– Устал?
– Да. Ловля бабочек на минном поле – утомительное занятие.
Андрей сдвинул стадо к холму, чтобы издалека не гнать, если что, и поднялся к камню. Принц спокойно щипал траву. Андрей посмотрел на резервацию. Все собрались возле одного шалаша. Эркина не видно, внутри, что ли? Далеко, не слышно ни хрена. Может, его уже на нож посадили, и крикнуть не успел. А он всё сигнала ждёт. Какой тут к чёрту сигнал? А вообще-то… надо было сразу Фредди отворот давать, что, дескать, сами справимся, и сюда. И говорить на «понял, нет». И всё было бы ясно. А то развели хренотень.
Андрей спустился, объехал стадо, чтобы не разбредались, и снова поднялся на холм. Как было, так и осталось.
Машину покачивало на выбоинах.
– Резервация небольшая, – рассказывал, не отрываясь от руля, Браун. – Но злая. Парни подобрались битые, ломаные. Половина с клеймами. Честно говорю. Если они уедут, мы будем рады. Честно. Надоело жить с оглядкой.
– А кто их довёл до такого состояния? – Горин вытащил платок и обтёр потное лицо.
– Мы сами и довели, – кивнул Браун. – Не спорю. У меня у самого двое отработочных было. Я, как видите, жив остался. И семья цела. И в доме ничего не тронуто.
– Такой добрый хозяин? – усмехнулся Золотарёв.
– Добрый? Не знаю, – Браун покосился в зеркальце обзора на каменные лица индейцев на заднем сидении. – Я честно им сказал. Мне нужна ваша работа. Работайте без подлости, и я подличать не буду. Честно. Главное, я считаю, честность. Сказал – сделал. Обещал – назад не пяться.
– И что же, честно через три года давали вольную? – улыбался Золотарёв.
– Одному дал. Ещё до этих двух. А эти после побега с клеймами были. Один пять лет у меня прожил. Другой без малого восемь. Освобождение пришло, я офицера из комендатуры не ждал. Сам всё им рассказал. Одежду дал, еды на дорогу… всё как положено. Я закон уважаю.
– И что, они здесь? – спросил, покраснев, Пётр. – Вы можете сейчас встретиться с ними?
– Нет, – замотал головой Браун. – Они издалека были, к себе уехали.
– Отработочных всегда привозили издалека, Петя, – голос Золотарёва по-учительски спокоен и доброжелателен. – Чтобы затруднить побег.
На это замечание Браун промолчал.
– Думаю, он прав, Джонни. Нас дёргают по пустякам, чтобы без помех подёргать стадо.
– Слишком сложный план для индейцев.
– Додумался этот, додумаются и другие.
Джонатан закурил. Они сидели в лагере у костра. Фредди отхлебнул ещё раз и завинтил колпачок.
– Да, Джонни, ты сахар привёз?
– А что?
Фредди усмехнулся.
– Сладкоежки оба.
– Шутишь? – Джонатан казался обескураженным. – Мужики же.
– Мальчишки, Джонни. И не пьют оба. Эндрю только у костра курит, и то одну сигарету три вечера тянул. Но может и в один вечер полпачки просмолить. А вот сахара всегда себе по три ложки закладывает.
– Индеец точно не курит? Я думал, просто… фасон давит.
– Нет. Он не курит. Так что, – Фредди рассмеялся, – сахару давай побольше.
– Оценят?
– Заметят. А как оценят? А как дашь.
– Ясно. Ну что, поехали к ним?
– Поехали. Только пошумим издали, а то мне как-то неохота получить под рёбра.
– Значит, ножами чисто работают?
– Эндрю мастер. Индеец учится. На деревьях у них лихо получается. Хватило бы духу на человека… Ладно, болтаю много. Поехали.
– Вот и приехали. Здесь охрана жила. Кто успел удрать, не знаю. Остальное сами видите.
Браун остановил машину. Они вышли. Впереди распахнутые, сорванные с петель ворота, неуклюжие конусы шалашей и неясный гул множества голосов.
– Что-то там происходит, – разжал губы Гичи Вапе.
– Как хотите, джентльмены, – Браун решительно обвёл всех взглядом, – но я буду вас здесь ждать. С ними один Бредли да его подручный говорить рискуют.
– Бредли? – небрежно переспросил Золотарёв.
– Да, Джонатан Бредли. Он в заваруху как раз купил себе имение, и здесь его земля вплотную к резервации. Он их даже нанимал, говорят, пару раз. На простые работы.
