– Сестричка, дочь к вам сегодня положили. Хочу, чтобы всё было на уровне, понимаешь… Мать в отъезде. В общем, посмотри за ней как за родной, войди в положение, почти неприметным движением фокусника сунул ей в карман зелёную бумажку. – Климова Катя из седьмой, – без тени сомнения, которое, не позволяет возражений, самоуверенным тоном проговорил мужчина. – И вообще, я буду появляться часто, —последние слова прозвучали как угроза.
Вера не успела опомниться, подумать, как ей отреагировать. Если отдаст деньги, возмутиться, то неизвестно, что в ответ сделает этот наглец, который всем своим видом напоминал крутого дельца. К тому же сзади под потолком находилась камера наблюдения. Хоть у неё и неширокая спина, поняла, и она могла помешать зафиксировать тот момент, когда получила взятку. Если бы попробовала вернуть деньги, всё осталось бы на плёнке.
Искушение использовать деньги было немалым. В семье как раз наступил период безденежья. Отсидев лекции, раздираемая плохими мыслями, решила потратить неожиданно выпавшее на неё богатство. Наступала пора осени, приближались холодные дни, её сапоги требовали ремонта. Даже сегодня после небольшого дождя чувствовалась в обуви неприятная влага. Она ещё не знала – что лучше, отдать сапоги в ремонт или купить новую пару. Траты на зимнюю одежду дочери пугали ещё больше.
Она шла по Арбату, многолюдному даже в дождливую осеннюю погоду.
Москва менялась, становилась новой, более современной, стремилась к европейскому уровню. Многие здания продолжительное время смотрели на город серой, утратившей яркие краски одеждой с рисунками слонов и надписью «Caparol».
Если такая накидка исчезала, взгляду открывалось помолодевшее и безусловно более привлекательное здание. Но почему-то их внешний вид вызывал ностальгию по прошлому. В самом названии улицы, её звучании было что-то давнее, какая-то провинциальность, в этой провинциальности и пряталось, возможно, особое очарование. А новые, яркие ослепительные краски совсем не подходили к этому названию – Арбат.
Она шла медленно, не спеша, порой останавливаясь у выставленных на продажу картин, у мольбертов неизвестных художников, которые рисовали за гроши портреты прохожих, когда услышала до боли знакомые звуки. Это был, конечно, полонез Огинского, его она сама когда-то неплохо исполняла на фортепиано. Вера вспомнила свой небольшой городок, мать, сестру, с горечью подумала о родителях. В музыке действительно звучали нотки грусти, навеянные воспоминаниями о милых и дорогих местах, с которыми связана счастливая беззаботная пора. Что-то защемило в груди от этой такой знакомой мелодии, казалось, скрипка тихо, по-детски всхлипывала.
Она пошла туда, откуда доносились звуки, с каждым шагом мелодия звучала громче и потому более волнующе. Но увидев того, кто рождал эти звуки в пространстве, она замедлила шаг. Девочка лет десяти, худенькая, в старом мокром от дождя плаще, старательно выводила смычком по струнам. Лицо её с мелкими невыразительными чертами, усыпанное веснушками, никак нельзя было назвать красивым. Пышные, но какие-то бесцветные волосы до плеч также не украшали её. Заштопанные колготы, поношенные туфельки подчёркивали достойное жалости и сострадания положение девочки. Только глаза, слишком большие для такого мелкого небольшого личика, также некрасивые, светились внутренним светом. Когда-то же и она жила обычной жизнью, ходила в школу, где научилась так красиво играть. И столько грусти было сейчас в этих глазах по прошлому, утраченному.
Какие жизненные обстоятельства заставили её выйти на улицу, чтобы заработать копейку таким способом, можно было только догадываться.
