Loe raamatut: «Не ангелы»
1
(Илай) Запыхавшись, мы одновременно перепрыгнули последнюю ступеньку, оказавшись в прохладном переходе. У стены просила милостыню, вытянув руку, бабулька в голубом платочке. Я бросил скейт под ноги, чтобы поправить взлохмаченные волосы и завязать шнурок на шортах.
Жарко.
Мой дорогой друг не выглядел ни довольным, ни уставшим после безумного соревнования: мы пронеслись километра два без остановки и только по вискам струился тонкий ручеёк пота. По его лицу никогда было нельзя сказать, что он чувствовал на самом деле. Переложив свой скейт в другую руку, Ди серьёзно произнёс:
– Пошли на канал. Есть разговор.
Глаза его на секунду потемнели, и я понял, что дело плохо. Мы вяло плелись по раскалённым московским улицам, таким родным, что можно было бы с закрытыми глазами добраться из пункта А в пункт Б и ни разу не споткнуться. Обычно летние каникулы Динар проводил с кем-то из родителей в дальних поездках или отправлялся к бабушкам. Но в этом году что-то изменилось: отец уехал один и вернулся довольно быстро. Я мог только догадываться о происходящем.
Несколько лет назад в семье Ди случилось большое горе: его мать после тяжёлой беременности родила мёртвого мальчика. Тогда я не очень понимал, насколько это страшно, пока не увидел настоящий труп – замёрзшего бомжа в соседнем дворе. Каково это, когда из живого тела достают маленького человека без признаков жизни? С ума можно сойти. Вот мать Динара постепенно и слетала с катушек.
Раньше я часто забегал к нему домой на обед или ужин, оставался ночевать. Теперь же так поступал Ди, появлясь у меня дома, и я слышал, как родители обсуждали на кухне сложную ситуацию, с которой столкнулась его семья. Не скажу, что взрослые дружили, как и мы, но, безусловно, были вполне близки, чтобы знать гораздо больше, чем я или даже чем сам Динар.
Ему приходилось тяжелее всех: боль, ненависть и гнев матери направился на старшего сына. Иногда даже при мне она могла пройтись по его внешнему виду или поведению в самых нелестных выражениях, как-то я слышал её ссору с мужем, отцом Ди. Может, и были основания обвинять его в изменах или болезни одной из дочерей, но заявлять, что рождённый ею ребёнок – чужой, это сумасшествие. Особенно если знать, как Динар похож на своих родителей.
Он никогда не заговаривал со мной о ситуации в семье, не комментировал и все прочие случайные свидетельства больших проблем. Только я знал, насколько приходилось моему другу нелегко: как-то после фразы его матери «сними эти идиотские шорты, парни твоего возраста такое не носят. И дети не носят, если у них кривые ноги» больше Ди никогда не показывался на улице ни в чём, кроме длинных штанов.
Мы добрались до канала и уселись на ступеньках старого моста, перекинутого на другую сторону. В это время прохожих было не так много, и возможность поговорить маячила совсем близко. Ди смотрел куда-то в сторону, не то на воду, не то на ограждение. Я же поигрывал пыльными колёсами скейта, пространно соображая, когда заняться его ремонтом.
– Матери плохо, – выдал он глухо.
– Опять беременна?
– Хуже.
– Как это? – я попытался взглянуть на него, но мешало яркое солнце.
– Так это. Лучше б уж рожала. Я нашёл у неё таблетки новые, которые врач не выписывал. Сообщил отцу… Но он в Париже… И сам понимаешь.
Конечно, я понимал. Из тихих разговоров своих родителей знал прекрасно, зачем отец Ди так часто летает во Францию – не из-за бизнеса, там он встречался со своей постоянной любовницей. А, может, и с несколькими. Когда я впервые услышал это слово (было это давно), то не сообразил, что оно значит, но теперь-то понимал более чем хорошо.
– Может, ей врач выписал?
– Может, – Ди дёрнул плечами.
– Гадко, да?
– Да.
