– Вот так, тебе удобно?
– Да. Эркин…
– Нет, не убирай руку, не надо. Я… я потрогаю тебя… там. Можно?
– Конечно, можно. Тебе всё можно, Эркин, – смеётся Женя и вдруг охает, потому что рука Эркина огладила её бедро и по животу проскользнула вниз к лобку. – Ой, что это?
– Я осторожно, Женя… Да, пожалуйста… ещё… да… Тебе хорошо, Женя?
– Да… да… Эркин…
Не сделать ей больно, руки загрубели, пальцы потеряли гибкость… Ох, что же это с ним? Никогда не было такого.
– Женя… я…
– Эркин… Что это…? Эркин…
И снова оглушающая звенящая тишина. И спокойствие. И забытая Женей рука на его теле. И не было ещё с ним такого. Он накрывает её руку своей ладонью. Теперь можно спать, она рядом. И если что… он сразу проснётся.
Просыпаясь, они, ещё не открыв глаз, на ощупь искали друг друга, натыкаясь на такие же ищущие руки. Просыпались и опять засыпали. И о чём-то говорили. И снова их тела бились друг о друга и замирали в изнеможении.
– Я… – Эркин запнулся, подбирая слово, – замучил тебя, да?
– Нет, – Женя сладко потянулась, поёрзала, укладываясь поудобнее в его объятиях. – Мне так хорошо, Эркин, так хорошо…
Она обняла его за шею, притягивая его голову к своей груди.
– Тебе хорошо?
– Да, – он вздыхает, прижимаясь щекой к её коже. – Да, Женя, очень.
Спал ли он? Да нет, просто уходил куда-то, уплывал, но она была рядом, он всё время чувствовал её. И когда она осторожно перелезла через него и встала с кровати, он только спросил:
– Уже утро, да?
– Нет, ещё рано, поспи немного.
Но Эркин уже открыл глаза и увидел серый предутренний свет, потянулся, закинув руки за голову и выгибаясь.
Женя вошла в комнату, затягивая пояс на халатике, и посмотрела на него.
– Тебе надо поспать.
– Нет, я сейчас встану. Вода, дрова. Вынести, принести, – Эркин счастливо улыбнулся.
Женя тихонько засмеялась.
– Ты так говоришь, будто скучал по воде с дровами.
– Скучал, – согласился Эркин.
Женя присела на край кровати. Он взял её за запястья и накрыл её ладонями своё лицо, вздохнул:
– Хорошо, Женя, как же хорошо…
Она дала ему поцеловать свои ладони и, наклонившись, поцеловала его в переносицу.
– Вот так. Сюда я тебя ещё не целовала.
Она попыталась отнять руки. Он, держась за них, сел, по-прежнему прижимая её ладони к своим губам и щекам, и со вздохом отпустил.
– Ну вот, встаю.
Женя не успела ни подвинуться, ни встать, так гибко он вывернулся из-под одеяла и сел рядом с ней. Женя рассмеялась и обхватила его за голову.
– А вот и не пущу.
– А я и не ухожу.
Но, говоря это, он уже знал, что, в самом деле, пора, ночь кончилась. Эркин высвободился, вернее, Женя сама отпустила его. Когда он наклонился, собирая свои вещи, и взял джинсы, что-то стукнуло об пол.
– Что это, Эркин? У тебя из кармана выпало.
Эркин встряхнул джинсы. Ещё один… стук. Он на ощупь нашёл и поднял… две конфеты. Они-то откуда? Все конфеты были у Андрея. Это когда же он их ему в карман засунул? Ну… Ну…
– Что это? Конфеты?
– Да. Ковбойские.
Эркин положил конфеты на стол, ощупал джинсы и нашёл третью. Ну, Андрей, ну… Ладно. А трусы где?
– Ты что ищешь?
– Трусы.
– Я их уже замочила, и рубашку, и портянки.
– Ага.
– Давай остальное.
– Сейчас. У меня всё в мешках.
Они говорили шёпотом, как и ночью.
– Ага, ты сразу в ведро положи. Ой, шлёпанцы надень, пол же холодный.
Нагишом и в шлёпанцах – что-то новенькое. Эркин усмехнулся, всовывая ноги в непривычную, но мягкую и удобную обувь. Да, хорошая штука.
В кладовке он вытащил из мешка узелок с грязным бельём и чистую смену. Натянул трусы и джинсы, надел рубашку. А обувь? Да вон же они, кроссовки, даже не запылились. И все вещи его так и лежит. Носки, вот они. Кроссовки… Ах ты, это-то откуда?!
