Летающий мир

Часть 1.

ЛЕТАЮЩИЙ МИР. ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО

Вечер голубой

Погасил свет,

Ветер за собой

Заносил след,

И огни над городом, –

Сверху вниз

Синими узорами

Разошлись.

А моя дорога

Уйдет в ночь,

Сквозь косые просеки

Канет в лес,

Мимо трав, подлесками, -

И сквозь тьму

К свету, мне известному,

Одному.

Заметки на полях

Я работаю… неважно, кем я работаю, я просто зарабатываю себе на хлеб. Настоящее мое занятие, мое призвание, если хотите – никак не связано с моей работой. Я собираю осколки времени. Это я их так называю. Можно их еще назвать по-другому. Бывает иногда, под воздействием неких сил, событий и обстоятельств, ткань обычной реальности как бы разрывается, и становится видна, очевидна, и начинает действовать иная природа этого мира. Не думайте, что я романтик. У каждого из нас бывают такие моменты в жизни. Их не так уж и много. Но именно в это время, как потом оказывается, мы и живем по-настоящему.

Ну, так вот. Я собираю эти моменты, стараюсь отыскать их. Они разбросаны – как осколки времени. Дело в том, что в момент прорыва время начинает течь по-другому. Иногда – останавливается и замирает. Иногда – наоборот, летит на всех парах. А потом все заканчивается, и мир берет свое, возвращаясь к обычному порядку вещей. Но осколки времени остаются. Их надо просто найти. Вот я и ищу их.

И больше всего осколков, которые я знаю, – так уж случилось,– связано с Летающим миром. Это было давно… Но больше нигде и никогда я не встречал столько осколков сразу. Такое уж было время.. Теперь все ушло, – как не бывало, – и Летающих людей нет среди нас. А я вот все помню… может быть, я – один из последних, кто еще помнит Летающий мир…

ИЮНЬ

1

– Са-кир-ка! – раздался крик со двора.

И еще раз, с большей безнадежностью:

– Ну, Са-кир-ка!

В окне показалась взлохмаченная голова Сакирки. И конечно, во дворе была Маркиза.

– Ой, Сакиркин, помоги! Я не могу улететь. А мне так надо завтра уже лететь в Заозерье, а я не могу. Ну помоги мне – в последний раз.

В ее голосе слышалась мольба. Но под ней – лукавство: «Куда ты денешься, все равно я тебя достану!»

– Маркиза, шесть утра. У тебя совесть есть?

– У меня есть, конечно, совесть, только вот лететь мне срочно надо. Пожалуйста, Сакирка, милый, помоги мне!

«Уж куда мне деваться!» – подумал Сакирка.

– Жди. Сейчас спущусь.

– Спасибо! – раздалось повеселевшее снизу.

Он залез на подоконник. Там, за границей подоконника, цвело первое июньское утро – раннее, туманное. День обещал быть солнечным и приветливым. Как в тот день, когда он сам учился полету.

Сакира раскрыл руки навстречу солнцу, и оно согрело их. Он сосредоточился на секунду. Услышал музыку. И в такт ей легко и послушно подхватил его ветер и унес – вниз, на зависть Маркизе, сидевшей на корточках, подперев кулачками симпатичную мордашку, и глядевшей виноватым ребенком.

– Ты прямо отсюда хочешь стартовать? – спросил он.

Она огляделась. Потом, неуверенно улыбаясь, сказала:

– Нет, ну… Давай отойдем немного, где деревья. В шесть утра нас еще никто не увидит особо, но лучше как-то это…соблюдать осторожность.

Они отошли под высокие деревья. На листьях серебрилась утренняя роса, а в ее каплях улыбалось летнее солнце. У Сакиры уже было хорошее настроение. Но для порядку хотелось поворчать немного.

– Ну что ты за человек, Маркиза. Нет мне от тебя покоя. Ладно, давай вставай и дай мне свои руки. Вот так. Я тебе все уже объяснял. Главное – слушай музыку. Слушай. Когда услышишь ветер, как бы лети по ветру. Не забывай про музыку. Вот, давай мне руки, я тебя поддержу. Не бойся, мы не упадем, – я же рядом.

Он улыбнулся ей. Он держал ее тонкую руку с узкой ладошкой.

– Узкие руки, узкие брюки, черная жилетка, девочка-кокетка.

– Ты что? – удивилась Маркиза.

– Ладно, ладно, шучу. Теперь давай серьезно. Когда ты услышишь ветер, лети. А потом тебе надо самой подхватить ветер. Иначе тебя унесет, – ищи тебя потом! Тебе нужно напрячься, стать прямой и гибкой, как стрела.

