Командировка в Индию

Лиза собрала пакетики со снадобьями и мазью для ушибленного бока, Джай продиктовал инструкции на ломаном английском и отвез ее на такси в отель. По дороге она поинтересовалась, откуда Моти знает семью Пателов, но Джай только пожал плечами. Тогда она попросила его:

– Спроси хозяина про офицера Сагми Шарва родом из штата Керала. Он друг семейства Пателов. Мне это очень важно.

Войдя в номер, Лиза первым делом нашла свой питерский мобильник и написала Вихану, что индийский телефон потеряла, поэтому и не выходила на связь. Вдруг он звонил ей или посылал сообщения. Всю эту мрачную историю поведать ему она не спешила.

Что пишут в газетах

В понедельник утром Лиза еле встала с кровати, натерла больной бок мазью и, позавтракав, спустилась вниз, где все ждали автобус. Ее руки и ноги были закрыты одеждой, а синяки на лице, благодаря стараниям Джайя, не видны; про оставшиеся на скуле царапины она объяснила любопытным, что в темноте наступила на «мумию», спящую на улице, и тротуарные кинулись на нее и исцарапали. Это никого не удивило, история была вполне правдоподобной. Разве что Роман, который прибыл в воскресенье на испытания крайнего (чтобы не сказать последнего) корабля, добродушно прокомментировал:

– Вечно ты, Лиза, куда-нибудь ступишь.

В цехе она, как обычно, уселась на свой табурет. Вздохнула. Еще неделя-другая, швартовые испытания, потом выход в море … и прощальный банкет, образно говоря. Жалко расставаться с Джозефом, и всех других она тоже будет вспоминать. Индия – это самый яркий эпизод из приключенческого сериала про неудачное замужество и корабли. А она, та самая женщина, которой постоянно чего-то не хватает для полного счастья. И не потому, что она слишком требовательна, а просто удача ее слишком переменчива, то дает шанс, то вдруг поворачивается к ней спиной.

Лиза развернула «Бомбей Таймс». Писали о том, что после выборов многие иноверцы перешли в индуизм, про местные выборы в других штатах, а также про операции по пересадке органов, число которых растет каждый год. А в колонке, где обычно помещаются мелкие сообщения, Лиза прочла, что русскую переводчицу, которая одна вышла из кафе в изрядном подпитии, избили на улице. Далее стояли инициалы S. W.

– Что там пишут? – спросил подошедший Суреш.

– А пишут, – медленно произнесла опешившая Лиза, – что китайцы разработали новый истребитель пятого поколения.

– Мы перегоним их в самолетостроении, – самоуверенно отчеканил Суреш.

Он глядел сверху вниз, с гордостью, и любой другой матрос так бы ответил. Добиться превосходства над китайцами – здесь коллективное бессознательное. Гималаи разделили эти две страны, и хребты, высотой восемь тысяч метров, оказались просто космическим препятствием для смешения двух народов. Никакого взаимопонимания, индийцы и китайцы – это две разные планеты.

– В газете так и написано, что перегоните, – съязвила Лиза. – В СССР мы тоже всех догоняли и перегоняли.

– И что? – уставился на нее Суреш.

– И утомились.

– Ну, по численности населения точно перегоним, – не сдавался он.

– Это я много раз слышала на кораблях от ваших матросов, – усмехнулась Лиза, –дурацкое дело не хитрое. Только зачем перегонять? И так на каждую вакансию матроса конкурс сто человек. Знаешь, на одном корабле у нас был матрос-лунатик. Он выходил по ночам на палубу, и всегда его кто-то из команды пас, чтобы он ничего не тронул и сам не повредился. Жалели, потому что попасть на военную службу – это для многих единственный шанс за всю жизнь устроить свое благополучие, а чем больше людей, тем меньше шансов у каждого из них, не то что устроиться, а просто выжить. Понял?

Суреш смотрел на нее остолбенело, он просто не понимал Лизу. А она про себя думала, что ведь парсы не плодятся, а плодятся нищие. Мало того, парсы вымирают, потому что воспроизведение одного образованного члена общины, которому позволяется вступать в брак, долгое и хлопотное дело.

– Ну ладно, хватит, – строго сказала Лиза, просматривая в блокноте поручения, с утра выданные Романом. – На сборке поломали крепеж, пусть выточат новые гайки, но только из стали, указанной на чертеже. Надо спешить, через день переезжаем на корабль, потом испытания у стенки, и через два дня в море.

