– Ну, ну, хватит, парень. Сейчас-то уж…
– Горел я, понимаете, горел! В имении. Мне стерва эта маленькая на ломке наступила на них, к шипам прижала. Я ж на шипах лежал. Они у меня чёрными были. Ног свести не мог. Меня в скотники сунули, и я гореть начал. А если б и дали мне тогда кого, я б с отдавленными всё равно не сработал, больно это. Не знаете вы боли такой! Мне потом на всё накласть было, хрен меня плетью или чем пуганёшь. На токе такой боли нет!
– А… ну, успокойся. На вот, попей. Отлегло?
– К сердцу подошло очень. Фредди, дай подымить.
– Тебе бы крепкого сейчас.
– Обойдусь. Держи, спасибо. Спиться боюсь. Андрей вон сказал, что хмель не держу.
– Пить не умеешь, точно. Тебя легко берёт.
– Ладно. Что было, то было. Что как клеймо это на мне, тоже ладно. Хватит, наверное, завожусь на этом легко. Все хлебнули, но вам хоть вспомнить есть что, а мне… про баб, беляшек, вам на потеху рассказывать…
– Про баб все могут?
– У тебя их много было?
– Не считал, но мне хватило.
– Ну, так ты и старше нашего.
…
И была последняя ночёвка перед равниной. В этот вечер долго сидели у костра молча. Фредди чистил кольт, сосредоточенно точил и правил всем ножи Андрей. Эркин, после того разговора упорно молчавший почти весь день, вдруг заговорил первым:
– На равнине придётся два костра ставить.
– Чего так?
– Отделяешься, что ли?
– Нельзя тебе со мной у одного костра, Фредди. Расу потеряешь.
– Слушай, – Фредди даже глаз на него не поднял, занятый кольтом. – Ты, вроде, сегодня с коня не падал и головой не прикладывался. С чего это у тебя?
– Нет, Фредди. Ты не обижайся. Мужик ты что надо. Потому и подставлять тебя не хочу. Здесь мы одни. Как мы из одной фляги пьём и говорим без сэров… Об этом только Джонатан знает. С ним ты без нас разберёшься. Ведь так? А там… если увидит кто. Не простят тебе этого, Фредди. Хорошо, если к нам загонят, к цветным, а если нет… Ведь тебя убьют.
– Ну, это им сильно постараться надо, – усмехнулся Фредди.
– Стрелок ты классный, – улыбнулся Эркин, – и на кулаках силён. Но от своры ты не отобьёшься. Ты ж русских на помощь звать не будешь. А свора только русских боится.
– Свора – это кто?
– Мы их в городе так звали. Как их белые зовут, не знаю. Но они, где только могут, давят нас. И тех белых, кто… ну, не добр, кто просто по-человечески к нам, они тоже давят. Белым торговцам продавать нам запретили. Я в кроссовках тогда был, помнишь? Тайком покупал. Больше сотни отдал.
– Ого! Нагрели же тебя.
– Хрен с ним. Не я таился. Торговец. Джинсы эти я у белой на барахолке купил, так её больше там не было. Не за джинсы, за то, что со мной вежливо говорила. Так чего ж я тебя…
– Стоп! – Фредди зарядил кольт и спрятал его в кобуру. – Всё я понял. За заботу спасибо, честно, без смеха. Но у ковбойского костра расой не считаются.
– В Аризоне?
– Ковбой он везде ковбой. А так… что ж, я старший ковбой, вы под началом у меня. У моего костра я командую. Всё понял? Вон, Эндрю ж не боится.
– Он уже потерял, ему бояться нечего.
– А я её не терял, – улыбнулся Андрей. – В одну камеру меня с чёрными не сажали, доедать за цветными не заставляли.
– А по приговору?
– И в приговоре про расу ничего не было. Если где дело моё найдут, по бумагам я белый.
Изумление Эркина было настолько явным, что Фредди невольно рассмеялся.
– Какого ж ты чёрта к нам на прописку пришёл? Ты ж и так мог… И из-за номера бы не психовал. Белым же медосмотра не делают.
– Я сам с себя расу снял, – улыбнулся Андрей. – Не желаю быть белым. Понял?
– Ты что, псих или дурак? Сам себя в цветные запихнуть, это ж… Фредди, ты хоть понимаешь?
– Ни хрена не понимаю, – ответил Фредди, с интересом глядя на Андрея. – Ты бы объяснил, Эндрю.
– А чего объяснять, – Андрей оглядывал их лихорадочно заблестевшими глазами. – Всё просто. Нас, когда взяли всех, мордовали долго. Били не особо. Только у матери на глазах, чтоб она говорила. Сестрёнкам трамвай устроили тоже для этого.