Вера, несомненно слышала о существовании мафиозных структур в среде нищих, которые используют в своих целях для наживы детей. Сочувствующие люди останавливаются, достают кошельки чаще. Но она ещё знала и о том, что подаяние милостыни – это прежде всего спасение для души того, кто жертвует. И совсем не важно, дал ли ты тому, кто в этом нуждается или тобой пожертвованные рубли окажутся в руках мошенника. Важно, что твоё сердце не осталось безразличным в чужой беде. Именно это видит и оценивает Бог. Он всё видит и всегда вознаградит за твою доброту, милосердие и любовь.
Приблизившись к девочке, Вера остановилась, достала из сумки ту злосчастную купюру, что нарушила её душевное равновесие, как-то легко и без сожаления опустила в картонную коробку с мелкими деньгами на асфальте. Резко повернувшись, пошла не оглядываясь. Вера уже ничего не видела перед собой, перед глазами стояла униженный жизнью ребёнок, у которого взрослые отобрали детство. Чувство вины овладело и взволновало её. Она так же когда-то радовалась этим переменам, увлечённо слушала речи по телевидению, читала статьи вольнодумцев, не отходила от телевизора, когда выступал Собчак. Но никто не догадывался, чем закончится перестройка. Сейчас она радовалась, что возрождаются и открываются храмы, не пропагандируется атеизм, богоотступничество, за которое дорого заплатила человечество.
Не было раньше большой разницы между достатком тех, кто сумел отхватить кусок, не придерживаясь никаких принципов и тех, то как-то сводил концы с концами, честной частью населения.
Появление убогих и обездоленных грязных и оборванных бомжей накладывало ещё одну чёрную метку на эти перемены. Душа сопротивлялась росту роскоши и богатства, тому безразличию к положению других, страданию многих.
Глава шестнадцатая
Годы, которые Вера привела в Москве, потом всегда вспоминала особенной теплотой. Тут встретила новых друзей мужа, познакомились с интересными людьми. Несмотря на сложности в финансовом плане, всё же собирались выходными днями у кого-нибудь, и хотя хозяйка ограничивалась чаем, вареньем, каждый приносил остатки своих припасов, сладости, что были припрятаны на разные непредвиденные случаи. Тёплые душевные разговоры, казалось, компенсировали материальные трудности.
Связь с Вероникой уже не была такой, как раньше. Письма получала редко. Она жалела, что жизнь их разлучила. Повседневные хлопоты о муже, дочери, учёба, новые знакомые, товарищи были здесь, и были реальными. А мать, Вероника, юность остались в прошлом. Она писала, звонила, однако жизнь диктовала свои условия.
Неожиданно письма от Вероники перестали приходить вообще. Мать иногда встречала маму Вероники. От неё Наталья Николаевна узнала, что муж её оставил семью. Точнее, это Вероника, узнав, что у Павла есть другая женщина, ушла от него. К этому времени она окончила аспирантуру, перебралась в столицу, преподавала историю в университете. Мать Вероники упрекала дочь за то, что она ни на что не претендовала, ушла от мужа ни с чем. Хоть бы о ребёнке подумала, – передавала слова женщины Наталья Николаевна. – Живёт в общежитии, а мне сейчас забота – на квартиру ей нужно заработать. На свои доходы даже преподаватель университета не в состоянии накопить денег, чтобы купить квартиру. Но ведь у неё принципы. Из-за них и с мужем не ужилась. Такой человек… всё в дом, всё для семьи. А она его в непорядочности обвинила. Где сейчас найти порядочных?
Вера узнавала ту, прежнюю Веронику, и с грустью думала о неудачах, что сопровождают её.
Незаметно пролетели три года учёбы в мединституте. Медкомиссию она проходила каждый год. Это хождение по кабинетам всегда угнетало её, хотя и собиралась сама работать в этой системе.
– Флюрограф ещё не проходили? – врач посмотрела сначала анализы, потом вопросительно посмотрела на неё.
– Нет.
– Хорошо, что не проходили. Хочу вас поздравить, вы беременны.
Удивление Веры было таким сильным, что она какое-то мгновение стояла в оцепенении.
– Вы что, не рады? – из-под сдвинутых на нос очков врач с ещё большим интересом посмотрела на неё.
