Loe raamatut: «Не молчи»

Font:

Глава 1

Люблю этот момент. Когда Оля носится по сцене и рвет глотку, искажая голос до неузнаваемости. Не потому, что ей кто-то перешел дорогу, а потому, что в ней – эйфория и музыка. Птаха – сложный человек, но отличная солистка. Публика любит ее кожаные наряды и черные круглые очки.

Оля, не жалея себя, полностью отдается ритму, выстукивает его ногой, когда Герц отыгрывает свою мощную часть на барабанах. Мы с Санчесом отчаянно трясем головами, встав друг к другу как можно ближе. Санчес – это эпатаж, пафос и бездонные голубые глаза, а еще он наш бас-гитарист. У меня же обычная электруха в руках. Зажимаю давно затвердевшими подушечками пальцев струны, правой – бряцаю. От нас столько шума! Всего парочкой песен мы разносим зал, вводим толпу в бешенство, и это заводит, заставляет играть еще громче, еще слаженнее, еще лучше.

А вот что я не люблю в таких выступлениях, так это то, что они быстро заканчиваются. Мы еще малоизвестны, поэтому выступаем не очень часто, как хотелось бы. И не очень долго, сколько требуется душе. Сегодня мы на разогреве у местных хедлайнеров, которые проведут тут, возможно, всю ночь. Ну а мы, не успев начать, заканчиваем в десять. Пакуем инструменты и уже через полчаса оказываемся на улице.

Морозно. Стоим, переминаясь с ноги на ногу по скрипучему снегу, и выдыхаем пар изо рта. Все еще разгоряченные, мокрые, с округлыми глазами от переполняющих эмоций.

– Черт, а я говорил, что им зайдет новогодний кавер?! – сплевывает на землю Санчес.

– Новогодний кавер под Новый год? Саш, да ты гений! – от Оли за милю несет сарказмом. И чтобы его почувствовать, вовсе не обязательно смотреть, как она показывает басисту язык.

– Да ладно вам, хорошо отыграли! Дайте вас обниму, пирожочки, – лыбится Герц.

Он тут же приводит сказанное в действие и заключает нас троих в объятия. Герц большой, даже слишком, особенно для рок-музыканта. У него железные мышцы и крепкие руки, из которых ни за что не выбраться. Я, Оля и Санчес терпеливо ждем, когда Герц соизволит нас отпустить. Он сжимает все сильнее и сильнее, почти поднимает нас над землей и покачивает. Мы пищим в бессилии, перемешавшись телами, сумасбродно болтаем ногами.

– Папа! – выкрикивает Оля, тем самым отменяя обнимашки.

Правда, по дороге несется голубой фургон. Олин отец всегда сам забирает дочь с выступлений, а заодно – инструменты. Даже несмотря на то что постоянно занят, он находит время для семьи, тем более сегодня, в новогоднюю ночь.

– Ну бывайте, – небрежно кидает Птаха, а после грозно поглядывает на Герца. – Чтоб скинул за праздники, понял? Где это видано, чтобы у рок-группы сидел такой здоровяк за барабанами?!

– Вам все равно без меня не справиться, детишки! – прячет ладони в карманах джинсовой куртки с меховушкой Герц и продолжает улыбаться. Мне бы его позитивный настрой.

Пока папа Оли и Герц грузят инструменты в фургон, я топчусь на месте и посматриваю на время. Опаздываю, обещал быть дома в одиннадцать.

– Что, Дубровский, может, с нами пойдешь? Новый год все-таки, хоть раз за компанию, а? – подначивает Санька, сверкая голубыми глазами.

– Не могу, правда, родители приезжают с братишкой, а это капец… Хочется сдохнуть… – жалуюсь я.

– Все, ребят, пока! – машет нам из фургона Оля.

– Лети, Пташка, – посылает ей воздушный поцелуй Санчес.