– Стрела не гибкая, Сакирка. Это бумеранг какой-нибудь гибкий. А стрела жесткая и твердая и…

– Значит, стань жесткой. Тебе надо суметь переломить ветер. – Сакира стал серьезен. – Это не шутки, Маркиза. Ты про уэслеров слыхала?

– Знаю, знаю я про страшных уэслеров. Но скажи, Сакира, неужели летать – так трудно? Ведь кажется, полет – это как танец…

– Будет тебе и танец и все такое. Но сначала надо стать очень жесткой и сильной – сильнее ветра. А свобода придет потом. Ладно, хватит болтать. Все. Слушай музыку.

Они затихли. Сакира глядел на небо. Мысленно он измерял путь, угол полета. Нижние ряды облаков медленно проплывали над ними, расчищая небо. Сакира выжидал удобный момент – чтобы не лететь против солнца, и в то же время – чтобы его лучи, прорвавшись сквозь белену облаков, освещали путь. Вот первый луч показался из-за края облака. Сакира медленно поднял к нему руки. И где-то внутри его задрожала, зашелестела, запела струна. Он ждал ответа.

Ждала и Маркиза. Еле-еле слышно звучала ее музыка, и она боялась: а вдруг ответа не будет? Вроде бы что-то слышно… Или нет, ей чудится…

Он встряхнул ее ладошку: «Давай!» Она смелее подняла глаза. Над ней плыли облака – белые, мягкие. От руки Сакиры расходилось тепло по ее телу, это тепло словно обволакивало ее, она становилась легче, легче… И наконец, ветер ее поднял.

Они летели все выше, выше, туда, где облака теряли свою белизну. Солнце позолотило их. Солнце было где-то позади – Маркиза чувствовала теплое прикосновение к волосам и шее. Выше облаков было небо – синее и чистое. Как прозрачно и легко оно было! Какое удовольствие, – подумала Маркиза, – дышать прохладой этого рассветного воздуха. Словно больше ничего и не нужно.

Ясный, тихий, низкий, но слышный здесь все сильнее и сильнее звук наполнял все вокруг. Музыка была спокойной, – значит, вблизи было безопасно. Звуки неба сливались с собственной музыкой Сакиры – спокойной, теплой, с низким звучанием. Слышала Маркиза и свою музыку – легкую, чуть звенящую.

– Ты колокольчик, – улыбнулся Сакира.

И на ее вопросительный взгляд пояснил:

– Когда я касаюсь тебя, я слышу звон колокольчиков.

Но вот среди звуков, наполняющих небо, словно бы появилась легкая рябь. Звучание стало сбиваться.

– Ветер, – посерьезнел Сакира, – теперь держись.

И его собственная музыка зазвучала сильнее. Маркиза теперь слышала в ней гулкие, суровые звуки. Она крепче сжала его руку, – и в этот момент поняла, что это значит – стать стрелой. Рука, да и все тело Сакиры, стало твердым и словно направленным к единственной цели. А рябь усиливалась. В лицо ей повеяло холодом. Она ощутила легкий удар воздуха. Музыку было уже еле слышно. Гул наполнял все вокруг, гул и движение. Маркизе показалось, что облака катятся прямо на нее. Ей стало страшно. Рядом был Сакира. Но он стал словно неодушевленным – жестким был его взгляд, прямолинейно движение. Она вдруг поняла, что ей придется сражаться самой. Вокруг нее сгущался хаос. И на каком-то неизвестном ей еще инстинкте, Маркиза обратилась за помощью не вовне, а внутрь себя. Не было больше звуков музыки вокруг. Но внутри нее они еще звучали. Она вся обратилась в слух. Громче, громче… Маркиза почувствовала толчок, – и запела. Вырвались звуки, жившие в ней, летели по ветру, – и с удивлением Маркиза услышала себя, свой звонкий голос, перекрывающий ветер. Так много тысяч лет назад, призывая к сражению или походу, пели ее предки перед лицом великой опасности. Толчки не прекратились, но страх ушел. И вдруг оказалось, что между тучами облаков, летящих к ней, есть просвет. Маркиза ухитрилась придать направление своему телу, чтобы попасть туда. Как там Сакира? Она оглянулась и увидела, что он все это время был рядом. Более того, она все еще сжимала его руку. И она поняла, что теперь может отпустить ее.

И еще она поняла, – сразу и навсегда, – как обманчива мирная мягкость неба. Не ручной, домашний мирок был вокруг них. Величественно и враждебно клубились облака. Глубокой древностью дышал весь этот мир, в сравнении с которым Сакира и Маркиза, даже со своей боевой песней – песчинки среди мощных и грозных колоссов.

