Loe raamatut: «Стишутки. Сборник»

Редактор Александр Чумовицкий

Корректор Татьяна Алистратова

Иллюстратор Ambrose Chua

© Татьяна Разумовская, 2018

© Ambrose Chua, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4493-7472-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наследие

Было принято в моем семействе:

Если больно, страшно или плохо,

Ты не ной, не жалуйся, не охай —

Лучше первым над собой посмейся.

Если где-то дурака – тебя – надули,

Или предал друг – уж что есть горше,

Отлежись в норе, соплю утёрши

И кусая в кровь пустую дулю.

А вовне – шути, хохми, хихикай,

Выгляди последним идиотом,

Сможешь – так рифмуй свои остроты

И паяцем прослыви, хоть имя дико.

Видно, предок мой твердил веками,

Не надеясь на людскую жалость:

«Ерунда, споткнулся я о камень,

Что пред Вечностью такая малость?»

О СТРАННОСТЯХ ЛЮБВИ

…не вздохи на скамейке

 
Любовь – не на рулет присыпка,
Не гамма и не пятью пять,
Любовь – не жареная рыбка
(чтоб рыбку съесть и шкурку сдать).
 
 
Любовь – не на колу мочало,
Не сказки праздничный итог,
Не счастья полного начало,
Не раб, не царь, не червь, не бог.
 
 
Любовь – не шарф в промозглый холод,
Не факел, чтоб распалась мгла,
Она, скорее, – серп и молот,
Когда сойдутся два села.
 

Глоток

 
Вчера мне показалось: облака
Теплы на ощупь в куполе бездонном,
И я хлебнул парного молока
Из синего небесного бидона.
И поднял ввысь меня девятый вал,
Я на поддон Земли глядел оттуда,
Где вечный хлад, но не грозит простуда
Тому, кто облаков коктейль лакал.
И пусть я не преодолел кордона
Твоей души – сам черт там правит бал! —
Но знай, что я одну тебя алкал,
Насмешливая злая белла донна!
 

Об Адаме и его даме

 
Я Создателю отдал ребро,
чтоб мне сделал Создатель подружку,
а она – за мое же добро! —
проедает мне плешь на макушке.
 
 
Пилит утром меня и в обед,
пилит в холод и в дождь, и в жару —
видно, хочет мой прочий скелет
получить в дополненье к ребру.
 

Юридическое

 
На рассвете скучном как-то
Я в сердцах сказала Юре:
«Ты любил меня de facto,
Полюби теперь de jure!»
 

Послание

 
Ваш дух сир,
Ваш день сер,
Ваш чёрств сыр —
Без нас, сэр.
Ваш мозг сух,
Ваш зуб сгнил,
И сдох слух,
И нет сил.
Ваш пуст зрак,
Ваш влас сед,
Всех дней смак —
Лишь муть, бред…
 

Встреча

 
От летнего жара спасаясь с бульвара
в один привокзальный пивбар,
там встретился как-то с потрепанной Кларой
оглохший и спившийся Карл.
 
 
«А вспомни-ка, Клара,
как ловко украла
из брюк, из кармана
(тому двадцать лет,
ни много, ни мало!) —
любимый кларнет?»
 
 
«Кларнет я украла?
А вспомни кораллы!
Кораллы мои в два ряда!»
(Тогда я была молода…)
 
 
«А помнишь, как мы обнимались в амбаре?»
«Да, ночь обнимались, а утром – привет».
«Я, Клара, кораллы твои взял на память».
«А я, Карл, на память взяла твой кларнет!»
 
 
«И где ж он?» – «Загнала», – она пробурчала.
«Я пропил кораллы, – сказал он в ответ. —
Послушай-ка, Клара, по дружбе по старой,
найди нам на пиво хоть пару монет?»
 
 
И в баре за кружкой, с засохшею сушкой,
у них разговоров счастливее нет,
чем то, как у Клары украл Карл кораллы,
а Клара у Карла украла кларнет.
 

Об одном из праотцев

 
Иаков, как нам всем известно,
В животноводстве был востёр,
Но в личной жизни, в койке тесной
Он вечно путал двух сестер.
 
 
Он дважды в год, в жару и вьюгу
Рожал колено за коленом,
И сыновья его друг другу
И братья были и кузены.
 
