Рваные судьбы

Глава 6.

1.

Лето близилось к концу. Наступала осень 1932-го года, самая страшная осень в жизни Лизы и её семьи, и в жизни миллионов украинских семей. Пока ещё ничто внешне не предвещало беды. Никто даже и предположить не мог, что в мирное время, меньше, чем за один год, не от чумы или другой страшной болезни, вымрут миллионы людей.

Люди собирали урожай, запасались на зиму. У Лизы в этом году неплохо уродила картошка. Она подумывала о том, что, если за зиму подэкономит, то на вырученные от продажи картошки деньги весной сможет купить козочку. Тогда ей станет значительно легче. Будет своё молоко, творог, шерсть на рукавички и носочки для девочек. Лиза, окрылённая мечтами, наметила на выходные сбор урожая. Работалось легко, усталости совсем не чувствовалось. Наконец, где-то далеко впереди для неё забрезжил свет надежды.

Лиза, как всегда, не стала никого просить о помощи. Сама копала, а девчата выбирали картошку из земли и складывали в вёдра, а потом таскали и высыпали на общую кучу посреди огорода. На следующий день, когда вся картошка была выкопана, Лиза с девочками перебрали её: ту, что крупная и средняя – на продажу и на следующий год на посадку. Остальную – на еду. В этом году совсем мелкой почти не было. Вся была хорошая. Лиза радовалась, как ребёнок, перенося вёдра с картошкой в дом в небольшой подпол, который она вырыла для хранения овощей.

По случаю сбора урожая Лиза решила устроить небольшой праздник: достала из подпола небольшую баночку с подсолнечным маслом и нажарила мелкой картошки. Девчата обожали жареную картошку, но, к сожалению, такое блюдо случалось у них в доме не часто – Лиза экономила масло. Но уж по такому случаю было можно. Праздник урожая, как-никак. А когда Лиза раздала всем к чаю по кусочку сахару, девчата завизжали от восторга. Вот это праздник – так праздник.

Лиза была счастлива. В следующие выходные она собиралась уже идти на базар, продавать картофель. А пока каждое утро перед работой, пораньше бежала на вокзал, чтобы продать там килограмм-другой. Благо, до вокзала было идти минут десять, мимо зернохранилища и смычки, где работала Лиза.

2.

Однажды в обычный рабочий день Лиза вместе с остальными рабочими разгружала прибывший поезд. Всё было как обычно. После разгрузки присели отдохнуть, воды напиться. Лиза вдруг обратила внимание, что из ворот зернохранилища выезжают одна за другой грузовые машины, полные зерна. В общем-то, в этом не было ничего странного. Мало ли что, может, вывозят зерно на помолку. Завозят – вывозят, всякое бывает. Правда, поток выезжающих машин, переполненных зерном, не прекращался, а с другой стороны к амбарам подъезжали новые машины, уже с пустыми кузовами. Такое складывалось впечатление, что амбары опустошают подчистую. Но главное, что насторожило Лизу – это то, что грузовиками управляли военные. Во дворе хранилища и в амбарах – везде тоже распоряжались люди в военной форме.

– Ребята, как думаете, чего это делается? – спросила Лиза у своих мужиков-грузчиков.

– А хрен их знает, – ответил кто-то. – Поди, разбери, чего им надо.

Лиза заволновалась. Она не понимала, что происходит. А когда она чего-то не понимала, это её беспокоило. Она не любила большого скопления военных в одном месте, ничего хорошего это не предвещало, и потому на душе у неё сейчас было тревожно.

Беспокойство усилилось, когда Лиза увидела один из грузовиков заезжающим в жилую улицу, соседнюю с её переулком. А через время ещё несколько грузовых машин, въезжающих в другие улицы Осиновки, на гору.

Едва дождавшись обеда, Лиза побежала домой. Девочки уже вернулись из школы, Верочка радовалась, что, наконец, не одна дома. Лиза огляделась, затем спросила:

– Никого не было?

– Нет, – ответила Рая. – А что случилось?

Лиза испуганно озиралась по сторонам.

– Ещё не знаю, – сказала она. – Но надо что-то делать.

