Loe raamatut: «Угодный богу», lehekülg 29

Египет. Меннефер.

Анхесенамон сидела на полу у изголовья своего супруга, безжизненно растянувшегося на постели. Вокруг находилось множество слуг, но все двигались медленно, отдавая дань страданиям владыки. Иные стояли, боясь дышать в присутствии фараона. Внимание присутствующих было приковано к неподвижному Тутанхамону.

– Он умер? – осторожно спросила Анхесенамон у лекаря, находившегося тут же.

– Нет, царица, фараон уснул. Сейчас в храме Амона-Ра возносятся молитвы о выздоровлении властителя Верхнего и Нижнего Египта.

– И он будет спасен? – с детской наивностью поинтересовалась царица.

– Конечно, о супруга божественного!

– Неправда! – вдруг воскликнула Анхесенамон, поднимаясь с пола. – Когда умирал мой отец, мать моя без устали и сна простирала к богу руки и молила о спасении мужа своего, забыв обиды и то горе, что причинил ей Эхнатон. Она молилась искренне. И это были самые сильные молитвы, на которые способен человек, потому что они были – сам свет, льющийся от сердца прямо к богу. Но отец умер…

– Говорят, что бог Атон не всесилен, – попробовал начать лекарь, но царица не дала ему продолжить:

– А разве всесилен Амон-Ра? – вскричала она вся в слезах и отвернулась, пряча обезображенное рыданьями лицо.

– Бог Амон простирает свою благодать не на каждого, – еле слышно прошептал лекарь.

Но царица его услышала.

– Так если не на фараона, тогда на кого же? – поворачиваясь к нему, спросила Анхесенамон.

И тут фараон зашевелился. Мутный взгляд его просветлел, задвигались губы.

Он прохрипел:

– Оставьте ее, она не виновата!

Присутствующие замерли в испуге, переглядываясь между собой. Они боялись, что у фараона помешательство или бред. Какие распоряжения может отдать он в таком состоянии? Оставалось надеяться на лучшее и беззвучно молиться. Что они и делали.

– Я сказал! Оставьте ее! – прошептал Тутанхамон, в бессилии закатывая глаза.

– Что это значит? – с тревогой спросила Анхесенамон.

– Наверное, это продолжение болезненного сна, – предположил лекарь, делая поклон.

Тутанхамон повернул к ним лицо:

– Царица, я хочу сказать… – он вдруг зашелся в приступе кашля, от которого его буквально подбрасывало на постели. – Я… виноват… я преступник…

– О, мой несчастный супруг! – Анхесенамон опять рухнула на пол, взяла в свои ладони свесившуюся с постели руку мужа и всё гладила ее, роняя слезы.

– Нет… я не должен… позволять тебе… прикасаться… ко мне… – Фараон все кашлял, и вдруг стал захлебываться.

Кровь хлынула у него изо рта.

Анхесенамон смертельно испугалась и с криком отскочила в сторону.

Тутанхамон еще пытался что-то досказать, он не терял из виду глаза супруги, но силы его иссякали, жизнь уходила. Вот глаза фараона помутнели и не выражали уже ничего, кроме тоски и животной боли. Повелитель Египта затрясся судорогой. Лекарь поспешил увести Анхесенамон из комнаты, где умирал ее божественный супруг. Царица плакала.

Едва только она покинула спальню, фараон рванулся всем телом с ложа, будто желая задержать супругу, и тут же упал, издав при этом шумный выдох. Больше он не двигался и не дышал. Только небольшая струйка крови вытекала из его рта, зака́пав пол.

Кто-то из слуг нагнулся к распростёртому телу, заглянул в открытые настежь глаза.

– Божественный скончался, – сказал он несмело.

Лицо Тутанхамона выражало его последний порыв раскрыть кому-то страшную тайну, тяготившую его. С этим порывом он и оставил мир живых.

По сводам дворца в Меннефере эхом на разные голоса неслось:

– Божественный скончался.

– Скончался фараон!

– Умер владыка Верхнего и Нижнего Египта.

– …повелитель Обеих Земель!

– Фараон умер!..

На мертвое тело положили полупрозрачное льняное полотно, тонкое, как китайский шелк, и белое, как горный снег.

В другой комнате рыдала вдова фараона, Анхесенамон. Ей было в тот момент восемнадцать, как и ее усопшему супругу…

Мумия Тутанхамона нашла пристанище на одном из почетных мест в гробницах царей. Много богатство было помещено в усыпальницу юного владыки. И среди них находился золоченый трон, сработанный Халосетом, и необыкновенные светильники, сделанные из алебастрита учеником великого Тутмеса и знаменитые тем, что при зажжении на их стенках проступали изображения царя и царицы на фоне гирлянд цветов. Для своего фараона создал Халосет и большие статуи, мрачно охранявшие место скорби и покоя от вторжения алчных негодяев. По воле умершего на его мумию было положено изображение богини Нехбет, когда-то давшей жизнь мальчику из уасетского нома, а теперь призванной вечно быть с ним в его посмертном странствии.

