Tasuta

Командировка в Индию

Tekst
1
Arvustused
Märgi loetuks
Командировка в Индию
Командировка в Индию
Tasuta audioraamat
Loeb Павел Константиновский
Sünkroonitud tekstiga
Lisateave
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Аптекарь

Следующий день тянулся долго и нудно: опять пришлось звать Джозефа, чтобы он запретил сварщикам ставить латунные заплаты на детали из легированной стали. Джозеф Альдея был нарасхват, его постоянно вызывали то в один, то в другой цех.

– Я удивляюсь, – говорила ему Лиза, – как можно работать за такие копейки, ведь ты серьезный специалист.

– Моя жена тоже удивляется, – отвечал Джозеф.

– Уходи отсюда, ты найдешь работу лучше, – советовала Лиза. – У нас тоже на государственных предприятиях платят не много. Как все-таки наши страны похожи.

– Не могу пока, – вздохнул он, – я уже уходил, но потом вернулся.

Когда он подошел к сварщикам, все замолчали, взгляды устремились на Джозефа. Он говорил не громко хрипловатым голосом, а они слушали с явным уважением. Старый сварщик качал головой из стороны в сторону; поразмыслив, он пришел к выводу, что и вправду не стоит ставить латунные заплаты на детали из легированной стали. И все его окружение энергично закивало, как будто они всю жизнь так думали.

Сверху спустился Томилин.

– Лизавета, Сосница мне просто оборвал телефон, он до сих пор не получил багаж и просит о помощи. Вот это называется последняя командировка, – говорил Андрей с иронией. – А ведь мог бы, чертяка, еще десяток лет проработать. С этой ерундой, – он показывал на Даню, который уже неделю возился с редуктором, – он бы за день справился.

Когда приехали в гостиницу, Лиза подошла к стойке администратора, там уже стояли два недавно прибывших слесаря; они донимали дежурного администратора на предмет условий оплаты. Один из дежурных на стойке нарисовал им схему оплаты на бумаге, в которой сначала вносился задаток за неделю. Но слесари, то ли не могли понять, то ли им что-то не нравилось, упорно выясняли детали, показывая числительные на пальцах и вспоминая междометия из позабытого школьного курса.

– Успокойтесь и уходите, – вздохнула Лиза устало, – все платят первую неделю вперед, а потом сверяются по компьютеру.

Она уговорила одну из дежуривших девушек связаться с аэропортом на местном языке и отправить запрос на поиски объемистого багажа Сосницы. Девушка все время отвлекалась, и пришлось долго ждать, пока она дозвониться.

Лиза еле держалась на ногах, болела голова, и першило в горле. Это все из-за вновь прибывших, они постоянно чихают и сморкаются – привезли грипп из дома, и она наверняка подхватила. С каждой минутой ей становилось все хуже, а слесари все не уходили, выясняя что-то с дежурным на языке «моя твою не понимает».

– Оставьте меня в покое, у меня температура! – решительно заявила Лиза после того, как переговоры с аэропортом закончились. – Я иду к аптекарю.

Аптека была частью командировочной жизни, ходили туда часто. Держал аптеку пожилой индиец, у которого был огромный, как у оленя, нос. Помогали ему два сына, один по профессии врач, а другой фармацевт – и оба красавцы. Только Лиза отошла от стойки информации, как за ней сразу увязались оба слесари, а потом их догнал Андрей. Они вошли в коридор цокольного этажа, прошли мимо бутиков с кашмирскими шарфами, мимо принадлежащих старому еврею ювелирных лавок со столовым серебром, серебряными статуэтками и разными поделками, и мимо витрины, где на шее манекена были уложены многочисленные нити из мелких изумрудов и рубинов. Лиза отмахнулась от слесарей, которые просили узнать цены на камни, обошла лавку знакомого ювелира-мусульманина и открыла дверь в крохотное помещение, заваленное коробками и коробочками. Вчетвером они там еле помещались.

– Насморк и головная боль, – без лишних слов указала она аптекарю на слесарей.

