Loe raamatut: «Босяцкие баллады»

Font:

ISBN 978-5-4483-5246-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бродяга северный

Вспыхнула спичка в теми глухой,
разом хату задымил старый зека…
Раскинул костыли на земи сухой,
повагом он слепил усталые века…
Царит немота в кандею мрачном,
кочумает и грай воронов стайки…
Кимарит жиган в чаду табачном:
в кичеван воротили его из тайги…
***
В тайге сквозят ветры северные,
а зека вандает по лесной стежке:
ласты не связали псы лагерные,
вохра не в цвет попала в слежке.

С сябером он из лагеря схипнул,
но потом в погоне один остался:
в станицу газанов керя влипнул,
с животом он навеки расстался…

Сонце вдали каймится багрецом,
за горизонт модом себя удаляет;
одни тучи нависли над беглецом,
молния по калгану зека ударяет.

С облаков мороха стала крапать,
как арестант выканал из урмана;
на прогале перестал он драпать,
раз менты потеряли след уркана.

Не встретил он никакого сельца,
решил к дороге железной пойти;
скоро докатил до малого озерца,
но не спешит путь домой найти.

Устало шагает по риве жиганец,
ныряет в горные дали зеницами;
долго зекает на журавлей танец:
в синеве парят они вереницами…

Над озерцом тихо падает темень,
светилами ночи осе небо кишит;
вента на холодных водах немень,
и воздухом свежим тайга дышит.

Бродяга сицает на ветхом корне,
а подле него лодка серая торчит;
ворона одинокая стоит на корме,
о тайнах озерца сего она молчит…

Ария в ночи наливается пеленой,
и стынет воряга под сенью сосны,
но задремал под мутной селеной,
во тьме кромешной ловит он сны.

Во снах каторжан садится в дору,
а грести решил к берегам южным;
восе по волнам он катится в гору,
домой спешит с ветром вьюжным…

Таёжный Волк, 09.2014

Таёжный скиталец

Мгла вздымается над урманом,
селена скрывается за туманом;
но потом рассветает в небесах,
темь ночи разгоняется в лесах…
Из за горизонта соле восходит,
кругом снопами свет разводит;
заря сумерки там распахивает,
утром вешним там попахивает…

Жиганец химает на берегу реки,
скоро подымает он мигом веки:
скиталец просыпается от лучей,
и шивой догола умывает ручей…
Ходит по земле влажной босой,
трава дышит рассветной росой;
принимает он и воздух свежий,
кругом играет ветерок нежный…
По тенистым оврагам он ходит,
по лесистым тропам он бродит;
канает потом за своим ворсом,
гонится он за добычею корсом…

Вечер в тайге вмале наступает,
день от мрака легко отступает:
валит сонце со своими лучами,
царит темень с серыми тучами…
Слегка дует холодный ветерок,
бродяга сей зажигает костерок:
пламя вот полыхает на дровах,
и скиталец отдыхает на травах…
Восе лежит под старою сосной,
молча кимарит в глуши лесной:
долго по тайге суровой шастал,
в конце до самой кочевы устал…

Там он листьями покрывается,
от света мыслями забывается;
с охотой он природу созерцает,
а стелы в небосклоне мерцают…
Вскоре гласам зверей внимает,
потом глаза наверх поднимает:
взирает на журавлей в тишине:
кружат они артелью в вышине…
Таче за одною звездой следит:
движется слегка и ярче светит;
узнать тайну светила он рачил,
но подале того вовсе не бачил…

Почил он под мерклой селеной:
пришла ночь с редкой пеленой;
на замине под небом он заснул,
а скрады огонь повагом гаснул…
В дебри густой проводит дремя,
во тьме глухой проходит время;
кимает земля в полной немоте,
луна исчезла в ночной темноте…
Взлетает во снах плавно вверх,
летает в небесах, словно стерх:
вихрем он мчится к той звезде,
но встречает его морока везде…

Над лесами вот рассвет настал,
от гвалтов уркаган седой встал:
ото сна восе рывком оторвался,
с неба наземь сице он сорвался…
Ко свату винта суки приставили
и в кандалы его руки поставили:
с собаками вот и сцапали егеря:
недавно драпу дал он из лагеря…

Таёжный Волк, 04.2014

В кимани арестант

Банк он залепил шагом дерзким,
кольтом старым здание трахнул;
от мусоров свалил бегом резким,
затем с хаврами на море махнул…
Из перрона вскочил он в майдан,
на стыках скоро ударили колеса;
за собой оставил город и байдан,
помчал вагон через горные леса…
***
Над морем синим нахта настаёт;
на берегу скиталец один лежит,
сигарету из кармана он достаёт:
на воздух дым табачный бежит…

