Loe raamatut: «Китеж-град. Осада Ершовки»

Краткое предисловие

   Эта книга в некотором роде – много книг, но прежде всего это две книги.

Х. Кортасар – "Игра в классики"

   Эта книга – действительно, в некотором роде две книги. Первая из них – основная сюжетная линия, вторая же – это сведения (на основе составленных монахами летописей) о том необычайном крае, куда попали люди, находившиеся в затонувшем Китеж-граде.

   Главы этих двух частей перемешаны между собой, и для удобства чтения сделаны небольшими. Так же для удобства чтения все главы, относящиеся ко второй части, озаглавлены одинаково – «Мегалополис».

   Действие основного сюжета происходит в 335 году от Великого Спасения. Действие же второй части начинается в том же году, потом переносится в 1 год, когда люди только попали в Великий Край, потом переносится во второй век, потом – в третий, и наконец – в четвёртый, заканчиваясь всё тем же 335 годом.

   Книгу эту можно читать по-разному. Я могу предложить вам три варианта её чтения:

   1 – Если вас не страшат постоянные перескоки во времени – можете читать книгу как обычно – от начала и до конца.

   2 – Если же перескоки во времени вам неприятны – можете прочитать сначала основные главы, а потом вернуться к главам летописным. В таком случае при чтении просто пропускайте главы под названием «Мегалополис», чтобы вернуться к ним потом.

   3 – Если же летописные сведения вам и вовсе не интересны – можете вообще не читать главы под названием «Мегалополис».

   В общем – что делать с этой книгой, как именно её читать, и читать ли вообще – решать только вам, уважаемые читатели!

   Автор

  P.S. Кстати. Если в тексте вам встретятся слова, которых не могло быть в те далёкие времена, то есть, явные неологизмы – знайте, что слова эти вплетены в повествование совершенно сознательно.

I. Бенгаловка

(335 год от Великого спасения)

   –Эй, Алексашка, а ну-ка глянь!

   –Чаво, дядя Ерофей?

   –Чаво-чаво, глянь, говорю, кто едет. Видишь, верхами кто-то скачет!

   Алексашка поднялся на крепостной стене в полный рост, приложил ладонь ко лбу и стал смотреть вдаль.

   –Кажется Митька это, с Западного Форпоста.

   –Митька? Это который же?

   –Да который в том годе на гуляньях чуть не утоп.

   –А, подкидыш, стало быть… – протянул Ерофей задумчиво – Вишь, как скачет! Будто дикие звери за ним гонятся, да ещё и орёт что-то. Ох, не к добру это!

   Ерофей глянул на стоявших у ворот дружинников и крикнул им – «Отворяй!».

   Митька, и правда скакал во весь опор, конь был в мыле и еле дышал. Уже недалеко от ворот дружинники услышали, как он кричал – «Беда! Беда!».

   Митька влетел в ворота, слез с коня и осоловело уставился на обступивших его людей, он никак не мог отдышаться.

   –Митька, что случилось? – встревожено спросил Алексашка.

   Но Митька всё так же тупо продолжал смотреть на толпу.

   –Да говори же! – не выдержал Ерофей.

   –Беда! Беда! – вдруг снова заорал Митька.

   –Что за беда?! Да говори же ты, собачий сын!

   Люди, собравшиеся вокруг, стояли с непонимающим видом. Некоторые даже стали ухмыляться. Кто-то в толпе произнёс фразу – «Пьяный он, что ли?», неизвестно к кому относящуюся – к Митьке или к Ерофею.

   Митька всё стоял и смотрел на людей. И вдруг, словно выйдя из забытья, громко сказал:

– На Западный Форпост напали. Кто-то через горный перевал прорывается.

   Сказав это, Митька замолчал. Зато вокруг него разом заговорили все. Кто-то что-то кричал, бабы голосили, дети плакали. Некоторые, услышав эти слова, сразу побежали вооружаться.

   Ерофей же, услышав это, схватил Митьку за руку, вытащил его из толпы и повёл за собой, только и сказав:

   –К воеводе пойдём.

   Воевода Михайло Буслаев жил в тереме около церкви, на главной улице Бенгаловки. Был он не богатырского сложения, но как говорили про таких в народе – «Неладно скроен, да крепко сшит». Угрюмый, одноглазый, с торчащей клоками бородой – он был на воеводстве в Бенгаловке вот уже семнадцатый год.