 
Сижу, от страшной мысли прею,
Не находя в тревоге места,
Что все живущие евреи —
Потомки чистого инцеста.
 

Трудный выбор

 
Альцгеймер, Маразм, Паркинсон и Склероз
Влюбились без памяти, чохом, до слез,
До дрожи, до полной обсессии
В печальную деву Депрессию.
 
 
Депрессия грустно смотрела на них:
Какой же подходит ей больше иных?
Кто краше, надежней, богаче?
Кто любит сильнее, тем паче?
 
 
Металась, рыдала в страданиях сих
И выбрала девушка… всех четверых!
Забыла в момент о печали,
С тех пор мы ее не встречали.
 
 
***
 
 
«И что в ней нашли эти все паразиты? —
Деменция молвит Артрозу с Артритом. —
Лишь ноет, да роется в мыслях тревожных —
Тоска! А со мной заскучать невозможно!»
 

Лунное затмение

 
Луна и Марс, махнувшись цветом,
Ведут полночный разговор,
Марс – серебристою монетой,
Луна – как спелый помидор.
 
 
Она зарделась от смущенья,
Он о сраженьях позабыл…
Вот так в моменты упоенья
Меняет нас любовный пыл.
 
 
И на Луну нашло затменье:
«Теперь-то выйду замуж я!»
Но всё, как кончилось знаменье,
Вернулось на круги своя.
 

Любовь пауков

 
«Любовь купить за смерть!» – как ни обидно,
Нам так слабо! – ну, разве для театра,
А рядовая паучиха – очевидно! —
Надменная царица Клеопатра.
 
 
С любовником сплетясь в порыве страстном,
Убить потом, чтоб было шито-крыто,
Из этого любому станет ясно,
Что паучиха – королева Маргарита.
 
 
Сожрать его, в объятиях сжимая,
Набито плотно брюхо, рот облизан…
И по улыбке паучихи понимаем,
Что каждая, конечно, Мона Лиза.
 

В ритме танго

 
На милонге сеньор Селестино
Увидал пышнобедрую Зину
И с горячею страстью мустанга
Он на танго ее пригласил.
 
 
Возмущенно ответила Зина:
«Посмотри на себя, образина!
Ты лохматее орангутанга,
Не терплю я подобных верзил!»
 
 
Но упрям был сеньор Селестино,
Взял он в жены капризную Зину,
Против бронзового лимузина
Устоять ну никак не смогла.
 
 
И на вилле они в Коста-Бланка
День и ночь упражняются в танго
Средь цветущих дерев апельсина
Нагишом. Вот такие дела!
 

Графское

 
Лежи, Графиня! То не дамы дело
Вставать чуть свет – и в кухню вдоль стены,
А дело дамы – холить нежно тело,
Досматривать предутренние сны.
 
 
Лежи, Графиня, утверждая этим
Лежанием законность женских прав.
Пусть скачет, чтобы делать пети-мети,
С утра пораньше твой законный Граф.
 
 
Выходит он из дому каждый будень
В жару и в дождь, и в бурю, и в метель,
Но пусть при этом Граф не позабудет
Тебе твой кофий принести в постель.
 
 
И Граф, свой шарфик замотав покрепче,
Несется вниз, считая этажи,
А губы под усами нежно шепчут:
«Лежи, мой друг Графинюшка, лежи!»
 
 
Лежи, Графиня! В жизненной юдоли
Храни свою божественную стать,
Ты женщиной останешься дотоле,
Пока умеешь грамотно лежать!
 

Монолог Германна

 
Графиня, я прошу вас, слово молвите,
Вот я стою, приблизившись к стене,
Вот я мечусь, взволнованный, по комнате,
А вы ни беса не сказали мне.
 
 
Графиня, вот я на колени падаю,
Внемлите страсти, воплю, скулежу!
Огласки не страшитесь, буду падлою,
Но никому об этом не скажу!
 
 
Вдвоем мы с вами мир откроем заново,
Вдвоем такие натворим дела!
Графиня! Что ж хрипите как-то странно вы?
Чёрт! Померла. А карт не назвала!
 