В честь фараона был возведен храм в Ипет-Ресе, чтобы память людей с благодарностью возвращалась к милостивому юноше, сумевшему править Египтом в то нелегкое время, когда страна взывала к богам, попранным и униженным.

Мумия Тутанхамона покоилась среди останков великих властителей. Но не было среди них мумии того, кто взбудоражил страну, кого ненавидели жрецы и знатные аристократы и кого любили крестьяне и рабы, бесправные в долине Хапи. Стоило Эхнатону перестать ходить по земле, как его постарались вычеркнуть из памяти живых и сделали все, чтобы убрать из числа мертвых, будто его и не существовало на свете. Ему было отказано в том, на что в Египте имеет право всякий бедняк. На погребение. Останки его исчезли, а гробница была разорена доблестными слугами Амона-Ра. Но ни ухищрения жрецов, ни их злость и ненависть к нечестивцу-фараону не удержат в тисках память о нем. Она пройдет сквозь века. Она вечна, как легенда о доброте, верности и любви. Царица Нефертити разделила участь своего божественного супруга, канув в неизвестность на долгие столетия. Ни она, ни влюбленный в нее скульптор Тутмес не знали, что для тех, кто спустя три с лишним тысячелетия найдет в песках его скульптурный портрет царицы Египта, Нефертити станет эталоном красоты и разожжет в людских сердцах восхищение, неугасимый интерес и любовь к этой неземной женщине, жившей в великую эпоху.

Преступление невольного убийцы Эхнатона останется тайной. А те, кто спустя века посмотрит на его золотую маску, он будет казаться прекрасным ангелом, этот бедный грешник! Не успел он скончаться, как закипела бурная война за его трон между царицей Анхесенамон и жрецами Амона-Ра. Приближался закат восемнадцатой династии, когда-то спасшей Египет от гиксосов. Но это еще не был конец Египта!

Почерневшая от постоянных рыданий и бессонных ночей царица Анхесенамон диктовала писцу послание к завоевателю азиатских территорий страны фараонов, славному царю хеттов, Суппиллулиуме:

– «Мой муж умер. Сына я не имею. Но у тебя, говорят, много сыновей. Если ты пожелаешь дать мне одного твоего сына, он станет моим мужем. Я никогда не выберу своего слугу и не сделаю его моим мужем».

Писец трудолюбиво вывел последние значки.

– Послать немедленно! – приказала царица.

– Будет исполнено, божественная! – ответил писец. – Суппиллулиума уже через неделю будет знать, о чем угодно было писать к нему прекрасной царице Египта.

Хеттское царство.

Суппиллулиума слушал послание Анхесенамон и сладко жмурился, как разжиревший сытый кот.

– Что прикажешь ответить, о царь? – спросил советник, когда закончил чтение.

– А что мне скажешь ты, мой мудрейший? – вопросом на вопрос ответил Суппиллулиума.

– По-моему, Египет сам идет в твои руки, о солнце!

Царь кивнул с довольной улыбкой, но тут же добивал:

– Ты прав, мой советник. Но я не настолько глуп, чтобы поверить в истину слов вдовы Тутанхамона. Не может быть, чтобы она не стремилась заманить меня в хитроумную ловушку.

– Каково же будет твое решение, повелитель? – советник смиренно ждал приказаний царя.

Суппиллулиума медлил. Он что-то тщательно обдумывал.

– Я пошлю в Египет преданного мне человека, который узнает, правда ли то, что написала царица Анхесенамон. И этим человеком будешь ты, – сказал он советнику.

Тот только низко поклонился в ответ.

Египет. Меннефер.

Писец вдовы фараона читал письменное послание хеттского царя:

– «…я одобряю союз Египта с царством хеттов. Но чтобы состоялся твой брак с моим любимым сыном, я должен быть уверен, что именно ты, царица, своей волей идешь на этот союз…»

Анхесенамон слушала, немного нервничая. Перед ней стоял вельможа Суппиллулиумы, прибывший только за тем, чтобы проверить реальность ее предложения.

– Отвечай! – велела она писцу, и тот незамедлительно приготовился записывать за царицей все, что она сочтет необходимым продиктовать.