Аптекарь повел своим большим оленьим глазом, и из соседней комнаты вышел молодой человек, который моментально нашел на полках нужные лекарства, и протянул их парням.

– Расплачивайтесь быстро и уходите, – обернулась Лиза к мужчинам, – на такой маленькой площади очереди просто недопустимы. Он нервничает, что мы заблокировали вход.

Ей с трудом удалось их вытолкать из аптеки. Андрею принесли упаковку, собранную днем раньше по его списку, и он тоже вышел.

– Мне очень плохо, – сказала Лиза аптекарю, – нужны антибиотики, я не могу долго болеть, и капли в нос нужны.

Подняв косматую бровь, аптекарь уставился на Лизу, его взгляд однозначно свидетельствовал о том, что он лучше знает, что ей надо. Она попыталась было открыть рот, но старый олень замахал на нее руками, выкрикивая названия своему сыну, который ловко карабкался по длиннющей лестнице, доставая из настенных шкафчиков нужные лекарства. Через пару минут в руках у аптекаря оказался целый пакет полосканий, примочек и аюрведических таблеток.

– А капли в нос? – спрашивала Лиза в пятый раз, поскольку аптекарь все время уклонялся от ответа, как будто не слышал ее, – у вас что, капли для носа не производят?

– Не нужны тебе капли, полощи горло, – раздраженно качал головой аптекарь. – Бери свой мешок и иди, через два дня будешь как новая. Видишь, уже очередь стоит.

В коридоре Лизу ждал Андрей Томилин. Он проводил ее до комнаты, беспокоился, что она плохо выглядит.

– Отдохни, Лизочка, – говорил он заботливо, – я принесу тебе ужин.

И принес, сидел долго. Он уже дозвонился до некого Васудева и тот был счастлив подзаработать. Лиза и раньше слышала про этого типа, который переводил со словарем, но зато мог поболтать на хинди. Настоящее имя его было Василий, и родом он был из Новгородской области. Несколько лет назад Вася приехал в Индию, попал в какие-то передряги, и, в конце концов, остался тут навсегда. Женился, жил бедно, стал настоящим индусом и теперь утверждал, что никогда никем другим и не был, всегда жил здесь и поклонялся Шиве. Андрей не уходил: принес градусник и позвал дежурного румбоя, который был отправлен к аптекарю для консультаций. Врача решили пока не вызывать.

Лиза пролежала два дня. Аптекарь твердо знал свое дело, и она неукоснительно следовала его предписаниям – полоскала горло по часам. И даже среди ночи, еле волоча ноги, она вставала несколько раз. Эффект оказался просто волшебным. А гостиничный коридор пропах эвкалиптом, сандалом и перцем. Прислуга с пристрастием допытывалась, не совершает ли она пуджу. Но ритуальных принадлежностей, масляной лампы и благовоний для поклонения индийским богам у Лизы не было. Запах распространялся от горячего эвкалиптового масла (возможно, с какими-то добавками).

Каждый день приходил Андрей Томилин и рассказывал ей про остров Элефанта, где в скалах выдолблены древние индуистские храмы, и еще много обезьян. Но судя по его рассказам, самое сильное впечатление на мужиков, которые туда ездили на кораблике, произвела настоящая английская пушка девятнадцатого века, которая стояла на вершине горы.

На третий день, когда температура спала, она снова стала набирать то Вихана, то Сагми, но в ответ полное молчание. К вечеру зазвонил телефон, это был Сагми.

– С Виханом все нормально, – сказал он, – но не звони ему пока.

Он говорил учтиво, как и положено офицеру, но Лиза чувствовала раздражение в его голосе. Подробности он обещал сообщить ей на днях при личной встрече.

На работе за время ее отсутствия, конечно, произошла неприятность, о которой Андрей Томилин ей не сказал. Когда Лиза вошла в цех, около стенда сгрудились местные токари, они что-то бурно обсуждали на местном языке и, качая головой, кивали в Лизину сторону, как будто искренне ей сочувствуют.

– О чем они? – Лиза спросила Суреша, который прислушивался к разговору.

