Черный дар. Колдун поневоле
TekstГлава 7
Яся проснулась до восхода солнца, когда дневной свет только-только начал разбавлять ночные чернила. Потянувшись, понежившись под теплым одеялом, вскочила с лавки и первым делом пошарила рукой на подоконнике: здесь ли ветка вербы? Поляна громыхнула в сенях подойником, видно, только что встала и собиралась доить корову.
Яся босиком подбежала к двери, окликнула мать:
– Мамулечка, с праздником тебя!
– И тебя, милая, – Поляна постаралась согнать со лба морщинки. – Погоди, не убегай, пока Зорьку подою – молочка парного попьешь.
– Да я не тороплюсь, мама. За мной Беляна зайти должна.
– Вот и хорошо!
Поляна ушла в хлев, а Яся, плеснув в лицо воды из ковшика и утершись расшитым полотенцем, неторопливо оделась и принялась причесываться. Отблески свечи играли в ее светлых волосах, волнами растекаясь за гребнем. Но вот девушка взяла ножницы и отхватила ими кончик локона, за ним – второй, третий. Это бабка Поветиха ее научила: если до восхода солнца в день весеннего праздника обрезать кончики волос, то будут они расти длинные да пышные.
В дверь неслышно скользнула Беляна. Остановилась, любуясь подружкой.
– Ты что же это еще не одета, Яся? Так и солнышко без нас встретят!
– Ой, и правда, светает-то как быстро. Я сейчас, Беляночка, один момент!
Яся вихрем метнулась к лавке, где еще с вечера были разложены ее наряды. Не прошло и минуты, как она уже была готова. Только волосы еще рассыпаны по плечам.
– Эх, когда же мама придет? Она обещала мне косы на голове венком уложить!
– Здесь я, здесь, красавица моя, – Поляна уже входила в избу с подойником в руках. – Сейчас уложу твою косу, вот только молоко процежу.
– Ой, что ты, тетушка Поляна! – испуганно замахала руками Беляна. – Так мы точно опоздаем. Дай-ка я молоко процежу, а ты Ясе косу укладывай.
– Ну что ж, помоги, если хочешь.
Вскоре волосы были уложены, парное молоко выпито, и девушки выпорхнули из избы, как две ласточки-щебетуньи.
Между тем становилось все светлее. Подружки, боясь опоздать, бегом понеслись за околицу села, к Веселой горке. На крышах изб, цепляясь за коньки, уже сидели неугомонные мальчишки и девчонки, которые побойчее. У каждого в руках – испеченная из теста птица, мордашки всех повернуты к востоку: боятся пропустить первые солнечные лучи.
– Помнишь, Беляна, в прошлом году мы тоже на крыше сидели, весну кликали?
– Ох, и замерзла я тогда! Ветер такой студеный был, не то, что сегодня.
– А жаль, что веснянок больше не споем – выросли.
– Зато другие песни будем петь, девичьи!
Вот и Веселая горка. Здесь уже собрались почти все девушки села. У подножия холма сложены кучи хвороста: их парни приготовили загодя, чтоб костры жечь. Сами они сейчас на противоположной околице, тоже ждут восхода солнца. Как только покажется светило из-за горизонта, впрягутся парни в два плуга и начнут опахивать деревню кругом, ограждая ее от нечистой силы. Тут важно как можно быстрее добраться до подножия Веселой горки и запалить свой костер: та улица, парни которой окажутся сноровистее, весь год будет считаться главной! Значит, посиделки и молодежные игрища будут проходить именно на ней.
– Ой, девчата, что же мы медлим: солнце вот-вот взойдет! Давайте хороводницу выбирать.
– Давайте, давайте, если кто опоздал, пусть на себя и пеняет.
Девушки нырнули в построенный тут же, на вершине холма, огромный шалаш, крытый соломой, и вынесли из него посох с привязанными к нему по числу девушек разноцветными лентами. Посох водрузили рядом с шалашом, и каждая девушка взяла ленту за кончик.
– Лента-ленточка моя,
Как на праздник водится,
Ты из девушек меня
Сделай хороводницей.
Лента-лента синяя —
Выбери красивую.
Ленточка шелковая,
Выбери толковую.
