Loe raamatut: «Как найти Феникса»
© Форш Т., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Пролог
Где-то в Пекельном мире…
Каменные ступени уходили вверх и растворялись в кружащемся пепельном мареве. Узник в миллионный раз пересчитал их. Ровно двадцать семь. Если бы клетка, в которую его заточили, не лишала колдовских сил, он бы уже давно позабавился, сделав количество ступеней больше. Гораздо больше! Чтобы его враг спускался к нему так долго, как только это возможно!
Вот интересно, а Пепельный заметил бы такую вольность?
Узник почесал заросшую жесткой щетиной щеку.
Вряд ли! За эти бесконечные дни его мучитель не вспомнил о нем ни разу.
Взгляд с тоской скользнул по изгибам черных гор, клочку серого неба, видневшемуся из проклятой клетки.
Проклятый мир!
Мир рабов. Мир чудовищ. Мир Пепельного демона…
Узник в отчаянии стиснул прутья решетки и прикусил губу, разглядывая свои изъеденные огненными язвами руки. Он уже привык к огню, сжигавшему его изнутри, потому что боль, уничтожавшая его душу, была гораздо сильнее.
– Все бы отдал, только бы узнать, как она, что с ней.
– А «встань передо мной» – кто говорить будет? – Перед глазами появилось крохотное белое облачко, из которого вылепился странный горбатый конь размером чуть больше мухи и, наворачивая круги перед носом онемевшего от изумления заключенного, принялся ехидно зудеть. – Значит, «все отдать» мы согласны, а по форме это сделать – не судьба?
– Ко… ко… ко… – От удивления узник начал заикаться, а крылатая бестия тут же подлила масла в огонь.
– Может быть, по-куриному это прозвучало бы именно так, но… сделка есть сделка! Ник, если это ты – дай знак. А то я тут шпионом заделалась, уже неделю по клеткам летаю да мысли подслушиваю. Ведь по-другому не понять, кто есть кто. Все такие красавчики – аж оторопь берет! У твоего хозяина, видимо, пунктик на том, чтобы сделать других еще страшнее, чем он сам. Хотя вряд ли такое возможно.
– Кобылка?! – наконец выдохнул узник, обретя дар речи, и тут же с опаской огляделся. Ну и что, что его клетка стоит на пустынной площадке, за которой растворяющаяся в сером тумане пропасть – надо быть осторожнее! Иногда он даже чувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Впрочем, «чей» – нетрудно догадаться! Либо Пепельного, либо его стражей. – Откуда ты здесь?! Я тебя не вызывал, – едва слышно шепнули его губы.
– Так вызови! – не таясь, громко фыркнуло крылатое нечто. – И все оформим в лучшем виде! Так сказать, без заинтересованных в тебе посредников!
– Ты сейчас о ком?
– Как о ком? О подопечном моем! Я ему бонусом это желание оформила, а попутно контракт продлила! Или забыл, что я, Кобылка-горбылка, тружусь и днем и ночью, желания таким, как вы, обалдуям фактически за «спасибо» выполняя?
– Ты о Борьке?! – Ртутные глаза пленника загорелись радостью, едва он подумал о жеребце, принадлежавшем жене. Василисе… Как там они? Ведь и попрощаться не успели, когда Пепельный демон унес его в свою преисподнюю1. – А что он пожелал?
– Тю! Что-то ты, батенька, в этом подземном царстве-государстве тупеть начал! – Крылатая «конемуха» на бреющем полете заложила мертвую петлю и, устроившись у пленника на переносице, поучительно зазудела: – Пожелал он тебя найти! Ну и попутно выведать все: как жизнь, как здоровье. Кстати, может, ты о Василисе чего узнать хочешь?
– Больше жизни! – забыв об осторожности, выпалил тот.
– Тогда учи слова вызова. – Кобылка на мгновение настороженно замерла и, пискнув: «Жду ответа, как соловей лета!» – с легким хлопком исчезла.
Узник потер переносицу, все еще не веря в произошедшее. О нем не забыли! Его ищут! Его помнят!
– С кем это ты тут говорил? – Раздавшийся в пустоте вкрадчивый голос заставил Ника поспешно отойти от решетки. Затаив дыхание, он хмуро стал разглядывать мучителя.