Женя заглянула в кладовку и фыркнула, увидев, как он вытаскивает из кроссовок комки смятых газет. Эркин обернулся. Шторы на кухне Женя уже раздёрнула, и света хватало.
– Женя, что это?
– Это я их набила. Чтоб не ссохлись.
– А-а, понятно, – он кивнул и быстро обулся. – Я мигом.
– Грязное давай.
– Вот.
– И всё?! А остальное?
– Оно всё чистое, – Эркин протиснулся мимо Жени в кухню.
Как же после сапог в кроссовках легко! И утренняя работа… Вынести грязное ведро… Принести воды… а бак полный, ну да, Женя вчера так и не помылась… Трёх вёдер хватило. Теперь дрова. Эркин сдёрнул с гвоздя ключ и побежал в сарай. Дрова ещё есть, а лучина… э-э, совсем ничего осталось. Ладно, сегодня же и нащеплет. Он собрал последние щепки, вытащил приготовленную вязанку и запер сарай. Серый предутренний свет уже сменился золотистым, солнечным, и появились тени.
Эркин взвалил на спину вязанку и не спеша пошёл в дом.
Джонатан не спеша собрал карты и улыбнулся.
– Ну как, Бобби?
Роберт Кропстон кивнул.
– Уже уезжаешь?
– Да. У лендлорда отдых непродолжительный.
Бобби взял колоду и стал её тасовать.
– Рад, что у тебя так удачно получилось с бычками. Русские сильно мешают хозяйствовать?
– Если не нарываться, – усмехнулся Джонатан, – то не сильно.
– Нарываться никогда не стоит, – кивнул Бобби. – Когда опять завернёшь?
– Как выпадет свободная минута.
Бобби ласково смотрел на него.
– Приезжай на Рождество, повеселимся.
– На Рождество обязательно, – кивнул Джонатан. – А что, веселье гарантировано?
– Да. Прошлое Рождество нам испортили, думаю на этот раз…
– Мы кое-кому испортим, – закончил за него Пит и гулко захохотал.
Бобби еле заметно поморщился.
– Рождество – святой праздник, Пит. Зачем его портить? Просто повеселимся. И твой Фредди душу отведёт, а то ты, Джонни, совсем его… засушил.
– Спасибо за приглашение, – Джонатан собрал и заложил в карман выигрыш. – Но, может, я и до Рождества заверну.
– Конечно. Но главное веселье – на Рождество.
В комнату вошёл Фредди и молча кивнул Джонатану.
– Ну вот, грузовик готов. До встречи. Удачи, Бобби.
– До встречи, Джонни.
– До встречи. И тебе удачи, Пит.
Пит расплылся в благодарной улыбке и взглядом проводил Джонатана и Фредди. Когда за ними закрылась дверь, немного выждал и посмотрел на Бобби.
– Ты веришь, что Нэтти не дошёл до него?
– У тебя есть другие варианты?
– Нэтти, Крыса… Старина Фредди не утратил квалификацию. Чисто сделано, Бобби. Слишком чисто, чтобы это был кто-то другой.
– Ты хочешь, чтобы Фредди проверил свою квалификацию на тебе?
– Упаси Господь, Бобби.
– Тогда, Пит, есть ещё вариант. Я слышал, там копают русские, можешь изложить свои соображения им. Помочь со встречей?
– Ты с ума сошёл! Это же… это финиш! Русские – полные придурки, они же не смотрят на расу.
– Ты прав, Пит, – Бобби закончил тасовать колоду, сбросил её в ящик стола, достал другую и стал раскладывать пасьянс. – Иди отдохни. Деньги у тебя кончились, а под будущую добычу я не играю.
Пит, заметно присмиревший после упоминания о русских, кивнул, отвесил церемонный, очень искренний поклон и ушёл.
Кропстон остался один. Теперь можно спокойно подумать, равнодушно выкладывая карты и не следя за лицом. Итак…
Джонни всерьёз влез в игру с имением. Что ж, имение без рабов нерентабельно. Значит, на Джонни можно будет рассчитывать. Если не торопиться и с умом… Да, правильно, Джонни увяз и рабы ему нужны. Поворот его устроит. Пообещать ему право первого выбора. И наверняка он захочет забрать тех двоих, что нанимал отсюда. Пит говорил: красивый индеец и белый мальчишка. Приметная парочка, слышал о них. Если они вернулись… да, о них говорили, что обоих к ликвидации. Особенно белого, чтобы не нарушал картину. Но если они нужны Джонни… Да, пусть выкупает, деньги у него есть. Пит, конечно, дурак и много болтает, но пока это не так уж и плохо, на версию с Рождеством клюнули все. А на Нэтти можно поставить крест. Его не нашли русские, не нашла полиция, не нашёл Джонни-Счастливчик. А у него с Нэтти старые счёты. Из-за камней. И Левине.
