Кровавый рассвет

Я поймал пожирающий взгляд отца на себе и понял, что умру, если не перестану огрызаться. Тут подошла Анна Федоровна. С ней все поздоровались. Она очень хорошо держалась, даже я бы так не смог. Так холодно на меня смотреть и говорить так, будто мы не знакомы, она могла в идеале.

– На самом деле я наслышан о вас, княгиня. Простите мне мою грубость.

– Жениться нужно тебе, Гриша. Никак не угомонишься ты, – сказал Вицер.

– Именно это мы и обсуждали накануне с княгиней Бурской, – заявил отец. Я стал с подозрением смотреть на них.

– Да, и мы с Павлом Аркадьевичем пришли к согласию, – улыбнулась она, глядя меня.

– К какому же согласию вы пришли? – С опасением спросил я, незаметно поглядывая на Анну.

– На приеме у графа Яснова ты познакомишься с Екатериной Бурской, дочерью нашей многоуважаемой княгини, – объявил отец.

– О, как она прекрасна и умна, Григорий. Ах! Если б вы только знали, как она восхитительна! – Добавил с наслаждением Вицер.

Я посмотрел на Анну, она побледнела, ее щеки стали наливаться румянцем. У меня внутри все горело. Я из последних сил старался держать лицо.

– И Екатерина Бурская сама тоже не знает о вашем договоре, верно? – Спросил я.

– Сегодня вечером она об этом узнает, – успокоила княгиня.

– Не пугайся, Гриша, все в порядке. Ты ведь веришь своему отцу? – Спросил он. В какой-то момент мне показалось, что его взор – это ствол заряженного ружья, висящего на стене моей комнаты уже больше десяти лет.

– Григорий, доверьтесь своему отцу, я знакома с Екатериной. Это действительно очень умная, светлая и добрая девушка. Вышел бы действительно прелестный союз, – добавила с улыбкой Анна. Моя дорогая Аннушка сказала мне эти слова. Я обомлел.

– Что за вздор? Почему я должен это делать?! – Не выдержал я.

– Простите, господа. Григорий отойдем, – взял меня под руку отец.

– Да, конечно, Павел Аркадьевич.

Мы с отцом отошли в угол.

– Слушай меня внимательно, сынок, – сказал он очень холодно. – Посмотри на свою жизнь, как ты себя ведешь. Ты уже взрослый человек, но так позоришь меня в обществе.

– А не ты ли мне говорил про то, что репутация – не главное. Главное – это отстаивать свое мнение и бороться за правду?

– Хорошо, ты видимо осознаешь здесь второй смысл. Тебе нужно жениться на Екатерине Бурской, потому что…

– Нет, – холодно ответил я.

– Слушай меня! – приказал отец.

– Не буду я слушать эти бредни. Ты сам прекрасно знаешь мое чувство к Елизавете Двинской.

– Хорошо. Послушай меня сейчас.

– Слушаю.

– Мы как-то поехали на охоту с Вицером и Грылевым.

– Я помню тот день.

– В тот день я решил поквитаться с Грылевым. Давно ли ты видел его?

– С момента дуэли. Что ты с ним сделал?

– Под предлогом примирения я позвал его на охоту. Мы долго шли, Вицер знает весь лес наизусть, он вел нас в самую чащу. Мы решили отдохнуть и выпить. Грылев, он глупее, чем наши гончие, даже не заподозрил ничего. Мы с Вицером напоили его, после чего я навел на него ружье и заставил идти в болото. Он долго молил о пощаде. Да, я навсегда запомню это выражение лица. Я не выдержал и застрелил его. И я стою здесь вместе с тобой только благодаря княгине Бурской и ее связям. Если б не она, я, ты и Вицер были бы казнены еще вчера, все трое, без суда. Как бы ты объяснил пропажу без вести Грылева? Все стрелки сразу же указали бы на нас. И помни о том, что думают о тебе военные после конфликта с Щетининым.

Я замер в ужасе.

– Какой же ты дурной, папа.

– Прости меня сын, ты поймешь позже.

– Не могу понять, почему ты так возненавидел Грылева и Щетинина? Они же самые обычные сволочи.

– Я расскажу тебе после вечера. Сынок, прошу тебя, можешь винить меня во всем сколько хочешь, но я смыл позор.

– Какой позор.