Лента-ленточка-змея,
Хороводом правлю я!
С последними словами запевки девушки подбросили концы своих лент вверх. Весенний ветерок подхватил их разноцветную стайку, заполоскал. Но вот, одна за другой, ленточки стали опускаться. Последней упала белая лента.
– Беляна, Беляна – хороводница!
Счастливая девушка, впервые на Веселой горке и уже хороводница, Беляна стала в центре круга с посохом в руках.
Несколько минут девушки стояли молча. И вот из-за принакрывших дальнюю рощу облаков показался край солнышка. Девушки подняли руки вверх, а хороводница начала произносить старинное заклинание:
– Здравствуй, красное солнышко!
Празднуй, ясное ведрышко!
Я, девушка Беляна, путем-дорожкой шла,
Золотой ключ нашла.
Кого хочу – того люблю,
Кого сама зною – тому и душу замыкаю.
Замыкаю я тем золотым ключом
Доброго молодца Сила на многие годы,
На долгие весны, на веки вечные
Заклятьем тайным нерушимым!
Девушки повторили за Беляной заговор слово в слово, но каждая вставляла полюбившееся ей имя. Только Яся замешкалась: она не знала, чье имя ей назвать. Сердечко ее молчало пока, потому она вообще ничье имя не произнесла.
Солнышко улыбнулось девушкам, позолотило их головы, приласкало-приголубило. И, как солнышко кругом по небу ходит, так закружился и девичий хоровод, разнося по окрестностям голосистые припевы:
– Не шелковая травинка
Окол пенья вьется,
Красавица девушка
Дружка не дождется.
Встретила, заметила
Своего любимого:
«Ты пожалуй, молодец,
В нашу круговую,
Выбирай-ка, удалой,
Девицу любую».
А из села навстречу неслись выводимые детскими голосами веснянки:
– Летел кулик
Из-за моря,
Принес кулик
Девять замков.
Кулик, кулик,
Замыкай зиму,
Замыкай зиму —
Отпирай весну,
Теплое лето!
Солнышко поднималось все выше и выше, выманивая на улицу все больше людей. Ни один человек в этот веселый день – Весень – не остался в избе. Пока девушки водили хороводы на Веселой горке, дети закликали весну, а парни опахивали село, нашлось дело и замужним женщинам, и мужчинам. Хозяйки, возглавляемые бабкой Поветихой, вооружившись метлами, сковородками и колотушками, бегали по селу, «выметая» отовсюду нечистую силу и пугая ее ударами колотушек о сковородки. Мужчины же ходили к домам молодоженов и «окликали» молодых, которые за пение выносили по яйцу и стопочке.
– Вьюница-молодица!
Выходи на крыльцо,
Выноси красное яйцо!
А не вынесешь яйцо,
Разломаем все крыльцо.
И только самые старые деды и бабки не принимали участия в общем веселье, но и они повылазили на завалинки и вертели по сторонам головами, ловя глуховатыми ушами обрывки песен.
К полудню все собрались у подножия Веселой горки.
– Смотрите, смотрите, – вопили вездесущие мальчишки, – сейчас парни с плугом покажутся!
– А спорим, наша улица в этом году будет главной?
– Да где вам, у нас Сил в плуге коренным идет, у него силища – о-го-го!
– Куда ему до Сила, Власу вашему!
И вот уже один постреленок наскакивает на другого, хватает его за грудки, отстаивая честь своей улицы.
– Эй, пострелята, кончай драться! Вот я вам, ужо! – дядька Ивень в шутку замахивается на ребят хворостиной.
– Наши, наши показались с плугом! Я же говорил, что Влас против Сила – тьфу! Сил, Сил, поднажми!
– Влас, не робей, тяни веселей!
Как только показались парни с плугами, девушек словно ветром сдуло: спрятались в шалаше. Парни не должны были видеть, какие на них наряды, не должны были догадаться, какая роль в хороводе отведена каждой.
Пыхтя, надрываясь из последних сил, парни допахивали последние сажени. Команда Сила опережала соперников всего чуть-чуть. Вот они добрались до приготовленного хвороста, высыпали на землю принесенные с собой в горшке угли и, прикрыв их сухой соломой, принялись раздувать огонь. Язычки пламени, сначала слабые и неуверенные, окрепли, побежали по соломе – и вот уже хворост запылал.