Кропстон снова прокрутил в памяти разговор.
…– Горячее было лето, друзья.
– Так много сгорело, Пит?
– Да, русские оказались действительно… мастерами по выжиганию.
– Да, Бобби, оказалось, что так, – в голосе Пита искреннее удивление. – Я от них такой прыти никак не ожидал. Ведь вошли тихо-мирно, в заваруху не вмешивались, а тут… Команда Нэтти сгорела полностью.
– Вот как? – искреннее любопытство, не более. И небрежно: – А он сам?
– Он побежал к тебе, Джонни.
– Ко мне?!
Ах, какое изумление! Но вполне объяснимое.
– Когда припечёт, из двух… гм, друзей выбирают того, чьи объятия послабее.
– Чтоб не задушил… в объятиях! – гогочет Пит.
– Ты думаешь, русские объятия крепче моих? – в голосе Джонни намечается холодок. – Ну-ну. Ладно, добежит – проверим.
И блеснувшие глаза Фредди. Да, приказ уже был. Нэтти ждёт горячая встреча. Но разговор не кончен.
– Он отправился к тебе ещё летом.
– И не пустым, Джонни.
– Надеется откупиться? Я думал, он умнее.
– Наверное надеется, что ты его возьмёшь в долю.
– Надежды никому не возбраняются. Но мог бы уже и дойти, – и короткая недобрая усмешка. – Или нашёл другой вариант.
– Ты думаешь, Джонни, он пустился в самостоятельное плавание?
– От этой сволочи всего можно ждать!
Ого, Счастливчик сорвался. Что ж, раз так, поможем Пауку.
– В одиночку не поплывёшь, сразу утонешь.
– Или утопят, – жизнерадостно ржёт Пит.
Попробуем прямой цитатой. Паук сказал чётко, не грех и повторить.
– Нэтти дурак. Он исполнитель, а возомнил себя… Не жалко.
Джонни задумчиво кивает…
…Кропстон усмехнулся, разглядывая сошедшийся пасьянс. Ну что ж, если Нэтти и доберётся до Бредли – интересно, конечно, а какая фамилия у Джонни-Счастливчика настоящая? Никто ведь не знает. Для всех и всегда только Бредли – так если Нэтти доберётся, там его путь и закончится. То, что на нём… ну, об этой мелочёвке не стоит и думать. Вряд ли у Нэтти было что ценное. Он слишком боялся Паука, чтобы рискнуть что-то утаить. На такое могла решиться только Изабелла, но с ней Паук управился сам. По-семейному. А ведь сдаёт семейка позиции. Старший уже на небесах, и всё его ведомство либо там же, либо дрожит по норам, либо болтает у русских. А наша Система напрямую с Пауком не работала. Но если у Паука на хвосте русские, то он их приведёт к нам. И сдаст нас русским так же, как сдал ведомство своего первенца. И Паук не так уж теперь неуязвим. Но… да, Белая Смерть. Если бы не она… Больше Пауку не на кого рассчитывать. А это очень серьёзная сила. И самое плохое, что о ней ничего не знаешь, кроме того, что она есть. Паук не мог не послать сюда кого-то оттуда, но кого? Паук…
…– Я доверяю тебе, Бобби. Я рассчитываю на тебя, на твоё благоразумие и осмотрительность. Мы не можем спешить. Но промедление смертельно. К Рождеству надо закончить. Я не дам этим скотам отпраздновать годовщину. На Рождество мы повеселимся. И сортировка, и чистка – всё на Рождество…
…Кропстон задумчиво покачал головой, собрал карты и, сменив колоду, начал другой пасьянс. Доверие Паука имеет большую цену. Цену жизни. Неизвестно, кому он доверяет, но ему верят. И предавать верящих он умеет давно. Так что не будем спешить с выводами. И с поступками. Пит, конечно, дурак, если бы Нэтти дошёл до Бредли, Джонни вёл бы себя иначе. Всё-таки он ещё слишком молод для таких игр. Его заинтересованность во встрече и этот срыв… Нет, с Нэтти ни он, ни Фредди ещё не пересеклись. Тут всё впереди. Если только Нэтти не попал к русским. Но об этом должен был позаботиться Паук. Ему такой вариант слишком невыгоден и даже опасен. Нэтти пока оставим, отложим. Теперь Крыса… Старина Ротбус получил своё, но только такому дураку как Пит придёт в голову связывать Фредди со смертью Ротбуса. Не будет такой стрелок мараться о проволоку и рисковать прямым контактом, это – во-первых. А во-вторых и главных… все, кто побывал на Крысином курорте, боятся Крысу до потери сознания, до рабского столбняка. Ненавидят, но ещё больше боятся. Что и как там в Уорринге с ними делали, никто не знает, но ни один из выкупленных не смог бы. Чистильщики, не чета Фредди, от одной мысли поднять руку на Крысу слетали с катушек. Никогда ни один из них не убил бы Крысу, никаким способом, даже приказать бы не смог. И Фредди – не исключение. Духу бы у него не хватило. Да… чего там, самому себе можно не врать, и сам бы не смог.