Пепельный! Его высокая, закутанная в черный плащ фигура появилась на верхней ступеньке лестницы, точно соткавшись из кружащегося в воздухе пепла. Выжженные бельма глаз холодно уставились на пленника. Капюшон не скрывал его уродства, выставляя на обозрение огненные язвы, испещрившие лицо.
Ник поморщился. Сейчас он и сам выглядит не лучше. Из-за черного ритуала Пепельного он постепенно терял свою внешность, становясь его подобием, как все его рабы. А если он таким останется навек? Будет ли Василиса его любить? Да чего там любить… будет ли помнить его таким, каким он был прежде?
– С кем ты говорил, раб? – Пепельный повысил голос и принялся медленно спускаться, с каждым шагом приближаясь к нему.
– Со своими мечтами! – буркнул Ник, вжимаясь в каменную стену. Терять уже больше нечего! Вряд ли Пепельный пришел к нему просто поговорить. – Ты сделал все, чтобы у меня не было собеседников…
– Я не совершу дважды одной и той же ошибки! Один раз я уже позволил тебе сбежать… – Его мучитель спустился еще на пару ступеней, вскинул в сторону пленника руку и, кривя в ухмылке тонкие обожженные губы, стиснул пальцы в кулак, будто сжимая что-то невидимое.
Ник скрипнул зубами, чувствуя, как кровь, струившаяся по венам, взбурлила, превращаясь в лаву, выгрызающую на коже огненные узоры, будто стремилась выплеснуться в этот мир, и рухнул на каменный пол.
– Тебе никогда отсюда не выбраться! Через сотню-другую лет о тебе забудут! Ты сам забудешь, как тебя зовут! Слышишь меня, раб? Но для начала я приготовлю тебе персональную пытку… Как думаешь, твоя ненаглядная Василиса согласится скрасить этот мрачный мир? За то время, пока я искал украденное тобой у меня кольцо, я даже как-то привык к ней… – Кулак мучителя сжался еще сильнее. – Ты не достоин ее! Ты не ценишь тот дар, что она дает тебе! Дар быть живым!!!
Но пленник его уже не слышал. Теряя сознание от невыносимой боли, он продолжал шепотом повторять то единственное, что возвращало ему желание жить.
О нем не забыли!
Его ищут!
Его помнят!
Глава 1
– Эх, жарко-то как… – Афанасий запрокинул голову, прищурился, разглядывая раскаленный белый шарик, упрямо сопровождающий нас вот уже какой день, и ругнулся. – Чтоб тебя! Уже и из проклятущей Шамаханской пустыни вырвались, а на небе ни облачка!
Жеребец Борька обернулся, косо взглянул на нас черным глазом и, шумно вздохнув, поплелся вперед.
Все его мысли стали понятны даже без слов: «Дармоеды, захребетники! Только стонать и можете! Вам-то хорошо на моей спине, а каково мне?» И это если тактично пропустить несколько нелестных эпитетов и взывания к нашей совести, какие бы непременно последовали, обрети он дар речи снова. Эх, хорошо-то как было, пока он мог говорить! Пока Пепельный не сделал из него молчаливое перевозочное средство, а из меня, царской дочки, – бродягу, которая уже и не знает, приведет ли нелегкая ее домой… Меньше всего повезло моему мужу Никите! Его Пепельный забрал в свое царство, и я буду не я, если его не найду и не освобожу.
– Ничего, Борька, еще пару дней – и даст бог, доберемся до папенькиного царства-государства! – Я похлопала верного друга по загривку. Единственное, что есть сейчас у нас – это надежда и вера, что все будет хорошо! – А пока двигай во-он к тем стогам, что на пригорке стоят.
Борька снова вздохнул, но уже не так печально, и прибавил шагу.
Подозрительное дымное марево накатило внезапно, заставив меня закашляться, а едва мы поравнялись со стогами, к дымной горечи добавился сладковатый запах свежего жаркого. Вот только желудок, вместо того чтобы издать голодный вопль, подпрыгнул к горлу, заставляя меня давиться тошнотой.
– Что там горит? – Я прищурилась, вглядываясь в дымную завесу. Постепенно она становилась все гуще и гуще, скрывая за собой все… ну, или почти все, что осталось от построек после случившегося здесь пожара. – Мне кажется, местность какая-то знакомая… – Старательно повертев головой, я подметила привычные очертания колодцев, прятавшихся за стогами, не тронутыми огнем.