– А подручный его? – голос Золотарёва по-прежнему спокоен и небрежен. Так, простая вежливость, без особого интереса.
И столь же небрежен ответ Брауна.
– Я не любопытен. Чего мне не говорят, я о том и не спрашиваю.
Золотарёв кивнул. И повернулся к остальным.
– Ну что ж, пошли. Кажется, мы в горячее время попали.
Они пошли к воротам.
– Жду до упора, – крикнул им вслед Браун.
Пять человек уже входили в ворота.
Андрей собрал стадо – здорово шумят: надо быть наготове – и поднялся на холм. Ага! Вон Эркин. Вроде… вроде целый. Кольцо вокруг плотное, но ножей не видно. Жаль, не слышно сюда, о чём говорят. Только шум. Но сразу на нож не взяли, дальше легче.
– Я сказал. Замечу кого у стада, оторву к чёртовой матери всё, что торчит, – Эркин говорил, не оборачиваясь.
Он говорил только с Клеймёным и этим парнем, Девисом. Они вышли к нему, а остальные уже потом подвалили. Окружили. Эркин спиной, затылком, висками чувствовал кольцо. Но не оборачивался.
– За хозяйское добро горишь, – недобро усмехнулся Клеймёный. – Раньше ты не был таким.
– Раньше я рабом был, – ответил такой же усмешкой Эркин. – Я получаю с головы. Это мой заработок. Жрать нечего, идите, работайте. А стада я вам не дам.
– И много он тебе платит? – Девис кривит распухшие разбитые губы в презрительной усмешке.
– Заплатит, посчитаю.
– Ты! – расталкивая остальных, к нему пробился вроде молодой, но с проседью в неровно обрезанных волосах, сгрёб Эркина за рубашку на груди. – Ты, погань рабская, учить нас вздумал! – он захлебнулся руганью.
– Рубашка, – Эркин смотрел ему прямо в глаза.
– Чего? – растерялся на секунду тот.
– Рубашку ты мне стирать будешь? Убери лапы. Ну!
– Ах ты!..
Костлявый кулак летел ему в лицо. Эркин перехватил его, сжал и, поймав краем глаза движение сбоку, швырнул напавшего туда.
Короткий гортанный возглас Девиса остановил остальных, не дав завязаться общей свалке. Ребром ладони Эркин стряхнул с рубашки следы чужой руки. От рывка отлетели пуговицы. Одну он видел, но нагибаться за ней нельзя. И надо кончать. Он шагнул вперёд.
– Слушай ты! Твои счёты с беляками – это твоё. У меня свои. И не лезь. Понял?! Стада я вам не дам!
Андрей привстал на стременах. Бело-голубая выцветшая рубашка Эркина словно светилась среди тёмных тел и лохмотьев. Долго говорят. Слишком долго.
И тут странный шум. Шум машины? Он оторвал взгляд от Эркина и увидел… Машину, остановившуюся у ворот, и пятерых, четверо в форме, один в штатском… Вошли в ворота, идут к толпе… Ну, всё! Выбора уже нет.
Пронзительный свист разорвал воздух. Шарахнулись кони. Взмывшего на дыбы Бобби Андрей удержал, а Принц поскакал куда-то.
Эркин круто повернулся, увидел Андрея, отчаянно машущего ему, и засвистел, подзывая Принца.
Принц понял! И повернул на его свист. К нему.
Теперь все смотрели на Андрея, и он повторил сигнал тревоги, показывая рукой назад, за их спины.
Пятеро вышли из-за шалашей. Толпа шарахнулась, разорвав кольцо, рассыпаясь в стороны, подальше от людей в форме. И одновременно в толпу врезался Принц. Эркин поймал его за гриву, не коснувшись поводьев, взмыл в седло.
Далёкий, еле слышный, но пронзительный свист заставил Фредди придержать коня.
– Они? – Джонатан не столько спрашивал, сколько проверял готовый ответ.
– Так, так значит, вот что он придумал, – Фредди выругался и хлестнул коня.
Джонатан молча пристроился.
– Чистое бельё, вымылся, – бормотал Фредди, расстёгивая кобуру. – Идиоты. Вдвоём без оружия на всю ораву.
Джонатан усмехнулся.
– Сам сказал. Мальчишки.
Свист повторился. И они погнали коней напрямик.
Разворачивая Принца, Эркин не успел даже разглядеть толком, кто эти беляки. Чёрт, припёрлись не вовремя!
Первый же свист ошеломил Золотарёва. Остановились и остальные.