Олька кривится и показывает басисту фак. На этом и расходимся: Герц с Саньком – в одну сторону на корпоратив, я – в другую, домой. Чуть ли не бегу, перепрыгивая бордюры и прокатываясь на ботинках по льду. По пути достаю влажные салфетки и начинаю оттирать лицо от грима. На самом деле я бесконечно рад, что родители приезжают, они и так бывают редко дома, все больше в Москве. И никто из родных не должен догадаться, где я был. Вытаскиваю из уха металлическое колечко, снимаю браслеты, продолжаю стирать черную жирную подводку с глаз. Волосы уже сами по себе освободились от лака – живо развеваются на ветру. Ногти. Я забыл про ногти! Они черные, глянцевые, с наклеенным черепком на среднем пальце. А ведь ацетон стоит на полочке в ванной. И мне ничего не остается, кроме как натянуть перчатки, замаскировать, так сказать, свой косяк, издержку рок-производства.

Стрелой залетаю в подъезд и резко дергаю за ручку двери. Закрыто. Рыскаю по карманам ключи, но не успеваю их нащупать, как замок щелкает и дверь распахивается передо мной, погружая в ароматы квартиры. Пахнет мясом, мандаринами и какао. Я обливаюсь слюной во рту и ступаю на порог. Свет в прихожей включается, и я вижу перед собой бабушку в нарядном платье и с бусами на шее из жемчуга.

– Бабулечка, я уже здесь. Успел ведь? Они уже приехали? Где Димасик? – заглядываю ей за спину, надеясь увидеть за столом родителей. Но там сидит только дедушка. Он молча смотрит телевизор, наверное, ждет выступление президента.

– Костя! Без пятнадцати двенадцать! Где тебя носило? – хмурится бабушка. – Быстро раздевайся, мой руки и за стол!

– Лечу!

Я все еще не теряю надежды, что родители здесь. Может, вышли из дома или сидят в комнате с Димасиком. Не акцентирую на этом и несусь в ванную. Про руки бабушка очень хорошо подметила: сначала вымываю с кожи остатки грима, а потом смачиваю ватный диск ацетоном и наскоро избавляюсь от черного лака.

Окидываю себя взглядом, верчусь у зеркала, чтобы не пропустить ни одной улики, это важно. Для родных я – домашний мальчик, учащийся в музыкальном колледже, будущий студент консерватории, по окончании которой – профессиональный концертмейстер. Но никак не музыкант челябинской рок-группы «Манекен».

«Родители не для того все детство таскали меня в музыкальную школу и нанимали дорогущих репетиторов, чтобы я спускал свой талант в пивнушках», – звучит убеждение у меня в голове.

– Костя! Двенадцать! – стучит в дверь бабушка.

Слышу часы в зале, они отбивают ритмично – бум-бум-бум, как наш Герц на барабанах. По телевизору слышится гимн, значит, действительно пора выходить. Иду в зал и встречаю там опять-таки дедушку. Бабушка идет следом за мной. Едва оказывается в зале, сразу же берет пустую тарелку и накладывает туда картошку, салаты, мясо. А я негодую. Смотрю вокруг себя и пожимаю плечами. Дедушка на меня не смотрит, затылком сообщает мне важную новость:

– Рейс перенесли на утро. Завтра они прилетят.

Падаю на стул. Поджимаю губы, чтобы те не тряслись. Я так ждал маму с папой, так ждал братишку, чтобы наконец вместе встретить Новый год, а рейс перенесли. «Всего-то, мелочь какая!» – фыркаю я. А грудь больно сжимается, особенно когда бабушка кладет теплую руку мне на плечо. Она все понимает, даже слишком.

– Ничего, Костик, прилетят, куда денутся. Ты поешь, голодный теперь. Опять с друзьями по улицам шатался?

– На площадь ходили, на елку, – как всегда, вру. Самого раздражает, а сделать ничего не могу.

– С Новым годом, мой хороший, – целует меня в макушку бабушка. – Ешь.