– Насколько я могу быть уверенным… – Афанасий, или Афон (когда-то он был Змеем Подгорным, превращенным в чудище Пепельным, но после нашей встречи с ним и произошедших с Афоном перемен язык не поворачивался обзывать его пресмыкающимся), тоже внимательно огляделся и указал на колодцы. – Я знаю только три деревни, которые всегда славились чистой родниковой водой. И при въезде в них путники могли отведать этот нектар богов.
– Да. Я поняла, что ты хочешь сказать. Это пожарище и есть деревня Колодцы. Вопрос – какие? Большие, Средние или?..
– Если судить по небольшому количеству как колодцев, так и домов – это Малые Колодцы. Были… Что скажешь?
Хм…
Я помолчала, разглядывая остовы домов.
– Если бы я оказалась тут несколько дней назад, то, совершенно не смущаясь, свалила бы всю ответственность за произошедшее на Пепельного, а сейчас… Даже и не знаю, что можно предположить. А если наведаться в деревню? Все равно кто-нибудь да выжил. Вот и узнаем, что произошло…
– Не возражаю… – Афанасий шустро спрыгнул с жеребца, тут же ойкнул, подержался за спину и смачно потянулся. После разминки взялся за поводья, готовый вести нас с Борькой к пепелищу, как вдруг жеребец заупрямился, уперся передними ногами в кочку и отчаянно замотал головой, не забывая ритмично притопывать задними копытами.
– Опять коняшка-морзяшка? – Я подозрительно нахмурилась, наблюдая за Борькиным танцем, но… Все же этот странный язык лошадиных «жестов» был лучше, чем полная неспособность к общению нашего друга, а по совместительству средства передвижения.
Афанасий помолчал, не сводя глаз с приплясывающего коняги. И забормотал:
– Какого лешего мы поперлись на это пожарище? Может, решили у халявного костра погреться? Или грабежом заняться? Да что тут говорить, совсем без Ника распоясались! Особенно некоторые!
– Афон, тебе плохо? Дыма надышался? – сочувственно поинтересовалась я, про запас держа мысль о том, что он всего лишь переводит на человеческий язык Борькины пляски. Его ответ не заставил себя ждать и подтвердил догадку.
– Мне-то хорошо. Просто озвучиваю мысли нашего друга. – Афанасий дождался, когда жеребец наконец-то успокоится, и грустно улыбнулся. – Хотя мне нравилось куда больше, когда ему не требовался перевод! Все вспоминаю, как он мне о пользе вегетарианства вещал, когда я его у своей пещеры примотанным к дереву обнаружил. Эх…
Борька решил поддержать воспоминания и снова начал притопывать, но я решительно прервала их ностальгический диалог:
– Значит так! Переведи этому ущербному, что его дело копытами передвигать и желательно в ту сторону, в какую велят! А не нравится – завсегда можем Пепельного вызвать, чтобы он его тоже в тартарары забрал!
Афанасий с готовностью открыл рот, чтобы повторить мои слова жеребцу, но, поняв бессмысленность действия, только виновато развел руками. Борька обиженно фыркнул и, гордо подняв голову, направился в сторону пожарища, всем видом показывая, что он думает о моем ответе и вообще о таких, как я.
Я встретилась с укоризненным взглядом Афона и, ничего не ответив, зашагала вслед за Борькой.
Что ж, так проще. Не готова я сейчас слышать о Нике. Ни-че-го! Хотя… интересно, а его вправду зовут Никита Заречный? Тогда почему его называют Феникс? Для красного словца? Или… Да какая теперь разница! Еще неизвестно, найдем ли мы муженька моего…
Хотя Афанасий сказал, что найдем…
– Что же тут такое произошло? – Афон остановился и, прислонив ладонь козырьком ко лбу, внимательно огляделся. Впрочем, искать ответы среди этих дымящихся, обугленных и порушенных лачуг было бессмысленно. В глазах потемнело, острая боль скрутила живот и… Не знаю, что в ту минуту со мной произошло, но пока длился приступ, я будто ощутила страдания и ужас погибающих, услышала предсмертный вой обреченных.
