– Это вполне вероятно, – согласился Бурлаков. – Но я прошу вас назвать город, куда вы их отвезли, или где вы их наняли. А где они сейчас… я попробую найти их самостоятельно.
Фредди прикусил изнутри губу. Здорово их поймали. Они не могут не знать ни куда отвезли, ни откуда привезли парней. Все в имении подтвердят: привезли и увезли. Назвать другой город? А если парни говорили об этом на кухне, и всплывёт на опросе… Чёрт, этого они с Джонни не предусмотрели.
Бурлакова их спокойные лица не обманули. Знают. Но говорить не хотят. Нужно объяснять.
– Я ищу их по двум причинам. Вернее, одного из них. Белого. По некоторым данным можно предположить, что он лагерник, вернее, был в лагере и каким-то образом сумел спастись во время массовых расстрелов.
– Это только предположение, – разжал губы Фредди.
– Да, разумеется. Но, – Бурлаков смотрел теперь на него, – я считаю это предположение обоснованным. «За» много, а «против» только два.
– Если можно, подробнее, – мягко попросил Джонатан.
– Пожалуйста.
Внешне все, включая Бурлакова, сохраняли полное спокойствие, но Старцев чувствовал общее напряжение и сам заражался им.
– Лагерные песни – начал перечислять Бурлаков. – Сигнальные свисты, ругань, сформированное долгим заключением поведение, седина у двадцатилетнего парня…
– Доказательством лагерного прошлого может быть только номер, – перебил его Фредди.
Джонатан чуть не выругался вслух от досады: Фредди изменила выдержка! Он же заведётся сейчас. И…
– Вы правы, – кивнул Бурлаков. – Но нежелание ни при каких обстоятельствах снять рубашку или закатать рукава, я думаю, можно отнести к косвенным доказательствам. Далее. Он, белый, был постоянно вместе с цветными. Приговорённые к лагерю теряли расу. Ещё одно доказательство, не так ли?
Фредди заставил себя промолчать.
– А что же против? – пришёл ему на помощь Джонатан, переключая внимание на себя.
– Против два обстоятельства. Первое. Это нормальная психика. Все отмечают адекватность поведения. А другие выжившие не сохранили этого. Второе. Дружба со спальником. Спальники и лагерники – смертельные враги. И вражда эта, как они сами утверждают, сохраняется при любых обстоятельствах. Бывший лагерник и бывший спальник остаются, должны оставаться врагами, – Бурлаков сделал паузу, но Джонатан и Фредди молчали, и он продолжил: – Я считаю оба контраргумента несостоятельными. Дружба и вражда – это эмоциональные личностные связи, где социальные и прочие предрассудки уже не важны. А сохранённая в нечеловеческих условиях психика… У каждого человека свой запас прочности. Как и свой болевой порог.
– Хорошо. Допустим, – Джонатан улыбнулся в ответ на бешеный взгляд Фредди и продолжил: – Но это только допущение. Продолжим. Допустим, повторяю, это так. Но зачем он вам?
– Хорошо. Примем как допущение и продолжим. Причин две. Первая. Существует Комитет, объединяющий бывших политических узников и участников Сопротивления. Мы называем себя Комитетом защиты узников и жертв Империи.
– Понятно, – Джонатан кивнул с улыбкой. – Союз ветеранов. Взаимопомощь и так далее.
– Если хотите, так, – Бурлаков не сорвался, как ожидал Старцев, а может, и хотел Джонатан. – Это достаточно точно отражает суть нашей деятельности. Но не исчерпывающе. Я вхожу в руководство Комитета, и этим объясняется мой интерес к уцелевшему лагернику.
– Допустим, – Джонатан продолжал благодушно улыбаться. – А вторая причина?
– Тринадцать лет назад, в сто девятом, я перешёл на нелегальное положение. Через три года, в сто одиннадцатом, моя семья была арестована. Жена и обе дочери погибли во время допросов. А сына отправили в специальный приют. Для перевоспитания. И уже оттуда через два года как неисправимый он был отправлен в лагерь.
