Loe raamatut: «Спаси мой маленький мир»

Font:

Все события и герои данного произведения вымышлены, любые совпадения случайны

Посвящается папе

День на удивление удачно выстроился с самого утра. Мало того что Аня хорошо выспалась, открыла глаза еще до звонка будильника и встала легко и радостно, так и восьмилетний Коля проснулся с улыбкой, без капризов и уговоров, съел свой традиционный утренний йогурт и отправился с дедом в школу. Родители жили через дорогу, и каждое утро Анин отец со своей неизменной пунктуальностью появлялся на пороге, чтобы отвести внука.

Проводив сына, Аня быстро приняла душ, наскоро махнула пушистой кисточкой по носу и щекам, – дорогая французская пудра ложилась тонко и незаметно. Мазок прозрачной розовой помады и легкие зеленоватые штрихи на веках окончательно преобразили бледное после сна лицо: теперь она ощущала себя… ну не то чтобы юной колдуньей, но вполне молодой и симпатичной особой. Офисный макияж готов, прическа в порядке, кофе с бутербродом она попьет в офисе, быстрее скинуть халат, надеть узкие черные брючки и джемпер – и вперед, на работу.

Маршрутка подошла быстро, оказалась полупустой – что тоже было маленькой удачей, и, устроившись удобнее на мягком сиденье, Аня погрузилась в планирование дня сегодняшнего. Будучи бухгалтером, она находила удовольствие составлять четкий распорядок дня и старалась соблюдать его неукоснительно.

А планы были самые заманчивые: вечером предстояла поездка на дачу к школьной подруге. Боже мой, они дружили столько лет, точнее, десятилетий, с четырнадцати лет, с того дня, когда в Анин класс пришла новенькая – длинноногая девочка с пышной гривой золотисто-русых волос.

Сейчас Алина была медно-рыжей, уже не такой стройной, с возрастом она стала крупнее, тяжелее, но порода, порода – ее никуда не денешь и в тридцать семь, а в Линкиных жилах смешалась кровь неторопливых прибалтов и какого-то белогвардейского прадедушки, о чем Лина никогда не забывала напоминать. «Мои дворянские предки…» – говорила она с придыханием, томно опустив тщательно накрашенные французской тушью ресницы. Смешанная кровь дала неплохие результаты: помимо эффектной внешности, Алина обладала каким-то вкрадчивым обаянием вкупе с доброй дозой расчетливости, что сейчас именуют продуманностью.

«Впрочем, – улыбнулась своим мыслям Аня, – так ли уж это плохо? Я и сама привыкла просчитывать каждый свой шаг, стоит ли упрекать в этом других?»

Она подошла к дверям офиса, привычно кивнула охраннику и секретарю Маше, села за стол, включила компьютер и погрузилась в холодный мир цифр.

Он очень не хотел ее убивать. Он не был маньяком, профессиональным киллером или тупым отморозком, напротив, он вполне справедливо считал себя интеллигентным и умным человеком, но именно поэтому понимал: хочет он или нет, а убить эту женщину ему придется, иначе рухнет все: карьера, семья и вся его хорошо налаженная, комфортная и ровная жизнь.

Этого он допустить никак не мог и занялся детальным обдумыванием предстоящей операции.

До обеда Аня и ее помощница Ирина трудились самозабвенно и эффективно: через неделю начинается квартальный отчет и поэтому к октябрю нужно максимально освободиться от текущей работы, все, что можно сделать – сделать сейчас, потом будет некогда. С Ириной они работали вместе уже около двух лет и были очень довольны друг другом: Ане нравилась грамотная и понятливая помощница, ей не нужно было объяснять дважды, она все схватывала на лету, Ирина была добродушной и смешливой, и не было в ее характере никаких женских гадостей и мелких обид.