– Все потом, сынок. Просто помоги нам, прошу.

– Хорошо, я согласен. Но как только меня взбесит все окончательно, я уйду. Я и так в ужасе, отец.

– Спасибо, Гриша.

Мы вернулись к остальным.

Я смотрел на уже уходящую Анну, в моей груди тоска изрезала мое сердце. Я понимал, куда я влез. Но меня убивало еще одно: я почему-то был немного рад этой ситуации. Почему?

– Господа, простите за задержку, – с улыбкой сказал отец.

– О, ничего-ничего.

– Григорий, так вы подумали над моим предложением? – Протяжно спросила Бурская.

– Да, я с удовольствием познакомлюсь с вашей дочерью, – улыбнулся я так, чтобы они не заметили лживости в моей мимике.

– Прекрасно! – Крикнул Вицер и засмеялся.

– Предлагаю выпить, уважаемые, – улыбался отец.

Весь этот бал-маскарад настолько меня достал, что я хотел поскорее сбежать. Эти лживые улыбки ужасных людей, одним из которых я сам теперь являюсь, заставляли меня злиться.

– Господа! По некоторым обстоятельствам я вынужден вас покинуть, но с радостью составил бы вам компанию позже, – сказал я, выпив залпом полный бокал рома.

– Конечно, Гриша, ступай, – сказал отец так, будто какого-то козла рогатого отпустил.

Я выскочил на улицу и побежал в конюшню. Запрыгнув на Зевса, я помчался вслед за Аннушкой. Я знал, что догоню ее повозку на своем коне, ведь быстрее чем он никого нет.

Я мчался в ночи, ничего не было видно, только кое-как мог различить силуэты деревьев и дорогу. Звездное небо и луна освещали мне путь. Когда я летел на Зевсе вдоль поля, то сумел разглядеть вдали повозку. Я прибавил ходу. Спустя несколько минут я обогнал повозку и встал поперек дороги. Кучер был вынужден остановиться.

Я подбежал к повозке и распахнул двери. Анна сидела у окна, вытирая слезы платком. Ее удивлению вперемешку с радостью не было предела. Она прыгнула мне на плечи и крепко обняла.

– Поехали, Анна, скорее.

– Куда, Гриша, уже некуда бежать. Все уже решено!

– Тогда я еду сам.

– Куда?

– К тебе домой, мне нужно сказать все Лизе.

– Зачем тебе все это, Гриша, оставь нас.

– Нет, Анна, я люблю тебя. Знай, что я буду верен тебе даже тогда, когда против тебя будет весь свет. Я с тобой навек, Аннушка.

– Я тебя люблю, Гриша.

Я поцеловал ее так крепко, будто бы в последний раз. Ее глаза так прекрасно блестели при свете луны, что этот блеск навеки сохранился в своем сердце. Вкус ее горячих губ я навсегда хотел оставить себе.

Я вскочил на своего коня и с огромной скоростью двинулся в сторону дома Двинских. Спустя четверть часа я уже был у ворот их дома. Я вошел в дом. Из комнаты вышла Лиза. О, как она прекрасна в своем белом платьице. В руках ее была книга. Моему приезду она явно была удивлена.

– Гриша? – Улыбнулась она.

– Да, дорогая, твой, Гриша, – говоря это, я готов был застрелиться. «Какой же страшный человек твой Гриша, Лиза, если б ты знала», – подумал я.

– Что привело тебя сюда в такое время?

– Мне срочно нужно сказать тебе что-то очень важное и ужасное.

– Что сталось? – испугалась она моей серьезностью.

– Предлагаю дождаться Анну. Я думаю, что она сможет нам чем-нибудь помочь.

– Гриша, я волнуюсь, расскажи мне.

– В общем, меня хотят женить по расчету и без права выбора. Это поможет вытащить меня и моего отца из одной крайности, о которой я узнал около часа назад.

Лиза рухнула на диван и закрыла лицо руками. Я подошел к ней и упал на колени.

– Лиза, любимая моя, прости меня за все. Это все из-за меня! Я просто не могу по-другому. Таково решение отца.

– Кто она, Гриша, ты ее знаешь? – Всхлипывая и вытирая слезы, спросила Лиза.

– Екатерина Бурская, дочь той самой княгини. Я с ней не знаком.

– Я знаю ее. Мы встречались с ней однажды. Она года на три младше меня, – холодно произнесла входящая в комнату Анна.