Кочумает он в стороне тенистой,
тело вора сверху пахты наскают;
шумит там море водой пенистой,
ноги вора слегка волны ласкают…

На волны он со смаком взирает:
сияют они под лунным глянцем;
зефир вдоль по берегам играет;
порхают чайки над его жбанцем…

Кругом доминает густая темнота,
только луна сверкает с блеском;
кругом окутывает глухая немота,
только волны гуляют с плеском…

За селеной волчара один бегает,
вздымая на ходу пыль песочную;
жиганец молодой за ним зекает,
ныряя взором в даль восточную…

Сдалека пристань огнями светит,
и стоят в спокойной гавани суда;
босяк за кораблем одним следит:
силуэт его канает неведомо куда…

За собой дым пароход выпускает,
в открытое море с порту выходит;
века свои вор медленно опускает,
от стороны судна взором отходит…

За туманом пароход скрывается
да сполу растворяется в темноте;
вор от мира земного отрывается,
под небом забывается в дремоте…
***
Бродяга ото сна волчьего встаёт,
восходит из за горизонта солнце;
не на берегу морском его застаёт:
лежит урка на камерном шконце…
Мент клацает стальные затворки,
на продоле кипиш он поднимает;
глядит зека в трюмные задворки,
с тоскою сон ночной вспоминает…

Таёжный Волк, 05.2014

В далине морской

Наступают волны на брегов грани,
лаская пирата ноги пенною водой:
кочумает жиганец в ранах и драни,
лежа в одиночке с тёмною брадой…

Над морем вот солнце всплывает,
но кроют облака в маре рассвета;
усталые веки он скоро открывает,
смотрит на орла в сини просвета.

Затем сияет море в очах шальных:
пиратский галеон найти там рачит,
но царит покой на шивах дальних:
ноли туман останки его там начит…

Был он из грозной пиратов банды,
с кем выкатил на морскую кацию:
пошли на райзен в богатые ланды
и делали на торговые суда рацию.

Но заметили их военные фрегаты,
и с ними на пути начали сражение:
с отвагой урыли многих бриганты,
но потерпели во конце поражение.

Их галеон от залпа там взорвался,
и жиганцы в море сгинули грудом;
от врага он один живым сорвался
и ночью доплыл до рени с трудом.

Странник попал в острова пустые,
почил на риваже глубокой лахты;
за плечами его стоят леса густые,
а вдалеке видимы высокие пахты…

К себе манят его морские далины,
но останется там один свене дома:
нету корабля и пиратской малины,
толке наган имеет и немного рома.

От края дикого опаче не поканает,
а впреди скитания жидают разана:
в дебри глухие он помале вканает,
где слышен рык одинокого газана…

Плачет давно по скитальцу плаха,
там в нагарах его ожидает казень,
но покоцает он дале сенца страха
и толке с честью свалится назень…

Таёжный Волк, 01.2017

Дикий вандер

Ноги в стремена поставил
да погнал горса по замине;
луга за спалами я оставил
да ехал по теневой гамине.

Стрелой скакал на комоне
и помчал по склонам горы;
висели шпайки на ромоне,
что носил я с давней поры…

Жил в дикани много роков
и в штацах слыву газаном;
там всегда грачил я лохов,
раз иду по жизни разаном.

Легаши за мною на ворсе,
заплести хотят мои деста,
но проче уканаю на горсе,
ловко запутал свои песта.

Смылся от погони давече
и в глухие терены свалил;
покатил от псов я далече,
но пулю на плечо словил.

С ранами дале кандыбаю,
но шмену вора нет конца;
место для кима надыбаю:
спать мне пора слегонца.

Заметна лачуга в далине:
восе направил туда гасту;
тишина царила в малине,
и я остановился на расту.

Но в домике том не спал,
раз суки там могут найти;
таче идти пешком я стал
и решил в заросли войти.

Тропою докатил до грота
и в начке золото затарил;
раны помыл водой срота
и кофе на костре заварил.

Симанил я иволги шанте
и зекал на зарево захода;
помале входил я в данте:
устал в натуре от похода.

Но покой отняли шорохи:
примчали кони с ветром;
в обоймы налил я горохи
и ждал тварей за петром.

Драпу не задам от швали
и грабли вверх не вскину:
к бою готовы мои шпали,
с последней пулей сгину!

Таёжный Волк, 09.2016

Всадник пустыни

За горизонт вот и сонце сходит,
полыхает небо вдали в зареве;
дым от земли горячей всходит,
колыхаются там дали в мареве…

Восе копыта цокают на земине,
нарушая в краю диком тишину:
всадник один виден на шемине,
взбирается по скале в вышину.

Едет он рысцой на коне гнедом,
стегая шпорой сапога да вицей;
несутся за ним легавые следом,
и провожают равены станицей.