Кропстон невольно улыбнулся, вспомнив, как неделю назад ему привезли фотографию, добытую невероятно головоломным путём. Мёртвый Ротбус с проволокой на шее. И как Джимми Найф, способный обыкновенным ножом нарезать человека на ломтики, невзирая на пол и возраст жертвы, рыдал над ней:
– Господи, верую, что ты есть, господи, сподобил увидеть…
И чуть ли не целовал этот снимок, и предлагал всё, что есть, всё с себя, будущую добычу, лишь бы ему отдали. А потом попробовал с претензиями лезть. Но как напомнили о его карте и что, по слухам, русские нашли у Крысы карты чистильщиков, сразу притих. И напился так, что и остановиться не может. А снимок пришлось отправить по назначению, Пауку. Дурак Пит, но, если русские доберутся и насядут, нужно будет скинуть им Пита. Их его домыслы о Бредли и Фредди заинтересуют. Как же из-под носа у них и Нэтти, и Крысу вынули. Этого никто не любит. А Фредди с Бредли… да, этой парочки русским надолго хватит, там есть что копать. Особенно по карте Фредди.
Кропстон удовлетворённо оглядел сошедшийся сложный пасьянс и окончательно собрал карты. Всё, день закончен, всё обдумано и решено, можно отдыхать.
– Ну и гнида, – Фредди выплюнул в окно окурок и, придерживая руль одной рукой, закурил следующую сигарету.
– Ты это только сейчас обнаружил? – Джонатан просматривал выигранные деньги: не подсунули бы фальшивок, с них станется. – И потом, почему гнида? Их же двое было.
– Пит до гниды не дорос, – усмехнулся Фредди. – Зачем Бобби этот болтливый дурак?
– Для развлечения, наверное. Или чтобы откупиться им от русских, когда припечёт. Знает он много, но ещё больше сам выдумывает. Говорить будет, но толку русским от его болтовни…
– Может и так, – согласился Фредди. – Но это смотря о чём будут спрашивать и как слушать. Сейчас в Бифпит?
– Да, – Джонатан спрятал деньги и откинулся на спинку сиденья. – Вторая серия и обговорить с русским кое-какие моменты.
– Ещё дело с парнями. Ну, наши инвестиции…
– Это и хочу обговорить. И о находках. Болтали, что у русских здесь есть отличия, а я очень не хочу попасть под конфискацию.
– О чём речь, Джонни. Но… риск.
– Да, – кивнул Джонатан. – Конечно, риск. Но другого варианта нет. Не твою же русскую об этом спрашивать.
– Можно и её.
– Попробуй, – пожал плечами Джонатан. – Тоже риск, кстати.
Какое-то время ехали молча.
– Самое поганое, – вдруг сказал Фредди, – что Пит видел парней.
– Заткнуть ему глотку не проблема.
– Поздно, Джонни. Он этой гниде о парнях уже рассказал. А теперь и покажет.
– Может и не показывать, они и так приметные.
– Так что нам не к Рождеству, Джонни, а пораньше надо.
– Да. Думаю, дня за три.
Фредди кивнул.
– Как думаешь, Джонни, они поверили?
– Насчёт Нэтти и Крысы? Пит не поверил.
– Значит, Бобби поверит, – усмехнулся Фредди. – Он выслушает Пита и подумает наоборот.
– Тоже неплохо, – рассмеялся Джонатан. – Подменить тебя?
– После ленча. Поспи пока.
– Поспите, капитан. До Бифпита часа четыре, не меньше.