Переписка скелетов

От скелета K – скелету N

 
О, милый! Что с того, что мы истлели?
Что плоть сползла с костей,
                                смешалась с глиной —
Тем обнаженней чувства неподдельность.
(А помнится, лежали мы в постели —
И что хорошего? Сражались и потели,
И натруждали животы и спины).
Теперь различий нет, и мы едины!
Твоей навек я буду половиной.
Твоим ребром. Твоей сестрой невинной.
Твоею Евой – до того, как ели
От яблока – в блаженной лени,
Безгрешные совсем, хоть и при теле.
Вот как сейчас. А может, мы в Эдеме?
 

От скелета N – скелету К

 
Недолог бабий ум, хоть жизнь короче.
Ты, дура! Что ты череп мне морочишь?
Язык истлел, а все еще стрекочешь!
Нет, право, хоть червей бы постыдилась!
Лежи себе спокойно, сделай милость,
Я б умер снова, если б ты явилась.
До смерти мучился с тобою – годы!
А нынче – всё! – да здравствует свобода!
Смерть – это вроде вечного развода.
Чтоб я на мощи клюнул – разбежалась!
Там, чай, кусочка кожи не осталось.
Тьфу, чтоб тебя! Я аж скриплю от злости.
Смотри! придешь – пересчитаю кости!
 

Лесбия – Горацию
(любовь в Древнем Риме)

 
Убери, Гораций, руки, отпусти мою ты столу,
Ишь, явился после пира
в драной тоге, на бровях!
Отправляйся восвояси, выпей гидрию* рассола,
А не то стила не сможешь
удержать потом в руках.
 
 
Ты, наверно, обезумел —
вздумал мне грозить сатирой!
Да плевала я на это, разве кто ее прочтет?
Вас, поэтов, нынче в Риме
больше, чем в лесу сатиров,
А красавиц мне подобных в наши дни наперечет.
 
 
Что касается Катулла,
он довольно миловиден
И богат: вчера прислал мне в дар красивого раба.
Да и пишет он неплохо,
хоть, конечно, не Овидий,
Но вообще любовь мужская примитивна и груба.
 
 
Разве фаллоса ляганье
я сравню с касаньем граций?
Их персты подобны струям, а уста живей огня!
Так что тут тебе не светит,
будь здоров, ступай, Гораций,
Там Корнелия Метелла заждалась уже меня.
 

* гидрия – сосуд для жидкостей

Супружеское

 
Алкоголику Сократу
Нежной ручкой, фу-ты ну-ты,
В чашу я рецины с мятой
Подолью чуток цикуты.
 
 
Все твердят, что он философ —
Ха! Я лучше знаю типа:
Нищий! Дурень стоеросов!
Пусть же сладко спит.
 

Ксантиппа

Любовь зла

 
Эклер, как увидел селедку под шубой —
Красива, богата, нежна, —
Так тут же воскликнул: «Мечта моя, люба,
Ты мне больше жизни нужна!»
 
 
Услышав призыв этот смелый,
Селедка под шубой взопрела.
 
 
«Вы слышали? – ахнули трубочки с кремом. —
Вот так развлекается нынче богема?»
 
 
«О, боже! – вздохнул потрясенный буше. —
Не знал я, что ты извращенец в душе!»
 
 
«Таких безобразий, – сказало безе, —
Не делали даже на Шанзелизе!»
 
 
Вотще! О селедке мечтая,
Эклер размягчался и таял.
 
 
Друг дружке шепнули морковь и свекла:
«Селедка влюбилась, любовь очень зла!
Их держит в разлуке условностей клеть —
О, как им препятствия преодолеть?»
 
 
А эклер и селедка в печали
Миру жалобами докучали.
 
 
И глотая отчаянья жижу,
Пели, страстью тревожа посуду:
«Я тебя никогда не увижу!
Я тебя никогда не забуду!»
 
 
Но фатум, смягчившись, помог их беде,
Устроив свидание им в животе.
 

Из жизни сыров

 
Бри увидел Данублю
И сказал: «Я вас люблю!
 
 
Вы нежны и в меру стары,
Мы чудесной станем парой!»
 
 
Данаблю как фырнет: «Фу!
Залежались вы в шкафу.
 
 
Где же голубая плесень?
Без нее поклонник пресен.
 
 
Вам ли лезть ко мне в фавор?
И кумир мой – сыр Рокфор!»
 

Третий лишний

 
Говорил печально веник:
– Стал я чистый неврастеник,
днем и ночью, я не вру,
всё тоскую по ковру!
 