Ирина дорожила добрым отношением начальницы, впрочем, иерархия у них на фирме соблюдалась весьма условно; нет, наемные сотрудники, конечно же, понимали, что вот они, а вот директора, они же собственники – Геннадий Петрович и Виктор Михайлович, но поскольку все были примерно одного возраста, работали вместе почти десять лет, то и отношения между начальниками и подчиненными были какие-то уж очень демократичные и совершенно не официальные. Аня была «маленькой» начальницей, в ее подчинении находились Ирина и отчасти секретарь Маша. Аня по складу характера командовать совершенно не любила, хотя, если понадобится, могла, и все свои распоряжения отдавала мягким просительным тоном, но выполнялись они всегда точно в срок и безукоризненно.

Они дружили, «эти три девицы из бухгалтерии», как их называли остальные сотрудники-мужчины, хотя Маша к бухгалтерии и не относилась, вместе хихикали, вместе переживали семейные неурядицы, и, случись что, старательно прикрывали друг друга, хотя в этом и не было особой необходимости.

Мужчины-начальники и менеджеры относились к ним весьма по-рыцарски: девицы были хороши собой, ухожены и остроумны, а в бухгалтерии всегда пахло дорогим кофе, в изобилии водились шоколадные конфеты и пышно цвели растения. Цветами занималась Ирина, растения она обожала, трепетно за ними ухаживала, и благодарные за такую заботу фиалки и орхидеи цвели практически круглогодично. Бухгалтерия определенно радовала взор, и за это им прощались маленькие оплошности.

Сегодня была пятница, они с Алиной договорились, что она с мужем заедет за Аней часа в четыре, значит, с работы нужно уйти около трех, чтобы успеть домой переодеться, и Аня начала прикидывать, какой бы предлог изобрести и как половчее отпроситься, но придумывать ничего не понадобилось: в кабинет заглянул Виктор Михайлович и с делано серьезным видом сообщил, что они с Геннадием Петровичем уезжают по делам и сегодня их уже не будет. Как только он закрыл дверь, Иринка вытянула бесконечные ноги из-за стола, закинула длинные руки назад и сладко потянулась:

– Мужики сваливают за город баньку топить и шашлыки жарить, и ты беги, чего тут рассиживать.

– А ты откуда знаешь?

– Я когда к ним утром в кабинет заходила документы подписывать, они горячо обсуждали, сколько мяса и вина нужно купить.

– Ирина, ты у нас неиссякаемый источник информации. Если что, я в налоговую пошла на сверку, а ты посиди на всякий случай до полпятого, хорошо?

– До полпятого по-любому досижу, – пообещала Иринка, – мне за Ксюшкой в садик как раз к пяти.

Аня послала Иринке воздушный поцелуй и, на ходу застегивая курточку, полетела из офиса. Жизнь была прекрасна и удивительна.

Супруги Гербер начали ссориться еще утром. Меньше всего Андрею хотелось ехать на дачу к Шестовым. Не только полдня пятницы псу под хвост, но и вся суббота.

Ему хотелось побыстрее закончить последнюю работу, холст почти был уже сделан, но не «играл», а сегодня утром он подумал, что нужно еще сильнее затемнить правый угол, и тогда полотно будет выглядеть совсем по-другому, и он с утра предвкушал, как придет с работы пораньше, больших заказов сейчас пока нет, и делать в конторе особенно нечего, и он сядет в своей комнате работать, и никого не будет, кроме него и холста.

Он вышел из ванной, даже что-то весело мурлыкая себе под нос. Вероника окликнула его из кухни, она уже была одета в элегантный офисный костюм, слегка подкрашена и возле маленькой барной стойки допивала свой зеленый чай. Мерзость какая: утром вместо чашки ароматного кофе пить это зеленое пойло. Жена своим ровным мелодичным голосом сообщила, что в четыре часа они едут к Шестовым на дачу, а перед этим должны заехать и забрать Наталью Лисицину от родителей: позавчера она прилетела из Москвы.