– Нет, – Золотарёв растерянно оглянулся на них. – Это же невозможно!
– Что? – Горин недоумевающе смотрел на него. – Вы что, Коля?
– Это… это же…
Свист повторился, и Золотарёв, не закончив фразы, бросился вперёд. За ним бежали остальные.
Среди разбегающихся людей бешено крутился всадник. Когда Золотарёв выбежал из-за шалаша, он уже удалялся. Второго, на ближнем холме, Золотарёв впопыхах сначала не заметил.
– Стой! – крикнул он. – Стой, парень! – и, видя, что тот даже не оглянулся, выхватил пистолет и выстрелил в воздух.
И наступила, обрушилась тишина.
Замер, бессильно вцепившись руками в луку седла, Андрей. Резко осадил Принца Эркин и застыл, боясь оглянуться в безумной надежде, что это не его… Остановились, застыли индейцы. Многие сразу легли на землю, закрывая головы руками. Остановили за лесом коней Джонатан и Фредди.
Золотарёв опустил пистолет.
– Иди сюда, парень. Поговорим.
Эркин осторожно оглянулся через плечо. Белый смотрел на него и улыбался. Самое страшное белые делают с улыбкой.
– Тебя зову. Иди сюда.
В бессильном оцепенении Андрей смотрел, как Эркин покорно спешивается, набрасывает на луку поводья и идёт к белому.
Эркин подошёл и остановился в трёх шагах. Как положено. Заложил руки за спину и опустил глаза. Вот оно и всё. Конец.
Медленно поднимали головы, робко вставали на ноги остальные. Толпились, не решаясь подойти ближе.
Остановились и приехавшие. Горин досадливо морщился. Как же это не вовремя. Неужели Золотарёв не понимает, что он попросту сорвал предстоящий разговор. Смирнов нашаривал несуществующую кобуру.
Фредди и Джонатан переглянулись.
– У парней оружия нет.
– В резервации тоже.
И одновременно хлестнули коней.
Золотарёв рассматривал стоящего перед ним индейца. Если бы не тёмная от загара, с красноватым отливом кожа, не черты лица и цвет волос… Лицо и видимая под распахнутой до пояса рубашкой грудь чистые, отмытые до матового блеска. Бело-голубая выцветшая, но тоже тщательно отстиранная рубашка – видно, и выцвела от частых старательных стирок – целая, зашита мужскими, но очень аккуратными стежками, а штопка на левом плече вообще… шедевр рукоделия. Крепкие, не чиненные сапоги. Чистые целые джинсы. Как… как, скажи, он из другого мира. Только сапоги и поза выдают раба.
– Кто свистел, парень?
Эркин ответил, не раздумывая.
– Я, сэр.
– Ты? Зачем?
– Звал коня, сэр.
Золотарёв улыбнулся.
– А откуда ты знаешь этот свист?
В ответ – молчание. Будто и не было вопроса. Не знаешь, не можешь, не хочешь отвечать – молчи. Золотарёв знал об этой манере индейцев, что они никогда не лгут, а упрямо молчат, демонстративно не слыша «неудобных» вопросов.
Было так тихо, что Андрей слышал их. Слышал каждое слово. Вот оно. Нарвались. От чего бежали, к тому и… Как же он мог, как он смел так подставить Эркина?! Но кто же знал, что припрутся… и что найдётся знающий…
Золотарёв спрятал, наконец, пистолет.
– Ты местный? Отсюда?
– Нет, масса, – раздался вдруг голос из толпы индейцев. – Он не наш, масса, он…
Невнятный шум, шорох, и фраза осталась незаконченной, будто говоривший поперхнулся. Лицо Эркина на мгновение дёрнула гримаса презрения. Девис её заметил и опустил голову.
Проскакав мимо лениво разбредающихся бычков, Джонатан и Фредди осадили коней рядом с Андреем. Открывшаяся им картина заставила Джонатана выругаться и спрятать кольт. Фредди, побледнев под загаром до желтизны, глухо спросил Андрея.
– Засада?
Тот молча мотнул головой. Заглянув в его расширенные глаза, Фредди тряхнул его за плечо, но Джонатан уже принял решение.
– Эндрю, собирай стадо. Фредди, прикрой, – он быстро расстегнул и бросил Фредди пояс с кобурой.
Тот молча кивнул. Конечно, к русским с оружием не стоит. На своей земле – другое дело.
– Собирай стадо, – повторил Джонатан и послал коня вперёд.
Андрей всё ещё оставался в оцепенении, и Фредди ткнул его кулаком в бок.