– Ты… ты что несёшь, ты хоть знаешь, что это такое… трамвай?!
– Спокуха, Фредди, что слышал, то и несу. И про трамвай знаю. И слышал, и видел. Кто сидел, тот всё про трамвай знает.
– Про трамвай и я знаю, – кивнул Эркин. – Да и все рабы знают. Рабыням его за любовь устраивали. За траханье без приказа ещё выскочить можно, а за любовь… трамвай.
– Да им, сёстрам твоим, сколько было? Не могли же они детей…
– Могли, Фредди, чего ж нет…охранюги всё могут. Одну потащили уже, я слышал, как она закричала. Мать на глазах поседела. А я… я только в карцере очухался. Кинулся я потому что на них. Ну, ладно. Лежу я, значит, мордой в крови и слышу, как они надо мной говорят. А уже хорошо всё понимал. Что суку мол с сучонками кончили, а щенка, меня, значит, оставили, что лопухнулось начальство, дескать, а второй ему, что я белый по всем, – Андрей с трудом выговорил, – антропометрическим данным, и от меня, дескать, ещё можно будет детей белых получить. Если меня воспитать как следует. Я и решил тогда. Не буду белым. Сдохну, не буду. И когда… когда понял, что выжил, я и пошёл к цветным. Гнали меня. Только вот в Джексонвилле Эркин на ножи за меня встал, и меня прописали. Я сам выбрал, Фредди. А что меня кто белым считает, на морду мою глядя, так мне это… до хрена всё. И на равнину спустимся когда, и в город какой придём… Со мной всё просто, Фредди.
Фредди молча сидел, обхватив голову руками, словно прикрываясь от удара.
– И про бумагу ты говорил, что документы купить можно. Спасибо, Фредди, тоже честно говорю, но… но не надо. Не хочу. Справку об освобождении я бы купил, но у меня номер не такой. И белый раб… это уж слишком нарываться.
– Так и будешь от каждого патруля шарахаться? – сердито спросил Эркин.
– Так и буду, – пожал плечами Андрей. – Сам решил, сам и отвечаю.
– Ну, и хрен с тобой, – ткнул его кулаком в плечо Эркин.
Андрей быстро развернулся и обхватил Эркина за шею. Борясь, они откатились от костра в темноту и долго барахтались там, хохоча и ругаясь.
Когда они вернулись к костру, Фредди уже успокоился. По крайней мере, внешне.
– Нарезвились, жеребчики?
– Ага, – Эркин шлепком по плечу усадил взлохмаченного Андрея и сел рядом.
– Как вы ещё стадо не столкнули.
– Им не до нас, жуют себе.
Эркин налил всем кофе, взвесил на руке мешочек с сахаром.
– Так, всего ничего. И крупу подъедаем. Как на равнине с провизией, Фредди? От имения далеко везти.
– Там торгуют многие. У меня деньги есть.
– Твои?
– Кормовые. Поехидничай мне!
– По равнине долго идти?
– Хватит. Поля эти минные, мостов нет, – Фредди сплюнул окурок в костёр и выругался. – Самые травяные места перекрыли, сволочи, – и грозно посмотрел на Андрея.
– Как что, так на меня, – сделал обиженную гримасу Андрей, незаметно подтягивая к себе мешочек с сахаром.
Эркин сделал вид, что ничего не замечает, и, когда Андрей уже насыпал сахар к себе в кружку, вытащил откуда-то конфеты.
– Вот так, – заржал Фредди. – Не спешил бы, так и выбор был бы.
– У вас его тоже нет, – ухмыльнулся Андрей.
– Ну да, ну да, – Эркин засунул конфету за щеку. – Только ты не заметил, что я себе и Фредди уже насыпал. Пока ты о минах думал.
– Да иди ты с минами…
– Обойдусь и без них, – засмеялся Эркин. – Ну что, языки подвязываем?
– Там видно будет, – Фредди отхлебнул из кружки. – Кто подсядет, да о чём речь пойдёт. Если не называть, то многое сойти может.
– Посмотрим, – согласился Эркин.
Алабама
Большой Перегон
Джонатан остановил Лорда на вершине холма. Уже стемнело. Равнина простиралась перед ним огромным тёмным пространством. И костры. Костры лагеря Большого Перегона. Он помнил, как они когда-то покрывали всю Равнину. А сейчас узкая цепочка вдоль дороги. Мало стад. И вместо пастбищ минные поля. И страшные заторы у немногих сохранившихся мостов. И русские. Сапёры, комендатура, комиссия по трудоустройству цветных и те хваткие зоркие офицеры… Джонатан послал Лорда вперёд. Нужно найти Фредди. Новостей много, надо обсудить и… всё потом. Сейчас главное это.