Что именно, Лиза смутно понимала. Но главное – не сидеть на месте, что-то предпринимать. Вдруг её осенило:

– Быстро все ко мне. Я сейчас буду доставать из подпола картошку, а вы бегом всё прячьте под кровати, под лавки, среди вещей, везде, где получится, да так, чтоб не было видно.

Лиза заперла входную дверь на засов, открыла крышку подпола и залезла внутрь. Ей там было всего лишь по пояс – совсем неглубоко. Лиза вытащила небольшую торбу с мукой и подала Рае:

– На, спрячь понадежнее.

Дальше всё происходило в напряжённой тишине. Лиза быстро накладывала картошку в торбы, в мешки – во всё, что было под рукой, и передавала детям. Девочки складывали их под кроватями, по углам, где придётся.

Лиза глянула на часы – время поджимало, пора уже было возвращаться на работу. Она вылезла из подпола, закрыла крышку, застелила соломой. Повернулась к двери, чтобы открыть засов, и побледнела. В окошко она увидела, как в их двор заходят четверо военных. Лиза поспешно отодвинула засов, чтоб ничего не заподозрили. Сердце бешено колотилось, в ушах шумело, ноги стали как ватные.

В тот момент, когда дверь широко распахнулась, Лиза присела на лавку – ноги совсем ослабели и не держали её. В дом вошли двое – средних лет капитан и молодой сержант. Остальные двое остались во дворе – осматривать «угодья». Старший по возрасту и по званию представился. Лиза не расслышала, у неё шумело в ушах. Она протянула руку в сторону дочерей, и они тут же бросились к ней и в испуге прижались к матери. Тогда Лиза немного успокоилась, постепенно приходя в себя, и услышала, как всё тот же старший объяснял, что у него есть «предписание высших военных и государственных чинов о том, чтобы собрать у жителей городов и сёл, всех больших и малых поселений, запасы продовольствия, и вывезти в районы страны, пострадавшие от неурожая. Всё, что будет взято у людей, будет учтено и записано, и в скором времени возвращено в тех же объёмах и количествах».

– Что у вас есть из запасов продовольствия? – спросил он у Лизы.

– Вот, мешок картошки, – ответила Лиза, указывая на неполный мешок, стоявший здесь, в кухне. Это был тот, что Лиза вытащила из подпола и не успела отнести в комнату.

– И это всё? – он посмотрел на Лизу и нахмурил брови. – Вы что, не собрали урожай? У вас, кажется, есть огород во дворе? Так что же, там ничего не росло?

– Росло, но совсем мало, – ответила Лиза. – В этом году особенно. Немного картошки – это всё, что у меня есть. Если вы её заберёте, мне будет нечем кормить моих детей.

– Вы что, не поняли? – капитан повысил голос. – Вы тут на продуктах сидите, а там люди с голоду пухнут! Где ваш муж?

– Погиб четыре года назад. Я – вдова, – ответила Лиза.

– Ничего, – капитан был неумолим. – Вам всё вернут. Сержант, – обратился он к молодому солдату, – выноси мешок, грузи в машину.

– Есть, – ответил сержант и взялся за мешок.

В этот момент в дом вошли двое, что были во дворе.

– Там чисто, товарищ капитан, – доложил один. – Сараев, хлева нет, погреба тоже нет.

– Так, – протянул капитан, – значит, ничего нет. Ладно, один забирает мешок, второй – проверить в доме, бегом. Сержант, наблюдай. – Он указал на Лизу с детьми.

Лиза обмерла. Тот, что вошёл в комнату, стал выносить оттуда мешки и торбы, которые ещё полчаса назад девочки растыкивали по углам. Всё. Это был конец. Рухнули все её надежды и планы, которые она ещё совсем недавно с таким упоением строила на будущий год.

– Значит, погреба нет… – повторил капитан. – Стало быть, в доме какой-нибудь погребок найдётся? А, хозяйка?

Лиза испуганно посмотрела на сержанта, затем на капитана. В её глазах читалась мольба.

– Я прошу вас, не забирайте всё, – взмолилась Лиза. – У меня нет погреба. Оставьте хоть немного продуктов.

– Ладно вам, гражданка, не плачьте, – сказал капитан, – вам же сказано – за всё заплатят. Вот, мы записали. Записал, сержант?