– Пиши, что я действительно намерена своим браком с хеттским царевичем пресечь все дальнейшие недоразумения и войны между нашими государствами…

Писец принялся вырисовывать знаки на папирусе. Советник Суппиллулиумы стоял и вслушивался в речь царицы, говорившей на египетском. Он почти ничего не понимал из ее слов.

– Я не хочу более быть вдовой! Я – царица и жена фараона! Именно таким титулом будет именоваться тот, кто женится на дочери Амонхотепа IV…

Хеттское царство.

Советник дочитывал Суппиллулиуме письмо Анхесенамон, переведенное на хеттский:

– «…так дай мне одного из сыновей. Мне он будет мужем, а в Египте будет царем». Вот истинно слова царицы Египта. Письмо составлено в моем присутствии и в знак особого доверия сопровождено к царю хеттов египетским послом Хани.

Присутствующий тут же Хани, тощий краснокожий египтянин, весь задрапированный ослепительно белой тканью с плиссировками, молча кивнул в знак согласия. Шею посла украшал круглый накладной воротник из драгоценных камней и золота, а голову венчал длинный парик из овечьей шерсти, свисающий трубчатыми локонами вдоль лица.

Суппиллулиума рассматривал посла, как игрушку. Когда же, наконец, осмотр был завершен созерцанием кожаных сандалий, царь подал знак одному из слуг приблизиться и взял у него свернутый трубкой кусок тонко выделанной кожи.

– Передай царице Анхесенамон, – сказал повелитель послу Хани, протягивая свиток. – И скажи, что царь-солнце делает ей шаг навстречу. В ближайшее время хеттский царевич прибудет в Египет, чтобы стать фараоном.

Хани поклонился, приложив руку к груди, принял свиток из десницы самого царя-солнца и, сделав это, отступил на три шага назад.

– Проводите посла, – велел царь.

Двое слуг подошли к египтянину и встали с обеих сторон от него. Хани понял, что его аудиенция окончена, и послушно с сопровождением удалился из зала.

Суппиллулиума остался наедине с советником.

– Что мне делать, мудрейший? – спросил он, не глядя на своего вельможу.

– Ты спрашиваешь меня, о солнце? Ты просишь моего совета, кого из твоих доблестных сыновей послать на жертвенный алтарь Египта?

– О, ты проницателен, мой слуга! – воскликнул повелитель. – Ты совершенно справедлив в том, что видишь явную опасность для хеттского царевича в египетской земле. Но что поделаешь, я обещал царице мужа, а мне самому необходима власть в Египте и над Египтом.

– Тогда… – Советник задумался и неуверенно произнес. – Можно отправить в страну пирамид Рабсуна.

– Что ты говоришь! – притворно запричитал Суппиллулиума. – Он же мне не сын!

– Да! Но об этом знает очень ограниченный круг твоих подданных, эта тайна будет сохранена! – горячо воскликнул советник, подыгрывая царю.

– Он мне всегда был почти как сын! – продолжал спектакль Суппиллулиума. – я никогда не отделял его от своих детей. Но я восстановлю справедливость, которую давно заслужил этот мальчик. Он был несчастен! Он был обижен судьбой и людьми! Он озлобился и ожесточился! Но, наконец, я дам ему то, к чему он стремился с детства! В Египет поедет он!

Египет. Меннефер.

Царица гуляла в саду, когда к ней подошел Хоремхеб, немолодой, с сединой в бровях, в полосатом плате, полностью скрывающем его волосы.

– О, прекраснейшая, подобная Мут… – начал он.

Анхесенамон перебила его:

– Зачем ты сыплешь именами неправедных богов, друг моего отца?

Это не сильно смутило Хоремхеба, он тут же подхватил нить разговора:

– Но, царица, как же мне обращаться к тебе, как выразить свой восторг?

– Оставь слова, Хоремхеб, – строго ответила дочь Эхнатона. – Ты хочешь говорить со мной? О чем? Будь краток.

– Хорошо. Я скажу. Царица, мне очень жаль видеть тебя, красивую и молодую, а таком удрученном состоянии. Ты мечешься, ведя борьбу за престол. Я могу тебе помочь.

– Чем? – Царица не смотрела в его сторону, перебирая тонкими пальцами листья акации, свесившей до земли свои ветви.

– Я знаю, ты воюешь со жрецами. Но царица, я осведомлен не только о твоих планах, но и замыслах твоих врагов.

– Интересно, – Анхесенамон внешне не выражала внимания к собеседнику, но внутри нее все сжалось от напряжения.

– Да, царица, – не ожидая благосклонности вдовы Тутанхамона, продолжал Хоремхеб. – Тебе все равно не одолеть их. Они вездесущи. Они всё узнают раньше тебя. От них невозможно скрыться.

