Рваные судьбы

Занятый тревожными мыслями, Юра, позабыв об осторожности, широко шагал через улицы фабрики, вместо того, чтобы скользить вдоль зданий. Он даже не сразу услышал окрик надзирателя, адресованный ему.

– Стой, я сказал! – крикнул во второй раз немец.

Юра на полушаге остановился и обернулся в сторону надзирателя.

– Да, да, ты, – кивнул тот. – Иди сюда.

Юра повиновался. Деваться было некуда, бежать – бесполезно.

«Будь, что будет, – подумал Юра. – Сволочь, взялся на мою голову. Ну, ничего, если меня раскроют, я парочку ваших прихвачу с собой на тот свет. И тебя первого угрохаю, горло тебе перегрызу, сука. Вот только Веру жалко. Так и не повидается с сестрой».

Тем временем он подошёл к надзирателю, окликнувшему его, и напрягся, готовый в любую секунду вцепиться ему в глотку.

– Ты из какого отряда? – спросил его немец.

– Из пятого, – придумал на ходу Юра.

– Куда идёшь?

– В прядильный цех, – ответил он.

– А что у тебя в мешке? – не унимался надзиратель, глядя на парня свысока.

– Ветошь, – буркнул Юра. – Старший поручил мне отнести это в прядильный.

Немец ткнул пару раз дулом автомата в мешок и сказал, наконец:

– Ладно, иди.

Юра на минуту даже перестал дышать от волнения.

«Неужели пронесло?» – подумал он и с облегчением перевёл дух.

– Нет, стой, – снова окликнул его надзиратель, будто бы отвечая на его вопрос.

«Ну чего тебе ещё, скотина?!» – сказал про себя Юра и вернулся обратно.

– На вот, возьми папку с бумагами, занесёшь в барак номер два, передашь коменданту.

И немец всучил Юре толстую кожаную папку, раздувшуюся от большого количества бумаг.

– Теперь иди, – скомандовал он.

Юра сунул папку под мышку и скорее поспешил отсюда.

Наконец, он нашёл прядильный цех, обошёл его весь, но Раи здесь тоже не было. Оставалась последняя надежда – ткацкий цех. Юра вошёл внутрь, таща за спиной мешок с ветошью, а под мышкой тяжёлую толстую папку. Он уже и не надеялся на удачу. Уже думал о том, чтобы скорее вернуться к Вере, убедиться, что с ней всё в порядке, а сюда приехать в следующий выходной. И тут он буквально налетел на молодую женщину и чуть не сбил её с ног. Обернувшись, чтобы извиниться, он чуть не крикнул от радости.

– Рая! – сказал он, не веря своим глазам. – Ну, слава богу, я тебя нашёл!

Рая от изумления раскрыла глаза:

– Юра?! А ты что здесь делаешь?

– Тебя ищу, – ответил парень. – Ладно, все объяснения потом.

Он огляделся по сторонам, чтоб никого рядом не было.

– Там Вера ждёт. Только тихо. Ты сейчас возвращайся на рабочее место, а минут через двадцать подходи к боковому выходу. Там метрах в ста пятидесяти от ворот проволока провисла. Там жди. А я – за Верой. Только сначала отнесу эту папку. Где барак номер два? – спросил Юра.

Рая указала ему нужное здание и пошла за станок, как и сказал Юра. А он тем временем смотался по поручению надзирателя и рысью помчался к тому отверстию в огороже, о котором пять минут назад рассказывал Рае. На этот раз его никто не видел, и Юра беспрепятственно выскользнул, так же, как и появился здесь около часа назад. Он прибежал к рощице, где оставил Веру.

– Вера, – позвал он, приглушая голос. Мало ли кто мог быть здесь поблизости. – Вера, ты где?

– Я здесь, – услышал он в ответ, и почувствовал огромное облегчение и радость, когда увидел Веру, выходящую из-за дальних деревьев. – Ну что же ты так долго? Я вся изнервничалась тут. Уже собиралась идти тебя искать.

– И хорошо, что не пошла, – сказал Юра. – Ничем не помогла бы. Только на охрану нарвалась бы. И что бы ты им рассказывала?

– Не знаю, – ответила Вера, – я ещё не придумала. На месте нашлась бы, что сказать.

Юра только плечами пожал. Он и восхищался такой отвагой своей подруги, и вместе с тем удивлялся её безрассудству.