– Просто всё очень неожиданно, – ответила Вера.
Какой-то надеждой у неё жило сомнение, что это всё же ошибка. В аптеке она купила тест и когда всё подтвердилось, Вера заметалась. На приёме у врача выяснилось, что срок большой. Роды приходились на июнь. А в кабинете УЗИ ещё одна неожиданность, сказали, что будет двойня. Рушились все планы. Оставался последний год учёбы, ординатура. Так близко было достижение желаемых результатов – окончание учёбы. Один раз она брала академический. Эту жертву принесла ради любви, ради мужа, когда поехала в глухую провинцию. И Вера никогда не пожалела о своём выборе. В другой ситуации, если бы случилось это позже, она бы только обрадовалась ещё одному ребёнку и даже двум.
Вечером обо всём рассказала мужу. Он долго молчал, думал и не решался принять какое-нибудь решение.
Они тогда в первый раз серьёзно поссорились.
– И что ты думаешь делать? – кажется, он не хотел брать на себя ответственность.
– Ну, раз так получилось, – с сожалением говорила Вера. – Возможно, когда-нибудь и удастся закончить учёбу.
– А ты знаешь, куда меня направят завтра, через год? И будет ли это тьмутаракань, или город, в котором есть мединститут? Да и в материальном плане, жить на одну стипендию на двоих детей…
– Троих. На УЗИ сказали, будет двойня, – Вера впервые с испугом посмотрела на мужа, лицо его от последних слов стало неузнаваемо.
– Вера, я вижу только один выход… Делают же другие… И ничего.
Вера расплакалась, вышла, легла на кровать, уткнулась в подушку.
Несколько раз он пытался с ней поговорить, но, доведённая до отчаяния практицизмом мужа, о котором она даже не догадывалась, его настойчивости, она отмалчивалась. В шутку брошенная им фраза совсем её убила.
– Представь себе, если у нас родятся две девочки… Мне на курсе не дадут прохода, мол, многодетный отец-бракодел…
Перечить мужу она, всё детально обдумав, не решилась. Хотя мать, которой она вечером позвонила, посоветовала прислушаться к голосу своего сердца. Ей было стыдно осознавать, что она вновь вспомнила о Боге только сейчас, когда оказалась в ситуации, где рассчитывать только на свои силы не приходилось. Невольно, беря пример с мужа, становилась более решительной, уверенной. Всё ей оказалось возможным. Однако ж нет… Всё в этой жизни не по нашей, по Его воле.
В больнице врач без всяких возражений и рассуждений, ничему не удивляясь, выписала направление на прерывание беременности. Она даже не пробовала отговорить, возможно, зная, что всё это напрасно. Взгляд врача был безразличен. Как и многие люди этой профессии, которая, как никакая другая, требует милосердия и сочувствия, она уже не видела в бесконечном потоке больных конкретного человека, его боль, страдания, смотрела на них как на каких-то роботов.
Валера, кажется, впервые ей не поверил, на занятия не пошёл, решился сопровождать в больницу. В очереди у дверей кабинета ждали минут двадцать. И когда подошла её очередь, чтобы пойти на эту физическую и моральную экзекуцию, он вдруг остановил её…
– Вера, не иди. Поедем домой.
У Веры не было сил на какие-то эмоции, улыбка получилась неестественной, вымученной, или она ещё не верила услышанному.
– Будем воспитывать, раз так получилось.
– Даже троих?
– Куда же деваться? Нужно же кому-то невест растить.
– А почему ты передумал?
– Жалко стало.
– Детей или меня?
– Себя. Потом всю жизнь мучился бы, укорял себя. Вас тоже жалко.