Под несмолкаемые звуки телевизора и дедушкин храп сижу за столом и тащу в рот все, что душе угодно. Бабушка сидит рядом и радуется. Под ее пристальным взглядом с моей тарелки моментально исчезают бутерброды с икрой, картофельное пюре и отбивная. Запиваю какао и стекаю по стулу, пригреваюсь. Тем более что эйфория от концерта отпустила, и я превратился в удава. Хорошенького такого удава, которому для счастья только и надо, что поудобнее лечь и спокойно переварить. Поэтому благодарю бабушку за праздничный ужин и иду к себе в комнату. Там с акустической гитарой укладываюсь на кровать и бренчу. Перебираю струны, импровизирую, но пальцы все равно непроизвольно выдают знакомую мелодию. Спустя минуту, тихонечко так, начинаю петь. Лишь бы никто не услышал. Там, где нужно уверенно выводить голос на максимум, я еле шепчу, мямлю. Потому что будущий концертмейстер никак не может быть фронтменом рок-группы. Да и Птаха вряд ли позволит себя затмить. Вот мне и остается лежать, пялиться в потолок и шептать:

Quindi Marlena torna a casa

Che il freddo qua si fa sentire

Quindi Marlena torna a casa

Che ho paura di sparire1

Закрытыми глазами представляю, как стою у микрофона на сцене и пою эту песню. От моего голоса у толпы – мурашки, все затихли и внимательно слушают. Внимают моему голосу, замирают. И лишь их сердца взволнованно стучат, боясь, что это последний припев, что скоро я уйду.

О чем еще мечтать музыканту в шестнадцать лет? С этой мечтой, лежа на кровати, и с гитарой в руках я засыпаю, чувствую, как пальцы на грифе расслабляются и отпускают струны. Гитара издает короткий звук легкого бряцанья перед моим погружением в царство Морфея. Сплю и вижу – пока что все сокровенное сбывается не наяву. Но и наяву я не умею заявлять о себе настолько громко. Зато во сне ору что есть мочи. Каждой клеточкой своего тела и голоса готов доказать, что чего-то стою.

«Юноша, по-моему, вы не на том направлении учитесь», – заявляет директор на очередной репетиции отчетника в моем сне.

Глава 2

– Надо расширить диапазон… Надо еще выше…

Вздрагиваю от собственного голоса и просыпаюсь. Но не совсем, а так – открываю лишь один глаз. Осматриваюсь, комнату освещает солнце. Его яркие лучи пробиваются сквозь белый тюль, а за окном – снегопад. Снежинки кружат пушистыми хлопьями, пролетая мимо. Стекла украшены морозными узорами, а совсем рядом слышится хруст шагов по заснеженным дорожкам.

И хорошо, лежать под теплым одеялом, прижимаясь щекой к подушке. Не столько спать, сколько пребывать в сладостной дреме, осознавая, что сегодня выходной. Не нужно никуда спешить, бежать, можно встать к обеду, и никто слова не скажет!

Медленно переворачиваюсь на спину и замечаю гитару, стоящую в углу комнаты. Не могу вспомнить, кто ее туда ночью переставил, зато в голове возникают четкие флешбэки вчерашнего концерта. «Прошлогодний», – улыбаюсь. Теперь все сначала, новый год – новые возможности. В мыслях поселяются строчки из сна, хватаюсь за телефон, чтобы записать, пока не забыл. А там:

«Придумала клип для „Кукловода“, встретимся, обсудим», – пишет в общем чате Оля. Сообщение отправлено в 01:30.

«Все! Написала Роме, надо подписчиков побольше, пора выходить на новый уровень. Еще фотосет организуем, папа не против», – а это уже прилетело в 03:15.

«Ловите видюшку. Очуметь, мы могём! Да? Сань, срочно отращивай гриву!» – Оля продолжает. 03:45.

«Птаха, иди спать! – возмущается и посылает разъяренного эмодзи Санчес. Потом добавляет: – А хаер отращивать не собираюсь, натуральный блондин у вас один».

«Ребята, давайте жить дружно!» – хнычет Герц.

«Хочу клип», – пишет Герц.

«Давайте найдем клавишника», – клянчет Герц.

«Или соло-гитариста», – размышляет Герц.

«Кстати, я в кино, наверно, не смогу… пока не знаю», – сомневается Герц.

«Что там с клипом в итоге?» – спрашивает Герц.

«ГЕРЦ! ЗАКОЛЕБАЛ!!!» – отвечает капсом Олька.