– Я же сказал, что всё будет в порядке. Я сдержал слово. Хотя это оказалось нелегко. Пойдём скорее, там Рая будет нас ждать.

– Так чего же мы стоим?! – подпрыгнула Вера. – Что ж ты молчал и главного мне не сказал?! Изверг!

– Да не волнуйся ты так, всё хорошо. Я нашёл Раю. Идём.

Через десять минут они были на месте. Рая уже ждала их. Вера подлезла под огорожей и бросилась в объятия сестры. Обе плакали, не сдерживая слёз, и радовались встрече, как будто не виделись три года, а не три дня.

– Главное, что я нашла тебя, что я знаю, где ты, – говорила Вера. – Теперь я буду приезжать к тебе каждую неделю.

– Ты, главное, будь осторожна, – отвечала Рая. – И береги Юрия. Он у тебя замечательный.

– Хорошо, Раечка, – говорила Вера, смахивая слёзы, которые продолжали мимо воли бежать по щекам. – Я буду беречь и себя, и Юру. Я так тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, сестричка. Ты уже такая взрослая у меня. И такая красивая. Особенно в этом платье и с такой причёской. Совсем на себя не похожа.

– Это я маскировалась, – хихикнула Вера, – чтоб немцы за «свою» принимали. И что ты думаешь? Принимают. Дорогу уступают, приветливо улыбаются.

Вера презрительно скривилась.

– Ты очень смелая, – улыбнулась Рая. – Я горжусь тобой.

Сёстры ещё немного поговорили. Юра стоял чуть поодаль и не мешал им общаться. Рая с Верой условились, что каждое воскресенье в одно и то же время будут встречаться здесь, на этом месте.

Затем они обнялись, попрощались, и Рая вернулась на фабрику. А Вера с Юрой пошли обратно на станцию. Всю дорогу до станции, и в поезде Вера молчала. Юра пытался пару раз с ней заговорить, но Вера отвечала невпопад, и он решил оставить её в покое.

5.

Из задумчивости девушку вывел окрик немецкого офицера. Вера встрепенулась и непонимающе огляделась. Обращались не к ней. Тогда к кому же? Сердце учащённо билось. И вдруг она увидела своего любимого, уводимого двумя немецкими солдатами. Вера охнула и закрыла рот рукой, сдерживая крик, готовый уже вырваться из её груди. Что же произошло? Как разоблачили Юру?!

Она хотела встать и пойти вслед за ними, что-то наврать, наплести, рискуя быть тоже схваченной. Но ноги не слушались. Вера словно приросла к сиденью. Она в ужасе и панике смотрела на Юру. А он, перехватив её взгляд, едва заметно покачал головой, как бы говоря ей: «Не надо». Вера поняла, что он просил её не выдавать себя. Но разве она могла сидеть и смотреть, как её любимого уводят на расстрел?!

Вера поднялась, чтобы последовать за Юрой, но у неё закружилась голова, перед глазами всё поплыло, и она снова опустилась на сиденье.

– Что с вами? – спросил один из пассажиров, сидевших напротив. – Вам плохо?

– Да, мне плохо, – пробормотала Вера в ответ.

– Вы очень бледны, – сказал мужчина. – Дайте кто-нибудь воды, – обратился он к пассажирам. – Здесь молодой фройляйн сделалось плохо.

Вокруг засуетились люди. Кто-то поднёс воды, кто-то пытался открыть окно в душном вагоне. Шум и суета привлекли внимание солдат. Один из них подошёл сюда и поинтересовался, в чём дело.

– Одной молодой фройляйн стало нехорошо, – ответил всё тот же мужчина. – Она сделалась бледной, как полотно, и чуть не потеряла сознание.

– Куда вам ехать? – спросил офицер.

– До Берлина, – ответила Вера еле слышно. В ушах шумело, голоса раздавались откуда-то издалека. Вера пыталась взять себя в руки и прийти в себя, она старалась побороть головокружение и вялость.

В это время поезд остановился на очередной станции. И тут вдруг раздались крики второго солдата, который всё это время оставался с Юрой, а затем автоматная очередь. Вера вскрикнула от ужаса и потеряла сознание.

Через некоторое время Веру привели в чувство. Она очнулась, лёжа на сиденьях, а вокруг неё толпились люди. Сознание медленно возвращалось к ней, вырывая из темноты. Вера попыталась подняться, но её удержали за плечи и сказали по-немецки:

– Не вставайте. Полежите ещё немного.