Глава семнадцатая
Летом в июне Вера родила двух мальчиков. Ей казалось, что для мужа это было наградой свыше за его нелёгкий выбор. Дружная большая семья однокурсников в общежитии быстро откликнулась на новость. Кто-то предлагал уже не нужную коляску, детскую одежду, ванночку, другие необходимые только маленьким гражданам мелочи. Детских кроваток предлагали даже две, ну где же их поставить? Когда дети немного подросли, тот мальчик, что по мнению Веры был по характеру и внешнему виду похож на Валеру, перебрался на просторную кровать к родителям. И кричал, плакал, когда его клали в коляску на место брата. Быт как-то наладился, даже без особенных усилий, что пугало Валеру. Ему оставалось только проявить заботу о пропитании. Неожиданно выяснилось, что грудного молока не хватает. Детское питание стоило немалых денег, и Роман помог устроиться на завод, где работал сам.
Учёбу Вере пришлось оставить. Она утешала себя надеждой, что последний курс когда-нибудь сможет окончить, пусть только дети подрастут, и она в конце концов станет врачом.
Медленно, день за днём тянулись однообразные дни, наполненные приятными хлопотами о детях.
Заботиться сразу о двух беспомощных малышах и Ленке, которая после рождения братьев больше не ходили в детский сад, было сложно. Выручали соседи, соглашавшиеся какое-то время посидеть с детьми. Тогда она могла сбегать в магазин, на рынок или в аптеку.
И вот наступило это долгожданное время окончания учёбы Валерия. Распределение получил на авиационную базу в Смоленской области. На этот раз переезд большой семьи на новое место немного пугал, но и новый переезд вскоре был позади.
На новом месте постепенно всё наладилось, служба входила в обычное русло, только сейчас ходил Валера не на лекции, а в воинскую часть.
Рома остался служить в Москве. Скорее всего в этом была заслуга Вики. За последнее время учёбы мужа Вика очень сблизилась с женой влиятельного дяди-генерала из генерального штаба.
Валера не знал каким образом Роману удалось поступить в адъюнктуру, и почему он отказался от своей мечты о небе. Сам он продолжал летать, осваивать новые, самые новейшие истребители, как ребёнок радовался каждому полёту.
В первый год службы они решили купить компьютер. Мебель, стиральная машина, новый холодильник подождут. Новое изобретение человечества действительно стало необходимостью. Компьютер связывал мужа с друзьями, прошлыми сослуживцами, да и в работе без него обойтись уже было сложно.
Вера смогла по электронной почте возобновить переписку с Вероникой. Даже отпуск они спланировали так, чтобы иметь возможность встретиться.
Подруги вспоминали прошлые годы юности, к сожалению, заметили и морщинки на лицах. Разговоры касались жизни детей, их болезней, увлечений и способностей, а что ещё более важно может быть для матери? Вера удивилась, что Вероника не спрашивала о Романе.
– Тебе не хочется ничего узнать о Романе?
– Зачем душу бередить? Я тоже, Вера, в храм хожу, верить хочу. Однако сложно это всё в моей жизни, возможно, потому, что без Бога жила, на свои силы надеялась. А Рома, Рома остался в прошлом. Лучше него я в своей жизни никого так и не встретила, не нужно об этом и вспоминать, грех это – думать о чужом муже.
Вероника давно запретила себе думать о прошлом. Кроме того, был у неё человек, который нуждался в её заботе, внимании. Ане было уже восемь лет, она росла доброй, умной, не по возрасту серьёзной девочкой. С началом учёбы в школе для Вероники наконец закончился тот сложный период детских болезней, простуд, бессонных ночей, связанных с ними. Дочь радовала первыми успехами, отличными отметками.
Глава восемнадцатая
Однажды вечером Аня играла во дворе, Вероника была на кухне и вдруг с улицы – двери на балкон были открыты – донеслись отчаянные детские крики. Она выбежала на балкон. Дети разбегались в разные стороны – огромная овчарка неслась по двору. С ужасом осознала Вероника, что собака догоняла Аню.
– Лота, ко мне, – среди детских криков, визгов несколько раз раздался громкий голос хозяина собаки, но эти команды не остановили друга человека, который сейчас превратился в страшного зверя. Собака была в наморднике, но от этого вряд ли была менее страшна, детей разогнал сам вид могучего пса.