– Слышал? Давай.
– Но… – выдохнул, наконец, Андрей.
– Ступай. Не маячь, понял?
Опустив голову, Андрей стал спускаться с холма, напряжённо слушая, ловя малейший шум. Но здесь уже ничего не было слышно. Он поскакал, шлёпая бычков по бокам свёрнутым в кольцо лассо.
– Так как, парень, кто тебя этому сигналу научил? Или всё-таки свистел не ты?
Эркин упрямо молчал.
Золотарёв невольно любовался им. Чеканное красивое лицо, распахнутая почти до пояса рубашка открывает грудь с великолепно развитыми рельефными мышцами. И недавний шрам, перечеркнувший правую щёку от глаза к углу рта, не деформирует лицо, а делает его… более жизненным, что ли. Без шрама оно было бы слишком совершенным.
Неожиданно звонко в напряжённой тишине простучали копыта. Джонатан остановил своего коня рядом с Принцем, легко спрыгнул и подошёл небрежной, чуть вразвалку походкой. Встал так, чтобы видеть и Эркина, и русского.
– Добрый день. Я Джонатан Бредли, лендлорд. С кем имею честь?
На него глянули ярко-синие насмешливые глаза русского. Эркин только покосился исподлобья и снова уставился в землю.
– Николай Золотарёв. Сотрудник военной администрации.
– Очень приятно, – Джонатан был серьёзен ровно настолько, чтобы это прозвучало не насмешкой, а обычной вежливостью. – Этот парень работает у меня. У вас есть претензии к нему?
Улыбка Золотарёва стала жёсткой.
– Я хочу кое-что узнать у него. Вы против?
– Я оплачиваю его работу. Если он вам нужен сейчас, я просто вычту у него за эти часы, – пожал плечами Джонатан.
Эркин снова покосился на Джонатана и отвёл взгляд.
– Его присутствие так важно?
– Он бросил стадо без присмотра.
– Хорошо, – кивнул Золотарёв. – Надеюсь, вы соблюдаете трудовое законодательство, и он не работает круглосуточно, ведь так? – и повернулся к Эркину. – У тебя есть сменщик? Есть время для отдыха?
– Да, сэр. – Пришлось отвечать, чтобы не подставить Джонатана. Тот делает, что может, но у этого беляка мёртвая хватка.
Золотарёв широко улыбнулся.
– Вот и отлично. Когда сменишься, приходи сюда. Поговорим. Понял?
– Да, сэр, – обречённо ответил Эркин.
– Вы закончили с ним, мистер? – Джонатан был предельно вежлив и деловит.
– Пока да.
– Ступай к стаду, – обратился Джонатан к Эркину.
– Да, сэр, иду, сэр.
Эркин повернулся и пошёл к коню.
– Честь имею, – лёгким прикосновением к шляпе Джонатан обозначил прощание и пошёл за Эркином.
– До встречи, – весело сказал им вслед Золотарёв.
Фредди на холме восхищённо выругался и спрятал кольт.
– Ну? – окликнул его от стада Андрей.
– Порядок, – весело крикнул Фредди.
Они гнали стадо вчетвером. Молча. Отложив разговор на потом. Уложив бычков на дневку, по-прежнему молча отпустили коней и сели в тени. Джонатан вытащил из заднего кармана плоскую бутылку с тёмно-жёлтой жидкостью и протянул Эркину.
– Глотни.
Тот взял, подержал в руке и протянул обратно.
– Не надо, сэр. Спасибо, сэр, но… не надо.
– Решил идти, – понимающе кивнул Джонатан. – Ты можешь и отказаться.
– Лучше, чтобы он пришёл сюда, сэр?
– Резонно. На чём он тебя зацепил?
– Ни на чём, сэр. Я уже уезжал. Он велел остановиться и выстрелил.
– Велел именно тебе? Ты мог и удрать. Первая пуля всегда в воздух.
– Да, сэр, – Эркин быстро вскинул на него глаза. – А куда вторая, сэр?
– Один-ноль, – констатировал Фредди. – Ты никого там не уложил?
– Нет, сэр, – Эркин усмехнулся. – Мы почти договорились. Но тут они приехали. И всё началось.
– О чём он тебя спрашивал?
Эркин угрюмо молчал, И Джонатан зло ударил кулаком по земле.
– Ты идиот! Не понимаешь, что ли?! Как я тебя прикрою, ничего не зная!
– О свисте, сэр.
– О чём?! Это что ещё за чертовщина?!