   Всем угодил Буслаев городскому люду – хоть и был он нраву крутого, хоть за повинности бил и порол кнутом, но был смел, честен и справедлив. Поговаривали только в народе, что уж больно роскошь их воевода любит. Нет-нет, кто-нибудь проходя мимо него да и говорил себе под нос – «Ишь, в золоте весь!».

   Возле терема воеводы Ерофей увидел маленькую дочку воеводы Настеньку, игравшую с куклой на крыльце, и сказал ей – «Батьку кликни!». Настенька, до ужаса боявшаяся сурового Ерофея, опрометью кинулась в избу.

   Через минуту воевода вышел из терема сам. Ерофей, увидев его, с ходу, не дожидаясь вопроса, сказал:

– К тебе мы, Михайло Никитич.

   Буслаев осмотрел их своим единственным глазом, и спросил:

   –Что?

   Ерофей повернулся к Митьке и сказал:

   –Ну, говори!

   Митька поначалу немного оробел при виде воеводы, но присутствие тут Ерофея, казалось, придало ему уверенности. Он собрался с духом и снова рассказал о нападении на Западный Форпост.

   Воевода прищурил глаз и уставился на Митьку. С минуту он глядел на него, словно пытаясь понять, не врёт ли тот. Наконец, он задал Митьке вопрос:

   –Чёрные кочевники?

   Митька тоже какое-то время глядел на воеводу, а затем отчеканил:

   –Нет, это не чёрные кочевники.

II. Мегалополис

(335 год от Великого спасения)

   В Мегалополисе шла широкая масленица. Недавно закончился сезон дождей и начался сухой сезон. А так как дожди обильно орошали поля и огороды – люди всегда собирали богатый урожай. Как раз недавно закончился сбор первого в году урожая, и началась подготовка к сырной неделе.

   Всё, всё делал крещёный люд так, как завещали им предки, когда-то случайно попавшие в Великий Край. К масленице готовились загодя – пекли жирные блины, ловили в реках осетров, ибо какие же блины без икры, жарили, варили, прибирали избы, мастерили чучело, забивали на мясо скот.

   Старожилы, бывало, ворчали, что Масленицу праздновать нынче не умеют, что в старину, на Сырную неделю мясо нельзя было есть – только рыбу. Другие, однако, возражали им, что время-то не постное, значит мясо можно. Поговаривали, правда – что ещё полвека назад, большинство народу всё-таки перед Великим Постом мяса не ели, обходились рыбой. Но в последнее время от этого всё чаще и чаще отступали.

   На Масленицу гуляли, пели, пили, ели, веселились, показывали удаль молодецкую, катались на тройках лошадей и верблюдов. Были и кулачные бои, и влезание на столб, и традиционное сжигание чучела Масленицы в конце.

   Во время праздника столы не просто ломились – она ломались, в прямом смысле слова. Случалось иногда, что не выдержит стол веса поставленных на него яств – и сломается.

   Из погребов доставалось великое множество разной снеди – солёные огурцы, солёные арбузы, квашеная капуста, варенье из груш, яблок, апельсиновый мармелад. С огорода собирались овощи – картофель, репа, свёкла, ямс. В саду рвались спелые фрукты и ягоды – виноград, сливы, магно, вишни – из них делались джемы, вина и настойки.

   Некоторые мужики считали своей традицией перед Масленицей сходить на охоту, чтобы принести к столу свежую дичь. Убивали диких кабанов, буйволов, медведей, пару раз убивали даже жирафа. Из птиц чаще всего приносили к столу перепелов и фазанов. В полях в основном охотились на зайцев и дикобразов. Особым же шиком считалось подстрелить рысь. Поговаривали, что у предков она считалась особым деликатесом за столом.

   Мясо, как правило, жарили прямо на улице – на костре. На том же костре частенько готовили в большом котле и уху из осетра.

   Бабы же хозяйничали в избах. Тушили капусту, жарили репу, делали муку из пшеницы, ямса и кукурузы, варили каши – гречневую, перловую, пшённую. Пекли кулебяки и расстегаи.

   А потом начиналось празднование – широкое, весёлое, разгульное. Все были сыты и пьяны, все смеялись и пели.

   Одну только масленичную традицию предков было трудно соблюдать жителям Великого Края, а именно – «Взятие снежного городка». И не мудрено – снега тут никто не видел уже три с лишним сотни лет. Поначалу решили делать снежный городок из камня – но при взятии его было слишком много увечий. Потом долгие годы делали городок из глины. Но со временем про взятие городка постепенно забывали, и со временем эту традицию вовсе перестали соблюдать.