– Что думаешь делать?
– Не знаю. Она орёт на меня постоянно, к Ли не подпускает… Я вообще не хочу идти домой.
– Оставайся у меня?
– Отец вернётся сначала…
– У вас же няни!
– И что? Я им не доверяю. Они тоже с матерью не справляются.
– Ха! Будто ты справляешься…
– Илюх… Мне страшно.
– В смысле?
Его слова больно ударили меня в самое сердце. Ди никогда ничего не боялся, и я опирался на него, сколько себя помнил: школьные выходки с прогулом уроков, взрывы петард под окнами вредной бабульки, прыжки с крыши на крышу, первая выкуренная сигарета и позаимствованный у родителей коньяк, а ещё раньше – ночные вылазки, сражения со старшеклассниками. Он всегда если и не был зачинщиком, то помогал не растеряться и довести дело до конца, невозмутимо выступал адвокатом перед взрослыми и учителями, выкручивался как мог, подражая отцу. А теперь – ему было страшно.
– Я не знаю, что она может сделать в следующий момент. Вдруг выгонит нянек и сотворит что-нибудь с девочками?
– Ну они ж не маленькие…
– Да! Но мать – сумасшедшая!
– Не говори так…
– А что, если так и есть? Ты сейчас как отец, пытаешься глаза закрыть!
– Ди…
– Что мне делать?
– Ещё раз поговорить с отцом? Тут лететь-то из Парижа… Ты вообще уверен, что всё серьёзно? Может, вы просто чего-то не знаете?
– Как же… Отец всё держит в своих руках, мать одна без него к доктору не ходит.
– А таблетки откуда тогда?
– Купила?
– Ну… Динар! Наверное, они какие-то простые, другие без рецепта не продают. Помнишь, я болел зимой? Мама ругалась ещё, что половину лекарств без рецепта не продали.
– Думаешь?
– Предполагаю…
– Всё равно дело плохо.
– Согласен. Останешься сегодня у меня?
– Нет… Домой пойду. Только попозже…
Наутро я честно образом проспал наше привычное время созвона: на каникулах мы всегда договаривались о том, как проведём день часов в десять утра. Сегодня же со мной случилось нечто неизвестное, и глаза разлепились ближе к полудню. Уронив одеяло с подушкой, я пару раз ударился о раскрытые двери, пока добирался до телефона, но боялся не столько обиды Ди (такие вещи он игнорировал со спокойствием динозавра), сколько переживал на пустом месте. Дрожащими отчего-то руками, я набрал номер, но никто не подходил. Ни вторая, ни третья попытки не дали результата, и мне пришлось дозваниваться матери на работу.
– Ма! – крикнул я в трубку, когда услышал знакомый голос.
– Да, Илюш, что случилось?
– Я проспал! Динар не звонил?
– Нет, я ухожу рано, ты же знаешь. Попробуй набрать отцу, он сегодня тоже проспал, поехал на работу чуть позже, чем всегда.
– Спасибо!
Я бросил трубку и тут же принялся набирать телефонный номер папы. Только бы он не ушёл на обед.
– Алло, – недовольно пробурчал он.
– Па! Это Илья! Скажи, Динар не звонил утром? Я проспал наш созвон… И не могу никак до него достучаться.
– Нет, не звонил. Но я видел около их дома скорую. Может, случилось что.
– Серьёзно?!
– Ну да… Ты чего такой нервный?
– Да так… Я, наверное, сбегаю тогда к нему.
– Давай. До вечера.
– Пока!
Забыв о завтраке, я бегом умылся, запрыгнул в шорты, а футболку натягивал уже в коридоре, путаясь в рукавах, одновременно пытаясь влезть в кроссовки. Скорая! Не дай Бог, что-то случилось у Ди. К нему я бежал быстрее, чем кросс на физкультуре, обливаясь потом не от жары, но от собственных переживаний. У подъезда уже стояла не только скорая, но ещё и несколько полицейских машин, толпились зеваки, и подъехала приземистая чёрная иномарка, из которой торопливо вышел человек в костюме. Я поспешил за ним в подъезд и взлетел по лестнице.