– Хорошо. Спасибо, сержант.
– Да не за что, капитан.
Старцев закрыл глаза, но спать не стал. Не мог. Слишком сумасшедшими были эти сутки.
Он уже возвращался от Аристова, когда на подъезде к Бифпиту его перехватил Новиков и повёз к Спинозе. Хорошо, что хоть к себе не пересадил, и удалось выспаться в своей машине, предчувствуя бурную насыщенную ночь. А ночка выдалась… под стать компании.
Старцев полулежал на заднем сидении, закрыв глаза и покачиваясь вместе с машиной. Будто спал…
…Комната – обычное временное жильё. Кровати, тумбочки, чемоданы под кроватями. Два электрочайника на подоконнике. Стол, заставленный стаканами с чаем и тарелками с бутербродами. И вокруг стола команда. Лучшие умы, тузы, зубры, чистильщики, волкодавы, звёзды розыска… и он, непонятно, как и зачем затесавшийся в эту… стаю, пожалуй, если не свору. Вольность обращения, имена и прозвища, никаких чинов, шутки и намёки, понятные только присутствующим. И он никак не мог отнестись к этому серьёзно, не мог поверить в реальность происходящего. Потому что не понимал причины собрания и своего участия. И мешало увиденное, и услышанное у Аристова. И как всегда мешала не столько недостаточность, сколько необработанность информации.
– Не робей, капитан, – Гольцев дружески хлопает его по плечу. – Звание не главное.
– Бешеный, умерь натиск, – улыбается миловидная блондинка с майорскими погонами. Шурочка Милютина. Как о ней отозвался один из её поклонников? Очаровательная кобра? Похоже. – Садитесь, Старцев. А как вас по имени? Геннадий? Ну и отлично. Спиноза, подвинь тарелку. Геннадий, тут каждый сам за собой ухаживает. И кто не успел, тот опоздал.
– Шурочка, не обижай Костю. Он ревнивый.
– Ну и язва ты, Золотарёв. Как твои дела?
– Неделю назад ушёл последний транспорт.
– Неужели все уехали?
– Костя, из резерваций все, из городов практически все. Остались единицы, и то… метисы, полунегры.
– А интегрированные?
– Кто захотел, Спиноза, тот уехал.
– Коля, я тебя о деле спросила, про прикрытие ты кому другому расскажи. Многих выявил?
– Кое-что, Шурочка. Ты можешь язвить, сколько угодно, но…
– Но взял ты мелочь. И все они как один только стояли в наружных оцеплениях и ничего не видели.
– По их словам, Костя. И про себя врут, но охотно рассказывают правду о других. На перекрёстных элементарно ловятся. А тебе, кстати, единственную крупную добычу поднесли на блюдечке с каёмочкой. Уже разделанного и под соусом. Кушайте. И опять же, кстати, кем он был? Ковбоем! Так что я был прав. И за это, Шурочка, мне бутербродик из твоих ручек.
– Это ты про «вышеупомянутую сволочь Седрика»? – рассмеялся Спиноза. – Но тоже, кстати, Коля, он ведь не охранник, а кадровик. Канцелярская крыса, руки исключительно в чернилах.
– Однако расстрел ему обеспечен.
– Разумеется. Отдающий преступные приказы и исполняющий их равно ответственны.
– Ох, Спиноза, не повторяй прописных истин. А Седрика Петерсена, вот наглец, даже фамилию не сменил, нам преподнёс тот же Трейси.
– Спасибо, Шурочка, что напомнила, а то бы забыли, зачем собрались.
– Бредли и его команда, – усмехается Золотарёв. – Кстати, всё началось именно у Бредли.
– Это где ты стрельбой за переезд агитировал? – Шурочка распахивает глаза в столь невинном изумлении, что Гольцев фыркает прямо в стакан.
– Вы мне долго это поминать будете?
– А пока ты новую глупость не сделаешь.
Он пил, ел и слушал. Неплохие, в принципе, люди, отличные специалисты. И чего они на Бредли вызверились? Других объектов не нашли? Хотя… вся четвёрка Бредли интересна. И сами по себе, и вместе как команда. Но… но они совсем по другому ведомству должны проходить.
– О чём задумались, Гена?
– О причине этого собрания, Шурочка.
– Браво, Старцев, а то мы всё в сторону и в сторону, – Золотарёв оглядел присутствующих. – Итак, Бредли и его люди. Кто что может о них сказать?
– А кто с ними контактировал?
– Каждый понемногу, Спиноза.