– Это я свистнул, – глухо сказал Андрей. – Когда увидел их. Ну, чтобы оповестить. А Эркин взял на себя.
– И что в этом такого? – Джонатан переводил взгляд с одного на другого. – Что это за свист такой особенный?
У Андрея ходуном ходила грудь, на висках и скулах выступил пот. Эркин вырвал пучок травы и теперь закручивал его в жгут, упрямо глядя куда-то в пустоту. Джонатан посмотрел на Фредди. Тот еле заметно развёл руки жестом безнадёжности.
– Ясно. Старые дела, так?
– Да, сэр. Старые дела, сэр, – откликнулись оба почти сразу.
– Ясно, – Джонатан закурил. – Вас не своротить. Делайте, как решили. Что я с вами поделаю. Когда пойдёшь?
– Сейчас, сэр, – Эркин заставил себя усмехнуться. – Смена после обеда, так, сэр?
– Да. Для правдоподобия так. А всё-таки подумай. Чем и ради чего рискуешь.
– Чем и ради чего, – повторил Эркин и кивнул. – Да, сэр.
Он встал, потянулся. Деловито достал из кармана нож, бросил на колени Андрею.
– Спрячь пока, – он словно перестал замечать Фредди и Джонатана, хотя говорил по-прежнему по-английски. – Принца привяжу на этой стороне. До темноты не вернусь, заберёшь. Если что… – и оборвал фразу. – Ладно.
– Я с тобой, – вскочил на ноги Андей. – Подстрахую.
– Не мели. Сам знаешь. Лицом вниз, руки на голову! И что ты сделаешь? Стемнеет, заберёшь коня. Всё.
Он пошёл к коням. Андрей последовал за ним. Эркин похлопал Принца по шее, вскочил в седло. Андрей взялся за повод.
– Ты… ты прости меня… Я же не думал…
Эркин наклонился к нему.
– Ты не при чём, понимаешь, – и с сорвавшейся, наконец, злобой в полный голос. – Если Клеймёный, сука, язык развязал, мне всё равно конец. Под землёй найдут. Но я ему, жить не буду, но заткну глотку! – страшно выругался и, неожиданно мягко оттолкнув Андрея, с места поднял Принца в галоп.
Андрей так и остался стоять, глядя ему вслед.
Золотарёв сидел на берегу ручья, отделявшего резервацию от имения Бредли, и курил. Он выбрал место в стороне от шалашей, но так, чтобы его было хорошо видно. Он ушёл сюда сразу после того, как Бредли увёл индейца. И все дальнейшие разговоры в резервации шли без него. Он не имеет к этому никакого отношения. У него свои дела. Это единственный способ спасти положение. Будем надеяться, что Гичи Вапе и Нихо Тиан Або смогут исправить его срыв. Дистанцируются от него.
За его спиной зашелестели кусты. Он не обернулся.
– Масса, – позвал тихий шёпот. – Спросите Клеймёного. Он знает этого парня. Он что-то знает про него.
– А что знаешь ты? – тихо спросил, не оборачиваясь, Золотарёв.
– Я много сказал, масса.
Золотарёв вытащил из кармана пачку сигарет и положил рядом с собой.
– Белый пускает его к своему костру. И своей еде. Масса Джонатан привёз его издалека. И белого, что был на холме. Они всегда вместе, масса.
Золотарёв небрежным, незаметным со стороны жестом швырнул пачку за спину.
– Спасибо, масса.
Шорох, и всё стихло.
Так, становится совсем интересно. Никакого Клеймёного искать нет смысла. Если бы тот хотел что-то сказать, то пришёл бы сам, как и этот. Тот белый, что был на холме… Который из трёх? Бредли? Нет, его назвали… Значит, остаются двое. Молодой, что был с самого начала? Видимо, сменщик индейца. И постарше, приехавший с Бредли. Видимо, это о нём говорил Браун. Подручный. Знал бы, взял бы у ребят из информационного материал на Бредли. Так сменщик или подручный? Сменщик сразу исчез, когда появились те двое. И слишком молод. Подручного разглядел получше, но тоже недостаточно.
За спиной шорох, неясный шёпот. Пришли ещё? Кто? Клеймёный? Тоже решил заработать? Золотарёв брезгливо поморщился. Без стукачей не обойтись, но всё равно противно. А ещё индейцы, «гордый народ», но их здесь долго и умело доводили до такого состояния. Что-то упало рядом на землю. Он осторожно покосился и увидел свою пачку сигарет. Смятую, но не вскрытую. Всё ясно. Значит, всё-таки они ещё держатся. И если он не ошибается, то два трупа уже есть. Тот, что заговорил тогда в толпе, и этот, что приходил. Индейца ему не сдадут. Боятся подручного Бредли или расовая солидарность?