– Токари заняты! – Суреш глядел так, как будто об этом, по крайней мере, объявляли по радио.

– Интересно узнать, чем именно.

– Реально, ты не знала? – он изобразил максимум недоумения, – точат из латуни подсвечники. Роме и тебе. Подарки.

– Ну, тогда, конечно. Пусть башню к платформе без этих гаек привинчивают. Отвалится не сразу, мы уже успеем уехать.

Пришлось опять звать Джозефа Альдею, как он бедный справляется с ними всеми, трудно представить. Когда Джозеф явился вместе с лейтенантом Гулати, оказалось, что подсвечники – это его идея, традиция у них такая. Но у Джозефа даже мысли не было о том, что два подсвечника могут затормозить работу всего цеха. В цехе было достаточно станков. Все направились в токарный цех. Опять подвел принцип коллективизма, один токарь точил подсвечники, а рядом стояла группа наблюдателей и советчиков. Надзор за графиком исполнения работ Альдея поручил лейтенанту Гулати.

Наконец работы закончились, и успешно были проведены береговые испытания. Готовились к выходу в море, а корабль Вихана все был на дежурстве, и никто не знал, когда он вернется. В связи со скорым отъездом бригады, в цехе царила невообразимая суета. И тут совершенно неожиданно кэптен велел произвести осмотр еще одного корабля, обслуживание которого планировалось на следующий год. Корабли в назначенном количестве каждый день бороздили просторы океана (Индийский океан – это не Балтика, здесь конкуренция выше), и если один из них вставал на ремонт, то его заменяли.

«Подозрительная спешка с осмотром, особенно если учесть, что из-за этого осмотра корабль Вихана не возвращался из похода, наверняка была делом рук Сагми Шарва, который отвечал за график выходов в море и мог сговориться с кэптеном», – думала Лиза.

– А корабль, который осматривают, – спросила она Суреша, – надолго сняли с дежурства?

– Чего ты, Лиспета, все время беспокоишься? Там, реально, хватает дежурных кораблей.

– Я не беспокоюсь, – Лиза смотрела на него строго, перелистывая свой блокнот с записями. – Сварщика вызови на завтра, но лучше не того, который проповедует отказ от желаний и духовное освобождение, а нормального.

Хотя, конечно, трудно угадать, кто у них тут самый нормальный. Суреш вздохнул, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты все время нервная, как будто свет рушится, а я имею тебе что-то сказать.

– Ну, раз имеешь – говори.

Он приосанился, вытянулся и стал чуть выше Лизиного плеча. Набрал воздуха в легкие и торжественно выдавил из себя:

– Лиспета, выходи за меня замуж. Возьми Сурешку в Санкт-Петербург.

– Я же сильно тебя старше, – Лиза просто опешила. Вот это финт.

– Падажжи, – сказал он по-русски, – Сурешка это харе-шо.

Действительно, он самый толковый, из всех крутящихся в цехе матросов. Он говорит на английском, с рабочими на смеси хинди и маратхи. Офицеры им довольны. И он мог бы сделать неплохую карьеру, если бы родился в другой касте.

– Спасибо за предложение, Суреш, – улыбнулась ему Лиза, – я уверена, что ты и здесь сможешь продвинуться, ты очень сообразительный. И прости, если я была к тебе несправедлива.

Дом старика

После работы Лиза поспешила к Моти, на ту самую улицу, которая при солнечном свете была тенистой и дружелюбной.

– Как ваша сделка, удачно прошла? – крикнула она с порога, когда Моти открыл дверь.

– Очень хорошо, – ответил Моти, – у меня ведь лучшие камни в городе. Вот и тебе советую купить.

Они прошли в большую комнату, где на круглом обеденном столе громоздились коробки и коробочки, в которых был сложен свежий товар.

– Я бы купила изумруд на подвеску, меньше карата.

– Бери каратник, – завелся Моти, – где ты в своей стране найдешь натуральные камни! На что ты взяла у меня камень? На кольцо? И на серьги возьми к нему в пару. Сколько тебе заплатили за командировку? Деньги надо вкладывать в дело, а не транжирить.

Тема про камни и деньги для ювелира Моти была неисчерпаема. Поэтому Лиза позволила себе его перебить.

– Вы про Сагми Шарва что-нибудь узнали?

– А что тебе этот Шарва? Я его не знаю.

Они оба присели за стол. Моти раскладывал камушки по пакетикам, а пакетики размещал в пластиковых ячейках обшарпанной коробки из-под обуви.