Вера вмиг оценила ситуацию. Сознание полностью вернулось. Итак, она была среди врагов, которые всё ещё принимали её за «свою» и всячески сейчас сочувствовали и старались помочь. Слава богу, она себя не выдала, находясь в обмороке. Но что произошло на станции? Почему стреляли? И где Юра? Неужто его убили? Как же ей узнать? Не могла же она просто спросить, что с ним.

– Разрешите, я сяду, – сказала Вера тихим, но твёрдым голосом. – Мне уже гораздо лучше.

Ей помогли принять вертикальное положение. Вера осторожно огляделась. Поезд двигался. Немецких солдат не было видно. Юры – тоже. Вера выждала ещё минут пять и спросила:

– Что случилось?

– Вы лишились чувств, – ответила ей соседка. – Вы так побледнели, что все подумали, будто вы умерли.

«Вот дура! – подумала Вера. – Типун тебе на твой немецкий язык!»

А вслух сказала:

– Просто у меня сердце слабое, со мной такое иногда случается, особенно когда жарко или душно.

Это было первое, что пришло на ум сообразительной Вере.

– А кто стрелял? – спросила она осторожно. – Или это мне почудилось, когда я была в обмороке?

– Нет, вам не послышалось, – ответила словоохотливая немка. – Действительно, стреляли. В того парня, которого арестовали. Ну, он ещё ехал рядом с нами. Помните? Так вот, когда вам сделалось плохо, один из офицеров отвлёкся сюда. А тот, видимо, воспользовался удобным случаем, и сбежал от второго солдата. Но офицер успел выстрелить…

«Ну?! … И что дальше? – хотела спросить Вера. – Что было дальше? Он попал?»

Но вслух она не могла такого спросить. Это могло вызвать подозрения. Поэтому Вера приняла как можно более равнодушный вид и отвернулась в окно, чтобы скрыть волнение и раздражение на болтливую немку, которая умолкла на полуслове так же внезапно, как и начала разговор минуту назад.

«Да, его могли, конечно, застрелить, – думала Вера, – но, главное, он попытался сбежать. Так что есть надежда, пусть самая призрачная, самая мизерная, но всё же есть. Надежда на то, что Юра спасся».

Теперь оставалось только ждать и молить бога, чтобы Юра остался жив.

6.

Вера не помнила, как добралась до дома. Она ужасно устала за этот день. А волнения и переживания просто выбили её из сил. Еле дотащив ноги до кровати, она упала на постель, прямо как была, одетая.

Близился вечер. Подходило время ужина. Вера оставалась в кровати. Она так и лежала, ни на минуту не сомкнув глаз, и всё ждала. Уже начинало смеркаться. С каждым часом надежда таяла, как дым.

Вскоре совсем стемнело. Юра так и не вернулся. Что же теперь будет? Вера заплакала. Она уткнулась лицом в подушку и в отчаянии кусала её, проклиная фашистов, войну, Германию. Вера плакала от бессилия что-либо изменить. Ей так хотелось что-нибудь сделать сейчас, убить, задушить, растерзать кого-нибудь, собственноручно расстрелять всех немецких офицеров и солдат за то, что они разлучили её с Юрой, отомстить им всем за смерть любимого. И рука не дрогнула бы, и совесть не мучила бы. Сколько горя и страданий они уже принесли людям!

В комнату вошла Ханна, полячка, жившая в комнате вместе с Верой. Увидев истерику девушки, она сказала:

– Почему ты плачешь, Верочка? Ты поссорилась со своим Юрием?

– Нет, Ханна, всё намного хуже, – ответила сквозь слёзы Вера по-польски. – Его убили. Нет больше моего Юрочки!

– Как так, убили?! – удивилась Ханна. – Что ты такое говоришь, Верочка? Уж не заболела ли ты? Я только что с ним говорила во дворе. Он просит тебя выйти к нему.

Вера подскочила на кровати. Она смотрела на Ханну и пыталась осознать то, что сейчас услышала.

– Ты ничего не путаешь? – спросила она недоверчиво. – Это точно был Юра?