Дверь квартиры Динара была распахнута, изнутри доносились тревожные голоса и приглушённые шаги. Я оторопело смотрел на спины полицейских, мелькающие в коридоре, и не решался войти, пока меня не окликнули. Одна из нянь девочек.
– Илюша…
– Я к Ди, – удалось выговорить.
– Зайди, пожалуйста. Не бойся, тут уже ничего… – она замолчала и часто-часто заморгала, пытаясь справиться с чувствами. Тут-то страшная догадка стала превращаться в реальность, но я всё равно уверенно перешагнул через порог, почти одновременно с мужчиной в строгом костюме.
– А это кто? – осведомился он у няни.
– Это Илюша, друг Динара. Я разберусь.
Она взяла меня за плечи и осторожно повела по коридору мимо хорошо знакомых дверей, за которыми сейчас творилось что-то неизвестное, в комнату к Ди. Осторожно постучав, эта тихая приятная женщина, приоткрыла створку и шепнула:
– Динар, прости, что врываюсь. К тебе пришёл Илюша.
– Хорошо, пусть.
Няня чуть подтолкнула меня вперёд и закрыла за спиной дверь. Я стоял, не в силах что-либо сказать. Из-за стены слышались монотонные голоса, всхлипы и невнятное бормотание Ли. Динар сидел на кровати, глядя в окно, занавешенное тёмной шторой. В узкую щель светило солнце, прочерчивая яркую белую границу между мной и другом. Чуть ухмыльнувшись, незнакомо приподнимая уголок рта, Ди совершенно спокойно, даже безучастно, произнёс:
– Мать наглоталась таблеток. Труп уже забрали.
Меня будто ударили под дых. Динар вчера был прав. Будто бы знал будущее…
– А отец?
– Вернулся поздно ночью, она спала. Ну как спала… Притворялась. Он ничего не нашёл, ругал меня дико… Мать встряла… Разошлись тихо. Только мы с отцом спать пошли, а она… В общем, кто-то сегодня проснулся в постели с мертвецом, – мне показалось, или Ди действительно улыбнулся. Бегло, зло.
– Боже… – я подошёл и сел с ним рядом. – Как девочки?
– Да никак. Лиана не понимает.
– Амалия?
– Рыдает всё утро. Устроила истерику, отец не знал, как справиться. Поэтому все няни тут.
– Она мала…
– Ей десять.
– И что?
– Да ничего. Скоро прилетят родные. Будет кошмар.
– Ди… – я глянул на него, но лицо друга оставалось непроницаемым, отчего меня захлестнул безумный, незнакомый страх. – Ты сам-то как?
– Нормально. Знал, что этим кончится.
– Я родителям позвоню. Вдруг помощь нужна.
Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге показался отец Динара. Я вжался в кровать, боясь его гнева, но он тихо и строго произнёс:
– Илья, добрый день.
– Здравствуйте. Соболезную.
– Спасибо. Если нетрудно, приютишь Динара до вечера?
– Конечно! Вы бы позвонили моей маме, она может подготовить цветы… – осмелился я, чтобы показать – тоже не лыком шит, не хуже Ди. Верный и серьёзный друг.
– Дельная мысль. Ещё раз спасибо. А теперь двигайте отсюда, быстро. Динар – будь на связи.
– До свидания, – поднялся я следом за товарищем.
Отец Ди потрепал меня по плечу, когда мы проходили мимо, а собственного сына не удостоил даже взглядом. Понятно – пытался держаться. Под испуганными взглядами соседей и прохожих мы выбрались на улицу и отправились ко мне, где я тут же позвонил и матери, и отцу. Оба передавали слова соболезнований и инструктировали меня касательно обеда, ужина и вообще – стратегии действий. Конечно, ни слова из этих инструкций я не услышал, да и вообще не хотел ничего обсуждать.