– Так точно, товарищ капитан, – ответил молодой сержант. – Три неполных мешка с картофелем; два кило муки.

– Ну вот, видите? – сказал капитан. – Всё записано. Не надо плакать. Лучше скажите: это всё?

Лиза не плакала. Просто две крупные слезы скатились по её щекам и упали на кофту.

– Да, это всё, – сказала она. Она молила бога, чтобы эти люди поскорее убрались из её дома.

Молодой сержант, глядя на Лизу в окружении трёх маленьких детей, видно, сжалился над ними, потому что встал и сказал:

– Товарищ капитан, по-моему, всё. Может, дальше пойдём? Время уже…

– Да, ты прав, сержант, ещё много работы впереди.

И капитан повернулся к выходу. Лиза уже облегчённо вздохнула. Той картошки, что осталась в подполе, им хватит, чтобы перезимовать. Ещё два шага, и всё будет кончено. Они уйдут.

Но тут под сапогом капитана скрипнула деревянная крышка погребка. Лиза замерла. Капитан тоже. Он разгрёб ногой солому и поднял крышку.

– А за такое, гражданочка, можно и на Соловки загреметь! – грозно сказал он, увидев в подполе ещё добрых два мешка картофеля. – Хотели скрыть от государства? Скажите спасибо, что сейчас не военное время, а не то сели бы лет так на двадцать.

Лизе уже было абсолютно всё равно. Ведь их всех теперь и так ждала погибель. Сержант с досадой и жалостью смотрел, как те двое выгребают последние запасы у этой бедной семьи. Надо же было этой дурацкой крышке скрипнуть. Ведь уже почти ушли.

3.

Лиза ещё какое-то время сидела, не шевелясь. Девочки тоже молчали. Верочка первая заёрзала, ей надоело просто сидеть. Лиза очнулась. В висках барабанил пульс, отстукивая: «Что же делать? Что делать?». Лиза вытерла щёки от слёз, обняла своих девочек, поцеловала всех по очереди и сказала вслух:

– Ничего, что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем. Правда?

Девочки заулыбались. Они снова почувствовали, что мама не даст их в обиду и не допустит беды. Правда, сама Лиза не была в этом уверена.

– Значит так, – сказала она, вставая, – я сейчас побегу на работу, а то и так опоздала уже. А вы бегом во двор, тщательно осмотрите весь огород, может, где-нибудь найдёте картошку, которую мы пропустили. Возьмите палки, раскапывайте землю – может, что-то осталось в земле. Если что-нибудь найдёте, сложите в одно место и прикопайте. Я вечером приду – мне покажете. Так. Дальше, соберите оставшиеся яблоки – все, даже наполовину гнилые. Спрячьте где-нибудь в доме. Всё ясно? Всё. Я побежала.

Лиза вышла из дома, но вместо того, чтобы идти на работу, свернула в соседнюю улицу, затем на Петровского. Хотела предупредить своих. Повернув к дому матери, Лиза увидела грузовик, отъезжавший от соседнего двора. Не успела.

Она вошла в родной двор. На пороге дома стояла мать. Лиза подошла к ней и уткнулась лицом в плечо.

– Мама, что мы теперь будем делать? Всё забрали.

– Обещали вернуть, – тихо сказала мать.

– Да, я знаю. Но когда вернут? – спросила Лиза в надежде, что мать знает больше, чем она, и сейчас назовёт какой-то срок, в который вернут всё, что забрали. – И что нам есть до тех пор, пока не вернут?

– Я не знаю, – помолчав, ответила Поля.

Лиза вдруг почувствовала себя такой незащищённой. Ей стало холодно и одиноко, и страшно. Она крепче прижалась к матери. Поля обняла её и погладила по волосам, как в детстве.

– Бедная моя девочка. Тебе тяжелее всех, я знаю. Но ты справишься. Ты сильная. Будем надеяться на лучшее.

4.