– И вот что я тебе скажу: высшие касты формировались тысячелетиями. Ты глядишь на Запад, и у нас тут многие, особенно кто учился в Англии, избаловались, забыли свои корни. Знаю я эти европейские нравы. Но рушить семью, которая прошла огромный путь ради благополучия следующих поколений, нельзя. Вот я, например, сижу тут один. Жду, когда дочери закончат свое образование в Лондоне и выйдут замуж. Надоело одному, но сижу. Ради семьи.

– Значит, в Лондоне, – констатировала Лиза, – и они знают жену Вихана Патела?

– Я же тебе говорил, что она не выезжала из Лондона больше месяца.

Понятно, что именно это он хотел сказать прошлый раз, когда позвонил телефон. А кто же тогда приходил к ней со скандалом, кто написал записку?

– И все-таки Сагми Шарва, – продолжала Лиза. – Он родом из штата Керала, значит испанец?

– Скорее это португальцы. Но я их не знаю, – отрезал Моти.

Потом Джай принес ароматный и сладкий чай-масала, заваренный по его собственному рецепту. Жаль было расставаться с Моти. Такие люди не встречаются пачками, он и сам как драгоценный камень, похож на средневекового философа, а Джай похож на алхимика. Они оба одиноки в этой пещере, где с книжных полок давно не вытиралась пыль, а сложенные на столах стопки бумаг нельзя трогать, потому что иначе будет невозможно найти что-то нужное, положенное в эту стопку несколько лет назад. В многочисленных комнатах, кладовках, шкафах и всяких мелких нычках наверняка при желании можно откопать спрятанный и позабытый клад. Да и сам хозяин похож на экспонат.

На прощанье Моти растрогался:

– Пусть твой ангел хранит тебя. Мы здесь говорим: «Peace is more precious than perfection».

– «Спокойствие ценнее совершенства», – повторила Лиза и обняла его. – Я уже это слышала. Спасибо за все, Моти, – я обязательно приеду и куплю изумруды, – сказала она почти искренне.

Кое-что проясняется

За два дня до отъезда примчался Вихан. Его корабль, наконец-то, вернулся. Он даже не позвонил, а просто ворвался в Лизин номер. Лиза с махровым полотенцем на голове только что вышла из ванны. Он вдохнул аромат курящихся палочек, которые Лиза жгла в ванной комнате, и, опустив глаза, замер на пороге.

Лиза собирала чемоданы. Вещи были разбросаны по всей комнате. Она взглянула на него взволнованно и напряженно, но не подошла. Похоже, что он знал о случившемся.

– Прости меня, Чандрани, я не смог тебя уберечь, – топтался он на пороге.

– Вот ее записки, – Лиза достала из комода клочки бумаги.

Он явно не ждал такой встречи. Схватил записку и почти вскрикнул:

–Это же не она писала! Рашми просто не было в эти дни в городе.

– Она еще и приходила, – сказала Лиза, – маленькая, юркая, смуглая.

Он достал свой мобильник и стал рыться в архиве фотографий.

– Вот, – сказал он возбужденно, показывая Лизе экран, – эта?

С экрана смотрела слегка загорелая стройная женщина в дорогом платье. Пышные волосы с кофейным оттенком и яркие черные глаза.

– Это была ее служанка, – Вихан не выпускал из рук записку. – Она простая девушка, и она очень любила Рашми. Никто ее не собирался увольнять, но когда Рашми уехала, она исчезла. Она все знала, все слышала и очень переживала. Это может быть ее месть.

Лиза присела за письменный стол. Облокотилась, закрыв лицо руками. Еще и месть какой-то служанки.

– Я должна тебе сказать, что Сагми тоже хотел, чтобы я исчезла.

– Что ты говоришь! Он фактически член нашей семьи. Он всегда заботился обо мне, опекал меня на корабле.

– Но из-за вашего развода твоя семья потеряет в деньгах, и Сагми…

– Лиза! – перебил ее Вихан, – Сагми хорошо устроен, и ему не о чем беспокоиться. Просто сюда пока не проникли западные порядки, и наши родители живут в прошлом веке, в Индии не принято разводиться без очень-очень веских причин. Сагми был против развода, только потому, что моя мама очень переживала и даже болела.

– Уходи, Вихан, я хочу остаться одна, – она закрыла лицо руками и повернулась к нему спиной.