Хана улыбнулась в ответ. Вера вытерла лицо от слёз, поправила растрепавшиеся волосы и выскочила на улицу, угодив сразу же в объятия своего Юрия, живого и невредимого. Вера жарко целовала и обнимала его, будто боялась, что завтра уже не сможет этого сделать. Целовала так, словно провожала мужа на фронт; как в последний раз. Юра подхватил её на руки и понёс к сараю. Там был склад сена. Вера не возражала и не сопротивлялась, а только крепче обняла любимого за шею и прижалась к нему.

В эту ночь Вера впервые узнала ласки мужчины, молодого, малоопытного, но такого нежного и любящего. От дневных переживаний, от горя и от радости встречи все чувства перемешались в душе девушки. Вера почти не почувствовала боли. От любви и от счастья снова кружилась голова. Эта ночь была незабываема для них двоих.

Позже, уже глубоко за полночь, переведя дыхание, влюблённые и счастливые, они лежали в сене и смотрели на звёзды сквозь прореху в крыше сарая. Вера положила голову на грудь Юры и слушала его сердце. Оно часто отбивало удары, как бы повторяя: «Я живой. Я здесь».

– Ты всё-таки спасся, – прошептала Вера.

– А как же?! – ответил Юра и погладил её по плечу. – Разве я мог расстаться с тобой?

– Но как? – Вера всё ещё не верила своему счастью.

– Я и сам не понял. Всё случилось так быстро. В тот момент, когда второй фриц отошёл от нас, а поезд должен был вот-вот тронуться, я понял, что это, вернее всего, мой последний шанс. И в тот момент, когда двери стали закрываться, я просто выпрыгнул наружу. Двери закрылись прямо перед носом у фрица, а тот стал кричать и палить из автомата. Затем я услышал, что сорвали стоп-кран. Поезд остановился, и я залез под вагон, ухватился руками и ногами за перекладины и висел так до самого Берлина. А те двое выскочили из вагона и помчались меня искать. Я слышал, как они пробежали в двух шагах от меня. Если бы я надумал просто от них сбежать, то они непременно догнали бы меня. А я решил спрятаться и уехать подальше от них. Я подумал так: пока они поднимут тревогу, я буду уже в безопасности.

Вера слушала Юру, широко раскрыв глаза, и с приоткрытым от волнения ртом. Перед глазами возникали картины, как Юру обнаруживают и убивают, или как у него во время движения поезда срываются руки, и он попадает под колёса. Вера закрыла лицо руками.

– Ты чего? – улыбнулся Юра. – Ведь всё обошлось. Просто в следующий раз надо быть внимательнее.

– Что?! – Вера села. – Какой следующий раз?! Ни за что! Ты больше не поедешь со мной.

– Вера, … – начал, было, Юра, но Вера была категорична.

– Нет, Юрочка, нет! Даже и не думай.

– Но как я отпущу тебя одну?

– Я – другое дело, – возразила Вера. – Ты видел, немцы принимают меня за «свою». Даже в разговоре со мной они не заметили подвоха. Одной мне будет намного спокойнее. А с тобой я всё время буду беспокоиться, что тебя снова разоблачат.

Юра пытался возражать, объяснить, что вдвоём будет лучше, но спорить было бесполезно. Вера наотрез отказывалась, чтобы Юра ездил с ней.

– Пойми, – говорила она ему, – я даже теперь боюсь, что эти фрицы ворвутся сейчас сюда и схватят тебя.

– Вот дурёха, – улыбнулся Юра и прижал Веру к груди. – Как же они меня найдут?

– Я не знаю. Я просто боюсь, – сказала Вера и тяжело вздохнула. – Ты, пожалуйста, вообще никуда не выходи. Ладно?

Юра тихо засмеялся и ещё крепче обнял свою любимую.

– Смешная ты у меня.

В сене было так тепло, словно в тёплой постели. Несмотря на то, что стоял конец осени, здесь было хорошо и уютно. Но перед рассветом опустился холод и даже лёгкий иней, и молодые люди нехотя разошлись по своим комнатам, уставшие и счастливые: Юра на мужскую половину, Вера – на женскую.

7.

Теперь Вера каждое воскресенье ездила навещать сестру. Каждый раз она делала причёску по немецкой моде, одевалась в приличную одежду, подаренную ей Кристой, брала у хозяйки велосипед и ехала до станции. Там оставляла велосипед где-нибудь неподалёку и садилась в поезд, каждый раз рискуя быть пойманной.

Часам к пяти Вера возвращалась обратно. Её встречал Юра, и они вдвоём уходили на весь вечер погулять, или прятались где-нибудь во дворе, подальше от всех и проводили время только вдвоём, наедине.