(Илай) Сейчас, когда Ди сидит передо мной, спокойно потягивая холодный кофе и рассматривая легкомысленных девиц, проходящих мимо, те давние события кажутся чем-то нереальным, увиденным в фильме или прочитанным в книге. Но, к несчастью, всё это было правдой, ей и осталось. Тогда впервые я столкнулся с тем самым взглядом, похожим на непробиваемую бетонную стену, и пугающей полуулыбкой. Позже, когда я вдоволь насмотрюсь на все эти маски и начну различать их вариации, мне станет ясно, что за ними скрывается, хотя бы частично. За ними – Ди, мой друг, не желающий принимать реальность и отгораживающийся от неё.
2
(Илай) В тот день Ди остался у меня: его квартира превратилась в Содом, не хватало только Гоморры в лице убитого горем подростка. Я вышел из душа и вместо былой тишины оказался оглушён орущим телевизором, по которому крутили какие-то клипы. Вряд ли Динар решил развлечься.
Подкравшись к двери в комнату, я, пользуясь басовым фоном, заглянул внутрь, чуть шире приоткрывая створку. Ди лежал на кровати, уткнувшись лицом в смятое одеяло, а сверху накрыл голову подушкой, настолько сильно придавив её руками, что я чётко видел напряжённые вены. Тело его содрогалось от неслышных рыданий.
К горлу подступил отвратительный ком горечи, и я поспешил вернуться в ванную.
Мы с Ди всегда всё делили на двоих. И если раньше по большей части это были радости и дурачества, то теперь нужно было взять на себя половину его боли. Его горя. И я боялся, что не справлюсь с такой ношей. Я не знал, что мог бы сейчас сказать или сделать для него.
– Илюх, – раздался стук в дверь.
– А? – отозвался я, запивая ком водой из-под крана.
– Ты там живой?
– Да. Жарко. Решил умыться.
– Скорее утопиться.
– Идиотская шутка, – гаркнул я, вылетая в коридор. – Ты на фига телек врубил?
– Чтобы шума с улицы слышно не было, – парировал Ди, отпихивая меня в сторону и скрываясь в ванной.
Я не стал сопротивляться. Успел заметить его красное помятое лицо. Но говорить об этом, ясное дело, ничего не стал. Запомнил, но сделал вид, что забыл и никогда не видел, надеясь, что тем самым помогу.
Мы молча жевали бутерброды, запивая их минералкой, так и не выключив телевизора. Ди молчал. И я тоже. Казалось, что над домом собиралась буря, которую надо было переждать. Может, даже уже грохотал гром и сверкали молнии, может, ветер срывал листы кровли и швырял их на прохожих. Но искусственный шум, созданный Динаром, заглушал всё, что могло помешать находиться в безопасности.
Он жевал, как робот. Я даже засекал время, чтобы убедиться: вот Ди подносит бутерброд ко рту, это занимает две секунды; надкусывает и кладёт его на тарелку, пять секунд; ровно десять секунд жуёт, делает глоток минералки, некоторое время сидит, молча созерцая стену. И всё повторяется. Мне стало тошно, будто это умерла моя мать, а не его, и я отставил еду в сторону, довольствуясь водой. Из открытого по случаю жары окна внезапно донёсся не то плач, не то надрывный крик, и Динар не выдержал. Швырнул остаток бутерброда на тарелку и резко встал, опрокинув стул.
– Ди? – встрепенулся и я.
– Это слишком.
– Может, тебе нужно… Ну… Поплакать? – осторожно предложил я, ожидая любой реакции.
Динар же затравленно глянул на меня, тут же сделался невероятным злым и зашептал, опираясь на стол:
– Они сейчас все будут страдать. Будут рыдать. И даже отец. Они сделают вид, что им её жаль. Что им жаль нас. Но правда в том, что мать давно стала для всех обузой. И знаешь, кому хуже всех? Ли! Потому что она ничего не понимает. Теперь няни заменят ей мать.
– Не говори так… У тебя хорошая семья.