Ночная дорога в пятнах лунного света и отсветах костров. Далёкие голоса, и песни, и свисты от костров. Где искать Фредди? Но они находили друг друга и при меньшем количестве информации. А вот и знакомый силуэт.
– Привет, Джерри!
– Привет, Бредли. Ищешь своих?
– Да. Ты, как всегда, всё знаешь.
– На том краю. Мне сейчас как раз туда и рядом.
– Спасибо.
Их кони бок о бок шли ровной рысью.
– Как дела, Джерри?
– И спокойнее, и суматошнее. Нет беглых рабов, зато есть русские.
– Ты считаешь это равноценной заменой?
– Я прижимал беглых, а русские сами прижмут кого угодно. В целом… Меньше застреленных, зато больше зарезанных.
– Понятно, – кивнул Джонатан. – Я смотрю, костров мало.
– Ещё не подошли с южных трасс. Надо бы пропихнуть вас до их прихода. Пока цветные сводят старые счёты. А там пойдут новые… – Джерри сокрушённо покрутил головой. – Но у тебя, Бредли, порядок.
– У меня всегда порядок, Джерри, – весело ответил Джонатан.
Джерри с удовольствием заржал.
– Тут на твоих парней глаз положили. Переманивают. Сколько ты им платишь, Бредли, что кремнем держатся?
– Вполне достаточно, Джерри. Они не слишком махаются?
– Пока без последствий. Но ловки. Вон твой костёр. До встречи.
– До встречи, Джерри.
Шериф исчез в темноте, а Джонатан шагом подъехал к небольшому костру на отшибе. И сначала никого не увидел, но удивиться не успел. Потому что из темноты появился Фредди:
– Привет, Джонни.
– Привет, Фредди. От кого вы сюда забились?
– Ближе к траве. Садись, кофе готов.
– Понятно. А где парни?
– Я отпустил их поболтаться. Успеем о главном, пока одни.
Джонатан с удовольствием сел у огня и налил себе кофе. Фредди расседлал и отпустил Лорда и подошёл к костру. Сел рядом.
– Ну как, Фредди?
– Стадо в порядке. Остальные – крысы и шушваль рядом с нашими. Парни не подведут ни в чём. Русские не цепляются, – неспешно докладывал Фредди.
Джонатан кивнул:
– А в целом как?
– В целом как всегда на Большом Перегоне. Что у тебя?
– Русские взяли картотеки Службы Безопасности и Службы Охраны. Сделали свою сортировку и работают.
Фредди присвистнул.
– Хреново.
– Пока не очень. Сейчас они ищут охранников. Всех, кто работал или был связан с лагерями. Землю роют, ищут уцелевших лагерников.
– Зачем?
– Спроси у них, Фредди. Это один слой. Второй слой. Они очень аккуратно прошлись по питомникам.
– Не спеши, Джонни. По первому слою…
– Лагерников нет. Ни одного. Есть только рвы с трупами и сожжённые лагеря. Ты помнишь Колченогого? Он обещает тоже что угодно, но и его мальчики не могут никого отыскать.
– Ему-то они зачем?
– Ну, у него кое-кто угодил в лагеря, и он хотел бы их вернуть. Во-вторых, Фредди, за живого лагерника с русских можно взять много. Очень много. А Колченогий хочет жить. И жить хорошо.
– Он всегда откупался людьми.
– Пока он скинул русским пяток спальников.
– А эти русским зачем?
– Их вывозят. Куда? Никто не знает и не хочет интересоваться. Зачем? Ты слишком много хочешь от меня, Фредди.
– Хреново, – повторил Фредди.
– Я понимаю, – кивнул Джонатан. – Но что есть, то есть. Правда, со спальниками совсем непонятно. Паласы кончала Служба Безопасности, и, похоже… словом, знакомый почерк. Чем ей помешали Паласы? Основную массу спальников русские, видимо, взяли на зимней регистрации, да ещё на День Империи подобрали кое-кого. Кого добить не успели.
– Как ищут? Осмотрами?
– Смотря кого. Охрану по картотеке. А уцелевших… похоже по принципу: наткнулись, опознали и взяли. Кто проскочил, за тем не гонятся. И общей переборки не делают.
Фредди кивнул:
– Всё равно, хреново. Картотека у них вся?
– Точно не узнал. Но архив Уорринга у них.