Скоро вышел из рощи тенистой,
прокатив по тропкам скальным;
мчит он по пустыне каменистой,
идя навстречу ветрам шальным…

Сице вернулся в родные ланды,
а по штацам он долго скитался;
нет никого рядом из его банды,
в такой глуши он один остался.

Так снова разбойник на корсах
и стоит сгола за чертой закона;
снова гонятся за ним на горсах:
грабил он два грузовых вагона.

Не повязали на деле его ласты,
и с таланом выкатил на страду;
таче дыбал он место для расты
и хотел ночью развести скраду.

Но нигде невидно грота и неста,
на пути не отыскал он и манже;
загнали ваганта в глухие места,
устал он шибко в долгой ранже…

И скоро вечером вора догнали
да велоче пересекли его драгу:
наконец в угол мусора загнали
и наганы приставили ко врагу.

Но жиганец молодой не сдался,
вальве с кобуры вынул ковбой:
выстрел из него вот и раздался,
затем с куражем ринулся в бой…
***
Сумерки над пустыней настают,
покой там рушат ночные вента;
кругом койоты сворой шастают:
под мескитом лежат три мента…

Зрится всадник один в застени,
с мраком силуэт его сливается;
скачет он вдоль каньона стены,
но кровь из ран его срывается…

Таёжный Волк, 05.2016

Одинокий путник

Путник одинокий катит стоком,
нагайкой коня взмахом хлещет;
копыта на травки летят скоком,
вода ручейная с охотой плещет…

В корсах он от ментов рогатых:
с кентом в нагаре залепил хату:
сняли денаро у сватов богатых,
шеметом в конце закатали вату.

Хвостом не промели жиганцы:
сумели одного из них ушатать;
второго не заластали поганцы:
успел рысцой за город умотать…

Теперь на комоне едет по логу;
в натуре канают его лихие дни;
хочет найти к селениям дорогу,
но окружают места дикие одни…

Конь краденый мчит побежкой
и скоро хиляет в гору лесистую:
луга меняются горной стежкой;
вор ныряет в сторону тенистую…

Пузыря пустил в тропах тесных
и скоро к концу шемина дошёл:
босяк оказался в кустах лесных,
в густые заросли модом вошёл.

Он докатил до весеннего ручья
и спрыгнул на зелень с жеребца,
для костра потом собрал сучья
и дым поднял на корне деревца…

Осе кимает ганев под небесами,
на вышину кнайсает он устало,
а темень опустился над лесами,
в краю глухом пасмурно стало.

Тучи серые висят над курганом,
парит в небе стая старых ворон;
вихри вздымаются над урканом,
шелестит листва со всех сторон…

Искры с огня взлетели снопами,
затем костерок от ветра гаснул;
на рассвете вор двинет стопами:
вот и под шатром кедра заснул…

Перед сном видит ясные грёзы,
ему зрится лик убитого керина,
но вскоре конь удрал за берёзы,
урка остался и без того мерина.

Силуэт гнедого озарился луной;
на него скиталец направил очи,
но в темнице испарился груной:
словить его скиталец не в мочи…

Таёжный Волк, 09.2014

Звериной тропой

За спиной с котомкой,
во скрице с махоркой,
шеркая дорогу на северном драю,
шагает бродяга по суровому краю…
Во стеганке от воряги
и с палицей из коряги,
шаркая по снегу стопкою хромой,
шагает бродяга звериною тропой…

Скиталец из ниоткуда прикатил,
таче моментом в никуда укатил;
силуэт свой испарился в тумане,
дикою стегой скрылся в гумане;
над варнаком сонца не светила,
всего одна птица его встретила…

Вентал он подальше от лагерей,
снова драпал от собак и егерей;
гантер за торсом успел смолить,
а вандер корсом сумел свалить;
не схапал телом винта маслину,
не попал он в капкан и трясину…

Без цели таче ландал тропками,
луна седая вышла над сопками;
приложил ко своей ране листок,
да напоил вешнею водой исток;
задремал он под старой сосной,
и полыхал огонь в тиши лесной…

Возле смаги повитает в кимани,
от дремли встанет он в димани;
затем добычу положит на крагу,
примет пищу и выхлит на драгу;
ранец полный за плечи закинет
и место ночлега своего покинет…
***
Из кичи гнилой давно смотался,
но в дичи лесной шпан остался;
шатался он по северным горам
и охотился по звериным норам;
по таёжным тропам он кочевал
и на снежном покрове ночевал…

Не искал тепла в домах уютных
и рыскал во стронах нелюдных;
дыбал один крозе бору и холод,
испытал на шкуре дору и голод;
не жахался ни от лютой погоды,
стал он газаном другой породы…