Он сказал, что не может ехать: у него работа. Она сказала, что с его работой ничего не случится, заказов пока нет, а свои бессмертные творения он может закончить и позже. После фразы про «бессмертные творения» у него затряслись руки, и он, чтобы не ударить эту стерву, быстро вышел из кухни и пошел в свою комнату. Скорее бы, скорее…

Днем в их дизайнерскую контору пришла странная парочка: толстый розовощекий мужчина с пушистыми усами, в клетчатых брюках и с массивным золотым браслетом на левой руке, и его супруга – худая испуганная женщина, с мелкими кудряшками дешевой химии на голове, одетая в юбку и свитерок масс-маркета и накрашенная сухой алой помадой. «Мистера Пиквика», как мысленно окрестил его Андрей, конечно же, направили к нему. «Андрей Владимирович один из самых наших талантливых дизайнеров…» – пропела секретарь. Никакой он не самый талантливый, это знают все, и он сам тоже знает. Нет, он хороший дизайнер, но ему очень тяжело работать вот с такими вот клиентами, которые не вызывают ни малейшей симпатии, а лишь глухое раздражение и недоумение: «Откуда вы такие упали на мою голову?» Судя по всему, «мистер Пиквик» упал в двадцать первый век из лихих девяностых.

«Мистер Пиквик» размахивал руками перед его носом, золотой браслет благородно позвякивал, подтверждая слова владельца, что «с бабками проблем нет никаких», жена «Пиквика» напряженно улыбалась, улыбка обнажала очень плохие зубы. Андрей подавленно молчал, он уже понял, что работать с таким клиентом он не будет ни за что и никогда, он считал, что заказчик и дизайнер должны симпатизировать друг другу, быть единомышленниками, только тогда гарантированы успех и взаимное удовлетворение.

Если есть ощущение, что ты не можешь почувствовать человека, то за работу лучше не браться. Поэтому он извинился, подошел к секретарю и тихо попросил передать заказчика Свете Краюхиной. Света креативностью мышления не отличалась, но разводить клиентов умела мастерски. Разумеется, спустя какое-то время руководителю дизайнерской мастерской Евгению Анатольевичу будет в лучшем виде доложено, что Гербер Андрей Владимирович опять отказался от выгодного заказа. День какой сегодня гадский, когда же он закончится, и пусть быстрее настанет завтра, и он сядет к холсту, и они останутся вдвоем, наедине. Он и холст. И больше никого.

Алина, как всегда, поражала красотой и элегантностью. Она бесподобно смотрелась за рулем своей новой серебристой «тойоты», сияя пышными медными кудрями и ухоженным породистым лицом. Светло-бежевая куртка «Булмер», голубая тонкая кашемировая водолазка в цвет глаз и яркий шелковый платок очень украшали Алину. Что и говорить, одеваться Алина умела и любила, и еще в школе слыла первой модницей в параллели.

Ане показалось, что Миша на ее фоне выглядел блекло и устало.

«Это вполне естественно, он же не посещает еженедельно дорогого косметолога, и потом, он старше Лины лет на пять», – думала Аня, осторожно устраиваясь на заднем сиденье, сдвигая пакеты с продуктами и напитками и одновременно весело болтая с приятелями.

– Анюта, тебе пакеты мешают? – вежливо осведомился Михаил. – Я могу убрать в багажник.

– Да что ты, Миша, совершенно не мешают, – торопливо ответила Анна, пристраивая свой маленький рюкзачок на колени.

Алина обернулась к ней с ласковой снисходительной улыбкой.

– Лина, а Наталья как доберется? – поинтересовалась Анна.

– Ее заберет Вероника, они живут совсем рядом с Наташкиными родителями, мы только что созвонились, они уже едут в сторону Вершинино. Самое главное, нам нужно успеть проскочить до пятничных пробок, а то еще минут двадцать – и весь город встанет.

– Девчонки, давайте я сяду за руль, а вы спокойно поболтаете, – добродушно предложил Миша.

Алина пересела и вновь обернулась к Ане.

– Наталья сильно изменилась, как она выглядит? – полюбопытствовала Аня.

– Анюта, я не видела Наташку так же, как и ты, со дня окончания школы. Но Вероника поддерживала с ней отношения все эти годы, Наталья была у них свидетельницей на свадьбе, а было это… было это лет пятнадцать назад. Правда, Мишка, Вера с Андреем поженились вскоре после нас?