Ветер еще пытался сбить их с пути. А где-то вдали, – Маркиза теперь ясно это видела, – вздымались глухие, темные кручи, о которые звук разбивался словно о непроницаемую стену. Туда лучше было не приближаться. Это была зона уэслеров, среда их обитания.

А над ними все плыло небо. Но к небу подняться было нельзя. Почему-то невозможно пролететь выше неба, – подумала Маркиза, – словно мир имеет крышу. Хотя и известно, что никакой крыши над ним нет, но никому не дано преодолеть невидимый барьер, ограждающий небо от того, что над ним.

– Ладно, давай снижаться, – сказал Сакира.

Когда они спустились, и Маркиза смогла перевести дух, она увидела, что Сакирка доволен.

– Ну, ты классно летаешь, Колокольчик. Честно говоря, не ожидал.

Маркиза улыбнулась устало.

– Сегодня прилетает Вескис, – сказала она. – Она подхватит нас, и мы отправимся в Заозерье. Даже страшно подумать, – она покачала головой, – в такую даль! Хорошо еще, что ты со мной потренировался.

– Вескис хорошо летает, – сказал Сакира. – Очень хорошо. Но ты ведь со своей группой летишь, так что не бойся. Если что – подхватят.

– Да уж, не дадут пропасть.

Они подошли к его дому. Солнце уже высоко взошло. Люди потихоньку выходили на улицу, где-то в стороне слышался гул отъезжающих машин.

– Ну что, теперь – чай? – спросил Сакира.

– С удовольствием.

Когда они пили чай, Маркиза молчала. Ее давно мучил один вопрос, который она все не решалась задать. Но это утро так сблизило их. Маркиза колебалась. Наконец, она решилась:

– Послушай, Сакира… Я давно хочу у тебя спросить…

Он сразу понял, о чем. И его лицо невольно приняло обреченно-усталое выражение.

– Ты ведь так хорошо летаешь… Почему ты не вошел ни в одну группу? Ну, я уж не говорю о нашей, но – вообще…?

Он помедлил.

– У вас отличная группа, – сказал он. – Возможно, самая лучшая. По крайней мере, Вескис – точно самый лучший лидер, из всех, кого я знал.

Он сделал паузу. Маркиза ждала, вопросительно подняв брови.

Ему вдруг расхотелось отвечать серьезно.

– Ну что тебе сказать, малыш? Я – старый капитан-одиночка, порт приписки – не для меня. Когда-нибудь ты дорастешь до моих седин, и увидишь, что в этом есть… свои резоны.

– А-а, – протянула она.

– Ладно, расскажи, что вы там собираетесь делать, в Заозерье.

– Я сама толком не знаю. Что там обычно делают? Танцевать наверно будем при луне. Слушать музыку.

«Зато Вескис знает, – подумал Сакирка, и холодок тревоги на миг коснулся его сердца, – она не зря тащит свою группу в Заозерье сейчас, когда тучи сгустились. Они будут там слушать музыку, которой здесь уже не услышишь». – Не боишься лететь?

– Боюсь очень, – серьезно сказала Маркиза, – Но ведь там все свои. Если что – помогут. Только на это и надеюсь.

И она улыбнулась.

Ей уже было пора. Сакира открыл окно.

– Ну что, – давай, – он широким жестом пригласил Маркизу. Она поморщилась, выглянув наружу. Там уже гуляли дети, люди шли куда-то по своим делам.

– Нет уж, я лучше обычным ходом.

На прощанье он положил ей руку на плечо. Ему хотелось сказать ей что-то важное, значительное – и в то же время легкое.

– Если что – цепляйся к кому-нибудь, кто поближе. Иногда это еще и путь к пониманию.

– Ладно уж. Спасибо тебе, Сакира.

Он смотрел из окна, как она отдаляется – медленно, потом все быстрей и забавнее, навстречу новому дню. Он смотрел ей вслед и думал:

«Если бы раньше… если бы встретить эту группу Вескис тогда, когда я был таким же, как эта милая Маркиза… Я бы бросил все и пошел с ними. Если бы раньше…»

Сакира закрыл окно и пошел мыть посуду. «Милая Маркиза…», – бормотал он и улыбался.

2

Дом группы Вескис занимал подъезд большого дома в новостройке. Добираться было не слишком удобно, но во-первых, рядом был лес с тропами, ведущими к озеру; во-вторых, дорога к дому была красива, и по пути можно было мечтать; а в-третьих у хозяина Дома дона Чезаре Пьетро руки все равно не дошли бы до переезда. Поэтому все терпели, и каждый старался обживать свое жилище, как мог.