– Ах, Аннушка. Ты единственная, кто меня никогда не предал и не бросил, – кинулась в объятия Лиза.

– Да, я никогда тебя не брошу, Лиза. Я люблю тебя, – находясь в объятиях, ответила Анна. Она смотрела мне в глаза: вспомнил сон, что мне приснился. Только вместо того рева по комнате разносились всхлипы Елизаветы. Внезапно она повернулась ко мне и закричала:

– Где твоя непоколебимость? Где твое упрямство и сила воли?!

– Лиза, дорогая, я все равно буду любить только тебя одну. Я не хотел бы этого, но я не могу пойти против отца.

– Почему? Почему не можешь?! – Продолжала ругаться Лиза.

– Когда-нибудь я обязательно вам расскажу. Как только я сам обо всем узнаю, то сразу расскажу. Клянусь!

– Я верю ему, Лиза. Это ведь самый громкий человек – Григорий Думов. Лиза, давай поверим ему, вдруг он действительно не хочет твоих слез? – начала Анна. Какая она жестокая. Так холодно ведет разговор, хотя внутри у нее наверняка все полыхает.

– Только потому, что ты так считаешь, Анна. Да, я все также сильно люблю тебя, Григорий.

– И я тоже, я тоже люблю тебя, Лиза. Честное слово. Когда-нибудь ты поймешь, почему я вынужден это сделать.

– Для тебя двери в наш дом все также всегда открыты. Я люблю тебя, Гриша, люби и ты меня, не забывай.

– Да, Лиза, моя дорогая, любимая Лиза. – Бросился я целовать ей руки.

– Я, пожалуй, пойду. Лиза, проводи Григория, – заявила Анна и вылетела из комнаты. Когда она закрывала за собой дверь, я увидел слезы на ее щеках.

Мы с Лизой крепко обняли друг друга. Я любил ее в этот момент так, как не любил никого за всю свою жизнь. Мы вышли на улицу. В небе сверкала молния, и вдалеке гремел гром. Воздух был влажным, ветер колыхал ветки кустарников и деревьев. Я смотрел в ее сверкающие глаза. Мы стояли молча около пяти минут, я на ступеньке, чуть ниже, а она стояла на крыльце у дома. В какой-то момент мы одновременно бросились друг на друга и слились в жгучем и крепком поцелуе.

Внезапно засверкала молния, и раздался раскат грома. Я почувствовал, как Лиза вздрогнула, мне хотелось укрыть ее от всего этого. Это маленькое, хрупкое тельце, сколько же всего ей придется пройти. Столько предательства, и все из-за такого урода, как Григорий Думов. Что же я за человек такой?

Спустя четверть часа я ехал к себе домой на своем быстром коне, но ехал очень медленно. Понял, что бардак в голове вперемешку с бардаком в жизни способны завести в тяжелую трясину. Складывалось ощущение, что из этой бездны мне уже не выбраться. Я будто распадаюсь. Мне действительно хотелось разорваться и быть рядом и с Аннушкой, и с Лизой, и отцу хотелось помочь, но за человека я его больше не считаю. Как и себя.

Еще одно мне не давало покоя. Я чем-то был воодушевлен в свете последних событий, о которых я узнал и в которых принял участие лично. Я радовался чему-то. Внезапно я остановил Зевса и посмотрел в небо. Что же я за человек такой, Боже? Неужели я нужен в этом мире для того, чтоб приносить всем неприятности? Мне бы хотелось задать этот вопрос Анне и Лизе.

Прибыв домой, я застал своего отца в пьяном виде. Он сидел за круглым стеклянным столиком, на котором стояла корзинка с цветами, неполная бутылка рома и пустой бокал. Его ноги были раскинуты в разные стороны. На нем был костюм. Все его костюмы имели цвет древесной коры при солнечном свете. Его голова была опущена вниз и длинные седые волосы скрывали его лицо. Я подошел к нему и сел за другой стул.

– Папа, нам нужно поговорить. Мне нужны ответы.

– Гриша, ты вернулся. Я почему-то начал думать, что ты насовсем уехал, – сказал он, с трудом подняв голову.

– Я бы хотел это сделать, да бежать некуда.

– Ладно. Гриша. Начнем.

– Зачем ты убил Грылева?