– Тебя жалеют, – сказал он, – говорят, что переводчица во всем виновата.

– Не переживай, – утешал ее Андрей, – они запороли четыре детали, и нет больше материала, из которого можно было бы их сделать. Будем искать выход, – развел он руками.

Детали для доработки лежали на столе, каждая на своем чертеже; кто-то их сгреб в одну руку, а чертежи в другую и отнес в токарный цех. Там примерно прикинули, что к чему и выточили – все наоборот. Когда выяснилось, что чертежи перепутали, послали за переводчиком. И вот удача – нет переводчика! Васудев, надо полагать где-то был, но его они не приняли в расчет, и заняли коллективную оборону.

Спорить с индийцами невозможно – спор в Индии это древнее искусство и неотъемлемое право доказывать свою правоту с помощью логики и красноречия. Своеобразная дуэль. Говорят, что в древности были даже случаи, когда проигравший богач отдавал все свое имущество нищему, выигравшему поединок. Так что во избежание жертв – лучше воздержаться от спора.

Лиза вышла в сад. Там на скамейке рядом с курящими слесарями сидел Прабхат. Он был не в рабочей, а в обычной цивильной одежде, наверняка весь день проповедовал. Увидев Лизу, которая могла перевести его речь рабочим, курящим на лавочке, он обрадовался. «Небось всем рассказывает, что расширил свою паству за счет русских», – подумала Лиза.

– Хинду9, – начал Прабхат, обведя взглядом присутствующих, – это географическое понятие, а вовсе не религиозное, как многие думают. Это первые люди, которые жили в этом месте более шести тысяч лет назад. Я принесу их древние изображения, они точно похожи на пришельцев, – продолжал он, жестикулируя и покачивая головой, – ведь человек не произошел от животных – он один может понять, что бог есть. Эти люди были неказисты, но добрые сердцем, потому что у них все было: и еда, и тепло, и красивая природа. После пришли арии, они шли через пустыни, им приходилось бороться с врагами за свою жизнь, искать воду и пропитание – и это их озлобило.

Когда Прабхат начинал говорить, Лиза всегда успокаивалась и втягивалась в ход его мыслей. Вот и сейчас ей вспомнился «Фрегат „Паллада“» И.А. Гончарова. Когда она читала про знаменитую экспедицию середины 19 века, почему-то запомнилась фраза о том, что на Филиппинах живут тагалы – скромно и счастливо, потому что еды всем хватает. Но когда туда добралась цивилизация, рай кончился, появились ужасающие контрасты. Выходит, что жить «скромно и счастливо» могут только люди, оторванные от цивилизации. А жаль!

 

– Не зря возничий Арджуны Кришна говорил, что жизнь – это страдание, – продолжал Прабхат.

Один из курящих, слесарь высокого разряда, втянулся в разговор.

– Скажи ему, Лиза, что страдания мы тут заметили, столько нищих я нигде в мире не встречал.

И зачем она все это переводит, вдруг подумала про себя Лиза, идет на поводу у этого проповедника, может он еще и гипнозом обладает.

– Необходимо понимать, – продолжал со вздохом Прабхат, – что духовные люди, покорившиеся своей участи, не страдают, а страдают только те, кого одолевают страсти и желания.

Лиза внутренне вздрогнула, ну это уже слишком.

– Какой толк от ваших йогов, у которых нет ни страстей, ни желаний? – бросила она в раздражении. – Они, как мертвецы, давно утратили связь с миром. Особо посвященные уже не едят и даже не говорят.

– Отдавать и отказываться – такова индийская философия, – спокойно продолжал Прабхат.

– А вот ты – по мобильнику говоришь, а телефон изобрели люди, подверженные страстям и желаниям, – сказала ему Лиза.

Спустился из своей конторки Андрей Томилин.

– Лизавета, останавливай этого философа, пусть формирует общественное сознание в свободное время. А если хочет немного пострадать, пусть идет на стенд, там сварка нужна; мужики покажут ему, где страдать.

Прабхат ушел переодеваться и исчез. И не было сил искать его и уговаривать. Тем более что рабочий день уже заканчивался.