– Не вскоре, а спустя несколько лет, – серьезно уточнил Миша.

– Наталья живет в Москве уже лет семь, – увлеченно продолжала Алина, – они с Вероникой постоянно перезваниваются, а когда Вера бывает в Москве, она всегда останавливается у Наташки дома. У них с мужем огромная квартира в центре Москвы, недалеко от храма Христа Спасителя, и одна комната специально отведена для гостей. Кстати, а ты знаешь, кто Наташин муж?

– Понятия не имею, – пожала плечами Аня.

– Ну вот! – торжествующе сказала Алина. – Помнишь, в параллельном классе учился Рома Шустерман? Ну, такой худенький, черненький. Так вот, на выпускном вечере Наталья с ним замутила роман, а потом, как только им исполнилось восемнадцать, они поженились. Сначала жили очень скромно, у Наташиных родителей. Вскоре родился ребенок. А затем Шустерман окончил институт и каким-то образом пролез в нефтяной бизнес. В общем, Шустерман проявил шустрость. – И Алина рассмеялась. – И да, Наталья не прогадала, их семейство сейчас откровенно процветает. Муж все время пропадает на работе, сын совсем взрослый – восемнадцать лет, у него своя жизнь, а Наталье скучно. Она не работает и всегда рада гостям, с удовольствием ходит с ними по магазинам, устраивает культурную программу, сама развлекается и их развлекает. Я хочу с дочкой в январе съездить в Москву, у нее последние зимние каникулы, попробую поговорить с Наташей, можно ли будет недельку пожить у нее.

– А в гостинице вы не хотите останавливаться? Это же удобнее, – удивилась Аня.

– Да знаешь, в Москве все безумно дорого, – притворно вздохнула Алина, – а если у Натальи специально гостевая комната и гостевая ванная, то почему бы не воспользоваться такой возможностью? И сын у нее почти ровесник Ленки, может быть, поводит ее по каким-нибудь модным театрам и клубам, ей со мной уже неинтересно.

«Теперь понятно, почему Алина так хлопочет с этой поездкой в Вершинино, у нее свой интерес – задружиться с Натальей. Молодец Алинка, никогда своего не упустит», – мысленно прокомментировала Аня.

Да, Алина всегда, что называется, умела держать нос по ветру, еще с ранней юности. Они с Линой дружили уже два года и сидели за одной партой, но вот в их 9 «Б» пришли новенькие, в том числе Наташа Лисицина и Вероника Гербер. Несомненно, новенькие были не только хороши собой, но и весьма умны, и Аня не успела оглянуться, как осталась одна. Ее лучшая подружка Лина быстро пересела на другую парту к Веронике, и теперь после школы у Лины было много разных дел: зайти в магазин с Вероникой, поехать в бассейн за абонементом с Вероникой, посетить новую художественную выставку, угадайте с кем? Аня ощущала себя брошенной, и, сколько ни уговаривала себя, что человек имеет право дружить с кем угодно, все же ревность и обида порой накрывали ее достаточно сильно. Впрочем, Лина не окончательно вычеркнула из своей жизни тихую и верную подружку Аню, она оставалась для Алины «запасным аэродромом» в тех случаях, когда красавица Гербер была занята, а Лина нуждалась в компании.

«Ох уж эти подростковые переживания!» – с улыбкой подумала Аня. Впрочем, не совсем уж и подростковые: девочкам было шестнадцать лет, и все чувства были обострены и гипертрофированы.

Кажется, именно в это время Аня начала заедать свои маленькие обиды и быстро поправляться, и смотреть на своих одноклассниц в узких джинсах и мини-юбках было совсем невыносимо.

После школы их пути разошлись: они с Алиной поступили в разные вузы, Лина очень скоро вышла замуж и родила дочь, Аня окончила институт и жила с родителями. В эти годы они практически не виделись и снова стали приятельствовать ближе к тридцати. К этому времени Аня, испробовав всевозможные диеты и разнообразные тренировки, будь то йога, пилатес, бассейн и прочие активности, внезапно похудела. Ее накрыла любовь, количество гормонов счастья в организме зашкаливало, есть Аня не могла, думать, впрочем, тоже. А если она и думала, то только о нем, о Саше. Аня стройнела не по дням, а по часам. В гардероб вернулись джинсы и узкие юбки.