Голос Бурлакова очень спокоен, академически ровен.
– Я ищу сына, джентльмены, – закончил Бурлаков, – и полагаю это веской причиной.
Последние слова, вернее, интонация заставила Старцева нахмуриться: неужели старик сорвался?!
– Разумеется, – сразу ответил Джонатан, – иной взгляд просто невозможен. И, поверьте, мы понимаем ваше… горе и сочувствуем ему, но… мы только допускаем, что он бывший лагерник, а это… уже второе допущение.
– Что он мой сын? Конечно, я понимаю. Восемь лет лагеря… это больше пожизненного срока. Разумеется, такое совпадение невозможно. Но возможно другое. Они могли… он может что-то знать… – Бурлаков оборвал себя, заставил замолчать.
Старцев посмотрел на окаменевшее лицо Фредди, таким тот не был даже в «Приме». У Джонатана застывшая вежливая улыбка. Да, у них положение… непростое. Сказать «нет», отказать человеку, ищущему сыну, и после того, что он для них сделал, подписав акт… Но и «да»… нет, они не скажут.
– Но почему вы думаете, что… этот парень знал вашего сына? – спросил Фредди.
– Он русский, – просто ответил Бурлаков. – И я не думаю, а предполагаю.
– А что он русский с какого ветра надуло? – Фредди вдруг перешёл на ковбойский говор.
– Знает русский язык и любит чай, – быстро сказал Бурлаков.
– Ну, это фуфло. И я чай хлебаю и по-лагерному могу завернуть и послать. Я что, тоже русский и лагерник?
Джонатан удивлённо посмотрел на разгорячившегося Фредди, но остановить его не успел. Это сделал Бурлаков.
– Вы видели его номер?
Фредди застыл и с видимым напряжением заставил себя разжать лежащие на столе кулаки. Бурлаков молча в упор смотрел на него. «Нашла коса на камень», – подумал Старцев.
– Генни, а вы? – Джонатан явно хотел снизить накал. – Вы тоже так считаете?
Ну, вот и его черёд. Играем в открытую.
– Я согласен с тем, что косвенные данные подтверждают эту версию.
– Вы говорите, как следователь, Генни, – усмехнулся Джонатан.
Усмешка была злой, но Старцев не отступил.
– Исследователь, Джонатан. Если хотите, заменим версию на гипотезу. Но сути это не изменит.
– Да, – сказал Фредди, – сути это не меняет, – он уже взял себя в руки и заговорил на правильном английском. – Вам нужен лагерник. Хорошо. Допустим, это он. Допустим, вы найдёте его. Что дальше?
– Закономерный вопрос, – кивнул Бурлаков. – Ему ничего не грозит.
– Это слова, профессор. Угроза угрозе рознь. Я говорю об аресте и допросах.
– Я о том же. Его не за что арестовывать.
– А допросы?
– Для вас любая беседа – допрос? – улыбнулся Бурлаков.
– Для меня – нет, – ответно улыбнулся Фредди. – А для него… не знаю. Если принять ваше допущение, что он лагерник, а вы утверждаете, что сохранение адекватного поведения для лагерника редкость, почти чудо, то любое напоминание о лагере, о пережитом, а допрос есть допрос, в любой форме, нарушит его психику.
Джонатан перевёл дыхание. Да-а, умеет Фредди загнуть, когда надо, похлеще любого адвоката. И аргумент очень крепкий. Трудно опровергнуть.
Но Бурлаков не стал опровергать.
– Что ж, это вполне возможно. Похоже, вы правы. Вы не доверяете мне, и это закономерно. Нет оснований предполагать, что парень будет мне доверять. А это сделает любой разговор бессмысленным. Согласен. Но я надеюсь, что сумею убедить его.