«Плюсую. Герц, харэ спамить», – отправляет голосовое Санчес, и на этом переписка заканчивается.

Лыблюсь от уха до уха и качаю головой. Герц такой Герц! Вроде самый взрослый из нас, ему двадцать, а ведет себя хуже Ольки. Именно за эти колебания он и получил свой позывной, а настоящего имени группа уже и не вспомнит. Только я помню – Ванька он. Да и познакомился я с ним первый, причем случайно вышло.

Летом я часто выходил во двор побренчать на гитаре. Садился на лавочку и играл – одну балладу за другой. В какой-то вечер увидел красивую девчонку, она гуляла с милым песиком и после зашла в подъезд соседней многоэтажки. Мне стало интересно, на каком этаже она живет. Другим вечером зашел в подъезд вместе с ней и выяснил, что на первом. И окна, по идее, должны были выходить во двор. Так повадился играть у этих самых окон первого этажа, чтобы девчонка слушала и однажды выглянула ко мне. Сказала бы, как здорово я играю и как она любит музыкантов. Пошла бы со мной на свидание. Но не тут-то было! Выглянуть из окна, конечно, выглянули, но не та девчонка, а здоровенный такой парень с широкими плечами. Он обвел двор пристальным взглядом и строго посмотрел на меня. Я уже собрался бежать, как вдруг:

– Ты чего здесь играешь? – прищурился он.

– Прости, окна перепутал. Думал, тут девочка с собачкой живет… – ответил я, готовясь в случае чего лететь сломя голову.

– Лизка-то? Ха-ха! – смягчился парень. – Так это моя сестра, ее окно дальше. Но она не услышит, вечно в наушниках сидит. А мне понравилось.

– Нет уж, тебя на свидание звать не буду, – посмеялся я.

– А в группу позовешь?

На тот момент «Манекена» как такого еще не существовало. Я аккомпанировал Оле на выпускном в школе, кто-то это заснял, видео разлетелось по всему Челябинску. Санчеса мы тогда не знали. Ну и все. Поэтому идея собрать рок-группу, можно сказать, принадлежит Герцу.

– Я на барабанах играю, вот, – важно добавил парень.

– А я на гитаре, виолончели, скрипке, еще поговаривают, что на втором курсе будет дополнительный инструмент – фортепиано… – на тот момент я только-только поступил в колледж и свято верил, что хочу выучиться на инструменталиста.

– Ну ты даешь! Как звать-то?

– Костя, – тихо сказал я, подойдя к окну. Потом поправил горло и, протянув руку, увереннее добавил: – Константин Дубровский.

– Ванька, – по-доброму и по-простому сказал тот и крепко пожал мне ладонь. Так и познакомились.

Поностальгировав, сворачиваю окошко с чатом и тыкаю в заметки, шепотом повторяю строчки, которые хочу записать. Уже заношу пальцы над клавиатурой, как распахивается дверь и на меня налетает ураган. Братишка запрыгивает на кровать, коленками ударяет меня в живот, видимо, случайно, а руками обвивает шею. Моментально приклеивается ко мне и не отпускает. Откидываю телефон в сторону и тоже обнимаю его. Он подрос, правда, все такой же худощавый, но это нормально: все Дубровские в нашей семье астенического телосложения.

– Костик!

– Димасик! Давай пятюню! – выставляю перед собой ладонь, и братишка звонко бьет по ней своей.

За пятюней следуют кулачок, ладонь об ладонь, кулачок с пыхом и краб. И снова объятия. Последнее братишке нравится больше всего. Он душит меня своей любовью, но я не жалуюсь, потому что тоже соскучился. Последний раз Димасик приезжал на осенних каникулах, да и то всего на неделю. Родители переживают, если Дима пропускает учебу. Немудрено, программа в московской гимназии действительно сложная, даже у третьего класса. Это заметно по очкам, которые теперь сидят на носу у братишки. Трогаю оправу и провожу пальцами до самых ушей.

– Ты теперь четырехглазый у нас? – спрашиваю.

– Неправильно, – говорит Димасик и важно вскидывает подбородок кверху, – профессор.