Длинный, утомительный день. Жара. Одежда прилипла к телу, пот стекает струйками на шею, которые приходится вытирать шарфом. Жаль, что аптекарь не дает больничных, хорошо бы еще пару дней поваляться в номере с запахом эвкалипта.

Когда садились в автобус, позвонил Сагми, он назначил ей встречу в кафе неподалеку и объяснил, как пройти. За проходной Лиза вышла из автобуса, перешла дорогу и прошла два высоких дерева с наполовину объеденными листьями, на которых висел обильный урожай черных груш. Но, если приглядеться, то «груши» время от времени вздрагивали и чесались. Здесь их называли летучими лисицами, хотя морды у них скорее походили на собачьи. Они спали на ветках, завернувшись в свои огромные крылья, как в плащ-палатку. Дальше она свернула в узкую улочку и сразу нашла кафе. Сагми, в белой рубашке с короткими рукавами и погонами кэптена на плечах, пил чай масала; увидев Лизу, он приветливо улыбнулся и заказал ей тоже чай и печенье.

– С Виханом все нормально, – сказал он как бы вскользь.

Допил чай, вытер пот со лба носовым платком, и начал свою проповедь, сверля Лизу неподвижным взглядом:

– Ты, наверное, знаешь, что в Индии браки заключаются…

– На небесах, – перебила его Лиза.

– Нет, – он не оценил юмор, – по выбору родителей и только в своей касте, так называемые «arranged marriages». Офицеры часто живут в больших городах отдельно от семьи, но поддерживают родственные связи. Эти связи очень прочные. Особенно в высших кастах, то есть среди интеллигенции и бизнесменов. У нас мужчина, женившись, отвечает не только за свою семью, но и за семью жены – за всех братьев и сестер, старых и больных, не как у вас, – закончил он нравоучительно.

– У нас тоже не бросают родственников в беде, – ответила Лиза.

Прежнего старпома Сагми, которого команда считала своим защитником и покровителем, который любил по случаю выпить и всегда веселился от души, было не узнать. Он нервно покусывал губы, заказал еще чай, объясняя Лизе, что в Индии разводов менее процента, что это позор для женщины, которая при этом остается ни с чем. И чем больше он говорил, тем больше в ней росла уверенность в том, что христианин Сагми либо подосланная лошадка, либо имеет в этом деле свою серьезную выгоду. Его велеречивость достигла апогея, когда он заговорил о святости брака и неразрывности этой связи даже после смерти, подтверждением чему традиционно являлось самосожжение жены после смерти мужа. Лизе хотелось послать его подальше, в Индии много чего происходит, и про обряд самосожжения – сати, она тоже читала в книжках. Но какое это имеет отношение к Вихану и Рашми?

– Жена Вихана не из бедных, – возразила она и, потупив взгляд, тихо добавила, – я слышала, что среди богатых разводы совсем не редкость. И уж наверняка Вихану нет нужды отвечать за семью жены.

– Ты слышала про «Болливуд», – куда делась его доброта и терпение? – Тебе лучше уехать, не порть ему карьеру. Сейчас здесь его родители, и жена с ним рядом.

Он явно нервничал и спешил, как и все тут куда-нибудь спешат после работы, наверное, на самолет в Дели, где в Штабе его ждали карьерные дела. Пожар на корабле не повлияет на его продвижение – индийцы относятся к фатальным случаям философски. Нервничал он только потому, что ему очень хотелось разлучить ее с Виханом. Нет, «не просто хотелось», чувствовала Лиза, а была в этом какая-то насущная необходимость.