И словно очнулась. Осмотрелась и, избегая взгляда Афона, как можно равнодушнее произнесла:
– Пожар здесь случился! Что же еще? Смотри… – Я хотела указать на уцелевшее капище, куполами устремившееся в небо, и предложить поискать там выживших, но меня снова скрутила боль. Да еще какая! Охнув, я рухнула на колени, пытаясь обуздать вышедшее из повиновения тело. Теперь я знаю, что чувствует несчастный, который вместо воды вдруг решил глотнуть расплавленного свинца!
– Василиса?! – Ко мне подскочил Афанасий, и даже Борька, жевавший в отдалении траву с темно-серым налетом пепла, почуял неладное и в два прыжка преодолел разделяющее нас расстояние.
– Иго-го?!
Надо что-то сказать! Надо успокоить друзей!
Едва сдержав стон, я попыталась выдавить из себя внятное объяснение, раскрыла рот, да так и замерла, разглядывая необычное видение, полностью заслонившее собой картину пожарища. Я четко увидела еще дымящиеся руины дома, рядом с покривившейся на один бок яблоней, на удивление совершенно не пострадавшей от огненной стихии. Более того, моя фантазия до того разгулялась, что мне показалось, будто я могу видеть сквозь стены. Что я вижу подвал, а в подвале спрятавшегося за бочкой с квашеной капустой мальчугана лет семи.
– Василек?! – Афанасий сжал мои плечи. – Что с тобой?!
Боль, вместе с туманом видения, неохотно рассеялась, и я поняла, что смотрю в сочувствующе выпученные глаза Афона. Даже став человеком, он все равно неуловимо напоминал свою вторую ипостась.
– Никогда не называй меня так! – не то простонала, не то прокряхтела я, пытаясь выбраться из кольца его рук.
– Ах, да-да! – спохватился он, но руки не убрал, а поднял меня на ноги. И только убедившись, что я стою и падать не собираюсь, отстранился, но встал так, чтобы можно было меня в любой момент подхватить. – Кажется, тебе не нравится, когда тебя так называют?
– Не нравится… – Я постояла, разглядывая пожарище, и, следуя какому-то наитию, свернула в ближайший проулок, уходивший между пепелищ в дымное облако. Не знаю, что за видение меня посетило, но чую – не зря! Ну не зря меня так скукожило! А вдруг здесь и вправду найдется похожий дом, где в подвале прячется живой малыш?
– Вась, ты обиделась? Ну честно! Не хотел! Точнее, хотел, но не мог… Хотя, наверное, мог, но… И вообще – я дурень! Прости, а?
– Иго-го-го-го… – ехидно пропел ему в ответ Борька.
Интересно, что это могло означать на человеческом языке?
Нет, смысл я уловила, но вот обороты, синонимы, афоризмы, что рождаются в голове моего жеребца, так просто не придумаешь! Их слышать надо!
– Афон, забудь, ладно? – отмахнулась я. – Можешь звать меня как хочешь, хоть чурбачком, только в огонь не кидай! Лады?
– Лады! – Афанасий ожил, в два шага догнал меня и вкрадчиво поинтересовался: – А куда ты идешь? Может, проще обойти с подветренной стороны? Там и дыма не так много…
Не останавливаясь, я мотнула головой.
– Нет, мне нужно туда. Потому что… – И запнулась, не зная, как сказать о своем странном видении. Подумав, скомкала объяснение: – Хочу, и все! А кому не нравится дым – никто не держит!
– Да нравится, нравится! – тут же замахал руками Афанасий и украдкой вздохнул. – Что-то я в последнее время мазохистом становлюсь…
– Иго-го? – уточнил Борька, поравнявшись с ним.
– И не говори… – вздохнул тот.
Какое-то время мы брели молча. Впрочем, желание говорить начисто отбивал густой едкий дым. В центре пожарища клубы дыма будто бы обретали плоть, становясь осязаемыми. Они забирались в нос, заставляя заходиться в кашле, щипали глаза, делая нас почти слепыми. Боже, какая я дура, что повелась на какое-то там видение! Да мне наверняка от зеленых яблочек, нарванных вчера с дички, поплохело, а я себя уже в медиумы записала!
– Вась, не знаю, что тебя сюда понесло, но, кажись, мы деревеньку – того! Почти прошли! – прохрипел над ухом Афон и, вежливо подхватив под локоть, уверенно потащил вперед. – Вон ту яблоню минуем и поскачем дальше!