– Это конец, Джонни. Для Уорринга срока давности нет.
– Крыса обещал, что твою карту уберёт. Это входило в условия.
– Верить Крысе, Джонни…
– Тогда я ничего не мог.
– Джонни, ты сделал то, что сделал. – Фредди мимолётным движением дотронулся до его плеча. – Бóльшего и бог бы не смог. Но если моя карта у русских…
– Они шерстят другие слои.
– Они ребята хваткие… – Фредди прислушался и неожиданно для Джонатана улыбнулся. – Идут.
Из темноты к костру вышли Эркин и Андрей. На мгновение запнулись на краю светового круга и подошли.
– Добрый вечер, сэр, – поздоровался Эркин.
– Добрый вечер, сэр, – повторил за ним Андрей.
– Привет, парни, – весело поздоровался Джонатан. – Ну, как дела?
– Пока травы хватает, сэр, – Эркин присел на корточки у костра, явно не собираясь задерживаться.
Андрей возился у вьюков. Фредди усмехнулся и налил ещё две кружки кофе. Эркин покосился на него и, когда Фредди кивнул, сел уже основательно и взял кружку. Подошёл и сел рядом с ним Андрей, тоже взял кружку. Оба были чем-то недовольны, особенно Эркин. Джонатан понимал, что не будь его, оба уже всё выложили бы Фредди, но… и до чего же упрямы оба. В каждый приезд отношения надо налаживать заново. Фредди спокойно пил кофе, а парням не сиделось. Андрей отхлебнул полкружки, обжёгся и забористо выругался. Эркин только взглянул на него, но смолчал.
– Что случилось? – спросил Фредди.
Эркин опустил ресницы, Андрей уставился в огонь.
– Мне что? – устало спросил Фредди. – Всё опять заново начинать? Не надоели эти игры? Опять подрались.
– Так, – разжал, наконец, губы Эркин. – Набили немного.
– Кому?
– Не нам же, – ухмыльнулся Андрей.
– Вам я набью, – пообещал Фредди.
– К шерифу не побежит, не бойсь, – Андрей засмеялся. – За дело получил.
– Да ну его, – не выдержал наконец Эркин. – Пошёл он, поганец… Дураков учить надо. Сел, два круга продул и спрашивает, на что играем. Платить ему нечем. А нечем, так не садись!
Джонатан вдруг как-то всхлипнул и захохотал. Рассмеялся и Фредди. Андрей и Эркин сначала оторопело смотрели на них, потом тоже невольно рассмеялись, так хохотал Джонатан.
– Так вы играть ходили! – наконец отсмеялся Джонатан. – Во что?
– В щелбаны, сэр, – вежливо ответил Эркин.
– Во что?!
– Щелбаны, – повторил Эркин.
– В кулаки, Джонни, – пояснил, всё ещё смеясь, Фредди. – Вспомни Аризону. Тот отстойник. Тебе тогда три десятка в лоб ввалили.
– Ах, черти! – снова захохотал Джонатан. – И часто ходите?
– Когда свободны, – пожал плечами Андрей и подмигнул Фредди. – Как старший отпустит.
– Вас не отпусти, попробуй, – буркнул Фредди и улыбнулся. – Тут эта комиссия собирала их и объясняла про свободное время, выходные и отгулы.
– Ага, – кивнул Андрей. – Трудовое законодательство и всё такое.
– А на что вы играете? – вытер выступившие от смеха слёзы Джонатан. – У вас же денег нет!
– У кого что есть, сэр, – пожал плечами Эркин. – На сигареты, на хлеб, на выпивку. Счёт в щелбанах, потом пересчитываем. А нечем платить, подставляй лоб, – он усмехнулся. – Чтоб умнее был. Он продул на четыре сотни и финтить начал. Ну, я и смазал ему.
– Это вместо долга, что ли? – усмехнулся Фредди.
– Зачем? – пожал плечами Эркин. – Долг всё равно за ним. Пока я не скажу, что выплатил.
– А он скроется, – прищурился Джонатан.
Эркин удивлённо посмотрел на него.
– Куда, сэр? И толку-то… Все ж знают. Всё равно это за ним пойдёт, – и улыбнулся. – У нас свои сигналы, сэр. И через десять лет встретимся, я скажу, он не откажется.
– А если не видел никто? Ну, нет у тебя свидетелей, а он отказывается, тогда как?
– А никак, сэр, – Эркин взмахом головы отбросил прядь. – Такие долго не живут. Кто раз сподличал, тому уже ни в чём веры нет. А веры нет… в камере тесно, задыхались во сне, сэр.