Целыми днями за работой мысли Веры были с Юрой и с сестрой. Когда она помогала на кухне, то ухитрялась припасти немного продуктов, чтобы потом отвезти Рае. Бывало, чистит картофель или другие овощи, и пока кухарка отвернётся, бросит пару штук за окошко. Потом выйдет, подберёт. Так за неделю с десяток и насобирает, а то и больше. Иногда её мучила совесть. Ведь фрау Миллер очень доверяла Верочке, настолько, что даже иногда отдавала ей продуктовые карточки. Вера шла в магазин и отоваривала карточки – получала хлеб, масло, консервы, сахар и крупы. У фрау Миллер было много карточек – за погибшего мужа и за сына Петера, который продолжал воевать.

Однажды Вера открылась фрау Миллер, куда она ездит по выходным. Это вышло случайно, и Вера испугалась, что хозяйка запретит ей. Но фрау Миллер не только разрешила ей навещать сестру, но и стала давать немного хлеба для Раи.

– Я знаю, как кормят пленных, – сказала она, передавая Вере полбуханки тёмного хлеба. – Хуже, чем свиней.

Вера была безгранично благодарна хозяйке за доброту и понимание. Она была счастлива, что сможет хоть немного подкормить свою голодающую старшую сестру. Людей на фабрике и правда содержали в жутких условиях. Спали они в бараках, грязных и сырых. Мылись холодной водой. Ели похлёбку на воде и плесневелый хлеб.

Поэтому, когда приезжала Вера и привозила продукты, Рая в первую очередь съедала хлеб, весь до последней крошки. Ведь если бы она несла хлеб с собой в барак, ей пришлось бы тогда с кем-нибудь делиться. А она не могла себе этого позволить. Рая всегда была слаба здоровьем, а здесь, в этих скотских условиях, она и вовсе ослабла. Тяжёлый труд истощил её силы.

– Верочка, что бы я без тебя делала? – говорила Рая, откусывая пахучий мягкий хлеб. – Ты буквально спасаешь меня от голода и смерти. Здесь очень часто болеют из-за истощения и слабости, и многие умирают. Нас здесь никто не лечит.

– Ничего, я тебе ещё луковицу постараюсь раздобыть, – говорила Вера. – Витамины будешь есть, от простуды.

– Ох, как вкусно, – вздыхала Рая, снова откусывая хлеб. – А ты будешь? Возьми кусочек.

– Нет, ты что, – возразила Вера. – Я, слава богу, не голодаю. Да, не жируем, сама помнишь. Но хлеб и вкусный свежий суп едим каждый день. Так что доедай, это всё тебе.

В следующий раз Вера, как и обещала, привезла пару луковиц.

– На вот, одну ешь прямо сейчас, с хлебом, – сказала Вера, – а вторую съешь среди недели.

– Как тебе это удалось? – удивлялась Рая.

– Да очень просто, – улыбнулась Вера в ответ. – Попросила у хозяйки, и всё.

– И всё? – переспросила Рая. – И она вот так просто взяла и дала?

– А что тут удивительного?

– Война ведь. Продуктов не хватает.

– Не переживай, – ответила Вера. – У ней хватает. Урожай хороший этой осенью собрали. Да и карточек у неё сила силенная. Так что не волнуйся за неё. К тому же фрау Миллер добрая. Она очень тебе сочувствует и жалеет, что тебя у неё забрали.

– Спасибо ей, – сказала Рая. – Передай, что я помню её, и каждый день благодарю за еду и за доброту. Другая на её месте вообще не позволила бы тебе ездить ко мне, а она ещё и продукты даёт.

Рая немного воспрянула духом, здоровье её тоже немного улучшилось.

8.

Так прошла зима, снова наступила весна. Уже полгода Вера каждое воскресенье ездила навещать сестру, которая продолжала работать на ткацкой фабрике.

– Скоро совсем потеплеет, – говорила Рая, – станет немного легче. У нас очень холодно и сыро в бараках. И в цехах тоже.

– Да, сестричка, потерпи, – Вера обняла её за плечи. – Совсем немного осталось. Скоро войне конец.

– Откуда ты это взяла? – удивилась Рая. – Кто тебе сказал?

– Юра сказал, – простодушно ответила Вера. – Уже третий год воюем. Пора уже разбить фашистов!