Как бы там ни было, а висящий в воздухе туман разлуки уже превратился в грозовую тучу – должна свершиться неизбежность, поэтому все объяснения бессмысленны. Это только лишняя боль. Да и как он может сделать решительный шаг – офицер, брамин и просто выдержанный и воспитанный человек, такие не склонны к резким поворотам. Прав нерадивый сварщик Прабхат, любовь – это жертвенность, а расставание – это искупление. Они могли бы быть счастливы, но только на далеком острове, куда не проникают никакие цивилизации со всеми их придуманными правилами.

Вот уже чуть больше суток до отъезда. Пора прощаться с городом. Нет, не вокзал Виктория, и не фонтан Флора. Форт и Колаба – вот душа этой части города.

На Колабу Лиза шла пешком, как обычно, мимо брадобрея, у которого в утренние часы стояла очередь, мимо сапожника, обогнула угловой сувенирный магазин с огромным резным слоном в витрине и свернула на тихую улицу, где находился архиепархиальный собор Бомбея. Она любила этот собор. С высокими сводами, фресками на потолке и прекрасными витражами, он был похож на католические церкви Европы. К нему примыкало здание, в котором находилась община сестер милосердия Бомбея. Она немного постояла за рядами слушающих службу, и потом, выйдя на улицу, прошла переулками на Козуэй.

Главная улица Колабы в утренние часы была почти безжизненна. Рыжее пыльное солнце растеклось по западной стороне, где по краю тротуара на пару километров примостились прилавки, накрытые тентами. Но пока не было видно ни торговцев, ни попрошаек, ни воришек – все они рано вставать не любят.

Скоро начнет припекать, а пока благодать спускается с неба еле заметным ветерком, который еще не провонял запахами местной жизнедеятельности. И вот она радость – корова. Очень ладная, невысокого роста, с длиннющими ресницами и голубыми глазами, даже молоком пахнет. Припаркована у тротуара под платаном поперек дороги (машины ее объезжают). Это и есть священная корова, а не рабочий скот, как зебу и быки, которых запрягают в повозки и мясо которых, между прочим, подают в ресторанах. Хозяин ее приводит сюда по выходным, и как выясняется из невербального общения, кормежка священного животного стоит десять рупи. Он небрежно протягивает Лизе силосную лепешку, от которой сразу же начинает мутить. Только не это! Лиза аккуратно поднимает с подстилки связанный пучок травы. Корова вздыхает и делает «ам» – пучка как ни бывало. А пожевать?

– Еще пятнадцать рупи, – протягивает она деньги индусу.

За пятнадцать рупи (три пирожка с далом) она берет охапку травы, чтобы свисала с обеих сторон коровьей морды. Животное хлопает длинными ресницами, позволяет себя гладить, жует и медленно затягивает внутрь подсохшие стебли. Индус в полосатой сатиновой жилетке смотрит исподлобья. Недоволен, травы здесь мало. Приходится распрощаться.

Только Лиза подумала, куда бы направиться, как послышалась русская речь; это Рома с Гришей вышли на шопинг, им надо купить чемоданы. Здесь все покупают чемоданы, и она еще на прошлой неделе купила себе еще один чемодан и дорожную сумку. Но пока магазины не отрылись, они собираются дойти до Афганской церкви в конце Козуэй, которая была построена в память о павших солдатах – англичанах и индийцах – в двух, так и не выигранных англичанами Афганских войнах. И Лиза к ним присоединяется, не ради импозантной церкви, высоченная колокольня которой служит маяком для идущих с моря судов, а ради того, чтобы пройти мимо заборов, за которыми стоят дома служащих разных ведомств, и в том числе морских офицеров. Почему-то Вихан ни разу не привел ее в свой дом, даже не показал, где он находится. И еще странно, что прогуливаясь в этом районе, она ни разу не встретила никого из знакомых офицеров.

Мрачная снаружи, готическая церковь с прекрасными витражами внутри, оказалась заперта, побродили по кладбищу и повернули обратно. Магазины уже открылись, солнце припекает, и нет спасения от запахов трущоб и рыбного рынка.

– Все это преодолимо, – говорит Роман, – закрой нос платком.

Он, как всегда, полон энергии. Командировка для него, и к тому же не длительная, это отрыв от рутины конструкторского бюро.

– Надо дойти до магазина Умара, – говорит задорно Рома. – Он мой приятель, всегда что-то интересное оставляет. Я звонил ему, ведь надо привезти подарки секретаршам и сотрудникам. Можно взять такси, но время есть, пошли пешком.