Что она могла сделать? Чем помочь дочери, находясь на балконе? Одеревенев от ужаса, видела, как собака прыгнула на Аню, ударила лапами в грудь и спиной дочь упала на перила какой-то металлической конструкции.
Вероника бросилась на улицу. Собаку хозяин привязал к тонкой берёзке, с виноватым видом ждал упрёков от Вероники. Аня лежала на траве, не имея сил подняться. Навзрыд, как другие дети, она никогда не плакала, что всегда удивляло Веронику. Сейчас она также не плакала, но лицо её было мокрым от слёз, и на нём был ужас, испуг, не исчезала гримаса сильной боли, которая мучила девочку.
– Что болит? – бросилась к дочери Вероника.
– Спина, – простонала Аня.
Вероника попробовала осторожно поднять её, осмотреть спину, увидела ушибленное место, синяк, который стал отёчным.
– Мама, мне очень больно.
– Я подгоню машину, – кто-то из соседей предлагал возможность скорее отвезти девочку в больницу к врачу.
Аню они положили на заднее сидение машины.
Возле больницы Вероника взяла её на руки и почти бегом направилась к приёмному покою. У входа она поняла, что ей не открыть массивные двери, но подняв голову, увидела высокого мужчину в белом халате, который открыл дверь, но не пропустил её вперёд, не раздумывая, спрятал сигарету и пачку в карман, подставил свои руки. Вид невысокой слабой женщины с тяжёлой ношей вынудил его поступить именно так. И Вероника уступила мужчине.
– Спасибо Вам, я бы не донесла.
– Что с ней? – глядя то на Аню, то на мать, спросил незнакомый врач.
– Собака напала, опрокинула на металлическую горку, на спине синяк и отёк.
– Почему же скорую не вызвали? Для таких больных нужен специальный транспорт.
– Я так испугалась, что не подумала об этом. Что, неужели может быть перелом?
– Снимок покажет. Сделаем рентгеновский снимок. Переломы бывают разные, главное, чтобы спинной мост не был повреждён. Вы здесь подождите, мы всё проверим, – мужчина кивнул Веронике, чтобы подождала на кушетке, сам с дочерью на руках пошёл по коридору.
– А вы меня вылечите, я буду бегать? – Аню насторожил испуганный голос матери.
– Конечно, будешь.
Мучительно тянулись минуты ожидания. Веронике оставалось только шептать молитвы. Сейчас как никогда, они были искренние, шли от самого сердца. Наконец, дождавшись врача, пошла ему навстречу.
Столько страдания было в её взгляде, что врач, который много видел за свою практику, достаточно очерствел от чужого моря, словил себя на мысли, что совсем не безразличен к беде этой женщины.
– Успокойтесь, пожалуйста. Причин для неутешительных прогнозов пока что нет. К сожалению, снимок показал перелом, но спинной мозг, кажется, не поврежден. Похожие, более серьёзные повреждения случаются при авариях. Но придётся долго лежать, нужен полный покой. Необходим постоянный уход, всё будет зависеть от того, как вы сможете дочери объяснить ситуацию. Думаю, что вы понимаете, самый лучший уход может оказать мать. Повторяю, нужно как можно меньше движений. Возможно, придётся надеть корсет. Я, кажется, сказал, поврежденных нервных структур сейчас нет. Но я должен предупредить, что позвоночник очень сложная часть организма. Повреждение может возникнуть из-за плохого кровообращения спинного мозга из-за того, что сдавливаются сосуды, которые питают нервные структуры.
– Она может остаться калекой?
– Нет, я надеюсь, что лечение будет успешным. Но возможные риски остаются даже при выполнении такой простой для любого хирурга операции, как удаление аппендицита.
– Ну, слава Богу. Надежда есть. Спасибо вам, доктор.
– Её сейчас поместят в палату. Вы сразу же серьёзно поговорите с дочерью. Желательно не оставлять её одну, пусть кто-нибудь привезёт из дома всё необходимое.