С Линой они случайно столкнулись в Пассаже, обе искренне обрадовались, и Аня подумала, что вот теперь они на равных: две стройные, модно одетые молодые женщины, и завидовать было уже нечему.

Михаил Шестов не вслушивался в болтовню подруг, он воспринимал ее общим фоном, как гул мотора или шум ветра. Прошедшая неделя была тяжелая: на несколько дней он съездил в область и отчитал черт знает сколько часов, все прошло гладко, студенты попались ленивые и дополнительные вопросы не задавали. Вернулся сегодня утром, принял контрастный душ, быстро привел себя в порядок, переоделся и сразу поехал в негосударственный коммерческий вуз договариваться о проведении семинарских занятий в течение года, это дополнительная нагрузка, но там очень хорошо платят.

Устал он, как собака, ну ничего, сегодня отдохнет, расслабится, они погуляют в лесу, пожарят шашлыки, хорошенько выпьют. Он так любит Вершинино, этот идиллический уголок: за калиткой начинается густой лес, а дом стоит прямо у озера.

Хорошее наследство оставили родители его жены. Как же он любит этот Дом. Он так его всегда и называет – Дом. Почему-то городская квартира не вызывает в нем такого умиротворения, хотя сколько средств они в нее вложили, страшно подумать! Квартира – это глянцевая открытка, демонстрирующая их благополучие и успешность. Алина даже дизайнера приглашала, а вот Домом заниматься не хочет, хотя он неоднократно предлагал его обновить. «И так сойдет! Все равно скоро будем продавать», – небрежно машет рукой супруга.

А для него этот Дом живой, настоящий, он дышит, думает и, наверное, сочувствует Мише, потому что, когда они туда приезжают, его охватывает спокойствие и обволакивает необъяснимым теплом, он расслабляется и превращается в медузу. Он словно попадает в детство и вновь становится счастливым и беззаботным ребенком.

Дом совсем небольшой, двухэтажный, внизу гостиная и маленькая кухня, а наверху две крошечные комнаты. Зато Дом опоясывает просторная веранда, раньше они там неспешно чаевничали и играли в карты. Когда дочка была маленькой, семья жила там подолгу, еще и теща была жива, и это было такое чудесное время: с дочкой они ходили в лес за земляникой, а теща тем временем успевала напечь блинов, и они устраивались на веранде уплетать блины с ягодами и молоком.

Порой ему кажется, что он ощущает этот аромат только что испеченных блинов и свежесваренного малинового варенья, запах счастья и беззаботности. Наверное, вся тещина любовь и душевное тепло остались в Доме, впитались в его стены, сохранились непостижимым образом, поэтому ему так хорошо там. Этот Дом определенно живой, от стен летом веет легкой прохладой, а дождливой осенью эти же стены согревают.

В этом Доме его дочь сделала свои первые шаги, и как же они радовались с женой, когда их маленькая Ленка, неуверенно и слегка покачиваясь, пошла по теплым, прогретым солнцем деревянным половицам.

Теща обожала Дом, обихаживала сад, теперь заниматься этим некому. Кусты малины и крыжовника разрослись, их ветки перепутались, и клумбы тоже заросли травой, и яблоня подозрительно накренилась, наверное, скоро сломается.

Они слишком много работают, но, впрочем, не в этом дело. Было бы желание, а выкроить какое-то время получилось бы.

Но Алине заниматься домом и садом совершенно неинтересно, дочке в семнадцать лет – тем более. Порой ему больно смотреть на заросший сад и ветшающий Дом, иногда ему кажется, что Дом укоризненно смотрит на него окнами и неслышно вздыхает, ощущая свою ненужность.