– …кислых щей, – шучу я и треплю его волосы.

Между нами завязывается шуточная борьба. Я отхватываю мощный удар подушкой, после чего беру Димку в захват. Брат долбит меня локтями по ребрам, а я хохочу – забавный он, мелкий еще. Выпускаю его и начинаю щекотать. Димка смеется, дергает ногами, хочет свалиться с кровати, лишь бы избежать нападения. И ему удается – сваливается и заливается новой волной смеха. Хватаю его за ногу. Теперь атакую маленькую пятку пальцами, быстро перебирая ими, как по струнам гитары. Димасик уже весь красный, лежит на полу без сил, извивается и просит о пощаде.

– Мальчики, идите завтракать! – слышится за дверью.

Останавливаюсь и поднимаю руки над головой.

– Сдаюсь, профессор, – с улыбкой говорю братишке, – пойдемте, пожалуйста, жрать.

– Жрать! – подскакивает он и рычит.

Я мысленно жалею о том, что сказал, ведь он все копирует, сиюминутно. И «жрать» изо рта девятилетнего мальчика звучит как минимум странно. Димка похож на динозаврика, когда идет, скрючившись и выставив руки, согнутыми перед собой. Я иду следом, медлю, надевая футболку по пути. Немного волнуюсь перед встречей с родителями, все-таки их я тоже не видел с осени. Я должен показать себя с лучшей стороны, должен вызвать у них уважение. Это с Димкой мы бесимся, а с родителями такой номер не прокатит. Тут нужно действовать аккуратно, прощупывая почву.

После утренних процедур выхожу в зал, а там уже почти все сидят по местам: бабушка и дедушка, мама и папа. И лишь Димка ползает под елкой, выискивая подарки и срывая с них праздничную обертку. Удивительно, что он не сделал этого сразу – по приезде. Мое первенство перед Дедом Морозом льстит мне, и я улыбаюсь, поглядывая, как Димасик натыкается на мешок с конфетами. И вроде бы подарков много, а сладости по-прежнему вызывают наивысший уровень радости. Конфеты тут же высыпаются из мешка и лежат вокруг Димки на полу. Брат пытается найти самую вкусную.

– Доброе утро, точнее, уже день, – важно говорит папа. Он так похож на своего отца. Неужели я тоже буду однажды таким? Строгим.

– Доброе! – говорю я, жму папе ладонь, маму обнимаю за плечи и целую в щеку.

Сажусь за стол и как ни в чем не бывало приступаю к трапезе. Не сказать, что отношения у меня с родителями прохладные, просто они привыкли видеть меня взрослым и рассудительным, не хочу им мешать. Прямо держу спину, расправив плечи, словно собираюсь сыграть фортепианную партию, а не положить в рот кусочек омлета.

– Как учеба, Константин? Готовишься к экзаменам? – интересуется папа, спокойно посматривая то на меня, то на бабушку, как бы спрашивая нас двоих.

– Готовится он, готовится. Целыми днями сидит и пиликает, уже соседи жалуются, – отвечает за меня бабушка.

– Это хорошо, но в твоем деле не только «пиликать» важно, еще нужно знать теорию, развивать слух, иметь организаторские способности. Ты как, сольфеджио, надеюсь, не пропускаешь? – папа не сдается.

– Ни разу, ты же знаешь. Я серьезно к этому отношусь, пап, – подтверждаю его позицию и перевожу разговор на другую тему: – Так здорово, что вы дома! Надолго?

– Ой, нет, Кость, мы с папой уже сегодня вечером улетаем обратно: постановки в Большом, без нас там никак, – щебечет мама.

– Понимаю, – запиваю горечь от открывшейся правды ароматным кофе. Но я действительно привык, что они уезжают, поэтому смотрю и радуюсь, как мы все вместе устроились в маленькой комнатке.

– Такую программу вам с Димкой затеяли! В кино сходите, потом в кукольный театр, потом в цирк и океанариум. И еще на мюзикл! Приезжает сам… – мама не успевает закончить, как встревает дед:

– Сводите их лучше на «Азбуку пожарного», я рекламу видел. Там их хотя бы жизни научат, а не эти ваши песенки да танцульки.