– Я хотел отомстить, Гриша. Ты и не помнишь того времени, ведь ты был еще совсем ребенком, но когда-то мы все очень дружили. Я, Вицер, Двинской, Щетинин, Грылев и Стокин. Стокина ты помнишь?

– Нет, отец, не помню я никакого Стокина. Я помню только то, что ты не любил Щетинина и Грылева, а ваша прошлая дружба стала для меня открытием. Ближе к делу, папа, – попытался я ускорить его рассказ.

Он наполнил бокал.

– Сынок, слушай. Так тебе будет легче все понять.

– Хорошо.

– Стокин был таким же врачом и профессором во всем, как и Вицер. Твоя мать была прекрасной женщиной. За ней бегал Грылев, Стокин и я. Но она вышла за меня. Казалось, это никак не повлияло на нашу дружбу, но я все равно чах над твоей матерью, как Кощей над златом. Я любил ее до потери сознания. В свою очередь, она была моим спасением. Она была единственной, кого я слушался, единственным человеком, который мог меня понять, выслушать, дать совет. Сынок, я был самым счастливым человеком. Каждый день для меня был как день праздник. – Отец, пустил слезу. Я удивился, никогда я не видел таким своего отца.

– Я смутно помню маму. Мне было года два, когда ее не стало. Но мне кажется, что она была великой женщиной.

– Ты даже не представляешь насколько. Каждый божий день я просыпаюсь и обращаюсь к ней: «Снова без тебя. Надеюсь, ты видишь, каким большим и умным стал наш сынок».

– Отец, я никогда бы не подумал, что ты такой.

– На самом деле, я оставался верен ей с момента ее смерти. Боже, я так ее любил. Гриша, я просто должен был поквитаться с этими скотскими детьми.

– Рассказывай, папа, я должен знать.

– Прошел месяц с момента нашей женитьбы. Стокин и Вицер стали навещать нас все чаще под предлогом того, чтоб следить за беременностью твоей матери. В один день, я и Вицер должны были ехать в город, чтоб отдать какие-то документы, и поэтому твою мать должен был навестить только Стокин. Я верил ему. Но как только мы отъехали, я вспомнил, что забыл взять сумку с бумагами в кабинете на столе. Пришлось вернуться. Я быстро поднялся в свой кабинет, схватил бумаги и побежал вниз по лестнице, к выходу. Внезапно, прямо в тот момент, когда я уже стоял возле входной двери, раздался испуганный крик твоей матери. Я запомнил этот вопль на всю жизнь. Я развернулся и рванул вверх, в комнату твоей матери, распахнув двери, я застал ужаснейшую картину. Мой друг стоял над кроватью твоей матери с ножом. Наталья забилась в угол. Ее прекрасные глаза были полны страха. Я схватил деревянный стул и ударил Стокина по голове. Нож вылетел из рук этой твари. Стокин упал. Я сел на него и начал избивать, мне хотелось убить его собственными руками. Через какое-то время Стокин перестал сопротивляться. Увидев рядом с собой нож, я поднял его над моим другом, взмахнул рукой и… – Отец громко хлопнул руками.

– Папа ты убил эту сволочь?

– Нет, меня сбил с него Вицер, который услышал грохот и крики с улицы и залетел наверх. Нож воткнулся в пол прям над головой и задел лишь волосы Стокину.

– Почему Вицер тебя остановил? Эту тварь я бы сейчас и сам казнил! – меня стала переполнять ненависть к Вицеру и этому Стокину.

– Меня бы казнили. Да и Стокин сам повесился через два дня после нападения на твою маму.

– Неудивительно.

– Он хотел украсть ее.

– Удивительно.

– Он хотел украсть Наталью. Ему не помешало даже то, что она была в положении. Представляешь? Насколько сильно он любил твою мать. Но я не отдал бы ее ни за какие деньги.

– Хорошо. Это понятно, папа. Но причем тут Грылев?

– С ним было то же самое. Спустя два года, после твоего рождения, твоя мама заболела. Вицер уехал тогда на несколько месяцев на какой-то съезд за границу. Я не знал хороших врачей, и тогда Грылев посоветовал мне одного хорошего врача, который мог бы помочь ей. Я послушал своего друга, потому что мне очень хотелось помочь твоей маме. Я не мог смотреть, как моя Наталья, моя душенька болеет. Так вот недели две этот врач помогал ей. Казалось, будто он действительно хороший врач. Я попал впросак. Это моя вина, во всем виноват я. – Отец выпил ром и заплакал.