Впереди между деревьями что-то мелькнуло. Золотарёв пригляделся и сжал, смял в кулаке недокуренную сигарету. Всё-таки… всё-таки индейцу дали прийти. Научили, что говорить, и послали? Отдают ему парня, прикрывая себя? Похоже, что так. Тогда это подручный. И значит… значит, ухватили ниточку за кончик. Теперь лишь бы не оборвать.
Индеец вышел из-за деревьев, не спеша спустился к ручью, легко перешагнул и стал подниматься. Он шёл, как стоял тогда, заложив руки за спину и опустив голову. Да нет, голову он держит высоко, опущены веки. Одет так же, следов побоев не видно. Губы плотно сжаты, лицо спокойно, даже неподвижно. Подошёл и молча остановился в пяти шагах.
– Не ждал, что ты придёшь, – улыбнулся Золотарёв. – Садись, поговорим.
Индеец молча опустился на колени и сел на пятки, по-прежнему держа руки за спиной.
– Сядь удобнее, – усмехнулся Золотарёв. – Освободи руки.
Индеец остался в прежней позе, только руки положил на колени. Над правым запястьем номер. Раб. Руки не дрожат, лицо спокойно. Только шрам на щеке налился кровью. Так, ну попробуем.
– Куришь?
– Нет, сэр, – впервые разжал он губы.
Даже если курит, не признается, не попросит и не возьмёт.
– Ты давно здесь работаешь?
– Не очень, сэр.
– Следишь за стадом?
– Да, сэр.
– Значит, ты ковбой?
Золотарёв закурил, пыхнул дымом, приглядываясь к реакции на дым. Курильщик выдаст себя, принюхиваясь. Но лицо индейца по-прежнему неподвижно. И на вопрос о ковбое никак не отреагировал. Ковбоями здесь зовут только белых. Назвать индейца ковбоем – это и похвалить, и оскорбить. Смотря по обстоятельствам. А этот будто не слышал вопроса.
– Ты один при стаде?
– Нет, сэр.
– Стадо большое?
– Сто голов, сэр.
– А вас сколько?
Молчание.
– Остальные белые, или есть ещё цветные?
Молчание.
– Тебя на сколько отпустили? Когда ты должен вернуться?
– До темноты, сэр.
В голосе впервые прозвучало что-то человеческое. А то будто не человек, а говорящая машина. Значит, боится, что не отпустят. Его спокойствие – это спокойствие смертника. Что же происходит на земле Бредли? Надо бы под каким-нибудь предлогом побывать там. Может, и найдётся кое-что… Самому себе страшно признаться, даже про себя выговорить, на что наметился выход.
– Раньше ты тоже работал у Бредли?
И опять молчание.
Кто мог так запугать парня? И чем? Что даже ненависть к белым не мешает ему вот так, намертво, защищать. Ведь белых защищает. Неужели этими обносками и сытной едой – а парень явно не голодает, с голода такую мускулатуру не накачаешь, не сравнить с резервацией – неужели такой малостью держат парня?
– Интересный разговор у нас с тобой получается. Зачем ты пришёл, если всё время молчишь?
– Вы велели, сэр.
– Вот, значит, как. А если б не велели, не пришёл, так? А что тебе велели рассказать мне? Ну? – Золотарёв дразнил парня, надеясь вызвать хоть какую-то реакцию. – Неужели забыл? Или плетей тебе мало дали?
Мгновенный ненавидящий взгляд из-под ресниц уколол его и тут же спрятался.
– Хозяин-то добрый? Кормит хорошо? Или таскаешь потихоньку?
Ну, наконец-то, не выдержал! Пальцы правой руки собрались в кулак, сжались так, что посветлела натянувшаяся на костяшках кожа. Но голос спокоен.
– Я всем доволен, сэр.
– Так уж и всем? Ладно. Твоё дело, – Золотарёв в две затяжки докурил сигарету и с силой вдавил в землю окурок. – Вернёмся к тому, с чего начинали. Кто давал сигнал? Только не ври, что это был ты. Я же сейчас прикажу тебе повторить, так ты не повторишь, не сумеешь. Кто это был, парень? Твой сменщик? Или второй? Который с Бредли подъехал. Ну? Ладно, можешь молчать. Но если ты знаешь этот сигнал, то знаешь и где ему учатся. Так что подумай, кого прикрываешь. Ты, говорят, у одного костра с ними спишь, так? Так не спи слишком крепко. Можешь и не проснуться. Понял? Ну, отвечай.