Лиза вернулась на работу. Она опоздала на целый час. Но на это никто не обратил внимания. На смычке царил хаос. Все обсуждали происходящее. Одни с пониманием и участием отнеслись к пострадавшим и голодающим согражданам, и теперь хвалились, что выгребли все свои закрома; другие громко матерились и ругались, что самим, дескать, жрать нечего, ещё и других корми; третьи помалкивали «в тряпочку», довольные в душе, что сумели припрятать кое-что, да скот увести на дальние пастбища, ближе к лесу, и теперь, когда стемнеет, пригонят его обратно. Лиза же была в глубокой задумчивости. Ей не удалось ничего припрятать, скотины у неё не было, и на большие заработки надежды не было.

Люди гудели, как пчелиный рой. Немного погодя, пришёл старший и сказал, что все могут расходиться по домам – на сегодня отгрузок-погрузок не будет. Лиза вернулась домой всего через пару часов после того, как ушла. Рая, как самая старшая, отчиталась матери:

– Мы нашли целую кучу картошки и закопали её под сливой. А потом собирали яблоки. Только мы с Шурой собирали, а Вера больше ела, чем помогала.

Вера стояла с растерянным видом и перепуганными глазами, боясь, что её сейчас будут ругать. Но Лиза не стала ругаться.

– Она, наверное, просто хотела есть. Правда, Верочка?

Вера кивнула.

– Почему же вы не поели? – упрекнула Лиза. – Картошка-то ведь давно сварилась. И сто раз уже остыла. Давайте ужинать, а потом покажете мне ваши находки.

Девочки уселись за стол. Лиза разложила им по мискам картошку, сама съела пару штук. Оставила немного на утро. После ужина вышли во двор, и откопали картошку. Как раз стемнело, и их никто не мог увидеть. Лиза надеялась, что там действительно много картошки, но она забыла, что большая куча по детским меркам – это совсем не обязательно много. Оказалось, всего с полведра мелкой и порченной, которую они пропустили или оставили на огороде догнивать, когда собирали урожай неделю назад. Тогда это был мусор. Теперь же был ценен каждый корнеплод. На первое время перебиться хватит, а там, глядишь, может, и правда вернут продукты.

На следующий день Лиза зашла в магазин, чтобы купить немного серой муки для хлеба. Она пришла в ужас, когда узнала, что в магазине нет ни грамма муки, ни хорошей, ни самой дешёвой. Мало того, в магазине не было ни одной буханки хлеба, а продавщица, приятельница Лизы, сказала ей, что такая же история и во всех остальных магазинах по всему городу, ещё со вчерашнего вечера.

– Что же делать? – сказала Лиза, – у нас дома совсем нет еды, мне нечем кормить девочек.

– Не переживай, – успокоила её продавщица, – обещали через недельку-другую завезти продукты.

5.

Но, ни через неделю, ни через две, и даже через месяц продукты не завезли ни в магазины, ни людям, которые отдали все свои запасы, а сами остались с пустыми погребами. Люди были в панике и ничего не понимали. Они вынужденно голодали, и никто не мог сказать, когда это закончится. В магазинах по-прежнему было пусто, на базарах было пусто. Голодающие люди с ненавистью и злобой смотрели на соседей, у которых сохранилась козочка или кобыла, дающая молоко. У тех дела обстояли не так безнадежно, как у основной массы людей. Правда, животных тоже надо было кормить, а кормить было нечем, кроме сена, поэтому те голодали и тощали наравне с людьми.

Через месяц во всей округе не осталось ни одной кошки или собаки – всех поели. Через два – голодные озлобленные люди нападали друг на друга, грабили в надежде отобрать хоть кусочек хлеба. Через три месяца, к концу зимы – истощенные, умирающие от голода люди, как тени ходили по улицам в поисках какой-нибудь поживы.

Весь мир знал о происходящем в Украине, знал о страшном голоде в нашей стране. Со всего мира, из всех стран шли эшелоны с продовольствием и гуманитарной помощью, но дальше границы они не проходили. Вокруг Украины был выставлен военный кордон, и ни один состав с продуктами не поступал сюда. Так и стояли целые эшелоны с портящимися продуктами вокруг голодающей Украины.

6.