Сейчас Вескис в Доме не было. Дверь Маркизе открыл заспанный дон Пьетро, потирая всклокоченную со сна бороду. Ей казалось, что прошло уже не меньше полдня, а дон Пьетро проворчал:

– Что это ты в такую рань – в выходной день!

– Че, я летала. Представляешь? Сакирка мне помог. – Маркиза проскользнула мимо него в большую прихожую, и расстегивала обувь.

Пьетро поморщился.

– Не думаю, что это самый лучший способ. Ты бы подождала, когда Вескис вернется.

– А Вескис не против была. И Сакирка – замечательный учитель.

– Он, может, парень и ничего, но какой-то… неприкаянный. И держалась бы ты от него подальше.

– Да ладно тебе! Ну, все, я пошла. И под укоризненное качание головой дона Пьетро Маркиза проскочила на кухню. – Так, что у нас на поесть?

Но дон Пьетро еще не закончил свою мысль. Для него в этом сложном мире все было просто: были хорошие ребята – «свои» – группа Вескис и их друзья, были «чужие», были «враги» – пинкеры, уэслеры и другие, поглощавшие летающих людей, и были еще непонятные одиночки, вроде Сакирки, которых он не одобрял, потому что неясно, к кому они в конце концов примкнут. Это он и пытался втолковать Маркизе, пока она уплетала омлет с сыром и помидорами, оставшийся от вчерашнего ужина. Но она только отмахивалась от его слов.

– Ты не прав, Че. Ну да, он сам по себе. Ну и что? Не всем же быть в группах! Может быть, у него свой такой путь.

– Я вижу, он тебе нравится. Но ты послушай, Маркиза, что я тебе скажу, послушай и запомни. – Дон Пьетро окончательно проснулся. – Если летающие не держатся группой, их просто однажды поглощают. Человек полетел, – и все, нет его. – дон Пьетро взмахнул рукой, как бы провожая человека. – И так было всегда. Нам, летающим, надо держаться вместе. Рано или поздно любой нормальный человек приходит в группу. И чем раньше, тем лучше. А Сакира Осава летает уже десять лет, – больше, чем ты, больше, чем наши ребята – Келвин, Остин и почти столько же, сколько Вескис. И если до сего часа он не нашел себе группу, значит он не способен к жизни в команде. Понимаешь? А время кустарей-одиночек прошло. Давно прошло. Когда-нибудь все это плохо кончится, и дай Бог, чтобы только для него. Еще раз говорю – держись от него подальше!

Маркиза кивала, – ей не хотелось спорить в такой светлый день. Не хотелось ей объяснять, что просто очень хотела она сделать сюрприз своей группе, и первый дальний полет проделать самостоятельно, не «вися на хвосте» у друзей. А кто ж ее этому научит, если все уверены, что Маркизе рано летать самой! И только Сакира, друг, неожиданно возникший несколько месяцев назад, принял ее намерение всерьез.

Она познакомилась с ним в Парке серебряных статуй – дивном творении прошлого века. Там она изучала искусство, а он работал. Он ухаживал за статуями – отливал из никеля и серебра специальные подставки для них, очищал от окисей. Для каждой фигурки он сделал свой «дом» из стекла и металла, куда убирал их от непогоды. Маркизу Сакира пленил своей серьезностью и внутренним покоем, – возможно, только такой человек и мог заниматься его работой. Она и не думала, что он летает. В его мастерской в Парке было тесно, тепло и уютно. Свет там горел мягкий, приглушенный. Маркиза сидела, подобрав ноги, в огромном старом кресле возле печки для обжига. Сакира рассказывал о своих фигурах, – он знал историю каждой, и все эти истории были чудесны. А Маркиза рассказывала ему о своем детстве в далеком городе у моря, и тихое гудение печки похоже было на гудение морской раковины, когда ее подносишь к уху. И Маркиза полюбила бывать там. Не то, чтобы она специально приходила к Сакире. Но когда случалось ей бывать в Парке, и когда позволяло время, она с удовольствием просиживала у Сакиры часами. Он же никогда не возражал. Однажды, когда Маркиза вошла, Сакира работал, напевая песню. И Маркиза узнала этот мотив: так пели Летающие люди.

Вечер голубой погасил свет,

Ветер за собой

заносил след,

И огни над городом – сверху вниз

Синими узорами разошлись

Эту песню Маркиза услышала впервые от Вескис. А откуда Вескис принесла ее, – неизвестно. Но сомнений быть не могло – такие песни, как пароли, знали только Летающие люди. И тогда Маркиза тихонько запела ее продолжение:

А моя дорога уйдет в ночь.

Сквозь косые просеки канет в лес.

