутная тина всколыхнулась, забурлила, задышала, испуская лопающиеся пузыри. В зловонном воздухе повеяло холодом и Соню пронзила щемящая дрожь по всему телу. Над кронами деревьев, вдали, показалась темная фигура в развивающемся плаще. Это была Повелительница теней. Мертвенно бледное лицо озарялось двумя жгучими углями, вперившимися в Соню. Вытянув руки, она летела по воздуху, как птица смерти, жаждущая получить отмщение. Расстояние, разделявшее их становилось все короче, еще мгновение и Соня почувствовала на себе холодное прикосновение паучьих пальцев.

« Я же говорила, что убью тебя», – прошипела белая маска.

Проснувшись в холодном поту, первое что увидела Соня, так это две темные фигуры, склонившиеся над ее кроватью.

– Это всего лишь сон, – как можно беззаботнее заверил ее отец, хотя в его в его голосе чувствовалось напряжение. Он протянул дочери кружку с недопитым чаем.

– Да, всего лишь глупый сон, – повторила Соня, отхлебнув успокоительного напитка. Ей не хотелось рассказывать о своем кошмаре никому, благо что Лара и папа тактично не задавали вопросы.

– Хочешь, я останусь с тобой? – предложила Лара, сев на край кровати.