– Хорошая? – он усмехнулся, дёрнулся, как в нервном тике и замахнулся ногой на стул, но вовремя остановился. – Где был отец, ты помнишь?
Мне нечего было сказать. Я слишком хорошо помнил и по разговорам с Ди, и по слухам, и по тихим беседам родителей на кухне, где и с кем бывал его отец. Как часто. Но до конца так и не понимал – почему? Кажется, Динар разбирался в этом лучше меня. Так что я просто верил. И проникался болью друга. Обидой. И наверное, ненавистью. Во всяком случае, мне казалось, что он готов снести не только стул, но и полностью разрушить квартиру, дом, город…
– Я думаю, смерть матери – это правильно. Мы все устали. А она – особенно.
– Не говори так, пожалуйста.
– Да что ты можешь понять, Илюшка… Ну что?
– Может, ничего. Но одно я точно понимаю – тебе плохо. Так плохо, как никогда не было. А я твой друг. Так что буду тебе помогать справиться. Давай сходим куда-нибудь? Так день пройдёт быстрее.
– Куда?
– Куда глаза глядят. А?
– Пошли.
(Илай) Я хорошо помню, как мы бродили по знакомым центральным улицам до самого вечера, плавясь от жары. Кажется, исходили все пути-дороги, которые только могли придумать. Благо Ди избегал набережных, и я мог не бояться, что он задумает что-нибудь опасное, как это частенько случалось после. Он внимательно рассматривал окна первых этажей и витрины магазинов, останавливался перед каждым кафе, будто пытался узнать в посетителях знакомых. Иногда тормозил у светофоров, и мы пропускали несколько зелёных сигналов. Случалось так, что он шёл слишком быстро, и я успевал взмокнуть, пока пытался идти с ним шаг в шаг, а бывали моменты, когда проще было стоять, чем двигаться, – настолько медленно шевелился мой друг.
Мне и по сей день кажется, что если Динар вдруг отправился куда-то пешком, значит, случилось что-то для него тяжёлое.
(Илай) Домой мы вернулись гораздо позже, чем должны были. Родители уже поужинали и ждали нас на кухне. Мама явно была готова разрыдаться при виде Динара, но всеми силами сдерживалась, суетясь вокруг. Отец же крепко пожал нам руки и усадил за стол.
– Нагулялись, пацаны? – слишком бодро спросил он, предлагая салат.
– Да, спасибо, – отозвался я. Ди же только пожал плечами.
– Динарчик, звонил твой папа, – заговорила и мать, – попросил, чтобы ты сегодня переночевал у нас. Останешься?
– Если это не доставит вам неудобств, – отрапортовал Ди, без особого энтузиазма ковыряя вилкой овощи.
– Конечно, нет. Ты желанный гость в нашем доме в любое время, а в такое – тем более. Я постелю тебе на диване в комнате Илюши. Нормально? Или ты хочешь спать один?
– Лучше с Ильёй.
– Ма, ну это даже не обсуждается! – встрял я. – Когда было по-другому?
– Илья! – встрепенулся отец. – Сейчас другие обстоятельства.
– Вы ничего не знаете о сёстрах? – уточнил Ди. – Не хочу звонить домой.
– С ними останутся няни и бабушки. Все твои самые близкие родственники уже прилетели. Так что девочки не будут одни, можешь не переживать.
– Вас позвали на похороны? – с каменным лицом продолжал расспросы Динар.
– Конечно.
– Цветами как раз моя фирма будет заниматься, – добавила мама, накладывая в тарелки мясо.
– Можно, Илья пойдёт с нами? – выдал мой друг, и я вздрогнул. Такого мы не обсуждали.
– Наверное, тебе лучше спросить у него, – пожал плечами отец в ответ и воззрился на меня с просьбой в глазах.
– Я пойду. Конечно, пойду, – пришлось согласиться. Правда, голос предательски сорвался, так как я уже успел представить, что будет происходить на похоронах и хуже того, – на кладбище.
– Спасибо, – отозвался Ди.