Андрей кивнул:
– Не проблема. Потом, правда, мотать начинают.
– А ни хрена, – возразил Эркин. – Если он не стукач, ни хрена за него не будет. Отлупят всех, но мотать не станут. Да и мы при чём, если камера на четверых, а нас там за полусотню? Тесно же.
– Ушлые вы ребятки, – задумчиво сказал Джонатан.
Эркин вдруг вскочил на ноги и ушёл в темноту. Андрей напрягся, положил ладонь на торчавшую из голенища рукоятку ножа и застыл. Из темноты донёсся быстрый неразборчивый шёпот и громкий голос Эркина:
– А мне по фигу, чего у тебя нет. Подставляй лоб или плати.
Снова быстрый шёпот и громкое Эркина:
– Принесёшь, пересчитаю. В другой раз умнее будешь. Всё, я сказал. В мой круг, пока не расплатишься, не садись. Выбью. Играть не умеешь, а лезешь.
Андрей перевёл дыхание и расслабился, но руку с ножа не убирал, пока Эркин не вернулся к костру.
Допив кофе, Эркин покосился на Фредди, Джонатана и стал выгребать из всех карманов сигареты.
– Ого! – искренне восхитился Джонатан. – Это ты столько выиграл?
– Я ещё общий счёт веду и со счёта получаю, – деловито пояснил Эркин.
– Это как?
– Вы в щелбаны играли, сэр? – ответил Эркин вопросом и, когда Джонатан кивнул, продолжил: – Наверное, вдвоём только, а то бы знали. Когда круг играет, ну, много сидит, счёт вперехлёст по уговору идёт, и чтоб быстрее, один не играет и счёт ведёт, чтоб не зажухал никто. Ну вот, и со счёта часть его, – и улыбнулся. – Когда Андрей играет, я счёт веду. А то он азартный.
– А сам? – сразу завёлся Андрей. – С Длинным до тысячи довёл.
– Жухал он, мне его поймать надо было.
– Ну и как? – с интересом спросил Джонатан.
– Поймал, конечно, сэр. Когда знаешь, кого ловишь, это всегда получится.
– И что? – Фредди прикурил от веточки и сунул её обратно в костёр.
– Ничего, – Эркин усмехнулся. – Меня-то он не обдул, я и ушёл. Вот три дня прошло, не видно его.
– Лихо, – усмехнулся Фредди.
Эркин быстро разобрал сигареты.
– Эти вот получше, берите, – и спокойно улыбнулся Джонатану. – Я ж не курю, сэр, а они дымят.
– И ты всегда свой выигрыш отдаёшь? – спокойно спросил Джонатан.
– А что? Это нельзя, сэр?
– А остальные куда?
– Может, поменяю на что, может ещё что. Трудно загадывать, сэр.
Эркин допил свой кофе, встал и накинул на плечи куртку:
– Выигрыш мой, сэр. Что хочу, то и делаю, сэр, – и уже Фредди: – Я к стаду пойду. Чего-то шлялся там один.
Кивнул Андрею и ушёл. Тот быстро допил свою кружку, тоже накинул куртку и ушёл.
Джонатан посмотрел на Фредди, кивком указал на лежащие у огня сигареты:
– Ты знаешь, как это называется. Как ты это позволил, Фредди?
– Я ему всё объяснил, Джонни. Он упёрся. Лучшие сигареты он отдаёт Эндрю и мне. Не возьмём, он их в костёр скинет. Было уже такое.
– Но ты-то знаешь. И что в Аризоне со старшим ковбоем делали, когда он у младших выигрыш отбирал, тоже знаешь. Или ты ковбойский кодекс забыл?
– Не забыл. Но то было в Аризоне. А у цветных свой кодекс, ты же слышал. По этому кодексу он – хозяин выигрыша и волен им распоряжаться, отдать кому угодно. Это ни к чему не обязывает ни его, ни нас. Но отказ от предложенного должен быть обоснован. Веско обоснован, Джонни. Это знак вражды. Что ты брезгуешь, считаешь его ниже себя, нечистым, что ли.
– С ума сойти, Фредди, я же работал в имениях, мне в голову не приходило.
Фредди усмехнулся.
– Многим не приходило, Джонни. У цветных костров такие дела крутятся… Но мне туда хода нет. И тебе. И вообще белым.
– Парни не увязнут?
– В чём? Они эту кашу знают. Особенно Эркин. Мне порассказали немного, чтоб я не вляпался ненароком.
– Раз ты такой знаток, то почему он ушёл и увёл Эндрю. Обиделся?