А что он может сделать, хозяйка Дома – его жена, это ее наследство. Но Алина совершенно не склонна к сантиментам, она решила подождать несколько лет, а потом продать Дом. Решила купить дочери квартиру к окончанию института, чтобы дочурка вступила во взрослую жизнь как положено, со своими метрами. Что ж, грамотное решение, его жена всегда отличалась исключительной разумностью. Цены на землю в Вершинино растут неуклонно, всем хочется жить в сосновом бору и быстро добираться в город, когда понадобится. Поэтому лет через пять, когда дочь окончит институт, Дом и участок будут стоить намного дороже. Новый хозяин снесет старый Дом и построит банальный коттедж красного кирпича.

Его супруга выглядит сегодня просто блистательно. Всю неделю усиленно занималась собой – она постоянно занимается собой, а перед каким-либо мероприятием – с удвоенной силой. Хотя чего ж тут особенного – прилетела из Москвы их одноклассница всего-то. Но Алина не хочет показаться зачуханной провинциалкой, поэтому на всю неделю был расписан курс косметических процедур, парикмахер, креативный маникюр и чего-то там еще. Они с Вероникой Гербер соревнуются – кто красивее, умнее и успешнее.

Его супруге приходится нелегко: Веронику Господь наделил красотой – не той, искусственно-синтетической, из салонов, а естественной, когда что с косметикой, что без косметики – загляденье, но Алина не отстает, не сдается, она у него упорная. И если в плане красоты Веру не обойти, то можно постараться обойти ее в плане успешности.

Успешность – вот идол современных женщин. «Я красива и здорова, умна и обеспеченна, имею хорошую профессию или свой бизнес, респектабельный автомобиль и уютный дом. У меня замечательная семья, преуспевающий любящий муж и воспитанный ребенок. Я посещаю дорогого косметолога, элитный фитнес и тренинг личностного роста».

Никто не спорит, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным, но иногда настойчивое навязывание стереотипа успешности вызывало у Михаила раздражение и непроизвольный протест: вместо посещения фитнеса с энергичной супругой, ему хотелось завалиться на диван с бутылкой пива и чипсами и тупо щелкать пультом по каналам телевизора.

Алина презрительно усмехалась: «Стареешь, Шестов, все твои интересы сводятся к одному – полежать на диване». Сама она функционирует как хорошо отлаженный механизм: встает в шесть утра, делает какую-то американскую зарядку, потом душ, зеленый чай, тщательный дневной макияж: это когда жена полчаса красится, но следов косметики на лице нет. Потом работа: лекции, семинары, дипломники, после работы или бассейн, или косметолог, или тренажерный зал, раз в неделю встреча с подругами в модной кофейне. Иногда он поражается, сколько энергии в его супруге.

Домой Алина приезжает хорошо если к десяти вечера, а то и позже, и падает без чувств. Хозяйством она не занимается: нет времени, нет сил и нет желания. Попыталась уборку спихнуть на дочь, но у семнадцатилетней дочки свои дела: учеба, репетиторы и друзья. Когда Алина поняла, что с дочки много не потребуешь, наняли домработницу раз в неделю убирать квартиру. Квартира теперь чистая, ничего не скажешь, но домработница занимается только уборкой, она не готовит, жена с дочкой питаются мюсли и смузи – берегут фигуры, а он заказывает себе готовую еду.

Интересно, Анюта тоже принимает участие в этой гонке под названием «успешность»? Сидит, щебечет на заднем сиденье, предвкушает отдых на природе. Личико бледное, и под глазами синева. К Ане Михаил испытывал определенную симпатию: нет в ней ничего показного, утомительной игры на публику, она спокойно и очень естественно держится, иногда слегка смущается. Похоже, она не столь эмансипированна, как ее одноклассницы, хотя, кажется, неплохо зарабатывает своей бухгалтерией.