На следующий день тяжелый туман, оставшийся от встречи с Сагми, рассеялся. С непонятного номера пришло сообщение: «Чандрани, жди». Мир наполнился надеждами и планами, хотя какие тут планы, второй месяц уже подходил к концу, расставание неизбежно. Но все равно настроение было приподнятым, и вечером после ужина она вышла на набережную и отправилась на прогулку. На цветущей диллении появлялось все больше плодов, некоторые из них уже прилично подросли; были они спелые или нет, Лиза не знала, и ей хотелось ненароком сорвать хотя бы одну чалту. Под сенью дерева она сделала вид, что вдыхает аромат белых цветов размером с блюдце, нашла крупную чалту и стала ее откручивать от ветки, но плодоножка оказалась очень прочной. Лиза дернула посильней, ветка вырвалась из рук и качнулась вверх. Казалось, что вся набережная устремила на нее свои взгляды. Вдруг кто-то ее окликнул: «Мэм!». Она вздрогнула и отошла от дерева. Это оказался старый знакомый – носатый преподаватель, он подбежал к ней и затараторил:

– Доброго вам вечера. Я часто прибегаю в этот конец, мэм, и уже думал, что вы совсем уехали, а я вас так и не спросил, насколько дорого в России хорошее образование.

Он трусил рядом с Лизой и попутно рассказывал, что за приличное образование здесь надо много платить, и уже начиная с детского сада. Лиза поговорила с ним несколько минут, потом он побежал дальше, а она оказалась в толпе, спонтанно возникшей вокруг мальчишек, продающих напитки и закуски. Они проворно наполняли чаем из огромного термоса бумажные стаканы, стоящие на лотках, закрепленных у них на груди, как у коробейников. Были тут и кофе, и пирожки с начинкой, и сладости – променад есть променад. Лиза ускорила шаг, делая вид, что не видит ни продавцов, ни попутных попрошаек; она искала Аванти, но пары с болонкой нигде не было. Лизе просто хотелось с кем-то поговорить и спросить о многом. Она верила Вихану, но иногда он казался ей невозможно беспечным, как будто у него шоры на глазах. Проведя много времени в Англии и в морских экспедициях, в том числе в Европе, он смотрел на местные обычаи и правила снисходительно, поэтому, наверное, и считал себя свободным, а его семья может оказаться консервативной, и тогда судьбы многих людей будут поставлены на карту.

Она все шла вперед, но Аванти на набережной не было. Вот уже напротив замаячило похожее на замок здание, на которое она любила смотреть по вечерам из своего окна. По всему фасаду стрельчатые окна лоджий, по центру три остекленные снизу доверху башенки с куполами и яркой подсветкой, переливающейся то золотистым, то зеленоватым оттенком. Кто-то искусно создавал внешний облик, а что скрывается за стенами, охраняющими покой их владельца или владельцев, неизвестно. В этой части набережная уже не считалась променадом и была слабо освещена, да еще здание стояло в глубине улицы, закрытое тенистой аллеей, и Лиза, не решаясь углубиться в потемки, повернула обратно.

В холле отеля на диване напротив рояля, сидел Андрей Томилин. Он сразу увидел, что вошла Лиза, и позвал ее. Она присела. Аджит играл известные мелодии из фильмов, пальцы его запинались, словно их только что вынули из холодильника. Все таперы, которые играли по вечерам, фальшивили, но добродушный смуглый коротышка Аджит больше других. Но почему они все делают кое-как!

– Не выходи вечером одна на улицу, это может оказаться небезопасным, – проявлял заботу Томилин, – захочешь прогуляться, зови меня.

– Аджит все-таки безобразно играет, пожалуй, я пойду спать, – ответила ему Лиза.

Никто не остров

Уже третий день Лиза ждала звонка от Вихана, снова и снова перечитывала его сообщение. Он написал: «Жди» и больше ничего. Время на работе тянулось медленно. В цехе не происходило никаких событий, не было ни Суреша, который уехал на свадьбу к родственнику, ни Шинде с Ганешей, которые по этому поводу тоже не явились, и даже не заходил Прабхат со своими проповедями. К тому же Лиза забыла сегодня взять газеты и сидела на своей табуретке, понурив голову.

Когда она вернулась в отель, к ней подошел портье и многозначительным шепотом сообщил:

– Мэм, вас ждут внизу в баре.

В полумраке бара она не сразу его разглядела. Вихан был в синей форменной рубашке с длинными рукавами и в белых перчатках. Не снимая перчаток, он легонько сжал ей руку.