Чуть позже, несколько часов спустя, мы лежали в моей комнате, наблюдая, как на потолке играет свет уличных фонарей и слушая звук проезжающих машин, – в центре никогда не бывает абсолютно тихо, дажеглубокой ночью. И если раньше такая ситуация казалась привычной, незаметной, то сейчас через этот шум мне слышалось то, что слышать не хотелось: сирены несуществующих скорых, встревоженные голоса и плач, будто бы даже молитвенные песнопения и перезвон далёких колоколов. Ди молчал, но не спал, изредка подавая сигналы едва заметным шевелением.
– Динар? – позвал я. – Не спишь?
– Нет.
– О чём думаешь?
– Думаю, что когда соберусь жениться, не стану выбирать жену такую, как мать.
– В смысле?
– Не вижу причин жениться на той, кто будет меня любить.
– Почему?
– Мать слишком любила отца. Это её убило.
– Да ну… Не может такого быть.
– Она сошла с ума из-за этого.
– А мне казалось, что ей стало хуже после того, как ребёнок умер.
– Зачем она его рожала? Ты не думал?
– Нет, – соврал я.
– А я думал.
– И?
– Хотела маленькую копию отца. Чтобы любить. И чтобы он её любил.
– А ты? Ты же так на него похож! – я даже перевернулся набок и опёрся на локоть, чтобы лучше видеть и слышать Ди. Он сел и посмотрел в окно.
– Я вырос, Илюх. Давно.
– Бред. Матери любят своих детей даже большими.
– Не прикидывайся дураком! Ты сам прекрасно всё видел и слышал. Она меня ненавидела! Копия отца, которая предавала её. Она терпеть не могла, когда я поздно приходил или долго болтал по телефону, когда надевал что-то такое, что напоминало отца.
– Так может, она ненавидела его, а не тебя?
– Наверное. Только уже никакой разницы.
– Ди, но ведь и папу твоего можно понять, – я вдруг вспомнил недавний разговор своих родителей и решил процитировать несколько фраз. – Жить рядом с… Ну…
– Помешанной?
– Что-то вроде. Прости… Это ведь трудно. Да ещё Ли…
– И дура Амалия.
– Как вы теперь станете жить?..
– Как и раньше. Няньки. У меня школа, у отца – работа.
– Всё равно не представляю… – я откинулся на подушку и замолчал. Что можно было добавить?
– И не надо. У тебя другая семья. Родители любят друг друга…
– Ага. Только кроме них и тебя, никого нет. Это грустно.
– Младшие сёстры – это кошмар, особенно если они как Ама.
– Она ж орёт, когда ты её так зовёшь.
– Пусть орёт.
– Страшно на похороны идти.
– Забей. Просто рядом постоишь, а то родные меня сожрут. Не хочу.
– Слушай, а ведь и правда…
– Чего? – Ди тоже лёг, завернувшись в тонкое одеяло.
– Получается, мы с тобой как братья.
– Ну да.
– Это хорошо.
– Спасибо, Илюш.
– Да ладно…
Спал ли Динар, я не знал. Но мне сон не шёл. Вспоминались последние года два нашей жизни, дружбы, и в будущее я смотрел с некоторой опаской. Нам всего-то было по четырнадцать. Почти по пятнадцать. Ди считал себя достаточно взрослым для многих вещей, а теперь станет ещё серьёзнее, – в этом сомнений не было, но мне хотелось подольше оставаться ребёнком. Брать скейт и полдня колесить по улицам, резаться в приставку, сидеть на набережной без дела до самого вечера, дразнить девчонок из параллельного класса. Да что угодно, только бы не стоять рядом с другом у гроба его матери, лишь бы не дать ему озлобиться и превратиться в мрачного маленького взрослого.
Жизнь казалась несправедливой и жестокой. И мне хотелось оставить Динара у себя дома, сделать его родным братом и провести рядом всю жизнь. Без больных сестёр, умирающих матерей и отцов, летающих в Париж к любовнице.