Аня поуютней свернулась в глубоком продавленном кресле, умиротворенно улыбнулась и подумала: «Сейчас я замурлычу». Заканчивался чудесный осенний день, один из тех последних теплых сухих сентябрьских деньков перед затяжным октябрьским ненастьем, когда хочется дышать и дышать прозрачным воздухом, пропитанным горьким запахом опавшей листвы и, подставив лицо мягкому солнцу, ловить последние лучики. И они дышали, бродили по осеннему лесу и жарили шашлыки, а когда совсем стемнело, перебрались в дом и устроились в уютной гостиной с «Хванчкарой» и «Хеннесси».

Дом Алины Шестовой находился в старом дачном поселке Вершинино совсем недалеко от города, достался ей от родителей, был небольшим, но добротным, хотя и не шел ни в какое сравнение с шикарными коттеджами красного кирпича, выстроенными по соседству. За калиткой начинался лес, и буйство золотистой и красноватой листвы на фоне густой зелени хвои и темнеющего неба заворожило Аню.

– Пойдем в дом, – поторопила ее Алина.

Все опьянели от воздуха, вина и обильного ужина, стеснение и неловкость первых часов прошли – они не виделись с Натальей и Вероникой ровно двадцать лет, с тех пор как окончили школу, и теперь увлеченно щебетали. «Как же мы все изменились», – подумала Аня.

Мягкий золотистый полумрак сглаживал чуть наметившиеся морщинки четырех женщин, таких разных во всем: начиная от внешности, семейного положения и заканчивая занимаемой ими сейчас ступенью социальной лестницы.

Но сегодня вечером не имело никакого значения, что прилетевшая всего лишь неделю назад из Лондона Наталья Лисицина, супруга чрезвычайно преуспевшего в нефтяном бизнесе трейдера Шустермана, и бухгалтер Анна Оленина, в одиночку воспитывающая сына, живут практически в параллельных мирах. Сегодня вечером они были Наташки, Аньки, Верки, как тогда, двадцать лет назад, когда на этой же даче Алининых родителей справляли свой первый Новый год без взрослых, с неизбежными чьими-то слезами, выяснением отношений и чрезмерным распитием шампанского.

Сегодня солировала Наталья. Худенькая, стильная, пушистые ярко-рыжие волосы коротко подстрижены, похоже, она так и осталась такой же немного вздорной и непостоянной, что называется, без царя в голове, особой. Наташка взахлеб рассказывала о лондонских магазинах, судя по ее эйфории, супердоходы на супруга Шустермана свалились не так давно, и Наталья не успела пресытиться.

Как только они приехали в Вершинино, вышли из машин и немного скованно поздоровались, с нескрываемым любопытством разглядывая друг друга, непосредственная Наталья сразу после приветствия выпалила: «Ой, Анюта, какая у тебя курточка классная, где ты ее покупала?»

– На распродаже в «Стокманне», – честно ответила Аня.

Курточка была действительно классная и совсем недешевая, но, что самое главное, – универсальная. Она хорошо смотрелась в городе и подходила для загородной поездки, одним словом, и в пир и в мир, как и большинство вещей из Аниного гардероба.

– А я, знаешь, теперь только в Лондоне одеваюсь, я купила столько чудесных вещей… Я очень люблю пройтись по Пикадилли, ну, и, конечно, «Харродс» никто не отменял… – И Наталья белозубо улыбнулась.

У Ани непроизвольно округлились глаза при упоминании Пикадилли, но она тут же постаралась придать лицу выражение доброжелательной и понимающей заинтересованности. «Ну как же, Пикадилли, знаем-знаем, бывали-бывали…»

Вечером после ужина Наталья с нескрываемым удовольствием продолжила тему лондонской моды. Она гордо продемонстрировала обтягивающие тончайшие лайковые брючки и узкий ажурный джемпер, на ее тоненькой гибкой фигурке дизайнерские вещи смотрелись безупречно.

Аня восхищенно ахала, Алина периодически исчезала на кухне, а Вероника насмешливо улыбалась и роняла ехидные замечания.

Да, здорового скептицизма Веронике Гербер было не занимать. Впрочем, как и всего остального: красоты, ума и успеха.

Боже мой, как завидовала Аня ей тогда, двадцать лет назад, первой красавице не только класса, но и школы. Среднего роста, с точеной фигуркой, очаровательным треугольным личиком с большими, удивительно ясными карими глазами и роскошным каскадом блестящих каштановых волос, Гербер пленяла всех: мальчиков, молодых и не очень молодых учителей-мужчин и въедливых пожилых преподавательниц.

Пленяла царственно – спокойно, неторопливо и равнодушно. Истинная красота не терпит суеты и беспокойства. Природа одарила ее не только очарованием, но и острым математическим умом, хотя училась она весьма средне, видимо, утруждать себя зубрежкой неинтересных предметов было ниже ее королевского достоинства. Тогда, в школе, Вероника порой казалась Ане какой-то небожительницей, ну не может быть обычная девочка так хороша собой и так уверенна и безмятежна. Вероника была восхитительна и спокойна всегда: и у школьной доски, и на уроке физкультуры, и на шумной улице после уроков. По сравнению с Алиной, которую обеспеченные родители всегда очень модно одевали, Вероника была одета намного скромнее, но и это ее ничуть не беспокоило. И это поражало Аню более всего. Ее вообще НИЧТО не волновало! Ни контрольная по математике, ни запачканные весенней грязью сапоги, ни предстоящее родительское собрание и выпускные экзамены. Не только красоте, но и этому королевскому спокойствию отчаянно завидовала Аня.

Весь вечер Аня исподволь, как можно более ненавязчиво рассматривала Веру: она слегка поправилась, фигура стала более расплывчатой, лицо не такое треугольное, как в юности, округлилось, наметился второй подбородок. И одета Вероника не так изысканно, как Наталья, качественный просторный бежевый джемпер скрывает располневшую талию. Аня усмехнулась: ее саму одноклассницы просто не узнали и долго изумлялись, как стеснительная пухленькая девочка в очках, с вечным тощим хвостиком на затылке превратилась в изящную подтянутую женщину. В свои тридцать семь Аня выглядела намного интереснее, чем в семнадцать.

Аня встрепенулась, вынырнула из своих воспоминаний и кинулась помогать Алине: та сдвигала кресла в угол, чтобы женский щебет не мешал мужьям увлеченно смотреть телевизор. Мужей было двое: Гербер и Шестов, многословием они не отличались, женская болтовня их интересовала мало, и они молча и методично нагружались коньяком.

Аня отметила, что Шестов и Гербер принадлежат к одному типу мужчин: оба выше среднего роста худощавые блондины, но Андрей Гербер намного интереснее лысеющего рыжеватого Миши. Пепельный блондин с большими прозрачными голубыми глазами и неожиданно очень темными прямыми бровями и по-мальчишески упрямо сжатым ртом. Пряди блестящих волос небрежно падали на лоб, он отводил их рукой и хмурился.

Такой длинноногий сердитый упрямый мальчик, небрежно одетый в выцветшие голубые джинсы и светлый растянутый свитер. Такой очень сдержанный и притягательный мальчик. Интересно, он моложе Вероники или, что называется, хорошо сохранился?

– Сейчас будем пить чай, – сказала Алина, накрывая круглый массивный стол ажурной вязаной скатертью. Поверх скатерти она разложила небольшие льняные салфетки, на них крестиком были вышиты трогательные старомодные розы в обрамлении веночков.

«Эти салфетки и скатерть вышили и связали монашки в монастыре, где совсем маленькой воспитывалась моя прабабушка», – рассказывала Алина. Все восхищенно вздохнули. Посуда тоже была хороша: старинные тончайшие чашки кузнецовского фарфора, серебряная конфетница и маленькая необычная тарелочка для лимона, сплошь инкрустированная эмалью: волшебные цветы на изумрудном поле.

У Ани была точно такая же дома, и осталась она тоже от бабушки.

Аня смотрела на тарелочку и думала о том, что в семнадцать лет салфетки-вазочки кажутся ужасно мещанскими и абсолютно никому не нужными, а в тридцать семь эти же вещи умиляют до слез. Они переносят нас в детство, в то время, когда мы были маленькими и беззаботными, в окружении хлопотливых бабушек и молодых веселых родителей.