– Да, сэр.
– Что, да?
– Я понял, сэр.
– Они-то хоть делают что, или ты один всю работу тащишь?
Руки сжаты в кулаки, шрам налился кровью и дёргается, лицо напряжено до исступлённости. В щелях под опущенными ресницами блестят глаза. И видно: можно дразнить, оскорблять, даже ударить. Но парень ничего не скажет. Ничего. Чем же они держат его?
– Мы уезжаем.
Золотарёв невольно вздрогнул. Горин? Как он смог так тихо подойти?
– Вы уже закончили… свою беседу?
Еле заметно губы индейца дрогнули в усмешке. Золотарёв нехотя встал. Да, беседа закончена. У него нет информации, чтобы прижать парня. Встал и индеец, заложил руки за спину.
– Тогда поехали, – в голосе Горина явное неодобрение. Всего этого.
– Взял бы я тебя с собой, парень, да… – Золотарёв насмешливо развёл руками.
– Прекратите, – Горин перешёл на русский. – Вы что, не видите, что он на пределе? Это же пытка, Коля.
Показалось ему или, в самом деле, лицо индейца дрогнуло, а взгляд метнулся к Горину. Парень знает русский? Откуда?! Что за чертовщина здесь закручена?
– Ладно, – Золотарёв поглядел на индейца: тот стоял, приняв опять позу рабской покорности. – Ладно, парень. Оставайся. Но подумай. Крепко подумай. Ты знаешь, кого ты прикрываешь. Не спрашиваю, почему. Где ты им подставился, чем они тебя держат… Но, подумай, что за ними, сколько жизней на них висит. А ты!.. Подумай. Ты знаешь, кого и от чего ты прикрываешь.
Индеец вскинул глаза. Они были полны такой бессильной ненависти, что Горин тяжело задышал, нашаривая застёжку воротника.
– Да, сэр, – хриплый от долго сдерживаемого крика голос. – Я знаю, сэр. Знаю кого и знаю от чего.
– И не скажешь?
– Нет, сэр.
– Твоё дело, – Золотарёв устало пожал плечами.
– Идёмте, Коля, – Горин наконец справился с воротником и отдышался.
– Да, Тимофей Александрович, идёмте.
И уже им в спины тихое.
– Да, сэр. Это моё дело, сэр.
И быстрые шаги вниз, к ручью. Золотарёв оглянулся. Да, парень уже на том берегу. А там, где сидел он сам, так и валяется на траве пачка сигарет. Не взял? А ну-ка, проверим…
– Минутку, Тимофей Александрович. Я мигом.
Он быстро подошёл к кусту, откуда слышал шёпот, слегка раздвинул ветви. Так и есть. Труп. Задушили, конечно, лицо и поза характерные.
– Что там, Коля?
– Второй, Тимофей Александрович.
– А про первый вы откуда знаете? Мы его сами только что увидели.
– Догадался.
Они быстро прошли через резервацию. При их появлении всё ещё толпящиеся между шалашами индейцы замолкали и провожали их внимательными и не слишком доброжелательными взглядами.
Дорога у машины густо усеяна окурками. Браун не меньше двух пачек извёл в ожидании, а потом и остальные добавили.
– Всё, – Горин говорил негромко, привычно командным голосом. – Все по местам, поехали, – и когда машина тронулась, вежливо, но явно для проформы спросил Брауна: – Вы не против, если мы поговорим по-русски?
– Да ради бога, – Браун даже руки от руля оторвал в радушном жесте. – Моё дело привезти и отвезти.
– Отлично, – Горин перешёл на русский. – Коля, если у вас нервы не в порядке, то на переговоры не ездите. Мы только начали разговор, и первый же вопрос был о расстреле.
– Что?
Нихо Тиан Або невесело рассмеялся.
– Спрашивали, будут стрелять сразу, как соберём в одно место, или куда-то вывезем и там постреляем.
– Понятно, – кивнул Золотарёв. – А чем закончили?
– Через неделю заедем узнать результат. А они будут думать.
– Отсюда их надо убирать. А то их, в самом деле, постреляют. Здесь, похоже, такое осиное гнездо разворошили…
– Разворошили вы, Коля. Кстати, он вам что-нибудь сказал?
– Нет, конечно, ничего существенного. Но парень не понимает, что отказ отвечать тоже информативен. Кстати, вас, Тимофей Александрович, он понял. Он знает русский. И ещё много чего интересного.