– Будь короче.

– Царица, они все равно лишат тебя престола. Наследников у тебя нет. В лучшем случае, ты будешь в гареме нового фараона.

– Что?! – Анхесенамон живо развернулась и уставилась на Хоремхеба испепеляющим взором.

– Ты пытаешься найти друзей среди хеттов, – не обращая на это внимания, говорил тот. – Но они коварны и сами ищут во всем выгоду. Неужели ты не видишь, что им только на руку твое стремление заключить брак с сыном Суппиллулиумы?

– Откуда ты знаешь? – недоумевала царица, а Хоремхеб продолжал горячо и быстро говорить, пресекая все попытки Анхесенамон остановить его.

– Ты решила сыграть с тройной выгодой: муж, независимость от жречества и прекращение войны с хеттами? Но Суппиллулиума не глупец. Он смотрит гораздо дальше тебя! И если он посылает в Египет царевича, то только для того, чтобы покорить себе твою страну. Он давно мечтает о Египте, да только сил у него было недостаточно. Теперь же по глупости царицы Египет станет доступным и открытым. Берегись, прекраснейшая, царь хеттов не будет церемониться.

– Я не узнаю тебя, – только и смогла вымолвить в ответ царица.

– О, ты умна, и ты должна понять, что лучше подумать о будущем теперь же, пока не поздно!

– О чем мне думать?

– Ты должна найти мужа еще до того, как хеттский царевич окажется в Египте.

– Кого же мне искать? Где? – засмеялась Анхесенамон.

– Я готов стать твоим мужем, – неожиданно сказал Хоремхеб, и царица ответила ему взрывом хохота.

– Где же твоя жена, почтеннейший? – спросила она.

– Она… Ее давно уже не существует, я получил развод! – Ответил Хоремхеб, и было непонятно, говорит ли он правду или лжет.

– Увы, мой слуга, ты зря старался, – ответила царица. – Я не выхожу замуж за подданных.

И с этими словами она удалилась в сторону дворца со своей свитой, которая все время их разговора с Хоремхебом ожидала ее на некотором отдалении. Хоремхеб же остался стоять на месте…

Голос его, умноженный акустикой и разросшийся до невероятных размеров, звучал в храме Амона:

– Зреет заговор! Суппиллулиума теперь хочет завоевать весь Египет путем брака с нашей царицей. Ему недостаточно Финикии и Сирии! А вмешательство в войну сирийских правителей только усугубляет наше положение. Известно ли вам, что эти царьки еще при Эхнатоне решили воспользоваться войной, чтобы выскользнуть из-под власти Египта? Фараон не придавал этому никакого значения, потому тогда для страны возникла реальная угроза нападения. Теперь всё стоит еще острее. Царица слишком далека от политики, чтобы разглядеть обман! Она полна тщеславия и желает выйти замуж только за человека царской крови, пусть даже за врага! Да, ее цель – стать единовластной правительницей Верхнего и Нижнего Египта! Она рассчитывает, что иноземный царевич окажется слабым и не сумеет сосредоточить власть в своих руках, тогда страной будет единовластно править она, царица.

Жрецы с большим вниманием слушали Хоремхеба.

– Я обеспокоен судьбой Египта и потому говорю вам: хеттский союз не должен состояться, во имя Амона, покровителя Обеих Земель!

– Как этому помешать? – спросил у Хоремхеба один из жрецов.

– Царевич не доедет до Меннефера, – сдержанно и негромко ответил верховный жрец.

– Это грозит новой войной, – произнес в тон ему Хоремхеб. – Но открытая война лучше тайной.

– Если ты, Хоремхеб, окажешься победителем, то тебя, именно тебя, мы поставим фараоном, – сказал верховный. – Мы не можем допустить брака царицы Анхесенамон с хеттским принцем. От него могут появиться дети, наследники Эхнатона. Род нечестивца должен быть пресечен! Детей у нее быть не должно!

– Боюсь, твои опасения напрасны, – с долей сарказма ответил Хоремхеб. – Царица бездетна.

– Боги наказали ее! – заключил верховный жрец.

Хоремхеб промолчал.

– Мы, жрецы Амона-Ра, должны вернуть себе утраченную власть. Мы завоюем весь Египет! – провозгласил верховный. – И наконец-то в стране установится порядок!

Он обвел присутствующих взглядом, полным фанатичной уверенности в своей правоте.

Египет. Северо-Восточная граница.