Стоял февраль 1933-го года. Лиза выпроводила Раю с Шурой в школу, а сама собиралась, как обычно, на поиски пропитания. На смычку она уже второй месяц не ходила. Без еды она так сильно ослабела, что не могла уже выполнять тяжёлую работу грузчика, и её уволили. И теперь без средств существования, как и многие другие, Лиза днями бродила по городу, надеясь найти хоть что-нибудь к обеду своим дочерям: просила у соседей картофельные очистки, потом дома их варила; хлеб пекла из остатков серой муки вперемешку с прелыми прошлогодними листьями, которые собирала на улице. Получались жуткого цвета и ужасные на вкус твёрдые лепёшки. Зато их можно было жевать и, запивая водой, глотать, и от них меньше болели ослабленные голодом животы. Когда-то ненавистная затирка сейчас показалась бы Лизе и её девочкам вкуснейшим блюдом. Вот только приготовить её было не из чего.

Раечке с Шурочкой было немного полегче. Они каждый день в школе получали свой кусок хлеба с чаем, правда, теперь чай был не сладкий, и хлеб серый. Для них школа была спасением. Теперь выходные дни для девочек были каторгой, потому что приходилось голодать или жевать несъедобные лепешки и корешки, которые Лиза выдалбливала из замерзшей земли, и варила детям.

Хуже дела обстояли с младшей Верочкой. Ей в декабре только исполнилось семь лет, и в школу она ещё не ходила. Поэтому спасительного ежедневного пайка ей не доставалось. Она сидела дома почти на одной воде, голодала больше всех и слабела быстрее других. Лиза и так старалась дать ей чуть больше, чем остальным, отдавала свою порцию. Сама по несколько дней ничего не ела. У неё постоянно кружилась голова, и болел пустой желудок; а ещё эта постоянная тошнота у самого горла не давала житья. И Лиза понимала, что девочки испытывают то же самое, особенно Верочка. Душа рвалась на части, когда она видела измождённые бледные личики своих детей, с тёмными кругами вокруг глаз; когда слышала в сотый раз за день: «Мама, болит», «Мамочка, я кушать хочу». Этот зов она слышала и днём и ночью, он снился Лизе, он стоял у неё в ушах. У неё часто стали случаться галлюцинации, и она не всегда понимала, произошло что-то на самом деле или привиделось ей.

Вот и сейчас ей показалось, что дверь приоткрылась и слегка хлопнула. В комнате повеяло холодом. Лиза оглянулась, но никого не увидела. Она продолжила собираться. Одевшись, она повернулась, чтобы поцеловать спящую Верочку, и увидела женскую фигуру, склонившуюся над спящим ребёнком.

– Кто вы? – спросила Лиза. – Что вы здесь делаете?

Её как будто не слышали. Тогда Лиза повысила голос:

– Отойдите от неё немедленно! Что вам надо?

Женщина выпрямилась и повернулась к Лизе спиной. Страшная догадка осенила Лизу. Она закричала и хотела подбежать к спящей Верочке, закрыть её собой, и прогнать непрошенную гостью, но не смогла сделать и шага. Ноги словно вросли в пол, тело не слушалось, голос ей не поддавался. Так она и стояла, бессильно опустив отяжелевшие руки, и безмолвно крича. Сердце от страха почти остановилось, спина покрылась холодным потом. Лиза сквозь слёзы пыталась кричать:

– Вера, Верочка, проснись, иди скорее ко мне!

Но голос не слушался. Тогда она упала без сил на пол, крича и плача. Все её тело содрогалось от рыданий. Сколько это продолжалось, Лиза не помнит, только вдруг она почувствовала чью-то руку на своем плече. Лиза подняла голову и увидела, что перед ней на корточках сидит Матвей. Лиза закричала:

– Ты?! Чего тебе здесь надо? Посмотри, что ты наделал! Из-за тебя мои дети умирают от голода. Верочка уже умерла. Ты во всём виноват. Так ещё пришёл поглумиться над нами? Давай, радуйся. Доволен? Моей Верочки больше нет! Я ненавижу тебя! Будь ты проклят! Где моя Верочка?

И Лиза снова упала лицом на руки, вся сотрясаясь от рыданий, и повторяя:

– Верочка. Доченька моя.

– Мама. Мамочка, я здесь. Очнитесь.

Лиза открыла заплаканные глаза. Она лежала на полу, а рядом сидела напуганная Верочка и теребила её за плечо.

– Мамочка, родная, что с вами? – спросила Вера, почти плача.

– А что со мной? – переспросила Лиза.