III. Бенгаловка

   –Как не чёрные кочевники? А кто тогда?– Воевода всё пристальней и пристальней смотрел на Митьку.

   Но Митька, казалось, уже точно решил, что бояться ему нечего, а потому с уверенностью сказал:

   –Нет, точно не они. Эти совсем другие.

   Воевода разозлился, и закричал на Митьку:

   –«Точно не они»?! Тебе-то, молокосос, откуда знать, что это не они! Когда в Великий Край чёрные кочевники пришли – тебя ещё и на свете не было!

   Но Митька, казалось, совсем расхрабрился и перестал робеть перед воеводой, а потому заявил:

   –Можно подумать ты был, воевода.

   Буслаев на минуту опешил, не зная, что сказать. Митька говорил правду – с того момента, как чёрные кочевники вторглись с востока в Великий Край и штурмовали Город Мастеров – прошёл без двух лет целый век. Ни Митьки, ни Буслаева, ни Ерофея – во время нашествия ещё и на свете не было. Тем не менее, народная молва за почти целый век ничуть не ослабела, и про то, какой из себя с виду чёрный кочевник – знал в Великом Крае каждый ребёнок.

   Воевода перевёл дух, успокоился, и снова принялся за Митьку:

   –А кто же это тогда? Говори, какие они из себя?

   Митька не совсем понимал, как точно ему описать непрошенных гостей, но подумав, решил объяснить как умел:

   –В железо все закованы, шеломы глухие на башках, лица не видно. Пики у них длиннющие, лошади здоровые, тоже все в железе.

   –Только лошади, верблюдов нет?

   –Кажись, нет.

   –И много их?

   –Ой, много!

   На этот раз воевода задумался надолго. На чёрных кочевников и впрямь было не похоже. Они доспехи не носили, а рядились всё больше в чёрные ткани, (потому так прозваны и были), пик и копий у них не было, сражались они гнутыми саблями или стреляли из луков. Нет, не они.

   Что же это? Неужто, Мегалополис? Неужто, решили нарушить перемирие? Но зачем?

   Всё же воевода на всякий случай спросил у Митьки:

   –Откуда они пришли?

   –Дык с запада и пришли.

   –Из пустыни?

   –Из пустыни.

   Значит, не Мегалополис, невозможно это. Для того, чтобы напасть на Западный Форпост со стороны пустыни, войскам Мегалополиса пришлось бы выехать в пустыню через свой Южный Форпост и проскакать по пескам больше, чем полтысячи вёрст. Не может этого быть. Даже большое войско никогда не решалось выезжать в пустыню дальше, чем на пару десятков вёрст. А тут – полтысячи.

   Нет, немыслимо. Просто немыслимо. Для войск Мегалополиса это было бы равноценно самоубийству.

   Оставался третий вариант – если это не чёрные кочевники и не войска Мегалополиса, значит, это был кто-то третий. Кто-то неизвестный и страшный.

   Прикинул так же воевода и время, которое у него осталось в запасе. Если чужаки захватят Западный Форпост, то через пару часов могут быть под воротами Бенгаловки. Время было дорого.

   «Гонца надо слать» – заключил в конце концов воевода, повернулся к Ерофею и сказал:

   –Гонца срочно посылай в Ершовку.

   Ерофей секунду подумал, и спросил:

   –Алексашку послать, что ли?

   –Посылай кого хочешь, только быстрее. Письмо сейчас напишу, Настя его вам на стену принесёт. Скажи гонцу, чтобы живо коня седлал, и народ вооружай. Ступай.

   Буслаев пошёл в терем, а Ерофей с Митькой пошли назад.

   Алексашка увидел их ещё со стены и побежал навстречу. Ерофей не дал ему ничего спросить, а коротко отрезал:

   –Живо коня седлай, в Ершовку поедешь.

IV. Мегалополис

   Отец Даниил закрылся у себя в келье, поплотнее затворил ставни, чтобы не слышать крики подгулявших людей, и зажёг свечу. Масленица – это хорошо, однако надо к Великому посту готовиться.

   Отец Даниил был как раз одним из тех, кто на сырной неделе не вкушал мясо, только рыбу. Сегодня он уже отведал блинов с маслом, да со снетками на припёк, ну да пора и честь знать.