– Убедить? – переспросил Фредди. – За вами стоят… другие. То, что вы нам сказали… один человек не может собрать столько и такой информации. За парнем следили. Я верю, что вы будете тактичны и деликатны, но те, за вами… выйдя на парня, вы выведете на него и их. А у них один метод. Летом один из них тоже… побеседовал с одним из наших пастухов. Мы парней коньяком потом отпаивали, чтобы в чувство привести. Один раз крыша удержалась, во второй раз может и поехать.
– Как я понимаю, вы отказываете не мне, а тем, кто может прийти следом за мной, – улыбнулся Бурлаков.
– За вами государство, – мягко сказал Джонатан. – Человек против государства заведомо в проигрыше. Если он один.
– Если он один, – повторил Бурлаков. – Да, вы правы, Джонатан, но…
– Слишком многие охотятся за парнем, – вмешался Фредди.
– Поэтому вы оборвали связь, чтобы не навести на него, – не спросил, а сделал вывод Бурлаков.
– Да, – Фредди и Джонатан одновременно кивнули, и Фредди продолжал: – Когда мы заметили охоту, то решили, что иначе прикрыть не сможем.
Бурлаков кивнул, повертел в руках чашку с кофе.
– Кофе остыл, – встал Джонатан. – Давайте крепкого, – и пошёл к бару.
– Я за рулём, – сказал ему в спину Старцев.
– Я учту, Генни, – ответил, не оборачиваясь, Джонатан, перебирая бутылки.
Фредди достал сигареты, жестом предложил Бурлакову и Старцеву. Те молча кивнули и взяли по сигарете. Джонатан поставил на стол стаканы с пузырящимся разноцветным напитком, сел и тоже закурил.
– Что ж, я согласен с вами, – сказал наконец Бурлаков. – Мой опыт подполья говорит о том же. Мы тоже спасали, обрывая связи. Правда, моей семье это не помогло. Но кого-то и выручило. И всё-таки… разговор с этим парнем – мой последний шанс узнать хоть что-то о сыне. Может, вы всё-таки найдёте возможность встретиться с ним и передадите ему.
– Трудно сказать, – пожал плечами Джонатан. – Мы действительно не знаем, где он сейчас.
– Да-да, конечно, – Бурлаков встал и взял свой портфель, стоявший возле дивана, порылся в нём и вернулся к столу с пачкой машинописных листов. – Вот. Это информация о Комитете и его деятельности. В конце координаты комитета и мои лично. Пожалуйста. Когда встретитесь, передайте эту информацию парню. А дальше… пусть он решает сам.
– Что ж, – Фредди внимательно смотрел на профессора. – Это можно попробовать. Но мы должны быть уверены, что никого не потащим на хвосте.
– Если сами не проколетесь, то и хвоста не будет, – резко ответил Бурлаков.
– Резонно, – усмехнулся Джонатан, беря листы и подравнивая ладонью пачку.
– Я понимаю, что оговаривать сроки бессмысленно, но мне бы хотелось решить эту проблему до Рождества, – твёрдо сказал Бурлаков.
Фредди и Джонатан переглянулись.
– Что ж, – улыбнулся Фредди. – Ничего не гарантирую, но может и успеем.
– Хорошо, – кивнул Бурлаков. – Я буду ждать.
– А в Комитете вы предупредите?
– Кого? Женщин, чьи мужья и дети остались там же? И о чём? Что к парню надо отнестись чутко и внимательно?
– Да, конечно, – согласился Джонатан. – Можно ещё вопрос?
– Пожалуйста.
– Насколько ваш Комитет курируется… администрацией?
Бурлаков улыбнулся.
– Мы работаем самостоятельно. Но сотрудничаем в интересах дела.
– Какого дела?
– Хотя бы наказания военных преступников.
– Что ж, хорошее дело, – хмыкнул Джонатан.
– Скажите, профессор, вы говорили, что есть ещё уцелевшие, – начал Фредди.
– Да, – сразу ответил Бурлаков. – Двое. Но они оба в тяжелейшем состоянии. Сейчас они в Центральном военном городе в Спрингфилде. Врачи делают, что могут.
«И никто ничего не знает?! – удивился про себя Старцев, – вот это конспирация, с ума сойти!». А вслух спросил:
– Вы видели их?