– Вы здесь лежали и кричали, и звали меня. И я проснулась, – ответила Вера.

– А ты здесь кого-нибудь видела? – спросила Лиза.

– Нет, только вас. А почему вы кричали? И почему вы плачете?

Лиза схватила Веру и крепко обняла её, прижала к себе худенькое тельце дочери и долго не отпускала, потом обцеловала всё личико и ручки Верочки и сказала:

– Мне приснился очень страшный сон. А ты меня пробудила от этого сна, и спасла. Ты же никуда не уйдёшь, правда? – по щекам Лизы текли слёзы.

– Нет, не уйду. Я буду с вами, чтобы вы не плакали, – ответила Верочка.

Лиза ещё крепче обняла дочку. Она понемногу успокаивалась. В груди ощущалась пустота, как это обычно бывает после долгих рыданий. Но вместе с этим пришло и некоторое облегчение. Слёзы очищают. Воистину, это так.

– Верочка, милая моя, мне надо сейчас уйти, – сказала Лиза. – Пойду за какой-нибудь едой. И обязательно что-нибудь тебе принесу. А ты пока поешь лепёшку: там с вечера одна осталась, так я приберегла для тебя. Размочи водой и поешь. Только много воды не пей. Ладно?

– Хорошо, мамочка, только приходите поскорее.

7.

Лиза вышла на улицу. Мороз пробирал до костей. Ледяной ветер обжигал лицо и руки. Лиза шаталась, сбиваемая с ног сильными порывами ветра. Низкое холодное солнце было закрыто серыми тучами. Вокруг были навалены высокие сугробы снега. До настоящей тёплой весны было ещё далеко.

«Скорее бы уже прошла зима, – думала Лиза. – Весной будет полегче. Всё же травка, ягоды, зелень – уже не помрём. Только бы до весны дотянуть. Господи, скорее бы весна».

От призрачной надежды закружилась голова. Лиза вспомнила, что уже неделю ничего не ела, кроме одной гнилой картофелины. Пустой желудок свело судорогой, и от боли Лиза застонала. Она согнулась и схватилась за живот.

«Только бы не загнуться здесь, – пронеслось у неё в голове. – Кто тогда позаботится о моих девочках? Господи, не дай мне помереть сейчас».

Лиза прислонилась к забору и сползла на сугроб. Она взяла в руку снег и приложила к лицу, растерла щёки, лоб; затем взяла ещё снега и сунула в рот. Снег приятно хрустел во рту, как будто свежий хрустящий хлеб. Лиза уже и забыла, какой он на вкус. Она взяла ещё, и ещё. Лиза жевала снег и представляла, что жуёт хлеб. По её щекам текли горячие слёзы. Неужели она так и умрёт, не наевшись вдоволь? И её девочки так и не вспомнят, что такое – поесть досыта?

– Ну, уж нет, – сказала Лиза вслух, – не бывать этому. Мы не умрём от голода. Только не от голода.

Она поднялась, держась за забор. Живот ещё болел, но спазм прошёл. Лиза запахнулась в платок и пошла дальше. Сначала она зашла к соседке тёте Гале – та всегда оставляла для Лизы очистки от картофеля. Вот сегодня, к примеру, тётя Галя дала пакет очистков, а к ним прибавила ещё три подмёрзшие картофелины. Женщина извинялась, что так мало и что не может дать хорошей, не мёрзлой картошки, а Лиза плакала от счастья и благодарила добрую соседку за щедрость и великодушие. Для неё это было всё равно, что сытный обед на семью.

«Вот если бы ещё хоть горсточку муки, – думала Лиза, – и тогда можно было бы сразу идти домой и готовить обед и ужин, и завтрак на завтра». Но, к сожалению, муки тётя Галя дать не могла, у самой семья большая – кормить надо.

Лиза двинулась дальше. Она вышла на улицу, ведущую к вокзалу. Ужасная картина открылась её взору. Десятки людей, таких же измождённых, как и она сама, бродили по улицам, словно тени, в поисках хоть какой-нибудь еды. То тут, то там, падали люди. Некоторые вставали и брели дальше. Другие так и оставались лежать, не находя в себе сил подняться. Вечером каждого дня по улицам города проезжала грузовая машина и подбирала остывшие трупы умерших от голода людей. Лиза уже привыкла к такому зрелищу. Вид падающих людей, умерших от голода, не вызывал уже ни удивления, ни страха.