– Вряд ли. Видно, что-то своё. Хотя… посмотрим. Возьми сигарету, Джонни. Нехорошо получится. А теперь моё. Слушай внимательно. Мне надо успеть. Ты помнишь любителя гасить сигареты о человека?
– Так, – лицо Джонатан мгновенно отвердело.
– Все, во всяком случае, большинство вскрытых в заваруху сейфов помечено его монограммой. NY. Сейфы открыты, а потом имитирован взлом. И не разгром, а обыск. Похоже, как привыкли работать, так не останавливались. Ну, а старший, как положено, – Фредди усмехнулся, – расписывался. На дверце вместо отчёта.
Джонатан кивнул:
– Привычка – вторая натура. Да и безнаказанность в голову ударила. Понятно.
– Кстати, для сейфа нужно другое прикрытие. Сейф за баром все знают.
– Интересно.
– Дальше будет ещё интереснее. В частности, был взят сейф Изабеллы Кренстон. В её спальне. Очень большой, с массой ячеек и ящичков.
– Стоп, откуда информация, Фредди?
– Думай, Джонни. Но не говори вслух.
– Понял. Что ещё?
– Этот самый любитель часто бывал в имении Кренстонов, спал с Изабеллой, и на дверце её не взломанного, а открытого сейфа была выжжена сигаретой та же монограмма.
– Это точно?
Фредди ответил, сохраняя безмятежное выражение отдыхающего у костра и всем довольного ковбоя.
– Парень опознал его, когда Дон показывал им фотографию. Поэтому и вертел долго в руках.
– И ничего не сказал Дону?
– Дела белых его не касаются. Парень живёт по этому закону. Он перестал считать меня белым. Хотя, – Фредди усмехнулся, – хотя и взбрыкивает регулярно. У него хорошая память и точный язык. И дьявольски наблюдателен.
– Он был там, в имении Изабеллы?
– Да. Он был скотником и остался со скотиной ещё на месяц после капитуляции. Ушёл, когда хозяева вернулись. А когда брали сейф, его не заметили.
– Парню здорово повезло.
– Он это понимает. Ценности своей информации он не знает, но она мне была доверена, Джонни.
– Я понял, Фредди, можешь не продолжать.
– Я сказал им про Уорринг.
– Зачем?
– Если мне дают два крючка, то я обязан протянуть свой. Но теперь я могу спросить всё. И мне ответят.
– С глазу на глаз.
– А как иначе?
Джонатан усмехнулся:
– Рад, что попал в стаю? Не ждал, Фредди.
– Я тоже. Но мы отвлеклись. Три или четыре года назад в имении Кренстонов был большой сбор. Все гости были в форме. Той самой, не армейской. С тех пор парень и помнит этого любителя.
– Лихо. Но всё надо обдумать.
– Думай, Джонни. И напоследок. Шесть лет назад, где-то в конце января, одна шлюха развлекалась в постели, не сняв рождественского подарка, любимого колье. И прыгая на ней, парень нечаянно как-то нажал, и оно рассыпалось. На две цепочки, длинную и короткую, серьги и браслет. Белый металл и прозрачные камни. Спасибо, Джонни.
– За что? – с трудом выговорил Джонатан.
– Теперь я знаю, какая у меня была физиономия, когда я это услышал.
– С ума сойти, Фредди. Это ж специально так не подгадаешь.
– Угу. Ты удачлив, Джонни. Я думаю, пока хватит.
– У меня уже мозги набекрень.
– Я думаю. Я заглатывал это постепенно.
– Так театр, который они с Доном устроили…
– Прикрывал то, что они опознали фотографию.
– Второй тоже…
– Форма, Джонни. Парень только в Хаархане не успел побывать. Всё остальное он прошёл. Он рассказал немного, но мне хватило. Я никому, слышишь, Джонни, никому не пожелаю такого. И того, через что Эркин прошёл, тоже.
– Ты… гордишься их доверием, Фредди?
– Признаться, да. И мне очень не хочется, чтобы они попали… в нашу систему. Но это я могу сделать. Мне не выйти, поздно, но они не войдут туда, Джонни.
– Я понял, Фредди.
Фредди взял одну из лежащих у костра сигарет, закурил и усмехнулся:
– Ты смотри, какие сигареты у цветных по рукам гуляют. Возьми себе ещё парочку, Джонни, остальные мне и Эндрю.
– Что-то долго они у стада. Не случилось ли чего?
Фредди негромко рассмеялся.
– Если б что, нас бы позвали. Нам просто дают возможность поговорить. Пока мы говорим, они не подойдут. И незамеченным никого не подпустят.
– Даже так?!