 
Отвечал ему ковер:
– Экий глупый ты старпёр!
Нынче юный пылесос
целовал меня взасос!
 

Нет повести печальнее на свете

– Не слишком ли много крови?

– Не больше, чем у Шекспира, душенька!

 
Я любил у донны Риты
Очи, выю и ланиты,
Кисти, пальцы и запястья
Изучал я, полный страсти,
Плечи, спину и лопатки,
Ягодицы были сладки,
Бедра, лядвии, лодыжки
Повторял, как пастор книжку,
Икры, щиколотки, стопы
Были Меккой и Европой,
Каждый ноготь и фалангу
Я обследовал по рангу,
Мочки, перси и ключицы…
Был готов всю жизнь учиться,
Но вскричала донна Рита:
«Ай-ай-ай! – опять москиты!»
Хлоп! – и сделалось темно.
Тишь. Кровавое пятно.
 

Любовные картинки

 
Вот влюбленная Медея
Гостю говорит, краснея:
«Ради вас я, не жалея,
Позабуду отчий дом!»
Отвечал Язон: «Мерси вам!
Хоть, царевна, вы красивы,
Я забыл презервативы,
И приехал – за руном».
 
 
***
Вот милашка Дездемона,
Хороша, как Лиза Монна,
И подобного трезвона
Не заслуживал платок.
Право, было б большим благом
Ей отдаться гаду Яго,
Но тогда бы эту сагу
Изложить Шекспир не смог.
 
 
***
Вот красотка Беатриче,
Не имея воли личной,
Подчиненная приличьям,
Без любви вступила в брак.
Но добравшийся до Рая
Данте, через Ад шагая,
Обернулся, уповая,
Что исчезнет – не дурак!
 
 
***
Вот знакомая картина:
Расчудесною Мальвиной,
Что тиранит Буратино,
Увлечен поэт Пьеро.
Но ему любовь не светит —
Артемон ей на рассвете
Туш играет на кларнете,
А Пьеро попал в «зеро».
 
 
***
От красавчика Тезея
Ариадна, в дым шизея,
Минотавра-ротозея
Помогла прижать к ногтю,
А Тезей, удачу славя,
Девой овладел в дубраве
И на Наксосе оставил,
Парус поднял – и тю-тю.
 
 
***
Федра, страстию разбита,
Домогалась Ипполита,
(Не случилось Айболита,
Дал бы женщине настой),
Ипполит всю жизнь с охотой
Занимался лишь охотой,
Бабы ж вызывали рвоту,
Был парнишка голубой.
 
 
***
Скарлетт, юная О’Хара,
Чтоб не звали девой старой,
Разводила тары-бары
С кавалерами вокруг,
Только Эшли Уилкс, на деле,
Хоть мечтал о ней в постели,
Но женился всё ж на Мели,
Вот таким был этот Юг!
 
 
***
Королева Маргарита,
Красотою знаменита,
С братьями спала открыто —
Ну, любила дама спать!
С музыкантом и с маркизом,
И с Ла Молем, и с де Гизом,
Залезала аж – сюрпризом —
К мужу Генриху в кровать.
 

ЛЮБОВНЫЕ СТРАДАНИЯ
в день Св. Валентина

Снежная королева

 
Сжала руки под снежною вьюгой.
«Отчего ты сегодня бледна?»
– Оттого, что я нежного друга
Потеряла, осталась одна.
 
 
Как забыть? Я ему подарила
Целый мир и в придачу коньки,
Я летела за ним: «Милый, милый!
Не вернешься – умру я с тоски!»
 
 
Уходил он, под ветром шатаясь,
Нос уткнув в шерстяное кашне,
Я его заморозила, каюсь,
Не всерьез, а легонько вполне.
 
 
Я шепнула ему: «Это шутка!
Ведь ты любишь по-прежнему, да?»
Но молчал он и скалился жутко
Через толщу прозрачного льда.
 

Дездемона

 
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче очи в пол, как девица!
Еще вчера огнем горел,
А нынче не мычит, не телится.
 
 
Я глупая, а ты умен,
Ты чёрн, как сажа, я же белая.
О, вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?!»
 
 
Я всем обязана платку?
Ну что за дичь! Скажи, Эмилия!
Подобно скумбрии в соку,
В своем поту лежу, как в мыле я.
 