   А более же всего, отца Даниила занимал главный труд его жизни. Вот уже долгие годы копил он в своём труде сведения о Великом Спасении народа православного от монгольского нашествия, о том, как попали люди в Великий Край и как стали тут жить. Назывался сей труд –

«История Великого Края» (1 год от Великого спасения)

   История Великого Края началась в 1237 году от Рождества Христова (он же по новому календарю – 1 год от Великого Спасения), в далёком и неизведанном краю, который назывался Русь. Мало сведений сохранилось нынче об этом крае – в древних книгах было записано, что год на Руси состоял из тех же 12 месяцев, в сутках были те же 24 часа, день и ночь точно так же сменяли друг друга. Однако вместо двух сезонов Великого Края – сухого сезона и сезона дождей, на Руси существовало целых четыре – зима, весна, лето и осень.

   Особенное любопытство у нынешних людей вызвала зима – во всех древних книгах говорится, что зимой было холодно – примерно как в погребе, только сильно холоднее. Люди одевали зимой специальную одежду – шубы, шапки-ушанки, валенки (в некоторых семьях Великого Края эти предметы одежды всё ещё остались, их хранили в доме на видном месте, как реликвию). Зимой выпадал снег. Что такое «снег» – понять до сих пор не удалось, и никто из ныне живущих людей этого не знал. Но более всего интерес вызывал у жителей Великого Края так называемый «лёд» – говорят, что в древние времена можно было ходить по воде зимой. Не раз пытались люди в Великом Крае повторить это, однако никому пока сие не удалось.

   Итак, именно в этом далёком заснеженном краю под названием Русь, 335 лет назад и началась эта история. Во время нашествия на Русь монгольской орды затонул в Нижегородском княжестве Китеж-град. Сведений об этом великом событии так же сохранилось мало. Никто уже достоверно не мог сказать ни что такое «монгольская орда», ни что такое «Нижегородское княжество». Монголов в последнее время стали изображать на лубках в виде чёрных кочевников, но вот с «княжеством» дело обстояло хуже.

   Раньше в Великом Крае хранилось множество книг и документов времён Руси (которые были в Китеж-граде во время Великого Спасения), а так же книги, написанные первыми переселившимися сюда монахами и учёными людьми. Но почти все книги, хранившиеся в Мегалополисе, который был негласной «культурной столицей» всего Края – были утрачены во время пожара в библиотеке в 223 году от Великого Спасения, более 100 лет назад. Что-то удалось спасти, что-то восстановили монахи, переписывавшие эти книги, кое-что привезли купцы из Ершовки. Но полностью документы о Руси так восстановить и не удалось. Почти все они погибли безвозвратно.

   Словом, Китеж-град затонул. В том самом Китеж-граде и находились те люди, которым суждено было стать первыми жителями Великого Края.

V. Бенгаловка

   Алексашка был тощим белобрысым парнем девятнадцати лет от роду. В детстве он стал сиротой, родителей помнил плохо – мать очень смутно, а отца не помнил совсем. Когда было ему три года – отца в лесу деревом задавило. Все жалели – хороший был мужик, крепкий, работящий. Жить бы ещё и жить.

   После этого мать, как позже рассказывали ему люди – точно в уме повредилась от горя и ни с кем никогда больше не разговаривала. Но и это бы ещё полбеды, глядишь – и залечит время раны-то. Но мать Алексашки каждый день на рассвете выходила через восточные ворота и отправлялась по дороге в лес.

   Неподалёку от Бегналовки зелёной стеной стояли тропические джунгли. Туда-то и ходила мать Алексашки каждый день.

   И однажды, через год – ушла она в лес – да так и не вернулась. Народ похватал топоры на вилы – и кинулись искать, думали, что звери растерзали.

   Но не растерзали. Нашли её мужики на том же месте, где год назад муж её умер. Она сидела под деревом, мёртвая, но всё равно прекрасная. Бог знает почему – не тронули её дикие звери, ни единого укуса на ней не было. А отчего умерла – так и не выяснили. В народе говорили – от тоски по любимому. Принесли её в Бенгаловку, да схоронили по православному обычаю. Так и остался Алексашка сиротой. Пару лет воспитывала его старая бабушка, но и она скончалась – и остался он один-одинёшенек.

   Тут-то и приметил шестилетнего пацана дружинник Ерофей. И пришла тому в голову идея – сделать парнишку, как бы сказали сейчас – «сыном полка». Упросил он Буслаева, чтобы всей дружиной парня воспитали. Буслаев для виду помялся – но согласился.