Мимо трав, подлесками, – и сквозь тьму,

К свету, мне известному, одному.

Работа Сакиры остановилась. Он улыбнулся, широко и светло, – Маркиза раньше не видела у него такой улыбки. «И ты?» – спросили его глаза. – «Ну да», – просияла она в ответ. Так они узнали, как многое их связывает, помимо любви к серебряным статуям.

Оказалось, конечно, что «стаж» Сакиры значительно больше, чем у Маркизы. Она в это время только-только училась полетам, больше в паре, с кем-то взрослым и сильным. Он же никогда не летал ни в паре, ни «клином», в команде, а лишь в одиночку. Маркиза знала, что в одиночку летать крайне опасно, и на далекие расстояния вообще не улетишь, – не хватит сил, ветер снесет. Только общее «поле» способно управлять ветром, создавая собственную музыку. Маркиза не решалась спрашивать Сакиру о многом, но поняла так, что летает он изредка, в спокойные дни, и не слишком далеко.

Оказалось также, что Сакиру многие знали, да и он знал многих ее друзей. Вескис не удивилась, когда Маркиза рассказала ей о Сакире. В отличие от Дона Пьетро, она не испугалась их дружбы. Видимо, она не считала, что Сакира сможет причинить Маркизе какой-либо вред.

– Вот видишь, Колокольчик, – сказала она (Колокольчиком Маркизу звали почти все за ее музыку, очень похожую на звон колокольчика), – у тебя уже появляются Летающие друзья вне группы. Мир Летающих людей не так уж мал. А Сакиру Осава я знаю давно. Он талантливый… по крайней мере, когда-то был очень талантлив.

Маркиза не решалась спросить Вескис или Сакиру, отчего он не вошел ни в одну группу. Он явно избегал этой темы, и она опасалась затронуть какую-то болезненную струну, которая разрушит их дружбу. Что-то, возможно, произошло у него когда-то такое, из-за чего он теперь предпочитал иметь дело с Серебряными статуями, а не с Летающими людьми.

– А если до сих пор он никуда не попал, значит с ним что-то не так, – уж не знаю что именно, это тебе виднее. – Дон Чезаре уже почти успокоился, и продолжал более миролюбиво: – Может быть, он уже и не войдет ни в одну группу. Но тем хуже для него. Потому что, – сама знаешь, – долго одиночки тут – того… Ну, ты знаешь что. И все, давай быстрее, сегодня прилетает Вескис и наши, а я еще не убрал дом. Пойдем, поможешь мне.

Маркиза поморщилась, представив, что им вдвоем придется убираться во всем Доме. Но тут послышались голоса: это просыпались другие обитатели Дома Вескис. На кухню спустился Келвин, свежий, улыбающийся, широкоплечий, со словами: «Ну что, ребята, готовы к Большой дороге? А, Большая дорога – завтра? Ну, все перепутал. Ладно, тогда сегодня можно потренироваться, махнуть к Старому замку. Как ты на это смотришь, Остин?»

А Остин, спускающийся вслед за ним, высокий, худой юноша, потирая переносицу, произнес:

– Я на это смотрю, и мне это не то чтобы нравится. Я бы лучше почитал хорошую такую книжку. Такую книжку, которую кое-кто у меня взял на часок пару недель назад.

Маркиза засмеялась.

– Ну прости меня, я тебе сейчас же отдам. Я не смогла осилить и одной главы, вот она и провалялась у меня в комнате.

– А о чем речь? – подал голос Келвин.

– Это же Сарторикс, классик экзистенциализма! – воскликнул Остин. Келвин только хмыкнул. По его мнению, Остин любил все сложное и замудренное, – что, однако, не мешало Остину слыть вполне толковым и практичным в той компании, где он работал.

– Это слишком философская книжка, – пожаловалась Маркиза. Но мне ее жаль отдавать, – я все жду, когда достаточно поумнею, чтобы читать такое.

Однако у Дона Чезаре были другие планы.

– Так, это все здорово – тренироваться, книжки читать, и все прочее. Но сначала надо устроить Большую уборку. Так что поздравляю вас. Быстрый завтрак – и за работу!

– Слушаюсь, сэр! – Келвин сделал под козырек. И, подмигнув Остину и Маркизе, спросил:

– А что, Капитан наш сегодня что-то не в духе. Уж не подгорел ли случайно наш завтрак, а?

Однако он ошибался. Уже через четверть часа завтрак стоял на большом столе в столовой.

С уборкой управились быстро. И в половине двенадцатого дня меньшая часть группы Вескис на двух машинах отправилась встречать свою большую часть, прилетающую из Заозерья.