Шли быстро, мимо пролетели: Колаба, старый университет и поле для крикета, фонтан Флора, потом свернули на улицу с попугаями. Птицы по-прежнему сидели стаями на проводах. Улица кончилась небольшой площадью, облепленной по периметру торговцами. Мужчины прошли немного вперед, а Лиза задержалась около прилавка, и, когда она уже собралась переходить дорогу, чтобы их догнать, от толпы отделился высокий худой индиец. Он пошатнулся прямо перед ней, Лиза, испугавшись, отпрянула назад; мужчина выпучил глаза, качнулся – и упал поперек тротуара. Струйка крови запеклась на его губах, увидев, что он недвижим уже несколько секунд, Лиза просто остолбенела и закрыла лицо руками.

– Иди, не задерживай толпу! – кричал ей Рома.

– Готов, – сказал подошедший к ней Геныч и взял Лизу под руку.

Толпа продолжала свое движение, но кто-то все же позвал полицейского, и тело оттащили в сторону.

– Лиза, приди в себя, – увещевал ее Роман, – хорошо, что ты еще не видела, как люди с поезда падают.

– Это дурной знак, – ответила Лиза.

– Пошли, пошли, – старался подбодрить Геныч, – вон там, у сгоревшей в прошлом году синагоги свернем и уже два шага до магазина.

Их встретили на улице зазывалы, проводили в длинный, как трамвай, магазин, и все уселись вдоль прилавка.

– Мужчинам пиво, а даме чай-масала, – скомандовал Роман. И пошутил: – Конечно, лучше виски для успокоения после нервного срыва, но это позже.

И тотчас два помощника, которые тоже понимали по-русски, кинулись выполнять указание. Владелец, упитанный и очень деликатный мужчина среднего возраста, вываливал на прилавок ассортимент согласно пожеланиям покупателей. Для Романа целую коробку маленьких серебряных подвесок, изображающих животных, для Лизы бусы и браслеты из китайского жемчуга разной формы и оттенков, а Геныч сконцентрировался на поделках из дерева и верблюжьей кости. Все недорого, а сколько радости, и хотя уже все упаковано, вещизм или, как говорят интеллигентные люди, консьюмеризм, не знает границ. Лиза взяла себе и Светке бусы, а Федору деревянного двугорбого верблюда. Не удержалась и прикупила еще одного слоника из кости, хотя всяких слоников на ее комоде и так не счесть, и каменные, и костяные, и из разных пород дерева. Она уже всем им дала имена, индийские, конечно, и все эти имена реальны и взяты из цеховой жизни. А самого красивого слона зовут Вихан. «Надо еще не забыть про заказанное у гостиничного ювелира кольцо для Светки», – подумала Лиза.

Прощальный ужин накрыли в ресторане. А после по традиции собрались у Геныча. Настроение приподнято-напряженное. Здесь остается совсем немного людей, но и они скоро уедут.

– Суреш все-таки молодец, – говорит Роман, теребя в руках кривой индийский нож, – купил мне на барахолке нож кукри. Какая красота! Не поддельный, а настоящий, старинный – дамасская сталь. Они его называют «Крыло сокола». И относительно недорого. Он умеет торговаться.

– Узор клинка и вправду как дамасская сталь, – говорит Геныч, – но не факт, что старинный.

– Ну, ты что, – возражает Рома, – видишь ручка у него костяная, совсем старая и даже грязная.

Командировочная жизнь – это особая грань бытия. Поэтому все немного нервничают, представляя, что на неопределенное время им придется погрузиться в уклад семейной жизни. Даже Леня смотрит прозрачными глазами, он теперь уже бывший ботаник, познал здесь свободу. И как он теперь вернется к своей маме?

Всем немного грустно, так или иначе целый год жизни. А что будет дальше, никто не знает – может Север, может Юг. Гриша хочет пожить дома пару лет, в его в новой семье родилась дочка, а Геныч обещал своей женщине официально оформить отношения по приезде. Ближе к полуночи Рому прорывает, чуть не забыл, ведь надо же спеть. И снова через стены и перекрытия разносится: «По полю танки грохотали».

– “Incredible India”, – говорит Роман с грустью, когда Лиза собирается уходить.

– Что правда, то правда, – улыбается Лиза, – даже больше, чем удивительная.

Незабываемая, Индия, которая подарила ей красивую любовь, и такой у нее больше никогда не будет в жизни.