– Тогда сделаем перекличку, – Спиноза приготовил лист бумаги и ручку. – Коля, ты заварил, ты и начинай.
– Я видел троих. Бредли, Трейси и индейца, – Золотарёв аппетитно вгрызается в могучий бутерброд с колбасой.
– Так, Коля, а с кем говорил?
– С Бредли и с индейцем. А ты, Спиноза?
– Видел и можно считать говорил с Трейси и Мальцом. Индейца видел мельком. Он у меня за спиной стоял, – рассказывая, Спиноза быстро покрывал лист понятными только ему мелкими значками. – Костя?
– Видел Трейси, Мальца и индейца. Говорил… с Мальцом и Трейси. Саша?
– Чай со всей троицей у костра пил. Шурочка?
– Только видела. Бредли появлялся раза два. Саша, ты его тоже видел.
– Да, видел. Но говорил… больше всего с индейцем. Малец и Трейси только реплики подавали. Ты чего хмуришься, Гена?
– Да, в чём дело? – удивляется Новиков.
– Интересно получается, – он заставил себя улыбнуться и ответить не совсем то, о чём думал, но тоже… – Смотрите, двоих мы называем по именам, вернее, по фамилии, а двоих… одному дали прозвище: Малец. А четвёртого просто индейцем. А у них ведь тоже… есть имена.
– Д-да, – Гольцев смущённо покраснел. – Неладно получается.
– Чем это тебя не устраивает? – пожал плечами Золотарёв. – Не всё ли равно? Ну, дадим и Бредли с его подручным прозвища.
– Зачем? – сразу возразил Спиноза. – Я понимаю тебя, Старцев, ты уже во всём видишь проявление расизма, но нам надо просто знать, о ком конкретно идёт речь. И что обидного в слове индеец или малец?
– Цветные вообще зовут друг друга не по именам, а прозвищам, даже кличкам, – Шурочка подвинула Новикову стакан с чаем. – Мальца они звали Весёлым, а индейца – Певуном. Гена, а ты с кем контактировал?
– Видел всю четверку в разных ситуациях, а говорил… фактически только с Бредли.
– Ну что ж, отлично, – Золотарёв победно оглядел стол. – Суммируем. Давай, Спиноза, ты – мастер обобщать и делать выводы.
– Ладно, – Арсеньев взял чистый лист бумаги и быстро расчертил на четыре колонки. – Попробуем по старой методике. Зафиксируем и подведём итог. Итак, Бредли. Говорите. Всё, что знаете. Коля, основное у тебя?
Он сидел и следил, как по крупицам, по… отдельным словам создаются портреты Бредли, Трейси, парней. Спиноза быстро проставляет значки в колонках, помеченных латинскими буквами: b, t, m, i. Бредли, Трейси, Малец, Индеец.
– Да, – Золотарёв налил себе чаю и начал: – Бредли. Счастливчик-Джонни, игрок, счастливый игрок, болтается в этих краях уже лет десять, может чуть больше, работал управляющим, но дольше полутора-двух лет на одном месте не держался. То прёт танком, качает права, то смолчит с улыбочкой. Подозрительно дёшево и оперативно купил, сразу оформив, выморочное имение и хозяйствует в нём… неизвестно как. Единственный лендлорд, у которого нет конфликтов ни с цветными, ни с администрацией. Комиссия приезжала, нюхала, ни черта не накопала, в бумагах ажур, работники всем довольны, нарушений трудового законодательства не зафиксировано, работники за лендлорда горой, но чуть что – один ответ: «не знаем, масса».
– Запуганы?
– Трудно сказать. Приезжали дважды, без Бредли и при нём, разницы в поведении работников не отмечено. Но и ездили не оперативники, у них свои проблемы и работы выше крыши, наши им по очень дальнему боку.
– Вот и надо было самому ехать.
– Не хотелось светиться раньше времени, пришлось по отчётам.
– Ладно, – кивнул Спиноза, оглядывая заполненную колонку. – Давайте Трейси.
– Тоже известен здесь лет восемь, ковбой, стрелок каких поискать.
– Вот его и боятся.
– Непонятна его роль при Бредли.
– Ну, Петерсен его охарактеризовал, – Спиноза поправил очки. – Итак, он не Фредерик и не Трейси…
– Ежу понятно!
– Не перебивай. Давай, Спиноза, уже интереснее.
– Подлинного его имени никто не знает, вернее, если кто и знает, то только Бредли.
– Будем называть Трейси.