Лиза пришла к магазину. Продавщица Тоня сказала, что сегодня должны были привезти немного продуктов, но не привезли. Возможно, завтра, и тогда она сможет дать Лизе хоть немножко серой муки для лепёшек.

Лиза бродила ещё около часа, нашла ещё две напрочь замёрзшие картофелины – наверное, выпали из грузовика, и пошла домой. Там её ждала Верочка. Лиза вернулась довольная, почти счастливая.

– Верочка, посмотри, что принесла тебе мама, – сказала Лиза, выкладывая на стол пакет с очистками и пять картофелин.

– Ой, как много, – сказала Вера, подойдя к столу. Её глаза горели голодным блеском. В животе громко заурчало.

– Доченька, выпей глоток воды, а я пока сварю обед, – сказала Лиза, – скоро твои сёстры придут, тоже кушать будут хотеть.

Вера приложилась к кружке с водой.

– Верочка, не пей много, – сказала Лиза. – Нельзя теперь пить много.

– Почему? – Вера непонимающе смотрела на мать. Ей было непонятно, почему она не может хотя бы воды пить столько, сколько хочет, особенно если она себя лучше чувствует, напиваясь вдоволь и забивая хоть на время чувство голода.

– Нельзя, Верочка, – повторила Лиза, – сейчас хорошо, а потом плохо будет, отёки пойдут. – Лиза не знала, просто не представляла себе, как ей объяснить семилетнему ребёнку, почему нельзя пить, когда много дней пустой желудок. Она не знала, что сказать своей маленькой дочери, как объяснить, почему они едят гнилые и мёрзлые овощи, а вместо хлеба – лепёшки из прелых листьев и картофельных очистков. Лиза сходила с ума от ужаса их положения и от невозможности что-либо изменить в их жизни.

8.

Прошёл ещё месяц. На улице было всё так же морозно и холодно. Зима никак не хотела отступать. Сама природа, казалось, не спешила облегчить людям их участь. Мёртвых тел на улицах уже лежало столько, что машины не успевали подобрать все за один раз, делали по несколько ходок в течение дня. Люди падали повсюду, и на них уже не обращали внимания, к ним даже не подходили прохожие, чтобы обшарить карманы, потому что знали – ни у кого ничего нет.

Лиза не знала, как они прожили ещё целый месяц. Казалось, это было за гранью возможного. Тётя Галя уже меньше давала еды, они тоже строго экономили; очистки бывали не каждый день, а целые овощи и подавно. Рая с Шурой теперь почти не бывали в школе, им сократили уроки. Хлеб с кипятком давали тоже не каждый день. Так что теперь они почти целыми днями сидели дома. И теперь все трое стонали и плакали с утра до вечера. Лиза держалась из последних сил. Она не ела, бывало, по целым неделям, старалась отдавать детям. Но самым невыносимым для неё было другое: видеть каждый день худые, изможденные личики своих детей с угасающими глазами, слышать их плач и мольбы: «Мамочка, болит в животе», «Мамочка, тошнит», «Мамочка, дай хоть что-нибудь», – и быть не в состоянии помочь им.

Что она им даст? Где взять еду, если её нет? Лиза порой хотела уснуть и не проснуться, чтоб только не слышать детские мольбы, чтобы не видеть их посеревшие лица, их исхудавшие тела – косточки, обтянутые кожей. Такие малодушные мысли в последнее время всё чаще посещали Лизу.

А, глядя на маленькую Верочку, мать едва сдерживала рыдания, ей хотелось умереть на месте. Верочка уже неделю лежала, не вставала. От большого количества выпиваемой воды у неё сильно отекли ослабленные голодом ноги, и она не могла уже на них стоять. Она постанывала от боли, уже даже не просила кушать, только пить. Лиза знала, что нельзя давать воду. А что делать, если поесть дать нечего? Вера затихала, только когда засыпала. А потом опять всё начиналось с начала. Рая с Шурой по очереди подходили к Лизе и говорили шёпотом, что Вера просит пить, что ей больно, что они хотят кушать, и так далее. Лиза была в растерянности. Она не знала, что ей делать, на что надеяться и что отвечать детям. Однажды она не выдержала и сорвалась, сдали нервы.