– Яблоню? – насторожилась я, пытаясь разглядеть опознавательный знак сквозь дым. – Кривую?
– А… гм… тебе сильно важно, мимо какой яблони пройти? Ну… может, у тебя какая-нибудь примета… Например – семь лет счастья не будет, если, выползая из пожара, пройдешь мимо кривой яблони.
Ну что ты будешь делать с этими волшебниками? Обязательно подковырнуть надо, не разобравшись! Или, может, он считает, что я дыма перенюхала?
Я было хотела все это высказать, но тут до меня дошло:
– Кривой? Ты сказал кривой?!
– А я о чем? – Судя по настороженному голосу Афанасия, мой ответ подтвердил его худшие опасения. – Так какая разница?
Тут порыв ветра всколыхнул дымную муть, и я, не ответив, со всех ног бросилась вперед. Туда, где рядом с обгоревшим остовом лачуги высилось, наклоняясь ветками к дороге, непонятно как уцелевшее в этом пекле дерево.
– Ты что – смерти ищешь?! – Афанасий, надо отдать ему должное, медлил всего секунду, а затем кинулся за мной. Следом послышался ритмичный перестук копыт Борьки. – При чем тут эта яблоня?!
– Там, внизу, в подполе – ребенок! Не спрашивай, откуда я это знаю, просто поверь! – Перед деревом я остановилась и обернулась к Афону. – Сможешь расчистить путь к подвалу?
– Гм… – Афанасий подошел и с сомнением оглядел руины. – Расчистить? Да легко… было бы раньше, когда я был Змеем. А теперь ведь на такие фокусы магическую силу тратить надобно.
– И в чем проблема? – нахмурилась я. Каждая секунда на счету, а он цену набивает!
– Да ни в чем! – Афанасий смерил долгим приценивающим взглядом злосчастные остовы дома и снова посмотрел на меня. – Если не считать проблемой отсутствие в данный момент у меня физических возможностей моей второй ипостаси, а оттого грозящие мне непомерные затраты магических сил. И не на что-нибудь, а на твои, весьма странные, фантазии.
– Ты мне не веришь! – подытожила я и, смело ступая по дымящейся, черной траве, направилась к пепелищу.
– Ну вот! Обиделась! Что за девушки нынче нервные пошли? – вздохнул Афанасий и бормотнул несколько тарабарских слов. Еще тлеющие бревна вдруг поднялись в воздух, отлетели немного в сторону и со страшным грохотом рухнули вниз, подняв клубы дыма, пепла и даже вырвавшийся в небо столб огня. – Прошу! Делайте что хотите, мадама, но если здесь не будет никакого подвала и никакого мальчика – вспомните мои слова!
«Интересно, какие и когда сказанные?» – отстраненно подумалось мне. Не затрудняясь ответом, я бросилась туда, где еще мгновение назад дымились остатки лачуги.
Найти в полу единственной комнаты заветный люк, запорошенный пеплом, стало минутным делом. Афон, не отходивший от меня ни на шаг, тут же бросился его открывать.
– Эй? – позвала я, когда у моих ног заплескалась темнота. – Есть тут кто?
Тишина была нам ответом.
– Твоя взяла. Я просто надышалась дыма. – Криво усмехнувшись, я обреченно махнула рукой, давая приказ опускать крышку, но тут уже насторожился Афанасий.
– Мне показалось или я слышал шорох?
– Наверное, крысы… – Я передернула плечами, уже не веря ни во что, как вдруг из темноты показалась вихрастая, рыжая, как солнышко, голова. Голубые глаза уставились на нас с робкой надеждой, и маленькое «чудо» заявило:
– Я не крыса! Я – Митяй! А пожар уже закончился?
– Заканчивается, – ответил ему Афон таким тоном, словно он спрашивал о дожде.
– Хорошо! – важно кивнул тот и шустро начал карабкаться по лестнице. – А то упарился я тут сидеть.
– А чего ты решил тут отсидеться и не ушел со всеми? – Я протянула руку мальчишке и, вытянув, поставила его рядом с собой. – Или не успел?