Тридцативосьмилетний Рабсун в сопровождении двадцати хорошо вооруженных всадников и четырех слуг ехал навстречу своей судьбе. Настал момент возврата его утраченного величия! Рабсун был настолько переполнен гордыней, что, казалось, мог лопнуть. Наконец-то Египет падет пред ним! Он ждал этого двадцать семь лет, с тех самых пор, когда с матерью покидал свою родину. Сколько довелось ему вытерпеть потрясений и унижений! Но теперь он отплатит за всё! И Египту, и Суппиллулиуме, и всем!.. Корыстолюбивые, тщеславные мысли скакали в его голове галопом, гарцевали, как породистые лошади, потому что он годами холил и лелеял их, а теперь упивался ими. Конечно, в Египте он будет править сам, без дяди, который наверняка уже протягивает руки к его трону, трону фараона! И уж конечно без царицы, дочери негодяя Амонхотепа IV, сводного братца, лишившего его, законного наследника, царской власти на долгие годы, обрекшего его на изгнание, на голод, смерть… Он отомстит за себя и за мать. Кровью. Всем.

Вдруг Рабсун остановил лошадь.

Где-то он уже слышал и этот голос и… История, которую один из его телохранителей рассказывал спутникам. Ее он не спутал бы ни с чем.

– …И представьте, она достала из-под лохмотьев золотой браслет. Нищенка! Часто ли вы видели нищих, у которых на теле спрятано сокровище? Мы, молодые, горячие парни, решили проверить. Кто знает, быть может, она скрывала на груди еще что-то! Веселье удалось! Поверьте!.. Золота, правда, не оказалось. Но это не беда…

Рабсун, быстрее молнии, подскочил к рассказчику с обнаженной саблей и, не проронив ни звука, принялся рубить его на куски, в момент лишив его жизни.

Ошеломленные такой сценой телохранители решили, что у принца тяжелый недуг, о котором они слышали из рассказов старых воинов, и с криками: «Он сбесился! Спасайся!» – повернули коней и пустились прочь. Слуги в ужасе сбились в кучу, не зная, что предпринять. Дикими глазами они смотрели на дикую сцену. А принц все махал и махал своим мечом, вонзая его в плоть того, кто много лет назад, ради забавы, отнял у него мать.

Когда Рабсун успокоился и насладился зрелищем останков своего врага, он приказал слугам, побоявшимся последовать примеру воинов, отправляться дальше, ничуть не смущаясь тому обстоятельству, что придется ехать без охраны.

Но не прошло и получаса, как из-за одной из гор на царевича напали какие-то люди, по одежде которых было невозможно определить, египтяне ли это или палестинцы. Их было около тридцати. Они мгновенно справились с крошечным отрядом хеттов. А когда всё было кончено, один из нападавших снял с пальца мертвого царевича дорогой перстень с красным камнем и водрузил на свой мизинец.

Спустя некоторое время пришедшие в себя телохранители решили догнать брошенного ими Рабсуна, пустились по следу и вскоре набрели на место неравного поединка, где лежали в запекшейся крови пять трупов, одним из которых было и тело царевича.

Боясь жестокого наказания, воины не стали возвращаться к Суппиллулиуме, и потому весть о гибели Рабсуна пришла в Хаттус с задержкой. В Меннефер хеттский царевич так и не прибыл, царица послала людей узнать, в чем причина. А при дальнейших выяснениях Суппиллулиума обвинил в случившемся Египет и, как и ожидалось, объявил войну.

Перстень же с рубином перекочевал с мизинца неизвестного разбойника на палец доблестного Хоремхеба и уже никогда впредь его не покидал. «Это знак особой услуги, оказанной мною жречеству», – любил говорить Хоремхеб о красивейшем перстне с красным камнем.

Война между хеттами и египтянами началась. Вполне понятно, что гибель царевича была лишь поводом к давно намеченным действиям, целью которых являлось покорение Египта. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не внезапная эпидемия чумы, внезапно начавшаяся у египтян. Пленные занесли болезнь в лагерь хеттов, и те, опасаясь повальной смертности, в ужасе бежали из Египта. Так завершилась эта война.

Жречество было довольно. Оно еще не догадывалось, что пошатнувшись при Эхнатоне, оно так и не сможет набрать того могущества, каковое было в его руках до правления безумного фараона. Египет, вновь спасенный Амоном-Ра от захватчиков, вернулся к древним устоям, а вместо временщика Эйе на троне Египта оказался победитель Хоремхеб, который взялся писать свою историю с того, что объявил себя непосредственным преемником Амонхотепа III, а заодно и его сыном, упразднив более, чем четверть вековое правление четырех царей – Эйе, Тутанхамона, Сменхкары и Эхнатона. Египет переживал закат восемнадцатой династии своих фараонов, да живут они вечно!