Рая горько улыбнулась:

– Ты знаешь, иногда мне кажется, что это не закончится никогда. В начале войны мы тоже говорили, что за пару месяцев прогоним фашистов с наших земель. Но война идёт уже так давно, что я не помню, как это – жить в мирное время. Былое спокойствие уже так далеко, как будто было во сне. Порой такое отчаяние накатывает, сил никаких не хватает. Кажется, что вот здесь и помрёшь, и не дождёшься победы.

– Эй, ты чего, Рая? – встрепенулась Вера. – Ты это брось, такие речи говорить! Мы обязательно дождёмся победы и поедем домой. Все вместе. Ясно?! И мы с Юрой сразу поженимся.

Вера запнулась и покраснела. Рая обрадовано подпрыгнула на месте.

– Что, Юра позвал тебя замуж?

– Да. – Вера потупила взгляд и смущённо улыбнулась. – Он сказал, что, когда война кончится, мы вернёмся домой и сразу же распишемся.

– Ой, Верочка, как я за тебя рада!

Рая светилась от радости за сестру.

– Ты знаешь, – сказала она, загадочно улыбаясь, – а у меня тоже есть для тебя новость.

– Какая? – Вера с любопытством посмотрела на сестру.

Рая с минуту помолчала.

– Я здесь познакомилась с одним парнем. Он очень симпатичный и добрый. Нам интересно вместе. И, по-моему, у нас с ним роман.

Теперь, в свою очередь, покраснела Рая. Вера широко раскрыла глаза:

– Что, правда? Ну, ты даёшь, сестричка! Вот это молодец! А как его зовут? Откуда он, тоже из Чугуева?

– Его зовут Владислав, – ответила Рая. – Он чех. Но говорит немного по-русски. Я его учу русским словам, а он меня – чешским. Это совсем не сложно, наши языки похожи. Владислав живёт недалеко от Праги, столицы Чехословакии.

– Раечка, милая, как я рада за тебя, – сказала Вера и поцеловала сестру в щёку. Затем она скрутила из пальцев дулю, смачно поцеловала её и направила в сторону города:

– На вот тебе, фашист проклятый! Хрен ты нас одолеешь! Мы везде выживем, пройдём, проползём. И ничего ты с нами не сделаешь, потому что мы хотим жить. Правда, Раечка?

Она повернулась к сестре. Глаза её горели диким блеском. На губах была победоносная улыбка.

– Ой, Рая, а знаешь, что? – Вера прищёлкнула языком. – А мы, когда вернёмся домой, сыграем сразу две свадьбы! Ну, как, ты согласна?

– Ладно, угомонись, – улыбалась Рая. – Время покажет.

– Ой, ну что ты такая чопорная? Разве ты не рада? У меня есть жених, у тебя есть жених. Дело ясное – будут свадьбы.

Рая вздохнула.

– Девчонка ты ещё совсем.

9.

На следующий день фрау Миллер попросила Веру сходить в магазин. Она дала ей дюжину карточек – половину на хлеб, остальные на масло и сахар.

Вера отправилась в магазин. Идя по улице и сжимая в руках карточки, она думала о том, что было бы неплохо отвезти Рае больше продуктов. Ведь теперь с ней Владислав, он будет защищать Раечку и опекать, и она сможет сварить им картошку или свежий суп.

«И хлеба надо бы побольше», – подумала Вера.

Она уже подходила к магазину. Решение пришло мгновенно, как вспышка молнии. Не помня себя от волнения, Вера перебрала в руках карточки, вытащила одну, хлебную, и сунула её за пазуху. В следующую секунду она уже открывала дверь магазина. Ещё через секунду она пожалела о своём поступке. Но было уже поздно. Не могла же она в магазине, среди людей, доставать из-за пазухи украденную карточку. Поймай её кто-то на воровстве, Вере грозил бы концлагерь.

Идя обратно с продуктами, Вера мучилась угрызениями совести. Фрау Миллер так доверяет ей, так хорошо к ней относится.

«Впрочем, – решила Вера, – Раечка тоже не по доброй воле голодает на этих каторжных работах. В конце концов, не убудет с хозяйки. Всего одна буханка хлеба».

Фрау Миллер и правда ничего не заметила. Вера с облегчением вздохнула. Но теперь надо было как-то отоварить карточку. Вера решила, что, когда хозяйка в следующий раз пошлёт её в магазин, она использует и свою карточку.