– А никто не успел! – Митяй поднял на меня совсем недетские глаза, в которых застыла такая боль, что я все поняла и без продолжения. Но мальчишка продолжил: – Он налетел в рассветный час. Когда еще даже мамка корову доить не пошла. Верхом на чудище трехглавом. И ну давай деревню огнем поливать. Из пасти у чудища, как из лейки, огонь выплескивался! Я в окно увидел. Помню, как батя меня вместе с ведром воды и краюхой хлеба в подпол закрыл. Потом шум, крик, топот. И все стихло! Я долго тут сидел. А потом вы пришли…
Не сдерживая больше слез, он шмыгнул в кулак, утер мордаху рукавом и серьезно заявил:
– Спасибо, что выручили, но мне идти надобно.
Афанасий проникся серьезным видом рассказчика и, сдвинув брови, заботливо поинтересовался:
– И куда путь держать изволишь?
– В Колокольцы, – тут же ответил мальчишка и с надеждой спросил: – А может, отведете меня? У меня там дед живет. Помоетесь, переночуете.
– Почему бы и нет! – оживилась я, заметив сомнение на лице Афона, и, помня кое-какую странность в рассказе мальчонки, осведомилась: – А часто у вас бабайки на Змеях трехглавых летают да деревни жгут?
– Да нет. При мне такого никогда не было! – бесхитростно ответил Митяй и уточнил: – И никакой там не Бабайка сидел, а, как сказала мамка, сам Пепельный.
Я почувствовала, как меня изнутри будто приморозило, несмотря на пожар и жаркий день.
– Пе… Пепельный? А ты уверен, что правильно ее расслышал? – Афон шагнул ближе и взял мальчишку за руку. – Ты его видел? Описать сможешь?
Пацан отчаянно замотал головой:
– Нет, только бок пролетающего змея в оконце! Но что это был Пепельный – не сомневайтесь! Мне маменька о нем легенды сказывала и повторяла, что, если когда-нибудь нагрянет Пепельный за страхом, молчать даже под угрозой ремня!
– И что это значит? – опешила я. – Что значит – «за страхом»? Пепельный сам себя давно в зеркало не видел?
Но мальчишку волновали другие проблемы:
– А то! Что может быть хуже ремня? Хворостина и то не так больно стегает!
– Тьфу, да я не об этом! – Я взяла мальчишку за другую руку, и мы с Афоном повели его к Борьке, терпеливо поджидавшему нас в стороне. – Что еще за страх?
Мальчишка дернул плечами.
– Не знаю.
И зашагал к навострившему уши жеребцу.
– Ну ладно… – Я почувствовала, как что-то важное ускользает от моего понимания, и попыталась сосредоточиться. – Легенды. Ты говорил, что мать рассказывала тебе легенды. О Пепельном? Он должен был к вам сюда прилететь? Зачем?
– Теть, подсади? – Митяй будто меня не услышал. Он первым добрался до нервно притоптывающего жеребца, погладил того по носу и, взявшись рукой за стремена, снова попросил: – Подсади, а?
Вместо меня его просьбу выполнил Афанасий. Одним махом закинув мальчишку в седло, он взял Борьку под уздцы и не спеша повел прочь от пепелища. Миновав еще с пяток домов, точнее, того, что от них осталось, мы вырвались из царства пепла и дыма.
– Так что за легенды? – Я снова вернулась к засевшей в мыслях теме, но мальчуган только отмахнулся.
– Я в них ничего не понимаю. Это вам надо бы у деда Олеся спросить.
Мы с Афоном переглянулись. Он едва заметно кивнул мне и спросил у парнишки:
– А до дедовой деревни далеко?
– Да не! Пять стогов пройти, два пролеска до речки Глинотечки миновать и уже там!
– Это хорошо, что близко! – Афанасий улыбнулся и, подняв глаза к небу, вздохнул. – Хоть воды у деда твоего попросим…
– Ага! А мне так жрать охота! – подхватил парнишка.
– Что переночевать негде! – закончила я. – Жизненная поговорка русичей!
– Не русичей, а шамахан! – Афон наконец оторвался от изучения дымно-серого неба и взглянул на меня. – Я с ними долгие годы общался, поди, знаю их поговорки!
– И не шамахан, а гидайцев! – влез в разговор наш маленький попутчик. – У нас один на скотном дворе жил – так эта поговорка точь-в-точь о нем!
– Видимо, у каждого народа есть такая жизненная поговорка, – подвел итог Афанасий.