– У меня некому это сделать, – в растерянности ответила Вероника.
– На первом этапе лечения выпишем обезболивающее средство. Когда ребёнок уснёт, можете даже отлучиться домой.
Глава девятнадцатая
Андрей Иванович работал в травматологии давно, считался хорошим хирургом, проводил сложные операции. К нему обращались, используя знакомства и связи, чтобы выполнил даже простые операции, которые мог сделать и молодой хирург. Ему доверяли, на него надеялись, и он оправдывал надежды и ожидания людей. Как и другие известные хирурги, от пациентов иногда брал деньги, с которыми охотно расставались родственники больных, щедро расплачиваясь за ещё большую ценность – здоровье.
Циником Андрей Иванович стал не сразу, профессию выбирал не из меркантильных побуждений, в том юношеском возрасте руководствовался интересом и гуманизмом. Первые годы практики придерживался своих принципов, вызывая насмешки коллег и искреннее уважение, благодарность пациентов. Долго был верен клятве Гиппократа. Но потом в его жизни появилась Лиза. Именно с ней он потерял голову, а её потребности были чрезмерными. Боясь её потерять, исполнял все её капризы, что стоило немалых средств.
Впервые он не достал денег, положенных ему в карман солидным чиновником, которого собрал со сложным переломом ног в автомобильной аварии. Это случилось после того, как Лиза рассказала о своей мечте побывать в Париже. Сначала он ещё заглядывал в историю болезни, но быстро начал ограничиваться информацией о семейном и социальном положении. У бедно одетых, что отдавали последнее, брать отказывался. После Парижа Лиза захотела отдохнуть в Египте, постепенно, как и другие, брал всё, что приносили. Заглушая голос совести, оправдывался примером коллег, как и раньше рабски подчиняясь желаниям жены. Он любил её страстно, жертвуя совестью, добрым именем. Со временем к нему пришло понимание того, что она никогда его не любила, только использовала в своих корыстных целях. Он каждый год возил её за границу, купил четырёхкомнатную квартиру, потом построил за городом коттедж.
Но всюду чувствовать пустота. Лиза не хотела рожать, откладывала рождение ребёнка на потом.
Однажды, вернувшись из командировки раньше, чем планировалось, он увидел незнакомца, причём, в своём халате и тапочках. От увиденного потерял дар речи. Первым нарушил тишину наглец с чисто оголённой головой. Скривив губы в ехидной усмешке, от чего его нос с горбинкой ещё больше стал похож на клюв.
– Дорогой, предупреждать нужно о своих поездках, чтобы не было неприятных сюрпризов…
Ошеломлённый, он бросился искать Лизу. Она спала. Её притягательное тело всегда такое желанное, показалось сейчас порочным и похотливым. Лежала она поперёк семейного ложа, так бессовестно безжалостно испоганенного в его отсутствие, словно напоминая, что он здесь сейчас лишний, ему места нет. Прогнал её без всяких сомнений, не позволив собрать даже вещи. Он сам испугался своего гнева, тех противоречивых чувств, что овладели им. Только сейчас, когда дело дошло до такого неожиданного разрыва, Андрей Иванович увидел и узнал настоящую Лизу. Как хищный зверь, она вступила в схватку за то, что ей никогда не принадлежало, претендовала на свою долю имущества, что заработал муж.
Тяжело переживая самообман, не желая её больше видеть, всё же надеясь сохранить остатки своих чувств, память о прошлом, без сожаления оставил ей машину и коттедж. Лиза осталась довольна, возможно, надеясь, что отношения между ними наладятся, по телефону она просила денег, но быстро поняла, что рассчитывать на это не стоит.
Собственную драму он переживал тяжело, как будто похоронил близкого человека. Пустоту в душе, что пришла после разрыва, он пытался заглушить алкоголем, но быстро понял, что это не выход.