В воскресенье Вера, как обычно, навестила сестру. Ещё издали она увидела, что Рая не одна. Поначалу Вера забеспокоилась, кто это мог быть возле Раи. Но потом она догадалась.

«Наверняка, это Раечкин молодой человек», – подумала Вера и оказалась права. Рая действительно привела с собой Владислава, чтобы познакомить с сестрой. Он оказался приятным, высоким, симпатичным мужчиной лет двадцати пяти. Между ним и Верой сразу установились тёплые дружеские отношения.

– Раечка много рассказывала о вас, Вера, – сказал Владислав на ломаном русском. – Она сказала, что вы спасли её от голодной смерти здесь, на фабрике. Разрешите поблагодарить вас, Верочка. Я восхищаюсь вашей смелостью. Ведь вы каждый раз рискуете своей жизнью.

– О, это пустяки, – махнула рукой Вера. – Я уже привыкла и не вижу никакой опасности. Главное, чтобы документы не спросили. Но мне это не грозит. Говорят, я похожа на немок – не отличить.

– Да, вы действительно очень похожи на немку. Я сначала так и подумал, когда вас увидел. Простите.

Владислав засмеялся. Вера тоже улыбнулась.

– Вы очень добрый и весёлый, – сказала она. – Берегите нашу Раю. У неё слабое здоровье. Зато она среди нас самая умная. И вообще, она очень умная и образованная.

– Вера, замолчи, – шикнула на неё Рая. – Ты что, с ума сошла? Что ты такое говоришь?

– Раечка, не волнуйся, – сказал Владислав. – Я согласен с твоей сестрой. И очень уважаю её за это. Она так о тебе беспокоится. Не волнуйтесь, Вера, я буду оберегать нашу с вами Раечку. Она мне так же дорога, как и вам.

Вскоре свидание окончилось. Время, как всегда, пролетело незаметно. Вере было пора возвращаться.

10.

К концу следующей недели фрау Миллер опять отправила Веру в магазин. Она дала девушке восемь карточек – по две на каждую категорию товаров.

Выйдя за ворота, Вера достала из кармана свою карточку и добавила к остальным. В магазине всё прошло гладко. Правда, Вере всё время казалось, что на неё все очень пристально смотрят, в чём-то подозревают. Она нервничала и постоянно оглядывалась по сторонам. Не зря говорят, что на вору и шапка горит. Вера забрала все продукты, включая и лишнюю буханку хлеба, и вышла из магазина. Всё, теперь оставалось незаметно пронести свою добычу мимо глаз хозяйки. Тут Вера заранее договорилась с Юрой: он должен был встретить её, когда она войдёт во двор, и незаметно взять у неё буханку хлеба.

Всё так и случилось. Но именно в тот момент, когда Вера передавала Юре хлеб, в окно на втором этаже выглянула хозяйка и всё увидела. Выйди она двумя секундами позже, и всё прошло бы гладко. Но случилось то, что случилось.

Она позвала из окна:

– Верочка, поднимись ко мне.

Вера встрепенулась, как испуганная птичка, и глянула наверх, откуда раздался голос. Увидев лицо хозяйки, она поняла, что та обо всём догадалась. Такой грандиозный план рухнул в одночасье. Было не столько страшно, сколько обидно и досадно. Вера забрала обратно хлеб из рук Юры и пошла к хозяйке.

– Ты уже вернулась из магазина? – спросила фрау Миллер, когда Вера вошла к ней в комнату.

– Да, только что, – подтвердила Вера. Она никак не могла унять волнение. Коленки дрожали, на спине выступил пот.

– Ты помнишь, сколько карточек я тебе дала сегодня? – спросила хозяйка, глядя Вере прямо в глаза.

У Веры мелькнула мысль соврать, что было девять карточек. Но она тут же её отбросила. Если хозяйка и вправду всё увидела и поняла, то к воровству ещё добавится и ложь. Нет, Вера не могла настолько оскорбить фрау Миллер.

– Восемь, – ответила она и опустила глаза.

– Правильно, – сказала фрау Миллер.

Вере показалось, что голос её немного смягчился. Хотя, это могло ей только показаться. С минуту женщина молчала. Она размышляла. Вера подняла на неё виноватый взгляд и снова опустила глаза.

– Положи, пожалуйста, продукты на стол, – сказала хозяйка.