Какое-то время мы шли молча, каждый думая о чем-то своем. Я наслаждалась свежим воздухом, правда, не без привкуса дыма, который прочно поселился у меня в носу, и изумрудной шелковистой травой, которая так и манила Борьку. Но он понимал, что дело прежде всего, и, не останавливаясь, шел вперед, срезая зубами самые высокие травинки.
Вскоре поле сменилось редким березнячком. Деревья, чьи искривленные стволы сочились нездоровой бурой слизью, осыпали землю желтой листвой, словно сейчас было не начало лета, а поздняя осень.
Ох, как мне здесь не нравится!
– Что-то у вас тут с экологией напутано… – Афон коснулся ближайшего ствола и с брезгливой миной вытер слизь о штаны.
– Всегда так было, – хмыкнул мальчишка. – Дед рассказывал, что раньше тут лес большой был, но я его не помню. Мне всего-то девять лет недавно минуло.
Ага! Немного ошиблась.
Вдруг Борька шумно всхрапнул и зашевелил ушами. Я настороженно огляделась и невольно поинтересовалась:
– Далеко еще до речки?
– Если напрямки, скоро выйдем, – ответил мальчишка и вздрогнул, принявшись озираться. – Только быстрее надо. А то, если кикиморы нас услышат, худо будет.
– Кикиморы? – Я поежилась от тут же возникшего ощущения, что за нами кто-то наблюдает. Оглянулась. Никого! Да тут и спрятаться-то негде, чтобы понаблюдать. – Это еще кто такие?
– Это заблудившиеся души, – ответил за мальца Афон и прибавил шагу. – Вот уж не думал, что встречусь с этой нечистью еще раз.
– А что, были прецеденты? – Ух ты, сказала – даже сама испугалась! И откуда я таких слов нахваталась? Видимо, от Борьки! Или от Ника…
Тоска сжала сердце. Где ты? Что с тобой? Жив ли?
Нет! Не буду думать, не стану вспоминать. Пока.
– Однажды в Мертвом лесу встретились. – Афон бросил на меня быстрый взгляд. – Вот почему тут такое гиблое место. Они высасывают жизнь из всего живого. Деревья, травы, животные – все годится им на обед. Не говоря уже о путниках. Мы для них просто деликатес! Вот только на этот раз нам повезло. День не их время. Авось проскочим.
Внезапно мое тело снова пронзила огненная боль. Я запнулась о невидимый корень и со стоном сложилась пополам. Вокруг стремительно темнело, и тут я увидела, как от деревьев начинают отделяться серые тени. Их безглазые лица окружили меня в сером хороводе, а когтистые пальцы, пронзая холодом плоть, сжали сердце. Туманя сознание, в уши вплелся завораживающий шепот:
«Ты наша… Ты наша навеки…»
Окаменев от страха и боли, я почувствовала, как все мысли, тепло, да и чего там – сама жизнь вырывается из меня с последним выдохом.
«Госпожа. Ты наша госпожа…»
Вдруг тени отступили и начали таять, возвращая в мир краски, а в следующее мгновение меня сжали в объятиях горячие, сильные руки Афанасия:
– Вась? Василиса? Эй, принцесса, ты чего?
Я распахнула глаза и тут же зажмурилась, ослепленная лучами полуденного солнца.
– Все хорошо, Афон. Все хорошо. – Как же здорово дышать полной грудью! Чувствовать воздух, напоенный летним жаром и легким ароматом прелой листвы, чувствовать жизнь, чувствовать себя…
– Чего ж хорошего? Упала, застонала, а потом еще и побледнела так, словно помирать собралась! – Он рывком поднял меня на ноги. – Давай-ка, мать, забирайся в седло. Не думал, что ты такая впечатлительная. Не буду я тебе больше о кикиморах рассказывать! Глаза-то открой!
Я посмотрела в его встревоженное лицо и улыбнулась.
– Правда, все хорошо. Просто… что-то живот прихватило.
Борька, топтавшийся рядом, успокаивающе ткнулся мне в плечо.
– Ну, так ты в кустики сходи! – Круглое, заросшее жесткой щетиной лицо Афона расплылось в улыбке. – Напугала-то как!
– Нет. Все уже хорошо. Не хочу больше в кустики! И можешь меня отпустить. – Я тут же почувствовала, как быстро и без лишних уговоров его руки исчезли с моих плеч, и попросила: – Поехали дальше?