– В чем ты виноват? Рассказывай, папа, прошу.

– Этот самый врач оказался посланником Грылева. В один прекрасный июньский день Грылев прислал Наталье письмо через этого самого «врача», в котором говорилось о том, что если она не уедет по-тихому к нему домой, то его посланник убьет и ее и сына. В тот день я и Грылев были на охоте. Он решил позвать меня, якобы отвлечься немного от этой суеты с болезнью Натальи. Я все равно не мог перестать думать о ней.

Она ничего не могла поделать в тот момент. Попросив подождать посланника за дверью, она выглянула в окно, рукой подозвала Михаила к двери своей комнаты и вернулась в кровать.

– Что было дальше?

– Когда Михаил поднялся наверх – дорогу ему преградил тот самый врач, сказав, что Наталье сейчас плохо и она не может встать с кровати. Но почувствовав ложь в его словах, Михаил толкнул врача – и дверь открылась удара. Там была ужасная картина… – Голос отца сломался и наполнился тоской. В его горле застыл ком.

– Папа, что там было? – Подступали слезы.

– Моя Наталья. Любовь всей моей жизни, моя радость и мой покой! – зарыдал отец.

– Папа, – я тоже заплакал и выпил ром прямо из бутылки.

– Ее красивое, хрупкое, нежное тело лежало на кровати без дыхания. Из ее шеи торчала рукоять маленького ножа, который всегда лежал у нее в ящичке. Ее темные волосы замерли на кровати, ее прекрасные глаза навеки потеряли свой блеск. Кровь обагрила белую постель. На ее щеке была лишь одна слезинка.

– Отец! – Я обнял его.

– Эти твари лишили меня жизни, уже двадцать лет я просто существую. Моя радость и мой покой, мое счастье. Моя Наталья покончила жизнь самоубийством, убив при этом меня.

– Папа, почему ты не рассказал мне причину смерти мамы раньше?

– Потому что все тогда оставили в секрете, сынок, все и сейчас должно остаться в секрете. Прости сынок, но тебе нельзя было знать раньше, – отец вытирал слезы, которые все никак не могли успокоиться.

– Что стало потом, отец?

– Врача Михаил зарыл в лесу, о нем никто и не волновался. А вот Грылева прикрыл Щетинин с помощью своих связей. Ведь он был военной подстилкой, его нельзя было трогать. А когда он сам вызвал тебя на дуэль, моему счастью не было предела. Ты отомстил за свою мать, Григорий. А эту Грылева, я так и хотел убить. То, к чему я стремился двадцать лет, наконец-то свершилось.

– Причем же тут княгиня Бурская?

– Она знала твою мать. Недавно я решил рассказать ей правду, которую скрывали много лет. Она сказала, что поможет мне отомстить.

– Почему ты не сказал ей еще в то время?

– Тогда ее статус мог бы пошатнуться, ее авторитет был тогда вполовину меньше нынешнего. Слишком много шума могло бы поднять убийство Грылева и Щетинина в то время. Сейчас об этих гадах никто не вспомнит, и никто не узнает о нашей причастности к их гибели, благодаря Бурской.

– Как думаешь, папа, мама хотела бы этого всего?

– Конечно нет, Гриша, – улыбнулся отец, касаясь моей щеки ладонью.

– Думаешь, что она сейчас злится? – Спросил я.

– Твоя мама была бы против таких деяний, она бы как маленькая девочка рассердилась на меня и стала бы дуться, но быстро простила бы нас из-за своей любви и своего великодушия. – Отец ушел в себя, вспоминая маму. Слезы уже не текли из его глаз.

– Папа. Я женюсь на Бурской, но не смогу быть ей верным. Со мной что-то не так, отец. Я как будто потерял себя, мне не очень хорошо уже долгое время.

– Может, ты приболел?

– Нет, отец, так не болеют. Мне на душе тяжко.

– Ты пугаешь меня, Григорий. Твоя мать, за два дня до самоубийства сказала мне тоже самое. Вицер не успел ее осмотреть, так как был в отъезде. Она говорила, что к ней часто являлась какая-то тень, что она слышала всякие звуки. Я думал, что это из-за болезни, жар, бред.