– Коля, а чего ты так к этому свисту прицепился?
– Понимаешь, Гичи, мы давно не можем найти подход… к одному из пластов.
Золотарёв покосился на Брауна. В какой степени тот не знает русского? А объяснить надо. Ну, попробуем так. А кстати, заодно проверим и реакцию Брауна.
– Были лагеря для белых. Информация крайне скудна, но уже ясно, что всю охрану и начальство можно и нужно судить как военных преступников. Этот свист оттуда. Его могут знать и заключённые, и охранники. Заключённые поголовно расстреляны. Мы не нашли ни одного живого. Охрана и всё лагерное начальство исчезли. Кое-кого ликвидировали вместе с лагерями, но остальные… похоже, попрятались. А здесь места глухие. Я как услышал… себе не поверил.
– Ты думаешь… кто-то из зеков?
– Вряд ли. Тех расстреляли, поголовно, без различия статьи, пола и возраста. На этот счёт есть и документы, и вещдоки. А вот охранники могли уцелеть.
– Так ты думаешь…
– А он их прикрытие?
– Да, ребята. Жалко парня. Максимум, что он получит в благодарность, это пулю в затылок. И всё слишком неожиданно. У меня ни информации, ни… ну, ничего нет. А надо было ловить момент.
– Но зато теперь…
– А что теперь, Гичи? Голову даю на отсечение, завтра их здесь не будет, если только они не смылись отсюда уже сегодня. Но теперь ясно, где шарить и что искать. И главное, есть кого искать. Но парня жалко. Чем они его держат?
– Прикормили, – в голосе Нихо Тиан Або прозвучало презрение.
– Я тоже так вначале подумал. Но… прикормленного перекупить – пустяк. А у парня есть стержень. Его держат другим. А вы что узнали?
– Да то же, что везде. Женщины расстреляны, детей куда-то вывезли. Больных немного, но тяжёлые. Две трети вернулись с отработки с клеймами. – Гичи Вапе негромко выругался на родном языке. – Если бы не этот аттракцион со стрельбой, сказали бы больше. А так… выслушали, и на том спасибо.
– Их надо уговорить. После сегодняшнего их могут убрать как свидетелей. О… хозяине они не говорили?
– Глухо как в танке. Раз так… попробуй сам с ним поговорить.
– Да, намекни ему, что, если резервация опустеет, мы будем знать, кого брать за шкирку. Вы как, Тимофей Александрович?
– Да, похоже, другого варианта нет.
– Попробую выйти на него с другого конца. Наверняка за ним что-то тянется.
– Попробуйте, Коля. И если удастся, вытащите этого парня. Действительно, жалко.
– Попробую. Но шансов мало.
Браун вёл машину молча с неподвижным лицом, но Золотарёв заметил, что он нервничает, и успокоился: если Браун и знает русский, то не настолько, чтобы отследить весь разговор.
У него хватило сил дойти до Принца и отвязать его. А сесть в седло не смог. Так и стоял, держась за седло обеими руками и уткнувшись лицом в скрипучую кожу. Неужели… неужели обошлось? Поиграли, как кошка с мышью, и отпустили. Живи пока.
Эркин постоял, сдерживая рвущееся наружу рыдание, и резко мотнул головой. Всё. Надо ехать. Андрей там психует.
Он тяжело, как в первый раз, влез в седло. И Принц сам, не дожидаясь посыла, пошёл вперёд. Быстрее, быстрее… Выбравшись из леса, Эркин пустил Принца галопом. Сумеречный остывающий воздух ударил в лицо.
Он бросил поводья и скакал, не глядя, не видя ничего и не думая ни о чём. Чувствуя одно. Отпустили. Живой. Слышите, живой! И когда наперерез ему из лощины вылетел всадник и обрушился на него, выбив из седла, он только на земле понял, что это Андрей, свалившийся вместе с ним.
– Да кончай ты меня тискать! – вывернулся наконец Эркин и вскочил на ноги.
– Чертяка краснокожая, – Андрей встал, счастливо бессмысленно ругаясь. – Я испсиховался весь, а он себе променад устроил.
– Про… что? – спросил Эркин, заправляя выбившуюся рубашку.
– Нуу… прогулка, что ли.
– Понял. Нет, просто… вырубился чего-то.
– Я и вижу. Глаза открыты, поводья брошены, морда тупая…
– У кого морда тупая?
– Ну не у Принца же.
На этот раз Андрей от затрещины увернулся.