Чувствуя предательскую дрожь во всем теле, я позволила Афанасию помочь мне усесться в седло позади мальчишки и взялась за поводья.
Что со мной? Что это было? Еще одно видение? Или, может, я потеряла сознание?
А в ушах все еще слышался шепот:
«– Госпожа…»
К Колокольцам мы подъехали, когда солнце уже начало клониться к закату. К счастью, больше никаких кикимор и видений не было. Пожаров, впрочем, тоже. Речка Глинотечка оказалась мутным ручьем, который, как говорят, и курица вброд перейдет. Правда, Борька пару раз увяз в тягучем иле, но Афон попросту поднял его на плечи и вытащил на берег, точно он да и мы с парнишкой оказались из рода пушинок.
– Не знала, что ты такой сильный! – Я смерила его удивленным взглядом. А ведь ничего особенного! Пусть на две головы выше меня и даже довольно упитанный, но больше похож на аптекаря, чем на силача-циркача… – А как же твои недавние страдания, что с утерей ипостаси Змея ты стал немощен и слаб?
– Принцесса, не забывай, что мне известны кое-какие магические тайны и добавить себе силу десятерых богатырей – не самая сложная из них. – Афон оглядел измазанные штаны и криво усмехнулся. – Гораздо сложнее очистить от ила и глины последние портки!
– А вон уже и крыши первых домов видать. – Митяй радостно махнул вперед. – У деда и постираться можно, и в баньку сходить.
– И поесть! И поспать! – вздохнула я. С последнего привала прошел уже целый день. Тело ныло и ломило так, словно по мне пробежался табун Бо́рек, а желудок то и дело давал о себе знать голодными завываниями.
А может, мои видения и приступы от переутомления и недосыпу?
Первыми нас выбежали встречать деревенские псы, приветствуя дружным лаем. Где-то мычали коровы, возвращаясь с пастбища в родные коровники. Несколько раздетых по пояс, загорелых дочерна мужиков сидели у высоких стогов, попивая из большой бутыли воду. Заметив нашу процессию, один из них поднялся и неспешно направился к нам.
Увидев его, пацан ужом соскользнул с жеребца и бросился навстречу.
– Дядько! А я гостей к деду Олесю веду, – раздался его звонкий голосок. Добежав до мужчины, Митяй прильнул к нему и только после этого дал волю чувствам.
– Мамка… Батя… Пожар… никого не осталось!!! – сквозь рыдания донеслось до нас. – Змей… Пепельный… Никого…
Сидевшие у стогов мужики, почуяв неладное, разом поднялись и направились к ним. Окружили, о чем-то тихо переговариваясь, затем дружно обернулись к нам.
– Либо накормят, либо прибьют, – обреченно пробормотал Афанасий и потянул Борьку за уздцы. – Пойдем подойдем, что ли?
Когда расстояние между нами сократилось до нескольких шагов, мы остановились. Дядька Митяя подошел ближе и низко поклонился.
– Спасибо, что спасли мальчонку! Век благодарны будем, гости дорогие. Откуда и куда путь держите?
Я спрыгнула с Борьки и, прежде чем Афанасий открыл рот, произнесла:
– Мы ищем путь в царство Пепельного.
Услышав такую новость, мужики хмуро переглянулись и подошли ближе, чтобы получше рассмотреть нашу сумасшедшую компанию.
– Гибели ищете?! Зачем вам туда?
– А надоела нам его обгорелая рожа. Эстетику мира портит, вот и хотим его найти и прибить! – встал на мою защиту Афон.
Гул поднялся такой, что мне стало не по себе.
– Ишь какой умный!
– Его нельзя прибить!
– Он из другого мира!
– Попадете туда – навек сами сгинете!
– Тихо! – прикрикнул дядька Митяя, возвращая тишину. – Не нашего ума это дело. Хотят идти – пусть идут. А пока – услуга за услугу. Пойдемте, я провожу вас к нашему волхву. Дед Олесь живет долго, много знает. Авось и подскажет вам чего за спасение внучка…
И поманил нас за собой.
Мужики расступились, давая дорогу. В их взглядах читались жалость и еще… любопытство. Так смотрят на юродивого. Вроде и жалко, да не такой, как все…