– Проверено, Джонни. – Фредди встал и потянулся, упираясь кулаками себе в поясницу.
– Спина не болит?
– Эркин мне её наладил.
– Что?!
– То, что слышал, Джонни. И это из той же обоймы. Ну, точно. Идут, – Фредди усмехнулся. – И довольные. Не иначе опять с кем сыграли, парни, а?
– С бычками не поиграешь, – Андрей сел к костру и взял себе сигарету. Закурил.
– А Эркин где?
– Там этот, продувшийся расплачивается. Эркин ему его сотни ввалит и придёт.
– Голову он ему не проломит?
– Ну, Фредди, о черепушке до игры думать надо.
– Резонно, – кивнул Джонатан, попыхивая сигаретой. – Тебе не вваливают?
– Бывает. Если в кругу против Эркина попаду… всё. Ну, он же играет классно, – Андрей вздохнул.
– Всё, вали отсюда. Чист, – прозвучал в темноте голос Эркина, а через несколько секунд он подошёл к костру, откровенно смеясь: – Крепкий лоб у парня, все руки отбил.
Что от оставленной им кучки сигарет сиротливо лежали две последние, которые на его глазах убрал к себе в карман Фредди, он словно не заметил. Только продолжал улыбаться. Джонатан невольно с каким-то новым чувством разглядывал его. Сказанное Фредди ещё предстояло обдумать, но… нет. Джонатан понимал, что ни о чём спрашивать нельзя. Он не получит ответа и подставит Фредди, но… но хотелось столько узнать. Пустячный разговор о нагуле, травах, что приезжал русский ветеринар, смотрел соседние стада, и, пожалуй, через день будет их черёд и лучше бы хозяину при этом быть, хотя и старшие ковбои, если надо, справляются, что русские обещают пустить ещё один мост, но там уж очень капитально подорвано, что одичавшие собаки хуже волков… всё это шло своим чередом. И вдруг Джонатан поймал ответный быстрый взгляд и, невольно покраснев, отвёл глаза. Но Эркин никак не показал, что что-то заметил.
Спать улеглись тут же у костра. Андрей и Эркин по одну сторону, Фредди и Джонатан по другую. Спали, прижавшись друг к другу спинами.
Немного поспав, Эркин встал и ушёл к стаду.
Днём тепло, в одной рубашке можно, а ночью уже куртка нужна. Осень. Запахи дыма, вянущей травы и стад. И всё чаще подкатывает к горлу тоска. Как бы ни было, что бы ни было, ложась спать и закрыв глаза, он видел только одно… Но наяву не смел ни думать, ни вспоминать. Нельзя. Всё можно. Питомник, распределители, Паласы, имение, – всё. А это нельзя. Чтобы ни словом, ни жестом, ни взглядом… У костров ему рассказали о многом. И о Дне Империи тоже. Кто были те бедолаги, нашедшие свою смерть за посягательство на честь белой женщины, он сразу понял. Не дурак. Да и другие сообразили. О спальниках теперь совсем по-другому говорили. Он опасался, конечно, по-прежнему, но… но самую малость по-другому стало. Зачем это белякам понадобилось? Раз белякам нужно, то нам это и близко… Эркин прислушался и снова не спеша пошёл между бело-чёрными грудами спящих бычков, негромко подсвистывая им. А… когда же, да, позавчера…
…Он шёл уже к своему костру, и его вдруг позвали тихим Паласным свистом. От неожиданности он остановился, показав, что услышал и понял. И от костра шагнул к нему высокий мулат в заношенной заплатанной одежде дворового работяги. Их было трое: негр, мулат и трёхкровка. Все паласники. Он не отпирался. Глупо. Как он их с первого взгляда опознал, так и они его. Позвали к своему костру.
– Мы за тобой второй день смотрим. Думаем, наш, – мулат смотрел на него открыто и чуть насмешливо.
– Ну, так чего? – ответил он, садясь к костру.
– Не боишься?
– Чего?
– Что русские опознают, – усмехнулся трёхкровка.
– А вы, – ответно усмехнулся он, – только их боитесь?
– От других мы отобьёмся, – спокойно сказал негр.
Он кивнул, глядя на их тренированные налитые плечи, распирающие ветхие рубашки, на длинные ножи. Они и носили их открыто, в самодельных, подвешенных к поясам ножнах. И первый неожиданный вопрос:
– Горел?
Он кивнул.
– Мы тоже.
Трёхкровка улыбнулся.
– Здорово покорёжило. Думал, не отваляемся, замёрзнем к чёртовой матери.
– Это зимой, что ли?
– Ну да, – они удивлённо смотрели на него. – В заваруху.