– Все хорошо, – сказал Вихан, – жаль только, что Мадана нет больше. Ты ведь знала его?

– Знала, – прошептала Лиза.

Она вглядывалась в его лицо. Что-то юношеское, нестерпимо грустное и волевое было в его взгляде, а от плеча к шее шел шрам от ожога.

– Я должен уехать в дом моего отца на неделю. Скоро вернусь, – и, заметив, что Лиза глядит с недоверием, добавил, – ровно через неделю в это же время постучу в твою дверь. Обещаю.

Он все еще держал ее за руку, и она ответила ему легким пожатием. Если он вернется через неделю, то ей останется всего три дня до отъезда, но об этом она не стала ему говорить.

В воскресенье Андрей Томилин собрался на остров Элефанта. Гриша и Геныч решили присоединиться. Но уговорить Лизу им не удалось, у нее был свой план. В художественной галерее современного искусства на Мукерджи Човк открывалась выставка, посвященная истории парсов. Еще в январе по городу были развешены плакаты «Международный конгресс парсов», и газеты пестрели сообщениями о возрождении общины парсов. Эти загадочные парсы, о которых она раньше никогда не слышала, не давали покоя. После завтрака, когда мужики отправились курить на балюстраду, Лиза незаметно выскочила на улицу и направилась по Мадам Кама Роуд в сторону музея. Но музей оказался закрыт. Торжественное открытие выставки было назначено после полудня. Возвращаться в отель смысла не было, она вышла на перекресток и огляделась в поисках такси. По выходным здесь было пустынно, государственные учреждения, офисы и банки закрыты, а магазинов в этой части Нариман Пойнт почти не было. Ни одной машины, только семейство, проживающее на перекрестке между университетом и музеем, вполне благопристойное – женщины в ярких чистых сари, на детях тоже что-то надето. Географическое положение обязывает. И даже примус у них почти что новый. Они не спеша поедали свой завтрак, разложенный на банановых листьях. Лиза успела щелкнуть камерой, ее заметили, мужчины моментально оторвались от еды и встали на ноги, демонстрируя боевую готовность. Но она уже научилась реагировать, как ни в чем не бывало перешла на другую сторону и направилась к площади, приглядывая по пути такси. Ей попался желто-черный «Амбассадор», машинка не моложе тридцати лет, покрашена кисточкой, за рулем молодой парнишка. Внутри веселенькая непромокаемая обивка с яркими фруктовыми натюрмортами.

– Ворота в Индию, – сказала она, – понял?

Парень энергично закивал, хотя явно ничего не понял. Лиза каждый раз пыталась выяснить, понимает ли водитель по-английски, – и каждый раз все они утвердительно кивали головой. Это около отеля большой выбор машин, которыми командуют опытные извозчики, застолбившие себе здесь место, а пустые улицы зачастую прочесывают молодые мальчишки – все они из трущоб и изъясняются только на местном языке.

– Повтори: «Ворота в Индию», – потребовала Лиза.

Парень кивал головой. Это их кивание может означать все что угодно: «да», «нет», «я вас слушаю», а в данном случае – «поехали». Тогда она сказала:

– Колаба.

Парень кивнул снова и со всего маху нажал на газ. Он немного покрутил, свернул к рынку на Колабе и, убедившись, что рынок тут ни при чем, остановился около гостиницы «Фариаз», в которой часто селились русские. Лиза отпустила такси и, пройдя наугад несколько улочек, оказалась в самом начале восточной набережной. Тошнотворный запах ударил в нос, справа за высоким забором находился параллельный мир – трущобы; на море тоже лучше не глядеть, отлив обнажил пренеприятное зрелище, как будто на прибрежную полосу перевернулась не одна помойная машина. Но если встать к забору спиной, то взгляду открывался замечательный вид с белыми каменными коттеджами на другой стороне улицы, украшенными резными окнами и просторными балконами. Вдоль коттеджей величественно выстроились пальмы, а между ними акации и деревья, усыпанные красными гроздьями цветов. Если бы тротуары мыли, то чем не курорт, англичане, очевидно, так и замышляли.