– Чего вы ходите ко мне, чего пристаёте? – закричала она на дочерей. – Вы понимаете, нет ничего. Ничего! Пейте воду, ищите сами, делайте, что хотите.

Она набросила платок и выбежала на улицу. Было уже теплее, мороз отступил, снег постепенно стаивал. Наконец-то ощущалось приближение весны.

Лиза бежала, задыхаясь от изнеможения и глотая солёные слёзы. Самые разные мысли проносились у неё в голове. Зачем она продолжает жить? Чтобы увидеть, как одна за другой умрут её маленькие дочки? Нет, она так больше не могла. Хотелось кончить всё разом.

Она продолжала бежать, иногда переходя на шаг. Платок сбился на плечи, пальто было распахнуто, но грудь горела, как в огне. Голова затуманилась, мысли метались в поисках скорого выхода и конечного решения.

Вдруг Лиза услышала вдалеке чей-то крик. Она остановилась. Крик приближался, становился громче. Лиза повернула голову и увидела женщину, бежавшую с горы. Она бежала, держась за голову, спотыкалась, падала, поднималась и бежала дальше, продолжая кричать. От её воплей у Лизы кровь в жилах похолодела, и холодный пот выступил на разгоряченной спине. Что-то нехорошее, жуткое было в её крике. Женщина сбежала с горы и продолжала бежать в сторону вокзала. Когда она поравнялась с Лизой, в её глазах Лиза прочла смертельный ужас, отчего сама затряслась в страхе и панике.

Люди со всех сторон собирались на крики несчастной женщины, которая рвала на себе волосы и охрипшим голосом выкрикивала какие-то слова, переходя с крика на рыдания.

– Она в горячке, – сказала одна женщина, стоявшая рядом с Лизой.

– Наверное, двинулась с голодухи, – предположил какой-то мужик, стоявший здесь же.

Люди продолжали сходиться. Уже немалая толпа образовалась. Стали звучать разные предположения: что могло случиться у этой женщины. Люди выдвигали версии, спорили друг с другом. На миг все забыли о своём общем горе. На мгновение люди ожили, заинтересовались чьей-то судьбой, – не своим, чужим горем. Люди оживлённо спорили, а Лиза смотрела вслед бежавшей женщине, которая уже пересекла железнодорожные пути и стала взбираться по ступеням на мост. Мост-переход был метров десять в высоту и пересекал поперёк все пути, от вокзала до перрона, и дальше до самого леса.

Все двинулись в сторону вокзала. Лиза терялась в догадках, слушая разные версии односельчан.

«Что же такое могло случиться у этой несчастной женщины, что она сейчас в таком ужасе, в такой горячке? – думала Лиза. – Наверное, у неё умер от голода ребёнок?».

Лиза испугалась собственных догадок. Хотя, всё было возможно теперь. Люди умирали всюду. Голод забирал всех без разбора.

У Лизы сжалось сердце. Она подумала о своих детях. Вспомнила Павлушу, который много лет не дожил до такого ужаса. Вспомнила дочерей, которые голодные и перепуганные ждали сейчас её дома, вспомнила умирающую Верочку, которая неделю уже не вставала с постели от слабости и отёков. Лиза знала, что может чувствовать мать, когда умирает её дитя. И ей было страшно. Лиза не хотела снова такое пережить.

И тут она услышала от примкнувших к ним людей, которые спустились с горы вслед за обезумевшей женщиной, истинную причину её безумия.

– У неё умер трёхлетний ребенок, – сказала женщина, наверное, соседка несчастной.

Люди загалдели. Одни услышали подтверждение своих догадок, другие раздражённо отмахивались:

– Ну, понятно, умер, горе. Ну, так, а у кого же радости да счастье? Этого надо ожидать любому, и всем к этому быть готовыми.

– Да, но он не сам умер, – продолжила женщина. – Она сама его лишила, обезумев от голода.

Вокруг воцарилось молчание. Люди не могли поверить, не могли принять услышанное. Как?! Как такое могло случиться?