Вечный конфликт. Деда у нас бывший военный, подполковник военно-воздушных сил. Он считает, что для жизни необходимо какое-нибудь серьезное дело, вроде десантуры, пожарного или спасателя. А артисты, певцы, музыканты и клоуны – это так, не пришей кобыле хвост. «Пусть этим непутевые занимаются», – обычно говорит дед.

Папа же в молодости ослушался его, пошел в музыкальное училище, потом в московскую консерваторию, там с мамой познакомился и забрал ее сюда – в Челябинск. Правда, ненадолго. В мои школьные годы еще более-менее спокойно все было, жили на месте, родители работали в здешнем институте искусств, а потом их карьера резко пошла вверх, даже рождение Димки не помешало. И они вместе с братишкой переехали в Москву на съемную квартиру. Папа стал концертмейстером в Большом, а мама – прославленной виолончелисткой в том же коллективе. Все время мотались туда-сюда, копили на жилье. Буквально полгода назад у них получилось купить квартиру, только до сих пор ремонт делают. Жить-то толком не успевают. У них вечные постановки, а у Димы – школа и кружки. Приезжают домой под ночь и садятся учить уроки. А с утра опять в школу и на работу. И так всю жизнь. Всегда.

– Димочка, кстати, не только в музыкальную школу ходит, мы его записали на курс выживания в экстремальных условиях! – говорит мама.

– Уля, ты еще про ритмику забыла. И иностранные языки. У Димы лучше всего идет французский, – дополняет папа.

А я смотрю на братишку, сидящего с горстью конфет за столом, и сочувствую. У меня тоже была музыкальная школа. Ладно, еще уроки итальянского брал. Но то другое, я сам тянулся к этому, а Димасик… Ему эта ритмика с музыкалкой и иностранными вместе взятыми – побоку! Он всего лишь ребенок, который хочет играть, узнавать новое и веселиться. Здорово, что родители оставляют его здесь, со мной. Уж я-то ему устрою развлекательную программу. Будем делать все, что захотим!

– Костя? – выталкивает меня из раздумий папа.

– Прости, пап, – кидаю виноватый взгляд на отца и готовлюсь его выслушать.

– Говорю, доучишься этот год здесь и с нами в Москву поедешь. Переведем тебя в колледж при консерватории. Связи у меня есть, а с твоими талантами, думаю, проблем не возникнет.

– Нет! – резко вскрикиваю я.

Папа приподнимает брови от удивления. Его глаза расширяются, а пальцы барабанят по столу в ожидании объяснений моего внезапного отказа. Мама замирает с вилкой у рта, переживая, что я вспылю, как раньше, лет в четырнадцать, когда был с чем-то не согласен. Бабушка утирает лицо вафельным полотенцем, Димасик потуплено ковыряется в тарелке. А дед становится заинтересованным в продолжении, что же я скажу.

– Нет, – повторяю, но уже спокойно. – Я считаю, это нецелесообразным – бросать учебу в одном месте, чтобы пристроиться в другом. Для преподавателей этот факт станет проявлением слабости, неспособностью добиться цели своим трудом и талантом. Тем более что я узнавал, колледж при консерватории – тоже имени И.П. Чайковского, как и здесь.

Выдыхаю. Знаю, что в свою пользу может сказать отец: вроде московское отделение должно быть лучше, качественнее, после окончания можно пробиться на бюджет или завести полезные знакомства. Но я готов отстаивать свою точку зрения до конца. Здесь моя рок-группа, моя свобода, размеренный ритм жизни, а в Москве – ты либо пан, либо пропал. Я чувствую, что пропаду.

– Пап, я еще не готов к большому городу, я потеряюсь там, – эмоционально, играя на собственных чувствах, добавляю я.

– Знаешь, в чем-то ты прав, мальчик мой. Ты прав. Но все же подумай, время для этого предостаточно. Я предлагаю тебе отличную возможность: сэкономить год, а то и два на то, чтобы занять свое место. Авторитет, знакомства, пребывание в обществе профессионалов – это все очень важно и является неотъемлемой частью нашей карьеры.