 

Впереди был насыпной остров Бомбей, на котором еще в 17 веке Ост-Индская компания стала создавать форт, а два века спустя Британия построила военно-морскую базу. А между фортом и набережной на эспланаде англичане поставили величественные и монументальные Ворота в Индию – под стать владычице морей, подданные которой, пройдя кровавый путь поражений и побед, все-таки подчинили себе территорию в десять раз больше самой Великобритании. Импозантная триумфальная арка, не хуже, чем в Париже – в честь наполеоновских побед, или в Лондоне – в честь победы над тем же Наполеоном, глядела на море. По фризу орнамент в национальном стиле, по центру четыре остроконечных башенки и еще мощные боковые башни. Это было одно из последних творений британцев в здешних краях.

На обширной эспланаде, где целый день колышется людская толпа, когда-то ждали своей отгрузки селитра, пряности, хлопок, муслин, шелк, драгоценные камни, слоновая кость, всяческие восточные диковинки и редкости и, конечно, опиум, приносивший британским купцам баснословные прибыли, особенно в торговле с Китаем. Чтобы смять торговые барьеры, Англия даже развязала две опиумные войны с Китаем, из которых, благодаря Британской индийской армии, вышла победителем, прихватив еще и новую колонию – Гонконг. Но история с авторитетами не считается – не прошло и четверти века, как эти ворота оказались воротами из Индии. Уже в сорок седьмом году на этой же самой эспланаде выстроились английские солдаты, массово покидающие страну, чтобы направиться на шлюпках к своим кораблям, стоящим на рейде. Настало время, когда взращенная англичанами самая большая в мире Индийская армия перестала повиноваться. Мир изменился.

Чем ближе Лиза подходила к Воротам, тем больше народу толпилось на набережной, но европейцев не было видно. Какой-то тощий индус поравнялся с ней и шел рядом, бормоча на своем языке и тыча пальцем ей в висок; он так старательно объяснял, что она даже поняла – какой-то изъян на лице. Наверное, грязь. Она провела рукой по лицу – ничего. Но он упирался и показывал жестами, что надо что-то делать. С другой стороны пристроился еще один индус, который дал ей понять, что это безобразие у нее на лице с обеих сторон.

– Успокойтесь, – сказала она по-английски, – сама отмою потом, в гостинице в нормальных санитарных условиях.

Английского индусы не понимали, но это их нисколько не смущало, они шли вровень, ускоряли шаг и останавливались вместе с ней. И чем дальше они шли рядом, тем фамильярнее становилось их поведение, они уже, не стесняясь, тыкали ей пальцами то в висок, то в ухо и орали наперебой, что-то объясняя. Лиза огляделась, толпа вокруг, судя по внешнему облику и одежде, состояла большей частью из приезжих индийских туристов, которые плавно двигались в сторону эспланады. Некоторые косились мимоходом на бледнолицую женщину, но никто не обращал на нее особого внимания, тем более не сочувствовал. Становилось не по себе – то ли кричать, то ли бежать, но и то и другое в данной ситуации могло оказаться опасным.

И вдруг путь ей преградил высокий мужчина с рыжеватыми волосами, он словно вырос из-под земли. Он был на голову выше индусов и, скорчив брезгливую гримасу, жестом руки показал преследователям «брысь». Как вскоре выяснилось, рыжеволосый спаситель с веснушчатым лицом оказался англичанином, и звали его Стив.

– Не бойтесь, – улыбнулся он во весь рот, – нормальный индус никогда не тронет белую мэм. Конфликт может возникнуть только с оскорбительно одетыми женщинами.

– Я не уверена, что эти нормальные, – ответила Лиза.

Она перевела дух и как бы окинула себя взглядом: юбка до пят, топик и распахнутая рубашка с подвернутыми рукавами. Руки и ноги закрыты. Ноги у них почему-то считаются особо неприличным местом, а голый торс, торчащий у индианок из-под кофты чоли, да еще иногда с жирными складками, здесь никого не возбуждает.

