Loe raamatut: «Завидный жених»

Часть первая
Городок художников в Москве

Пётр Иванович наносил последние мазки масляными красками на японский натюрморт, вставленный в коричневую раму с золотой окантовкой. На столе стояла изумрудного цвета пузатая бутыль, выполняющая роль вазы с бледно-жёлтого окраса шарообразными цветами, на переднем плане обращала на себя внимание большая керамическая белая пиала, наполненная яблоками и апельсинами, рядом с ней лежал веер, а на заднем плане картины чётко проступал силуэт японки в кимоно. Ему нравилась эта картина.

– Последний мазок и достаточно.

Он отступил на шаг назад от деревянного тёмно-коричневого мольберта, любуясь своим творением.

– Ей понравится, – у неё хороший вкус и есть способности к рисованию, плохо, что она всего один раз попробовала написать картину акварелью – его комнату, получилось очень оригинальное плоское изображение предметов, которое так трудно даётся зрелым художникам, а у неё, поди ж ты, так здорово получилось, – думал он о своей первой жене Светлане.

Вдруг чёрная мгла застелила его глаза и что-то тяжёлое и тёмное стало давить на грудь.

– Ну, вот опять!

Он подошёл к стене, стал кулаком бить в стену и кричать: – Уходи, уходи, уходи! Прислушался, – мгла не исчезла, только немного просветлело. – Уходи, уходи, уходи! – ещё громче закричал он.

И она ушла, отступила, мгла развеялась, и он увидел свою комнату, сваленные в кучи вещи, занявшие весь пол. Было только два свободных места у дивана и у мольберта, куда можно поставить ногу. Продолговатая угловая комната его однокомнатной квартиры с окнами на двух перпендикулярных стенах, выходящими во двор досталась ему при расселении коммунальной квартиры в центре Москвы на Садово-Каретной улице после развода со Светланой. Напротив дивана мебельная стенка со встроенным платяным шкафом и полками со стоящими фарфоровыми статуэтками, хрустальными фужерами, штофом, вазами, вазочками, цветочными горшками, керамической жёлтого цвета кружкой. На самой верхней средней полке лежала огромная розовая раковина, ниже стоял гипсовый бюст А. С. Пушкина. Был выставлен диплом – награда за участие в международном конкурсе поэтов. На нижней полке лежало несколько книг. Бросалась в глаза жизнерадостная фотография шестимесячного сына Игоря. Перед диваном находился дверной проём, ведущий на кухню, завешенный гардиной из шёлковой золотистой ткани. На кухне площадью в 6 квадратных метров, как и положено, был стол, холодильник, подвесные и напольные шкафчики, газовая плита и мойка, под потолком висел большой круглый красный абажур. Обнаруживалось только два свободных места – у плиты и у мойки. Всё кухонное пространство от пола до потолка завалено вещами: стулья, коробки, посуда, банки, оконные шторы, рамы для картин, бутылки, сундук, фотоувеличитель, патефон, столик для игры в покер, куски линолеума, обои… Всё и не перечислить. Эти вещи Пётр Иванович приносил с ближайших от своего дома помоек, которые регулярно обходил утром и вечером. В его районе проживали зажиточные москвичи, которые выносили на помойку ненужные им вещи умерших родственников. Пётр Иванович жил один в десяти минутах ходьбы от метро Динамо в пятиэтажном доме без лифта на втором этаже, на улице Верхняя Масловка – бывшая мещанская обывательская московская улица, где на месте карликовых ветхих деревянных особняков построили Городок художников. На Масловке образовался центр мощного притяжения всех творческих сил. «В 400 мастерских будут работать художники. Отсюда на площади советских городов выйдут памятники, скульптурные барельефы, статуи, эскизы фресок и росписей для общественных зданий. Здесь будет создаваться большое советское искусство», – писали в советской прессе в 1934 году о Городке художников на окраине Москвы. Москва с тех пор разрослась и теперь это место относилось к центру Москвы.

Пётр Иванович отбирал вещи качественные, дорогие, а уж в вещах он разбирался.

– Синдром послевоенного детства, после войны ничего не было: ни тетрадей, ни ручек, ни носового платка. – говорил Игорь, еженедельно наведываясь к отцу, раскладывая по местам вещи, чтобы хоть как-то расчистить территорию, но Пётр Иванович умудрялся за день-два вывалить из коробок и полок всё аккуратно убранное и расставленное по своим местам сыном в поисках носка или нательной майки, и квартира опять возвращалась к первоначальному неописуемому хаусу.

В январе ему исполнилось 85 лет. Он не хотел умирать. Жизнь пролетела, как один миг: от начала и до этих дней, вся прожитая жизнь укладывалась в одну секунду. В прошлом он был художником журнала «Крокодил», главным художником издательства «Педагогика». Он являлся членом МОСХ (Московское Отделение Союза Художников), каждый год его картины отбирали на весенние и зимние выставки Москвы.

Пётр Иванович подошёл к натюрморту и залюбовался игрой красок.

– Нет, я картину оставлю себе, с какой стати дарить ей, за какие такие заслуги? – он стал вспоминать заслуги Светланы, ничего хорошего не вспомнил, впрочем, вообще ничего не вспомнил, ни плохого, ни хорошего, что-то с памятью его стало и решил оставить всё, как есть, ничего не менять и отложил полотно в сторону, чтобы высохли краски.