– Да. Видел, пытался разговаривать. Но… они оба уверены, что находятся в лагерном лазарете.
Фредди присвистнул.
– И давно они… так?
– Их нашли ещё в декабре. Один лежал на краю рва с трупами. Сумел зацепиться за край, наполовину выполз и потерял сознание. Почти замёрз. Его заметили с дороги. А второго… там рядом как раз работали сапёры с собаками, – Фредди понимающе кивнул. – Одна из собак стала тянуть в сторону рва, визжать. Кто-то вспомнил, что до этого собака была санитарной, то есть обучена поиску раненых, и отпустили её. Она побежала ко рву, стала лапами раскапывать трупы. Ей помогли. Разобрали трупы и вытащили. Оба были ранены, пулевые и… Вы, наверное, слышали, что потом добивали штырями. У одного прошло по рёбрам, у другого хуже, но жизненно важные уцелели, – все трое молча слушали оборванные не слишком внятные фразы, произносимые ровным до безжизненности голосом. – Их перевязали, отправили в госпиталь, и вот с того времени… Их лечат, поддерживают жизнь, но сознание…
– Но если они увидят своих близких, – вдруг сказал Старцев, – кого-то, кто дорог и не связан с лагерем…
– Точно, – сразу кивнул Фредди.
– Мы думали об этом. Но для этого надо их опознать. Как мы будем искать их близких, семьи?
– А что? – осторожно спросил Джонатан. – Они не хотят назваться? Скрывают?
– Они не помнят. Всё, что было до лагеря, словно стёрто из памяти.
– А опознанием? По фотографиям…
– Седые беззубые старики с изуродованными лицами и телами. Какими они были до…? Мы пока даже не можем определить, когда они попали в лагерь, и по какой статье, а об именах… – горечь, прорвавшаяся в голосе Бурлакова, заставила его замолчать.
– А по номерам? – задумчиво спросил Джонатан.
Бурлаков кивнул.
– Разумеется. Но архивы СБ уничтожены. Пока перелопачиваем судебные. Там уцелело больше, но… работать и работать.
Фредди задумчиво отхлебнул.
– И что, больше никого?
– Ни-ко-го, – разделяя паузами слоги, ответил Бурлаков. – Тогда же, в декабре, мы проверяли все рвы, овраги, тюрьмы, лагеря… Так наш Комитет и возник. Искали уцелевших. Мы нашли два рва, забитых до краёв детскими трупами в лагерной робе. Расстреляны, добиты из пистолетов в упор и ещё проткнуты штырями! – он тяжело перевёл дыхание. – Извините.
– Мы понимаем, – кивнул Джонатан.
– Сделаем, что сможем, – поддержал его Фредди. – Постараемся, чтобы у парней не было неприятностей.
– У парней? – вскинул брови Бурлаков. – Но, насколько я знаю, недоразумение со спальниками устранено. Ему, как бывшему спальнику, ничего не грозит.
– Но он этого не знает, – усмехнулся Фредди. – Вы ведь когда были в Спрингфилде, в госпитале, говорили там с парнями, раз знаете об их вражде с лагерниками. Я, кстати, этого не знал.
– Да, – кивнул Бурлаков. – Был. Беседовал с ними, с доктором Аристовым. Он, тоже кстати, – Бурлаков улыбнулся, – очень хорошо о вас отзывается. Мы, Комитет, склоняемся к тому, что бывших спальников можно отнести к категории безусловно и невинно пострадавших, то есть Комитет берётся защищать их права.
– Резонно, – хмыкнул Джонатан и вдруг улыбнулся. – А вы, Генни, так и решили остаться свидетелем?
– Не хотел портить вам игру, – улыбнулся Старцев. – Правы вы все. А когда не знаешь, кому подыгрывать, лучше не лезть.
– Верно, – кивнул Фредди. – Уметь промолчать тоже… надо уметь. Скажите… а слежку когда начали?
– За кем? – улыбнулся Старцев.