– Как же вы выскочили?! – вырвалось у него. – Ведь Паласы все пожгли, паласников постреляли.
– А мы не выскочили, – хмыкнул мулат, – мы выползли.
– Из одного, что ли?
– Нас в распределителе всех на расстрел вывели, – стал рассказывать трёхкровка. – Ну, в суматохе не отделили нас. А тут русские. Мы как рванём все врассыпную. И мы, и беляки. Кто поверху бежал, тех русские остановили, а мы в трубу сточную и залегли там. Переждали. Выползли. Распределитель горит. Беляки, что стреляли нас, двое там или трое, лежат, ну, что осталось от них. Мы где шажком, где ползком и дёрнули оттуда. Хорошо, в штанах были. Не успели раздеть нас.
– Повезло, – кивнул он.
– А ты?
– Со мной иначе, – усмехнулся он. – Я пять лет как не спальник.
– Как это?!
– Ты что?!
– Шутишь?!
Три вопроса слились в один возглас, они даже подались к нему.
– Купили в имение и поставили скотником, – он оглядывал их смеющимися глазами. – Тогда и перегорел.
Они переглянулись.
– Слушай, парень, – заговорил негр, – ты не шути этим, не надо. Горишь насмерть, а перегоришь, говорят, и года не протянешь, сам себя кончишь.
– Слышал, – кивнул он. – Только вот он я, перегорел и живу.
– Ты… ты ж… – у трёхкровки на глазах выступили слёзы.
– Что я же? – он рассмеялся их удивлению.
– Сколько ж тебе, парень? – тихо спросил мулат.
– Двадцать пять полных. А горел в двадцать.
– И… и как ты… потом, ну, после?
– Никак, – пожал он плечами. – Я ж говорю, скотником был, за скотиной смотрел. Доил, убирал, всё такое… Боль отпустила когда, то… нормально жил, – он усмехнулся, – по-рабски.
– И не пробовал… работать?
– На хрена мне это? – искренне изумился он вопросу. – Вы что, не наелись дерьма этого?
– По горло, – спокойно ответил мулат, а остальные кивнули. – Значит, ставить не можешь. Ты эл?
– Был элом, – кивнул он, – а вы?
– Мы элы, а он, – мулат кивком показал на трёхкровку, – он джи. И тоже… были. И горели одинаково. И не нужно нам ничего. Тоже одинаково.
Он понимающе кивнул.
– Значит, так живёшь, – усмехнулся негр.
– Живу, – он улыбнулся. – А вам сколько?
– Мне двадцать три, – улыбнулся негр, – ему, – он кивком указал на мулата, – двадцать два, а этому, – трёхкровка улыбнулся, блеснув зубами, – девятнадцать. Значит, пять лет у нас есть, так что ли?
– Я больше хочу, – рассмеялся он. – Как же вас русские не загребли?
– Имение одно нашли. Мало побитое. Рабскую кладовку расшарашили, одежду нашли, – начал рассказывать мулат, – жратвы кой-какой. Оделись, поели и пошли. И тут дёргать начало. Ну что? К дороге, пули у русских просить? Обидно. Повернули к дому было, слышим, голоса. Мы рванули оттуда и видим. Сарай, не сарай… Залезли туда и легли. Ну, и пошло. Раз горел, сам знаешь, каково.
– Знаю.
– Лежим, корёжимся, рты себе, чтоб криком не приманить никого, затыкаем. Отпустит, выползем, снегу поедим и обратно. – Мулат усмехнулся. – И опять крутимся.
– Долго горели?
– Тут смены не посчитаешь, – все дружно засмеялись.
– А ты? – с интересом спросил негр.
– Я работал.
– Как?!
– Ты ж горел!
– Работал, а не трахался. Коров кормил, доил, полы мыл, мешки таскал… Скотник.
Они переглянулись.
– Как же ты выдержал? – тихо спросил трёхкровка.
– Не знаю, – пожал он плечами. – В Овраг не хотелось. А может… нет, не знаю. Себя не помнил.
– И не просил? Ну, чтоб дали.
– Нет, – твёрдо ответил он, запрещая дальнейшие расспросы об этом. – А через русских как прошли? На сборном.
– А мы туда не пошли, – засмеялся негр. – А ты пошёл, что ли?
– Отловили, – усмехнулся он.
– И… как?
– А никак. Сказал, скотник, руки показал, и всё, – он показал им свои ладони.
– Покажи, – потребовал негр.
– Охренел?! Чего тебе показать?! Не меняются они.
– Дурак! Висюльки у нас свои есть. Справку.