«Ну, всё, – подумала Вера, – сейчас она пересчитает хлеб и окончательно убедится, что я воровка. А потом останется только позвать полицаев. И пиши, пропала».

Вера сделала, как велела фрау Миллер, и положила все продукты на стол. Хозяйка ещё с минуту помолчала. Казалось, она принимает какое-то решение. Вера стояла и ждала приговора. И тут случилось то, чего Вера никак не ожидала. Фрау Миллер взяла со стола буханку хлеба и передала её Вере в руки.

– Это для твоей сестры, – сказала она. – А теперь можешь идти. Там на кухне нужна помощь.

Вера не могла поверить в то, что сейчас произошло. Она стояла с отвисшей челюстью и смотрела на хозяйку, пытаясь угадать, шутит та или и вправду не собирается её наказывать.

– Ну, что ты стоишь, как вкопанная? – сказала фрау Миллер. – Иди, занимайся делами. А в воскресенье, как обычно, поедешь навестить сестру и отвезёшь ей хлеб. Ты же ведь так и хотела, правда?

Вера шагнула навстречу хозяйке.

– Спасибо вам, фрау Миллер, – сказала она со слезами на глазах. – И простите меня, пожалуйста. Я не…

– Успокойся, Верочка. Не надо объяснять. Я всё понимаю. А теперь иди.

Вера опустила голову и пошла к выходу. Так паршиво она себя ещё никогда не чувствовала. Когда она обманывала других немцев и фашистов, обводила вокруг пальца полицаев, тогда она чувствовала лёгкое волнение и кураж, а ещё гордость, что провела врагов. Но сейчас была иная ситуация. Она обманула человека порядочного и сострадающего, справедливого и доброго, и не важно, какой нации. А главное, она растоптала доверие хозяйки. Минутная слабость стоила Вере доброго отношения. И от этого было очень досадно, обидно и стыдно.

Перед дверью Вера снова обернулась и сказала:

– Я хотела помочь сестре. Она голодает. Простите меня.

– Всё сложно, да. Я понимаю, – ответила фрау Миллер, вздохнув. – Ступай, Верочка.

Вера вышла.

«Лучше бы отругала, накричала, наказала, – думала она, идя в свою комнату и вытирая слёзы с глаз. – Всё ж было бы не так гадко, как сейчас. Я получила бы тогда по заслугам. А так…»

Вера постоянно теперь чувствовала свою вину, хотя фрау Миллер никогда и не вспоминала о случившемся, и не стала хуже относиться к Вере. Всё осталось по-прежнему. Правда, с тех пор хозяйка больше не доверяла ей карточки. Вот это, пожалуй, единственное, что поменялось. Но и этого было достаточно, чтобы Вера помнила о своём поступке и стыдилась его.

Рае она ни словом не обмолвилась об этом происшествии. А то ещё, чего доброго, та не захотела бы больше брать продукты от фрау Миллер. А уж самой Вере досталось бы от сестры.

11.

Наступило лето 1944-го года. Уже почти два года Вера была в Германии, не видела мать и сестру, не знала даже, живы ли они. Вера очень тосковала. Временами её охватывал страх, что она может никогда больше не увидеть своих родных.

– Скоро день рождения Шурочки, – сказала она Рае, когда они сидели на тёплой траве фабричного двора, обнесённого сеткой и колючей проволокой.

– Да, наша Шурочка совсем взрослая, – задумчиво произнесла Рая. – В этом году ей исполняется двадцать один год. А помнишь, ещё совсем недавно мы были маленькими девчонками, бегали на нашей любимой Широкой улице с целой ватагой детворы? С утра до вечера улица звенела от веселья, криков и беготни. Какие это были дивные времена.

– Да, конечно, помню. Хоть я и была самой младшей, а всё равно помню каждую мелочь, каждый забавный случай и происшествие. Больше всех доставалось от мамы Шуре, из нас троих она чаще всех встревала в какие-то истории. Помнишь, как она вместе с мальчишками дразнила быка?

– Да, что-то припоминаю, – сказала Рая.

– А я всё так хорошо помню, как будто это было только вчера, – засмеялась Вера. – Я ведь тоже была там, правда за забором, и всё видела. Сейчас, через столько лет это вызывает весёлый смех, а тогда я здорово испугалась. Да и Шурку бык чуть не угробил. Мальчишки дразнили быка, а Шура с ними наравне: