Loe raamatut: «Т9», lehekülg 3
Глава 5. Царица
Смотрю в длинное узкое зеркало на ножках и маскирую темные круги после бессонной ночи и голодного дня.
Не бывать мне в этом городе сытой.
С утра не лезет ничего кроме воды. Желудок наполнен пустотой и волнением. Сердечная мышца сокращается до онемения, а когда ее отпускает становится невыносимо больно.
Сзади подходит высокий шатен с такими же, как и у меня большими глазами, в расстегнутой белой рубашке и темно-синих идеально отглаженных брюках. Он целует мою макушку и обнимает меня локтями, мягко покачивая.
– Не слишком ли вызывающе, гуська? – колко произносит брат, а я ощущаю его бешеное сердцебиение затылком.
Осматриваю себя с ног до головы и улыбаюсь одним уголком губ.
– Можно было бы и покороче.
– Поможешь? – протягивает мне гель для укладки.
Ну прямо босс мафии, – проносится в моей голове, когда Антон исчезает в дверях с моей любимой прической.
Еще раз любуюсь невероятной красотой ультракороткого серебряного платья, расшитого стеклярусом, бисером, стразами и пайетками, срезаю тонкие лямочки, которые так и норовят скатиться по хрупким плечам, и надеваю туфли в цвет маленькой красной сумочке. По-ма-да… Я была похожа на развратную русалку, потерявшую где-то свой хвост и моральные принципы.
******************************
– Кто все эти люди? – крепко сжимаю локоть брата, оставляя на хлопковой ткани влажные следы от потных ладошек.
Мне не нравится здесь.
Уверенная стерва из Северной столицы, успешнейшая бизнесвумен потеряла свою прыть, невольно возвращаясь в прошлое, где приходилось каждый день бороться за выживание. В моем классе не было ни одного пионера, парни были либо гопниками, либо лохами, а девки – либо хабалками, либо давалками, а иногда все и сразу.
Так что, либо ты, либо тебя…
И сейчас я чувствовала будто снова надо вставать в защитную позу, выпускать свои острые клыки и когти.
Эту провинциальную жестокость и внутреннюю готовность к борьбе не выбить из нас ничем.
Сегодня слово отморозок и дегенерат заменили на красивое слово маргинал и подменили истинное его значение. Девяностые годы воспитали орду горлопанов, не способных теперь приспособиться к жизни, где унижение достоинства другого человека больше не является нормой в обществе.
Сейчас у нас буллинг, нападение стаей на одного. Раньше один гопник чморил орду ботанов, а сегодня они бы собрались и устроили бы ему «темную». Элитой были единицы, ее все боялись. Сегодня элиту презирают. И прямо сейчас я вижу, как неуверенные в себе дамочки хватаются за своих мужей в джинсах и рубашках с коротким рукавом словно в зал вошла не женщина, а распылитель импотенции, ну или холеры.
– Ты производишь фурор, Наська, – шепчет Тоша и удаляется в направлении бара.
А я обвожу пытливым взглядом помещение, где я никогда не была прежде.
Неплохо, очень даже ничего.
Цвет темного шоколада прекрасно сочетается с молочным, барельеф храма на стене придает атмосферности месту, которое будто является неотъемлемой частью истории нашего городка. Даже тяжелые аляповатые шторы смотрятся вполне сносно и дополняют разноцветные окошки. Просторный зал с танцполом, но столы расставлены, как на поминки.
Сажусь за единственный отдельный столик, бросаю сумку на стол и подзываю завороженного мной официанта.
– Мальчик, пепельницу принеси.
Малыш в униформе белый верх, черный низ убегает, будто я попросила скрученный доллар.
– Женщина! У нас не курят! – подлетела гундосая администраторша с малиновой помадой и настолько высоко уложенной стрижкой, что ее голова казалась длиннее торса, – И этот стол для Джи Джея.
Джи Джей… надевай быстрей!
– Я его покупаю, – убираю пачку обратно и достаю банкноты, кладу их в маленький карманчик фартука, и мадам расплывается в вежливейшей улыбке.
Через пару минут передо мной стояло ведро с вполне сносным алкоголем и закуска.
– Я смотрю ты обжилась уже.
Поднимаю голову на брата, что-то отвечаю, но он меня уже не слышит, ибо по небольшому коридору за руку с темно-серым бегемотом шла Ниночка. Такая же хрупкая и утонченная, в нежно-голубом платье и светлыми убранными волосиками. Ее крохотные белые туфельки цокали металлическими набойками.
Тоша поплыл, он смотрел на нее с таким восхищением, что я даже не сразу заметила плотоядный взгляд откуда-то из глубины затемненного зала.
– Привет, Настюха – шприц те в ухо!
Рифмоплет хуев.
Поворачиваюсь на до боли знакомый голос.
– Коноплев! Я думала ты сдох от передоза.
Бывший стоял и лыбился, а мой братик уже усвистал к своей зазнобе.
– Ну что ты, королева, я чист, как слеза девственницы, – его засаленная одежда и висящие кудрявые патлы не вызывали ничего кроме отвращения.
Как его вообще сюда пустили, еще и в первых рядах.
– Здравствуй, Анастасия.
С другой стороны меня подпирало брюхо мужа Ниночки, и в заплывших глазках я начала узнавать одного из своих ухажеров.
Нина… как же ты могла…
Любовь всей жизни Антона вышла замуж за самого мерзкого слизняка, сыночка богатеньких родителей, Романа Домнина.
– Здравствуй, здравствуй.
– Слыхал, ты у нас большая шишка, – язвит пухлый, а рядом юлит вонючий Коноплев.
– Большая шишка у моего мужика, так что возвращайтесь к своим женам, мальчики, – выпроваживаю королевским взмахом скоморохов, и один из них отчаливает в кучу подоспевших девушек, одетых не менее презентабельно и откровенно, чем я.
– Что-то я не вижу твоего полового гиганта, – не сдается Домнин.
– Рома! – раздается из заднего прохода.
– Еще увидимся, красавица, – целует мою руку, оставляя влажный теплый след и приятное послевкусие.
Так-то он даже симпатичный, ухоженный, под стать Ниночке. Красивая пара… боюсь, Антону не светит ничего.
Народ все прибывал, я практически никого не узнавала, а, может, и вовсе не знала. Мы не общались между разными возрастами, только в своей параллели. Вдруг на мои глаза упали чьи-то ладони, пахнущие матерью троих детей.
Ленка…
– Угадай кто? – она не стала дожидаться ответа, а просто плюхнулась рядом и залпом осушила мой бокал – Я на свободе! Усынин дал мне три часа, и я хочу получить от них все.
Все так все.
Если вы хотите оторваться по полной, берите с собой мамочку в декрете. Чем больше детей, тем мощнее отрыв.
Школьная подруга плясала, как оголтелая, ну и я вместе с ней. Она накачала меня так, что я с трудом различала лица на танцполе. И, к своему стыду, оказалось, что я знаю наизусть слова таких песен, как «Женщина, я не танцую», «Валера», «О, Боже, какой мужчина». Но апогеем того вечера стала песня «Угонщица» Аллегровой, когда мы едва не пробили пол своим топотом, а потолок визгом.
Мои босоножки улетели в ошалелого брата, который каким-то чудесным образом усадил к нам за стол Нинку и ее питбуля с каким-то пацаном в черной кожанке и белой кепке. На «Бигудях» Тоша вывел Ниночку подышать на улицу, пока Роман Викторович изволили отдыхать в салате.
Мы с Ленкой придумывали песни и неслись к барной стойке наперегонки, заказать бармену очередную хитовую композицию. Мы почти переваливались за деревянную стойку к нашему «Джи Джею».
Кстати, нанятый так и не пришел, и музыкальным репертуаром управляли мы с Ленусиком. Я даже не представляю, сколько мужиков перелапало меня за тот вечер. Я никогда не крутила задницей с такой амплитудой. Я и знать не знала, что на такое способна. Даже Коноплев удостоился медляка под «Behind blue eyes».
Я оттанцовывала всю свою боль под треки любимой исполнительницы и ощущала себя той самой декретницой, что скакала рядом, а иногда мы даже пытались изобразить развратный танец друг с другом. После «Царицы» я провалилась в Нарнию, как гребанная попаданка.
******************************
– Тише, тише…
Слышу где-то вдалеке. Голова запрокидывается. Меня кто-то несет… пытаюсь открыть глаза. Вижу то потолок, то пол в клеточку.
Вытрезвитель? Что так холодно?
Меня привели в огромный холодильник и бросили на металлический стол лицом в холодную сталь. Своего рода пощечина помогла мне прийти в себя и обернуться.
О, бармен.
Вспомнила, как мы с ним лепили соски у него за стойкой, как он вбивал мое пьяное тело в полки с дорогим алкоголем, как стискивал грудь.
Фу…
Меня вырвало то ли от своего поведения, то ли от запаха прокисшей капусты, то ли от крохотного члена насильника, а может даже от вертолетов, что оглушали меня своими лопастями.
С утра скажу, что съела лишнее пирожное. Но сейчас кто-то обесчестит нас, поэтому надо что-то делать…
Я не нашла ничего умней, как заверещать и свалиться на пол, пока работник месяца сокрушался над забрызганными тарталетками.
Я засмеялась.
В этой дикой агонии словно в тумане мелькнула черная тень и снесла с ног маньяка из ресторанного бизнеса.
Грубые огромные руки подняли меня за плечи и встряхнули как тряпку.
– Очнись же, ну!
Взмах, и я парю где-то в невесомости и упираюсь в чью-то аппетитную задницу лицом. Пытаюсь ее ущипнуть.
– Вот пьянь!
Еще пара шагов, и меня вывернет наизнанку, – но сказать я этого не могу, просто хихикаю, как умалишенная.
Но шаг оказался один. Бам! Удар! Хлопок! Меня обдало свежим воздухом. Мой носильщик вынес меня на улицу, где была глубокая ночь.
– Эй?
На мои плечи легла теплая куртка, пахнущая кожей и свежим парфюмом, чертовски приятным. Обнаруживаю себя сидящей на бревне, между моих широко раздвинутых ног все, что я сегодня съела, то есть две дольки мандаринки, и выпила. По спине бьют мелкие капли летнего дождя, и я дрожу то ли от холода, то ли от отходняка.
Ммм… я в туфлях…
– Сигарету дай.
Не узнаю свой голос, и мне становится безумно страшно, что сейчас он так похож на голос матери.
– Не курю, – звучит мягкий тембр с легкой хрипотой.
– Сумку мою найди, придурок.
– Генеральша тоже мне. Спасибо скажи для начала. Иначе распяли бы тебя всем трудовым коллективом.
Пытаюсь разглядеть лицо, но, сука, фонарь светит мне во влажную рожу.
– Пошел ты!
Сдвигаю ножки и перебрасываю на травку позади, вытираю под глазами, деловито забрасываю волосы назад и громко икаю.
– Алкашня синюшняя, пошли до дома доведу.
Смеясь, протягивает мне мою сумку. Психованно вырываю, резко встаю, сажусь обратно, матерюсь, встаю снова и сталкиваюсь лицом к лицу с… ну с ним… парнем в белой кепке.
Невысокий, явно моложе меня, немного кудрявый, кареглазый. Выемка на подбородке.
Значит девочка будет у него, – думаю какую-то ересь. Прикуриваю.
– Да ты хоть знаешь, кто я такая? – глубоко затягиваюсь ароматным дымом от быстро сгорающего табака тонкой сигареты.
– Знаю, моя будущая жена.
– Пф! Гуляй, сопляк, – выпускаю сизое облако в наглую симпатичную мордаху.
Вероятно, мальчишка не привык получать отказ. В этой дыре под названием Родина он наверняка звезда среди разведенок и старых дев. Жду ушат очередного дерьма от отвергнутого неудачника, но он лишь улыбается, и я вижу ямочки на его гладко выбритых щеках.
– Гулять будешь ТЫ с коляской, в которой будет сладко спать наша дочь, – не отчаивается никчемыш.
– Тебя как зовут хоть, нищеброд?
– Алексей, – цедит сквозь зубы, а я слышу, как они крошатся, вижу, как он злится и жду… жду, когда же его прорвет.
– Алешенька, значит… ну, счастливо оставаться, – едва сдерживаю смех, снимаю высоченные шпильки и красиво удаляюсь по мокрому асфальту в дождливую ночь.
Прохожу пару шагов и спотыкаюсь об острый камень. Полет и провал.