– Или, если хотите, как его зовут в округе – Фредди. Это уголовник-рецидивист. Примерно десять лет назад, опять же никто точно не знает, одни слухи и сплетни, он угодил в Уорринг.
– Об Уорринге слышали.
– Интересно.
– Да, безусловно.
– Вот и мотив с Ротбусом.
– Ещё раз прошу не перебивать.
– Давай, Спиноза, дальше.
– Так вот, был местной уголовной системой взят из Уорринга и стал киллером, наёмным убийцей, или, как их здесь называют, чистильщиком.
– Сволочи они, такое слово испоганили!
– Саша, успокойся.
– Вы слушаете?
– Да, давай.
– Брал он дорого, но работал чисто. Ротбус хотел заставить его работать на себя, для этого потребовал заведомо невозможную сумму: шестьсот восемьдесят тысяч…
– Да, он привёз сто семьдесят тысяч, оголил свои счета.
– Мы проверяли, Бредли их восстановил.
– На Ротбуса у него железное алиби.
– Что ещё на него?
– Председатель ковбойского суда чести.
– Ни в какие ворота не лезет.
– Почему же? Такой стрелок, кто захочет с ним связываться?
– Да, боятся его сильно.
– Имея сто семьдесят тысяч, работает ковбоем на контракте?
– Да, контракт подлинный, оформлен по всем правилам.
– А что, отличная крыша.
– А формулировка… закачаешься. «Ковбой и другие хозяйственные работы».
– Например, отстрел конкурентов и должников.
– Значит, Бредли одного Трейси мало, и он готовит ему заместителей.
– Ты про пастухов?
– А кто ещё? Остальные работники, посмотри список. Трое мужчин и три женщины, две пары и двое одиночек. Но все – не бойцы.
– Да, несомненно.
– Имение вообще для отвода глаз, но какая-то работа там должна вестись. И вот шесть человек там копошатся, прикрывают другие дела. А пастухи, думаю, уже для серьёзных дел готовятся.
– Хорошо. Давайте по ним пройдёмся.
– Ну, здесь тёмный лес.
– Так, что у нас есть? Индеец, раб…
– Да, номер есть, клейм нет.
– Значит, не из резервации.
– Связи с племенем, похоже, утратил.
– Да какие к чёрту связи, когда он – спальник!
– Ну, ты, Костя, хватил. Чтобы такое утверждать…
– Я был у Аристова. У него их несколько десятков…
– Это столько выжило?!
– Нет, подождите, я расскажу…
– Верим-верим, что ты там всё вынюхал, но пощади нервы Шурочки.
– Тише, интересно же.
– А что это нам даёт?
– Нет, дайте Косте сказать…
…Старцев ощутил, что ритм движения изменился, и открыл глаза. А, уже переезд. В ушах стоит гул голосов. Никогда так не уставал. А ведь тоже… интереснейшее социально-психологическое явление эта команда. Их тоже бы исследовать…
…Новиков говорил долго и горячо. Рассказывал, как горят спальники, как лежат неподвижно в депрессии, ко всему равнодушные и безучастные, даже едят только по приказу.
– Они инфантильны, пожалуй, даже больше остальных рабов, ласковы, привязчивы, очень чистоплотны, старательны.
– Одни достоинства, – иронически хмыкнула Шурочка.
– Но сексуальных потребностей у них нет. Напрочь. Импотент хочет, но не может, а они и не хотят.
– Ладно, Костя, это всё интересно, – Гольцев с видимым отвращением отхлебнул остывшего чая. – Холодный чай – это… Ладно, Шурочка, не буду. Так вот, повторяю. Допустим, индеец – спальник. Какие у нас доказательства? Спиноза?
– Красив, чистоплотен, старателен, физически очень силён, – перечислил Спиноза.
– Интересно, – давал себе слово молчать, пока не спросят, но не выдержал. – Кого из присутствующих нельзя по этим критериям отнести к той же категории?
– Меня, – сразу ответил Спиноза. – Я некрасивый, несильный и нестарательный.
Шутка разрядила возникшую неловкость.
– Извините.
– Нет, – Гольцев внимательно смотрел на него. – Нет, Гена, ты прав, это не доказательства, а так… фуфло, шелуха. Но дело не в этом. Я начал с допущения. Допустим, что так, но что это нам даёт? – и перевёл взгляд на Новикова. – Какой вывод, Костя?
– Полная и безоговорочная преданность, – быстро ответил Новиков.
– Кому? – Гольцев пристально, даже прицельно смотрел на собеседников. – Трейси? Бредли? Мальцу? Я понимаю твою мысль, Костя. Я тоже был у Аристова. И с парнями даже пообщался.