– Знаю.

– Но мне нравится, как ты рассуждаешь. Хочу поощрить твое стремление к независимости. Что бы ты хотел в качестве подарка на Новый год? Праздник как-никак.

– Виолончель. Моя уже старая, не держит струны как следует, – прошу то, чему родители будут безумно рады.

– Мой дорогой! – расплывается в улыбке мама и смотрит на меня ласковым взглядом.

В доме все успокаивается. Растянутый во времени завтрак наконец подходит к своему завершению, и бабушка убирает со стола. Дед с отцом садятся на диван и стараются разговаривать на отвлеченные темы, не касающиеся музыки или военных. Политика тоже оказывается под запретом. Мама помогает бабушке с посудой, сетуя на то, что в доме по-прежнему нет посудомоечной машины, а после устраивается в кресле с ноутбуком. Битый час они вместе с бабушкой выбирают шторы для кухни. Ну а мы с Димасиком снова уходим в мою комнату, подальше от взрослых.

Как только садимся на кровать, мой телефон позвякивает уведомлением о зачислении. На это я и рассчитывал. Папа ни за что бы не поехал со мной в магазин, поэтому переводит мне на карту деньги с заметкой «на виолончель». Ощущаю легкое свечение внутри, сердце взволнованно бьется, и я уже представляю, на что потрачу кругленькую сумму. Разумеется, на инструмент, но на какой! «В чем-то Герц все-таки прав», – киваю я.

– Сыграем? – шепотом спрашивает Димасик.

– На… скрипках? – сглатываю большой ком в горле. Неужели мой братишка поддался влиянию и всерьез готов все свободное время отдавать музыке?! Если так, то ничего у нас с развлекательной программой не выйдет.

– Да ты что! В комп, конечно! – хмыкает Димка и запрыгивает в компьютерное кресло, поправляя очки на переносице.

«Слава богу, пронесло, а то я уж подумал, что все – потеряли пацана», – выдыхаю момент с облегчением и сажусь рядом с братишкой. Надеваю наушники, Димке протягиваю запасные.

– Ну что, погнали? – спрашиваю я, а Димка уже не слышит, он полностью там, упертый взглядом в монитор. Мы попросту сбегаем от контроля и скрипок в виртуальный мирок, где можно посидеть пару часиков без смычков, зато с оружием в руках.

1.Torna a casa – Måneskin (в перев. с итал. яз.):
  «Так что, Марлена, вернись домой, ведь становится холоднее. Так что, Марлена, вернись домой, ведь я боюсь исчезнуть».
€1,71
Vanusepiirang:
16+
Ilmumiskuupäev Litres'is:
14 veebruar 2025
Kirjutamise kuupäev:
2025
Objętość:
211 lk 2 illustratsiooni
Kunstnik:
Иллюстрации ZAP
Õiguste omanik:
Автор
Allalaadimise formaat:
Tekst
Средний рейтинг 4,9 на основе 101 оценок
Tekst, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 4,8 на основе 43 оценок
Tekst
Средний рейтинг 4,9 на основе 90 оценок
Tekst
Средний рейтинг 4,9 на основе 43 оценок
Tekst, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 4,7 на основе 33 оценок
Tekst
Средний рейтинг 4,9 на основе 30 оценок
Tekst
Средний рейтинг 4,9 на основе 38 оценок
Tekst
Средний рейтинг 4,8 на основе 24 оценок
Tekst
Средний рейтинг 5 на основе 19 оценок
Tekst
Средний рейтинг 5 на основе 29 оценок
Tekst
Средний рейтинг 5 на основе 10 оценок
Audio
Средний рейтинг 5 на основе 4 оценок
Tekst, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 5 на основе 8 оценок
Audio
Средний рейтинг 4,7 на основе 28 оценок
Audio
Средний рейтинг 5 на основе 2 оценок
Audio
Средний рейтинг 5 на основе 6 оценок
Tekst, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 5 на основе 8 оценок
Tekst, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 5 на основе 33 оценок
Tekst, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 5 на основе 12 оценок
18+
Audio
Средний рейтинг 5 на основе 4 оценок