– Браво! – хлопнул в ладоши Джонатан.
Старцев театрально склонил голову и очень серьёзно продолжил:
– Слежки не было. Просто, когда рассеянная информация собирается в одном центре, можно восстановить практически целостную картину. Вы слышали такой термин: «мозговой штурм»?
– Нет, – стал серьёзным Джонатан. – Но о смысле догадываюсь. У вас не будет неприятностей, Генни?
– За то, что я вам это сказал? Нет, конечно. Методика «мозгового штурма» давно известна, несекретна и широко применяется в научных исследованиях. В ход идёт любая информация. Понимаете? Как мозаика.
– Понятно, – кивнул Фредди. – А если информации нет?
– Нельзя спрятаться так, чтобы тебя никто не видел, – Старцев посмотрел на Бурлакова, и тот кивнул. – Кто-то что-то видит, слышит, знает… Когда незначительные мелочи собираются воедино… И отсутствие информации тоже информативно.
– Я понял, – кивнул Джонатан. – И чем мы обязаны такому вниманию? Прости, Генни, это уже не тот вопрос.
– Не тот, – подтвердил Фредди, не дав Старцеву ответить. – Это наши проблемы.
– Приятно говорить с понимающими людьми, – улыбнулся, вставая, Старцев. – Сожалею, но нам ещё долго ехать.
– Разумеется, – Джонатан встал одновременно с Фредди и Бурлаковым. – Было очень приятно познакомиться, профессор.
– Мне тоже, – улыбнулся Бурлаков.
Обмениваясь обычными любезностями, они вышли во двор и направились к машине. Как из-под земли возникли четыре негритёнка, но из кухни выглянула Мамми и грозно взмахнула полотенцем. Вся четвёрка мгновенно исчезла. Старцев рассмеялся, улыбнулся и Бурлаков.
– Ну что ж, как со мной связаться, вы знаете, – Бурлаков протянул руку Джонатану, затем Фредди. – И… пожалуйста, сообщите мне о любом результате.
– Разумеется, – кивнул Джонатан. – Спасибо, профессор. Спасибо, Генни.
– Сделаем, – поддержал его Фредди. – Спасибо. До встречи.
Когда машина уехала, они переглянулись, но говорить было некогда: скопившиеся за эти полдня дела уже ждали их.
Старцев вписал машину в поворот, покидая имение.
– Что скажете, Игорь Александрович?
– Проигрыш или победа? Вы это имеете в виду, Геннадий Михайлович?
– Да.
– Не знаю. Я планировал иное. Но то, что получилось… Я проиграл: информации мне не дали. Но, если честно, я на это особо и не рассчитывал. Я хотел понять.
– Мотивы их поведения?
– Да. Разумеется, они отлично знают, где сейчас оба пастуха, знают, что один спальник, а другой – лагерник, ещё… многое знают. Но они согласились на дальнейший контакт. А это уже победа.
– Да, учитывая их…особенности, это серьёзное достижение, – кивнул Старцев. – Но вы не назвали мотивы.
– Их поведения? Мне думается… благодарность. Знаете, нелегалом мне приходилось встречаться с людьми из этой, как они сами называют, Системы. Попадались разные. Очень разные. Но их почти всех отличало стремление рассчитаться. Жизнь за жизнь.
– И смерть за смерть.
– Раз они так вмёртвую стоят за парня, за обоих парней, то я предполагаю только одно. Парни спасли им жизнь. И теперь они им обязаны.
– Интересно, – хмыкнул Старцев. – Я ведь наблюдал за ними в Бифпите, за всей четвёркой. Два тандема.
Бурлаков кивнул.
– С такими и легко, и трудно. Вы были, разумеется, правы. С ними надо играть в открытую. Или, что ещё надёжнее, не играть. Но иметь их врагами слишком накладно.
– А друзьями?
– Как друзья они, безусловно, надёжны.
– В Сопротивлении были из их Системы или только косвенно?