– На массаже?
– Нет, в тренажёрном зале. Пришёл в их время. Они сначала перепугались до потери пульса, но убедились, что меня только тренажёры интересуют, и успокоились. А там слово за слово… и разговорились. Да, тому, кто помог им гореть и вылезти из депрессии, преданы они… но, кстати, это нормально и свойственно любому нормальному человеку. Благодарность за спасение. Так кто из троих фигурантов помог индейцу? Чьё слово для него теперь выше любого закона?
– Трейси, – по-прежнему быстро ответил Новиков. – А теперь я знаю, Саша, что ты хочешь сказать. Доказательств, верно, прямых нет, а косвенных…
– Только одно, – Гольцев закурил. – Убийство Ротбуса. И то… Участие индейца недоказуемо.
– Не доказано? – задумчиво и как бы вопросом поправил его Золотарёв.
– Можно и так, – пожал плечами Гольцев.
– Я думаю, Костя прав, – Спиноза поправил очки и невесело улыбнулся. – Меня индеец чуть не прирезал за Трейси. А приказа ему тот не давал, это уж точно. Не такой Трейси дурак, чтобы связываться с комендатурой. Это индеец инициативу проявлял. И если принять Костину версию, то индеец сделан. Его от Трейси не оторвать.
– Опоздали! – стукнул по столу кулаком Золотарёв. – Надо было сразу…
– Посуда ни при чём, – строго сказала Шурочка. – И сразу – это когда? Скорей всего эта встреча произошла зимой.
– Да, видимо, – кивнул Новиков. – Тогда ничего сделать уже нельзя.
– Есть ещё такая штука, – Гольцев раздавил в блюдце окурок. – Рабская клятва. Когда раб сам, подчёркиваю, сам покоряется, признаёт господство над собой. И освобождает от такой клятвы только смерть. Раба. Весьма унизительный ритуал, но… он существует и действует.
– А эта информация откуда?
– Оттуда же, Коля. Чай пили у костра, и индеец меня немного просветил.
– Думаешь, он дал клятву? Трейси?
– Не знаю, ребята. Честно. Трейси был не очень доволен тем, что парень стал рассказывать об обычаях рабства. Но это понятно. Они все здесь этой грязью помазаны. Ладно, примем это как рабочую версию. Что у нас дальше, Спиноза?
– Дальше? Малец.
Секундная пауза и… Золотарёв разводит руками, и говорят теперь остальные.
– Белый.
– Да, лет семнадцать, я думаю.
– Нет, старше, двадцать – двадцать пять.
– Хватил! Девятнадцать максимум.
– Да, то смотрится мальчишкой, то взрослым мужиком.
– Держится с цветными.
– Видимо, то, что называется «потерял расу».
– Балагур, остряк, ругатель.
– Да, не язык, а, как моя бабка говорила, помело поганое.
– Блатной.
– Ну, скажем, приблатнённый.
– И это всё? Да вы что, братцы, с этим и начинать нельзя.
– Словом, – Шурочка оглядела всех сидящих за столом, – индеец – спальник, а Малец – приблатнённый. Ну, поработали, ну, молодцы…
– Старцев, а ты чего молчишь? – Золотарёв смотрел в упор холодно-синими глазами.
Да, отмолчаться не удалось. Да и не за этим тебя привезли, дали чаю и бутербродов. Пил, ел, теперь отрабатывай.
– А мне нечего добавить. В принципе у меня то же самое. И один вопрос.
– Какой? – оторвался от своего листа Спиноза.
– Что дальше? Вот мы сидим, собираем информацию, а… зачем? Кого и за что привлекать? Что… противозаконного они совершили? Какие претензии к ним?
– Много вопросов, – усмехнулся Гольцев. – Но все об одном. Кто ответит? Я – пас.
– Пас, – кивнул Спиноза.
– Пас, – улыбнулась Шурочка.
– Пас, – развёл руками Новиков.
– Пока пас, – вздохнул Золотарёв. – Ты выиграл, Гена.
– Как Пирр? – опять не удалось сдержаться, само выскочило.
– Как Бредли, – усмехнулся Спиноза. – Что ж, на этом надо закончить. Шулер, киллер, спальник и блатарь. Хороша компания, а уцепить не за что. Свою информацию, Гена, ты так и не дашь?
– А зачем? Вы ведь всё решили и без меня. Заранее.
– Уел, – усмехнулся Золотарёв.