Не шевелит он ногами за порог,
а скитовцем стал зимних дорог;
нету за спалами двора и семьи,
сыном он стал северной земли;
дом его не знает окон и дверей,
ищет он кентов у диких зверей…

Не доживёт он до старости лет,
здоровья и такой крепости нет;
сгинет он в неведомых берегах,
откинет коней в родных снегах;
после смерти падали не найдут,
за бригантом издали не придут…

За спиной с котомкой,
во скрице с махоркой,
шеркая дорогу на северном драю,
шагает бродяга по суровому краю…
Во стеганке от воряги
и с палицей из коряги,
шаркая по снегу стопкою хромой,
шагает бродяга звериною тропой…

Таёжный Волк, 04.2014

В далёком краю

Там в далёком и диком краю,
где не слышна гамора штада,
и незримы совсем его стены,
витает в стороне беглый вор…
Там в далёком и диком краю,
где нету следов людей стада,
и не мешают шуцманов тени,
скитается один с давних пор…

В небе сером проплывают тучи,
а под ними стая орланов голчит;
кроны елей не пробивают лучи,
и за тропами там орман молчит…

Сицает веган на сосновой коре,
при старой мельнице он пыхает:
кимает слегка в вечерной море
и свежий воздух лесов вдыхает.

Там давече шёл резкий ливень,
и пахнут влагой леса дремучие;
недалече от него бежит ривень,
и взирает он на воды гремучие…

Нисходит сонце в завесе дыма,
и над лесом опускается морока;
сидит вандер без крова и рыма,
над главой кружит одна сорока.

С посохом на руке долго кумает,
желает он найти на время рахту:
после долгого пути сице думает,
где стоит вмале провести нахту…

Он давно мыкается в диком раю,
от легашей натура доселе начит;
он гарно кенает в забытом краю,
в рамель пойти совсем не рачит.

Босяк находится в вечных бегах,
но полон внутри себя он праной;
иногда охотится в лесных вегах,
сице кормит сам себя он храной…

Неведомо, что за тропой жидает,
где ныкает пеленой далину мара;
на край гимели он взоры кидает,
и снова скитальцу в дорогу пора…

Там в далёком и диком краю,
где нету вовсе окон и дверей,
и дорнами полон любой путь,
витает в стороне беглый вор…
Там в далёком и диком краю,
где живут стаи лютых зверей,
и на тропах стоит толке муть,
скитается один с давних пор…

Таёжный Волк, 12.2016

Под волчий вой

Гаснут там звёзды в небесах,
и вмале тучи висят ворохом;
веет вологой в горных лесах,
и земля вся дышит морохом…

Там за тропами темень царит,
где заросли неба синь кроют;
кочевой один в зелень зарыт,
а недалече дикие волки воют…

Спи, бродяга, спокойной ночи!
Волки охраняют твой покой,
не мешают гамли да конвой…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
Кочумай в этом краю лесном,
но не почивай мёртвым сном…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
На горах вот альба настанет,
солнце в пути тебя застанет…
Спи, бродяга, спокойной ночи!

Свинтил он из чалки давече,
где за гниву годами парился;
по шпалам умчал он далече,
затем в леса густые зарылся.

Вохра не смогла зека обнять:
он разом испарился в тумане;
сице на воле шатается опять,
среди зверей в диком урмане.

Повитает он пока в природе,
там за грядами оставив люду,
неске зане родичей в городе,
что ментами кишит повсюду…

Спи, бродяга, спокойной ночи!
Волки охраняют твой покой,
не мешают гамли да конвой…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
Кочумай в этом краю лесном,
но не почивай мёртвым сном…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
На горах вот альба настанет,
солнце в пути тебя застанет…
Спи, бродяга, спокойной ночи!

Под сумерки он опустил веки
в зарослях на обрыве холма,
а сойти хотел на долину реки,
где замечал на отшибе дома.

Но боле ему не хватало мочи,
и шнипарь не скатился долу:
толком не дохал он две ночи:
до завтра покой нужен вору.

Скоро тьма уступит рассвету,
и затем ожидает долгий путь:
снова пошастает он по свету,
но впереди него только муть…

Спи, бродяга, спокойной ночи!
Волки охраняют твой покой,
не мешают гамли да конвой…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
Кочумай в этом краю лесном,
но не почивай мёртвым сном…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
На горах вот альба настанет,
солнце в пути тебя застанет…
Спи, бродяга, спокойной ночи!

Сонца на горизонте восходит,
темину гонит снопами лучей,
но беглеца нигде не находит,
кто кимал в засеке дремучей…

Слышен грай ворона с небес
вместо воя волчьей станицы;
следов нет под сенью древес,
кроме шапки зека и палицы…