 
Спроси, Отелло, весь свой полк,
И Яго подтвердит, и Кассио,
Что я в объятьях знала толк
И каждому бывала пассией.
 
 
Ты придушил на простыне
Меня, красивую, дебелую…
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе я сделала?
 

Несмеяна

 
А напоследок я скажу:
прощай, смешить не обязуйся.
Роняю за слезой слезу,
мои в сплошном раздрыге чувства.
 
 
Как ты смешил? – пошлил, хохмил,
травил в запале анекдоты.
Как ты смешил? – ты порешил
мою любовь фальшивой нотой.
 
 
Жестокость промаха… Теперь
я от печали не жилица.
Тебя турнули вон, за дверь,
а мог бы из холопов – в принцы.
 
 
Хотел на мне жениться, слышь?
Но вел себя так пошло, глупо…
Я утону в слезах, как мышь,
упавшая в кастрюлю с супом.
 

Красная Шапочка
(зоофилические страдания)

 
Нервно на клене поет козодой,
Умер вчера мой красавец седой!
 
 
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись с охоты, сказал:
 
 
«Волка загнали мы в ближнем лесу,
Шкуру его я тебе принесу.
 
 
Он был огромным, разбойник и вор,
Где-то он красную шапочку спер.
 
 
Дрался за шапку, свирепо рыча,
Будто сражался за десять волчат».
 
 
Выпил поллитру, утробно рыгнул,
Рухнул на койку и мигом уснул.
 
 
Дочку мою я сейчас разбужу,
Серые косы ее расчешу.
 
 
Чтоб побывала в любовном раю,
Красную шапочку дочке пошью.
 

Леший

 
О пище и питье, клянусь, в ту пору
Я забывал на горестной земле,
Когда ты всякий день, пыхтя, как боров,
Вокруг меня кружила на метле.
 
 
Я уж совсем настроился жениться,
В дупло гнилушек натаскал – ей-ей!
Ну а тебя, презренную волчицу,
Увлек в пещеру трехголовый Змей.
 
 
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, ну а тебе плевать,
Ободранною кошкой обернулась,
И прочь умчала, так что не поймать.
 
 
Ух, гнусный Змей! Он бабник, шизофреник —
Распалась личность на три головы,
Да, он богат, но я слыхал, скупенек,
И фиг тебе перепадет – увы!
 
 
И образ твой, что мучает порою,
Твой нос кривой, твой рык и свист, и прыть,
Я под корнями ясеня зарою
И камнем завалю, чтоб не отрыть!
 

Людоед

 
Я люблю тебя, друг,
Что само по себе и не ново,
Что мне сонмы подруг?
Я люблю тебя снова и снова.
 
 
Мне немало дано —
Как вздымаются мышцы, играя,
Мне известна давно
Бескорыстная дружба мужская.
 
 
Что ж ты злобно глядишь?
Пусть заклеен твой рот липким скотчем,
Ты прекрасен, малыш,
Не в пример моим пленникам прочим.
 
 
Ты дороже стократ
В трубных звуках весеннего гимна,
Я люблю тебя, брат,
И надеюсь, что это взаимно.
 

ЛИНГВОСТИШУТКИ

О двери и не только

 
Домой приплелся я, мечтая
Припасть к котлетам и борщу,
Но заявляет дверь ВХОДНАЯ:
«Пошел отсюда! Не пущу!» —
«Откройся!» – «Ничего не знаю!
Ведь я сегодня ВЫХОДНАЯ!»
 
 
***
– В темноте сидишь, мечтатель,
Ты включить не хочешь свет?
– Здесь есть только ВЫКЛЮЧАТЕЛЬ,
А ВКЛЮЧАТЕЛЯ-то нет…
 
 
***
– Отплываем на восходе!
Что застрял на берегу?
– Как взойду? По СХОДНЯМ сходят,
Я без ВСХОДНЕЙ не смогу!
 
 
***
Наверху сосед гуляет,
ГРОМКОСТЬ рушит потолок…
Вот включить бы ТИХОСТЬ, знаю,
Я бы спать спокойно мог!
 
 
***
В гости шел я, вдруг – преграда!
Эх, пропал наш тет-а-тет!
Ведь к ПОДЪЕЗДУ ехать надо,
А у меня машины нет!