Сейчас его траты значительно уменьшились. Но по инерции не отказывался от подношений, складывал деньги в шкатулку, которую когда-то регулярно опустошала Лиза. Он не умел так, как Лиза, вкладывать в дело свои средства. Только когда шкатулка наполнилась, понёс деньги в банк на счёт. Вот уже пять лет, как он регулярно пополняет счёт, а желание тратить на что-то так и не появилось. Иной раз его посещала неясная надежда, что встретит интересную женщину, но воспоминания о Лизе гнали прочь эти ростки надежды. Боясь вновь ошибиться в своём выборе, он отдавал себя целиком работе. Увидев эту слабую женщину с девочкой на руках, он словил себя на мысли, что впервые за многие годы смотрел на женщину не как на пациента без возраста и пола, не безразличным взглядом, измученного тяжёлой работой хирурга, которая притупляет человеческие чувства, ему показалось, что в толпе он рассмотрел близкого и родного человека.
Жалость, сочувствие – чувства, что не посещали его давно, словно проснулись в нём от летаргического сна, остановили его. Если не я, то кто ей поможет?
В палате, куда поместили Аню, была уже девочка с матерью. Пятилетняя Катя была с открытым переломом руки. Веронике было страшно смотреть на металлическую конструкцию на худенькой, как молодая веточка руке девочки. Молодая женщина выглядела на лет сорок. Девочка была очень ослаблена. Упав с качелей, она получила сильное сотрясение головного мозга, мать не отходила от Кати, словно старалась загладить свою вину.
В Веронике женщина, которая назвалась Ириной, видела подругу по несчастью. Вероника рассказала, что случилось с Аней, на лице Ирины она увидела искреннее сочувствие.
О возможных тяжёлых последствиях травмы позвоночника при Ане Вероника не говорила, но женщина сама поняла, к чему может привести подобная травма.
– Если у вас есть средства, то с этим затягивать нельзя. Сразу другое отношение. Это только считается, что у нас бесплатная медицина. Нам повезло, попали к Андрею Ивановичу. Все у Петровского хотят лечиться, у него золотые руки.
– А сколько же нужно? – с осторожностью, шёпотом спросила Вероника.
– Понятное дело, чем больше, тем лучше. Но думаю, не меньше пятидесяти. Это минимум.
– Долларов?
– К белорусским рублям такие люди давно не патриоты.
– Мне посоветовали, когда Аня уснёт, сходить за вещами. Возможно, стоит и доллары купить?
– Обязательно купите, а потом в ординаторскую сходите. Конечно, желательно, чтобы там врач был один, чтоб без свидетелей.
В тихий час, после обеда, когда Аня закрыла глаза и уснула, Вероника поспешила домой. Ирина пообещала присмотреть за девочкой. Дома быстро собрала зубные щётки, мыло, кружки для себя и дочери, ложки, одежду. Когда возвращалась в больницу, зашла в магазин, а после в банке купила валюту.
На следующий день, после утреннего обхода она по совету Ирины направилась в ординаторскую, но долго не решалась зайти. Несколько раз подходила к двери, постояв возвращалась, наконец постучав, вошла.
Крепкий запах кофе привёл её в замешательство, заставил остановиться на пороге. На небольшом журнальном столике возле дивана фрукты в вазе, гора бутербродов на тарелке, чашки с ароматным напитком. На диване сидели незнакомый врач, которого видела несколько раз в коридоре и медицинская сестра, та, что Веронике не понравилась сразу. Всегда в чересчур коротком халате, на лице печать высокомерия и неприступности, в отношениях к детям и родителям подчеркнуто сдержанная и отчуждённая.
Андрей Иванович стоял у окна. На Веру, что остановилась у порога, все трое медиков смотрели, ждали, что скажет мать больной девочки.
Вероника смутилась, не сразу к ней вернулась решимость.
– Простите, я кажется не вовремя… Андрей Иванович, можно вас на минутку?
Врач подошёл к дверям, вышел в коридор.
– Андрей Иванович, я вам очень признательна за всё, за помощь, —после этого признания Вероника смутилась и очень волнуясь, неуклюжим движением, протянула сложенную вдвое пятидесятидолларовую купюру, положила в карман халата.