– Были. И они шли до конца. Как все мы, – Бурлаков улыбнулся. – Были отличные парни. Но эти, конечно, покруче.
– И покрепче. В начале вы слишком нажали на них.
– Я хотел узнать, насколько серьёзно они будут держаться. Они не стали торговаться, а сразу заняли круговую оборону. Но и не отрицали очевидного. Это тоже говорит о серьёзности позиции, – Бурлаков засмеялся. – Отличные мужики. И знаете, Геннадий Михайлович, чем я особо доволен?
– Ну-ну? – подыграл Старцев.
– Мне не пришлось кривить душой с этим кладом. Но они этого не знают.
Старцев с секунду помолчал, соображая, и тоже рассмеялся.
– Да, вы их поставили в неловкое положение. А как вы думаете, Игорь Александрович, это действительно клад?
– Конечно. В любом другом случае они знали бы происхождение вещей, и моя консультация просто бы не понадобилась.
– Да, конечно. Как сказал бы Джонатан, резонно, – последнее слово Старцев произнёс по-английски.
– Вот именно. Они разумны. И я очень рассчитываю на их разум.
Фредди вышел из кладовки в свою комнату, тщательно закрыл дверь и поправил висящие на плечиках костюм и плащ, чтобы они загораживали вход в кладовку. Маловато для такого большого шкафа, но здесь пока ничего не придумаешь. Как там Джонни? Управился?
– Фредди?
– Я здесь, – откликнулся он, выходя на террасу. – Ну, как там Монти?
– Ты чего так развеселился? – Джонатан легко взбежал по ступенькам на террасу.
– Это у меня нервное, – спокойно ответил Фредди и потянулся, упираясь кулаками в поясницу. – Ты уже закончил?
– В принципе и на сегодня – да. Осталось по бумагам.
– Тогда я в конюшню и в душ.
– Идёт.
Когда Фредди пришёл из душа, Джонатан уже закончил с бумагами и полулежал со стаканом в руке в кресле у камина. И даже глаза закрыл. Фредди прошёл к бару, налил себе виски и сел в соседнее кресло.
– Ты чего столько крепкого налил? – спросил Джонатан.
– Мне надо расслабиться. Подобьём, Джонни?
– Можно, – протянул как бы зевком Джонатан. – Ты думаешь, этим не кончится?
– Могу процитировать Эркина. Не люблю, когда меня сонного бьют, прикрыться не успеваешь.
– Я думал, мы вывалились. Но… там, – Джонатан указал стаканом куда-то за стены, – похоже, другое мнение. Трепачей, и платных, и из любви к искусству всегда было навалом, – он говорил, не меняя позы, даже глаза не открывал. – Тот же Пит. И как они собрали мозаику по парням, так соберут и о нас.
– Пусть они подотрутся этой мозаикой, – пробурчал Фредди. – Уцепить нас им теперь не за что. Срезаны крючки. И вообще… на чёрта мы русским? С комендатурой мы всегда ладили.
– Это не комендатура, Фредди. Генни из комендатуры, но и он… а вот те – это коллеги моего тёзки. Мундиры другие, а остальное… Думаю, Фредди, мы сами им не нужны. Нужны парни. Ещё точнее – Эндрю. А мы были рядом. Парней ищи-свищи, а мы на виду. Вот и всё.
Фредди мрачно кивнул.
– Парней мы пока прикрыли, – продолжил Джонатан. – Но… нам вдвоём долго не продержаться. От Колченогого и прочей сволочи…
– Не проблема, Джонни. А вот…
– Да, с контрразведкой плохие игры. Так что… – Джонатан открыл глаза, задумчиво повертел перед ними стакан, отхлебнул, покосился на Фредди. – Спокойно, Фредди. Шансы, конечно, маленькие, но есть. Кое на кого мы опереться можем.
– А именно? – очень спокойно спросил Фредди.
– Юри. Это первый шанс. Привозим Эндрю к нему, можно с Эркином, – Фредди осторожно кивнул, – и пусть Юри их обследует и лечит, пока всё не утрясётся. Юри на это пойдёт.