   Алексашка был бойкий, смелый, шустрый и всё схватывал на лету. С годами он вытянулся, и стал по росту как взрослые мужики – потому теперь носил он, как и все – доспехи и оружие. А дружина, караул, крепостная стена и крепостные ворота – были для Алексашки домом родным, его средой обитания. Бессчётное количество часов он простоял на крепостной стене, оглядывая окрестности. Другой жизни, кроме охраны крепости – он не видел и не представлял.

***

   А тут, стало быть – Ерофей приказал в Ершовку собираться, да ещё гонцом. Ну а что – надо – так надо, просто так не пошлют. Алексашка что – ему собраться – только подпоясаться. Оседлал коня, взял письмо у Настеньки, на всякий случай взял хлеба и налил воды в бурдюк – даже в такой короткой дороге – мало ли что может случиться, как-никак через лес поедет. Взял Алексашка и меч со щитом по той же причине. Доспехи решил не одевать – главное домчаться быстрее.

   Когда уже собирался ехать, подошёл Ерофей.

   –Ну, собрался что ли?

   –Собрался, дядя Ерофей.

   Ерофей оглядел Алексашку с ног до головы:

   –Ну, езжай!

   Алексашка уже собирался вскочить на коня, как вдруг Ерофей снова окликнул его:

   –Погоди!

   Алексашка обернулся. Ерофей снова подошёл к нему, и сказал:

   –Ты это, осторожнее будь, через лес поедешь, мало ли чего.

   –Ничего, я оружие взял. – сказал Алексашка

   –Прощай! – Ерофей резко обернулся и пошёл к стене.

   «Чего это он прощаться вздумал? Я же до Ершовки и назад» – подумал Алексашка.

   Не знал он тогда, что видит сейчас Ерофея последний раз в жизни.

VI. Мегалополис

   В оставшихся летописях сохранились кое-какие сведения и о самом затонувшем Китеж-граде. Например, вопреки бытующему мнению, что в Китеж-граде не было крепостных стен – в летописях сказано о том, что крепостные стены, конечно же, в Китеж-граде были, причём стены добротные и крепкие – не из дерева, а из камня, что для Руси, говорят – было большой редкостью.

   Словом, затонул Китеж-град в Нижегородском княжестве, а потом снова поднялся из-под воды на поверхность прямо посреди озера, которое впоследствии стали называть Великим Озером. Именно с крепостных стен увидели впервые люди, что совсем недалеко от города находится неизвестная земля. То, что земля эта не является ни Нижегородским княжеством, ни вообще Русью – было понятно с самого начала. На Руси сейчас была зима, и стоял трескучий мороз. Здесь же – было жарко, как летом.

   Некоторые люди сели в лодки, и поплыли на берег. Уже плывя по озеру, многие заметили, что вода в озере была прозрачная как слеза, и всё озеро так и кишит рыбой. Сойдя же на берег новой земли – люди увидели, что попали в благодатный и девственный край, куда ещё не ступала нога человека. Они увидели животных, которые не боялись людей, и не убегали при виде их, они увидели деревья с вкуснейшими плодами, они увидели поля пригодные для того, чтобы на них возделывать хлеб.

   Несколько людей поплыло на лодках обратно к Китеж-граду, чтобы рассказать всем о чудесном невиданном крае, в который по милости Божьей им посчастливилось попасть, и чтобы переправить на берег остальных жителей. Оставшиеся же на берегу стали строить шалаши для первого ночлега.

   К концу дня на берег переправилось большинство людей, бывших в Китеж-граде. Всем хотелось посмотреть на тот край, куда они попали. Однако, когда настала ночь – многие захотели вернуться обратно на середину озера. Не всех прельщала мысль спать на земле в шалаше, когда в городе посреди озера их ждала изба с лежанкой, подушкой и периной. Многие люди первые несколько месяцев жили именно так – днём ездили на берег, а ночью отправлялись на середину озера. Поэтому лодок в те времена на озере было видимо-невидимо, и возили на них людей каждый день с раннего утра и до позднего вечера.

   Тем же людям, которые хотели остаться на берегу – было предложено сделаться первопроходцами этого дивного края. То есть не сидеть на берегу озера, а разъехаться во все стороны и посмотреть, что за земли лежат там, за горизонтом. Специально для этого в Китеж-граде соорудили огромных размеров плот, на котором переправили на берег лошадей для путников.

   Кто-то из людей согласился отправиться в путь, а кто-то нет. Одних влекла дальняя дорога, другие же думали о том, как бы быстрее обустроить жилище на берегу. Поэтому те, кто не согласились – остались у озера, а те, кто согласились – пустились в путь-дорогу. Оставшиеся же у озера стали ожидать вестей.