Она не сразу после этого посмотрела на доктора, сгорая от стыда и неловкости, отводя взгляд в сторону. И только когда услышала недовольный голос, боковым зрением увидела на лице человека не меньшее чем у себя замешательство.
– Ну, этого мне от вас не хватало… Заберите сейчас же. Вам они больше нужны. Подождите, – он вернулся в кабинет, быстро вышел, в руках держал четыре больших спелых персика.
– Это для Ани, – протянул ей фрукты. – Ей обязательно нужны сейчас фрукты, овощи, витамины с минералами.
– Что ж, спасибо, – тихо произнесла Вероника, она находилась в растерянности как от отказа врача, так и от неожиданного подарка. – Простите меня.
– За что?
– Что плохо о вас подумала.
– Идите в палату, не оставляйте девочку одну.
– Ну что? – поинтересовалась Ирина, когда в палату вошла Вероника.
– Не взял, – пожала плечами.
– Как не взял? Я же говорила, чтобы в кабинете был один.
– Я положила, а он вернул.
Женщина на мгновение задумалась над явной осечкой.
– Да у тебя на лице написано, что не надёжная, – вынесла вердикт Ирина. – Вот, в каждом деле нужен только профессионал. Здесь нужно с уверенностью, с решимостью, даже с наглостью.
– Не умею я так.
– А персики откуда?
– Андрей Иванович дал для Ани.
– А может, Андрей Иванович на тебя глаз положил? – засмеялась Ирина.
– Вот придумала. Только в моём положении этого не хватало. Просто он хороший человек, а я ему… Стыд-то какой…
– Ну, не печалься. У меня же взял. И у других берёт, но, как видишь, не у всех, значит, есть ещё остатки совести. Видимо, в истории болезни заметил, что ты одна живёшь, попала в беду, у тебя больной ребёнок.
Медсестра Марина с большой настороженностью отнеслась к этому необычному визиту Вероники. И этот порыв щедрости, проявление сочувствия со стороны Андрея Ивановича удивило её не меньше, чем Веронику. Это было на него не похоже. Она работала в больнице третий год, и все её женские хитрости добиться расположения от перспективного жениха были напрасными.
Она считала себя красивой, всегда по моде со вкусом одевалась, много денег тратила на косметику, регулярно посещала парикмахерскую, он же словно и не замечал её, хоть бы когда-нибудь сказал комплимент. В принципе, он никого не замечал, поэтому Марина не теряла надежду. В больнице поговаривали, что Андрей Иванович тяжело переживал развод с женой. Он, безусловно доктор что надо, но не было ещё людей, которых не лечит время.
Проявление сочувствия и интереса к этой «мышке» насторожило Марину. Сейчас на ней лица не было, так её придавил этот случай с дочерью, такого и врагу не пожелаешь. Перелом скорее всего постепенно будет срастаться, но и гарантии в таких случаях никто дать не может. Удивительно такое внимание к ней наблюдать со стороны Андрея. Даже чужим добром стал разбрасываться: персики то ей, Марине принесли.
Марине вдруг захотелось посмотреть на эту замухрышку, она взяла таблетки для Ани и пошла в палату.
Глава двадцатая
Женщины в палате не было, её персики с аппетитом уплетали маленькие пациентки. Ну вот, так каждый может – чужим добром угощать.
С матерью девочки Марина встретилась в дверях, когда выходила из палаты. Вид у женщины не был подавленным, в глазах теплился неяркий, тихий, незнакомый Марине свет. Лицо без следов косметики показалось простым, привлекательным, в манерах и мимике никакого кокетства, это подкупало и даже вызвало у Марины симпатию. Нет, она не увидела в этой женщине соперницу, наоборот, возникла убеждённость, что даже сравнивать её с собой нельзя. Она не могла понять – как такая может понравиться мужчине?
– Женщина, почему вы без присмотра больную оставляете? – чувство неприязни проснулось в Марине.