– Допустим. Второй шанс?
– Профессор. Я тут посмотрел его бумаги. Всё-таки парень будет не один на один, а с каким-то тылом.
– Согласен. Профессор с характером. Если его Комитет не фуфло…
– Не думаю. И ещё. Он ехал к нам, уже зная. Мог за свой акт содрать с нас… сколько хочет. Ту же информацию.
– Да, заявил бы, что всё это из русских музеев, и покрутились бы мы с тобой. Мог не только под конфискацию, но и под полный обыск подвести.
– В том-то и дело. Однако ж не захотел. Отдал всё нам и подпись свою поставил.
– Покупка, Джонни?
– Слишком щедро для покупки. Нет, он парня на допросы не отдаст так запросто. И всё-таки не мы будем за парнем, а организация. Да ещё и русская.
– Слишком долго объясняешь, Джонни. Ты закончил? Два шанса мало на такую игру.
– Третий надо делать.
– Уточни.
– Я тут вспомнил. Ты говорил, как русский майор с вами чай пил в Мышеловке.
– Помню, – кивнул Фредди. – Да, он там командовал. Парням руки крутил. И по его слову нас тогда отпустили.
– Его надо найти, Фредди. Будем иметь своего человека на той стороне, выкрутимся сами и парней вытащим. Того, что Эркина тогда пулей спешивал, я разглядел. Вроде Бульдога. Сдохнет, а зубов не разожмёт. Если он сел на хвост…
– Опять долго говоришь. И где мы найдём этого майора?
– Ты его имени не запомнил?
– Вроде бы Алекс, а полностью…
– Майор Алекс, – Джонатан покачал головой. – Небогато, Фредди. Но если он тогда занимался Крысой, то думаю, мы ещё с ним столкнёмся. А пока…
– Ехать сейчас к парням – это сдать их сразу, – Фредди допил свой стакан и встал. – Налить тебе?
– Давай, – Джонатан протянул ему стакан. – Нет, как мы думали, так и сделаем. Через полмесяца едем за Ларри и заодно договариваемся с Юри. И если будет горячо, тогда сразу к парням. Если нет, привозим Ларри, на месяц опять залегаем и тогда уже в Джексонвилл. И сразу будем Эндрю выводить на профессора. Парень неглупый, сообразит, что к чему.
Фредди налил ещё по порции виски и вернулся в кресло. Отдал стакан Джонатану.
– Что ж, будем держаться этого, Джонни. Мозговой штурм. Надо же такое придумать.
– Генни прав. Это давно известно. Но нам повезло, что нас не штурмовали.
– Счастливчик-Джонни, – хмыкнул Фредди. – Ты не боишься, что везение когда-нибудь кончится?
– Только этого я и боюсь, – серьёзно ответил Джонатан.
Фредди кивнул. Везение – штука тонкая и ненадёжная. О нём лучше не говорить…
…Это было его второе дело после Уорринга. Он выстрелил, и человек дёрнулся, сложился пополам и таким сложенным остался лежать. Он знал, что должен повернуться и уйти. Что сейчас появятся зеваки, привлечённые выстрелом, и он потеряет несколько обязательных минут. Знал и не мог сдвинуться с места. Стоял и смотрел на расползающуюся по светло-серому асфальту тёмную, почти чёрную лужу. Джонни не дождётся его. Джонни! Он резко повернулся и побежал. Надо наверстать. Он едва не столкнулся с кем-то на повороте. Машина на месте. Он рванул дверцу, рухнул на сиденье, и Тони рванул с места.
– Ну, тебе везёт, – Тони гнал машину, ловко срезая углы. – Впритык успел.
Он молча кивнул. Не соглашаясь, а показывая, что слышит…
…Фредди допил и встал, забрал стакан у Джонатана и стал наводить в баре порядок. Сегодня им повезло. Выиграли ли они, это ещё видно будет, но проигрыша нет. Это точно. И уже много. Бывало хуже. Гораздо хуже.