– Это чистильщики ушей,– объяснил Стив, – почистить два уха стоит десять рупий, но с иностранцев берут дороже и просят доллары. Сам Нарендра Моди в ходе своей предвыборной кампании недавно чистил уши на улице.

– Какой кошмар, – возмутилась Лиза.

– Зря вы так. Инструменты у них из латуни и в точности, как у ларингологов, это лоры у них позаимствовали, – просвещал ее англичанин. – Чистят уши специальные касты, опыт передается из поколения в поколение, поэтому можете быть уверены – качество чистки отменное. А то, что при людях, – не страшно, заодно все будут знать, что уши у вас чистые.

Теперь рядом шел англичанин. По мере приближения к эспланаде народу становилось все больше, впереди весь газон был занят сидящими, лежащими, жующими и пьющими людьми, в том числе детьми, справляющими нужду где попало, это было что-то среднее между Гайд-парком и лагерем беженцев. И уже отсюда было видно, что на прогулочные кораблики стоит огромная очередь, а к самим воротам и подойти невозможно.

– Неудачное время, – сказал Стив, – три праздничных дня в честь национального героя Шиваджи. Толпа приезжих.

– Лично у меня один выходной на этой неделе. Я уже давно заметила, что каждый месяц они кого-то чествуют – то богов, то героев. Просто Олимп какой-то, вот только пахнет совсем не фимиамом, – ворчала Лиза. – Но, пожалуй, вы правы, и спасибо, что подошли, – вспомнила она о политесе.

Толчея раздражала, люди ели, мусорили и громко говорили, не обращая внимания на соседей, а запахи стояли, как на заднем дворе дешевой индийской столовки. Двое бледнолицых выделялись в этой толпе, на них глазели, особенно они привлекали внимание приезжих из провинции и местных воришек. Англичанин мерно вышагивал, засунув руки в карманы белых брюк, как будто и вправду на курорте.

– Народ здесь дикий, – скривил он лицо. – А вы, я вижу, рисковая женщина – одна в такой толпе. Давайте зайдем в «Тадж» и там мирно поболтаем за чашкой чая. Приглашаю, – он поднял свои рыжеватые брови и победоносно взглянул на Лизу.

– Пожалуй, я бы приняла ваше приглашение, – ответила Лиза, прикинув, что до открытия выставки еще много времени.

Она раньше бывала в отеле «Тадж Махал», точнее в ювелирных бутиках, с Томилиным и Сосницей, которые покупали своим женщинам украшения у знакомого ювелира.

Они перешли дорогу и теперь двигались по стороне, где стояли коттеджи и росли пальмы и деревья с красными цветами, которые здесь называют павлиньими. Лиза засмотрелась вдаль – гостиница уже была видна, у входа стояли швейцары в ливреях с золотым позументом, и вдруг она споткнулась о чьи-то ноги, и в тот же момент послышался утробный звериный вой, который заставил ее вздрогнуть. Поперек тротуара в тени дерева отдыхала женщина, накрывшись шарфом, в ее изголовье спала маленькая девочка, а рядом сидела лайка, сторожила дом. Тротуарные собаки обычно не агрессивны, но только если не заходить на их территорию.

– Уже два шага осталось, но вы, наверное, не можете без приключений, – засмеялся англичанин.

Войдя в отель, они миновали большой холл, устланный коврами ручной работы, с диванами и креслами, драпированными гобеленом, и уютно расставленными под высокими торшерами; там пили чай или кофе, на столах лежали газеты и журналы. Но Стив повел ее вглубь отеля, во внутренний дворик, где в тени аркад они нашли столик с видом на бассейн и присели.

По дороге Стив заметил, что уже раньше видел Лизу. Не мудрено, ее работа находилась недалеко отсюда. А, может, видел в «Тадже».

– Вы работаете в доках? – неожиданно спросил он.

– Нет, – ответила Лиза, – сообразив, что по дороге успела рассказать о себе слишком много, теперь его черед.

9Hindu (англ.), хинду – человек, исповедующий индуизм