– Ура, наша взяла!
– Молодец, Сил!
– Теперь наша улица – главная!
В знак победы кучу хвороста противников разорили и перебросили в костер победителей. Досадно было проиграть, но парни не особенно кручинились, ведь главным в празднике был не этот обряд, а вечерний хоровод, выбор невесты.
Оставив мальчишек заботиться о костре, парни поднялись на вершину Веселой горки, к шалашу с девушками. Односельчане потянулись следом, расположились полукругом. Предстоял выбор заводилы девичьего хоровода.
Руководить обрядом пригласили деда Калина. Как же иначе, ведь это он объявил Весень – ему и посох в руки! Для такого случая дед принарядился, расчесал бороду и сиял каждой морщинкой. Вот он встал, приосанясь, между шалашом и парнями:
– Ходит Солнышко по кругу,
Водит за руку подругу.
Кто у нас Солнышко?
– Любима!
– Яся!
– Заряна!
Парни выкрикивали имена девушек, пока каждый не высказал свое мнение.
– Выйди, Красно Солнышко! – дед стукнул посохом о землю.
Из шалаша, улыбаясь, вышла Заряна, наряженная в желтый сарафан, с желтой лентой в руке. С поклоном протянула она свою ленту деду Калину, а тот, запустив руку в необъятные портки, извлек оттуда ножницы.
– Солнышко угадали двое: Жад и Влас.
Дед разрезал ленту надвое и отдал половинки парням.
– Голубее васильков
Небо выше облаков.
Кто у нас Небушко?
И снова парни по очереди начали выкрикивать имена девушек. Ясю угадали трое, им и достались кусочки ее ленты.
Пришла пора и Облачка – Беляны, и Реченьки – Любимы, и Пашенки – Смоляны…
Каждой девушке нашли роль в хороводе. Но вот осталась последняя – Ночка Темная. Парни, пересчитав девушек, в недоумении переглядывались. Вроде бы все невесты уже вышли из шалаша, кто же будет Ночкой? Неужели они кого-то забыли?
А дед Калин уже выкрикивал:
– Ночка Темная придет,
Сны в корзинке принесет.
Кто у нас Ночка?
Парни, переминаясь, пожимали плечами. Не ответить было нельзя, а ответить – нечего! Наконец Влас решился:
– Забава! Ей сейчас четырнадцать, а может, уже и пятнадцать исполнилось?
– Милашка!
– Светла! – наперебой стали выкрикивать парни, вспоминая имена старших девочек.
Дед ухмылялся в усы, качая головой.
– Нет, никто не угадал. Ночка – она и есть Ночка!
И тут из шалаша важно выступила коза бабки Поветихи Ночка, неся на рогах черную ленточку. Веселая Горка вздрогнула от хохота собравшихся.
– Вот так невеста, ха-ха-ха! Жад, не ты ли ее присмотрел?
– Ох, помереть – не встать. Ай, да девчонки, чего удумали!
– Поветиха, а Поветиха, когда сватов принимать будешь?
Ночка, испугавшись шума, взбрыкнула задними ногами и понеслась прочь, к речке.
– Лови, лови невесту!
– Ой, боюсь, утопится с горя!
– Нет, она за вербочкой побежала!
– Держи!
– Лови!
– Догоняй!
Когда общее веселье немного улеглось, дед Калин трижды стукнул посохом и приказал:
– Ну-ка, парни, показывайте, кто сколько лент набрал!
Парни вытянули вперед руки с повешенными на них кусочками лент, а дед важно пошел мимо них, считая.
– У Сила – пять лент, у Власа – четыре, у Жада – восемь…
Заводилой хоровода должен был стать тот из парней, кто угадал больше других.
– У Жада ленточек больше всех.
Дед взял Жада за руку, вывел вперед, стукнул посохом и провозгласил:
– Заводила девичьего хоровода – Жад!
Весело пылает пламя костров, потрескивает, мечет вверх снопы искр. Это мужчины постарались: каждый разжег свой костер у подножия Веселой горки, и теперь целое ожерелье из огненных бус опоясывает ее.
У каждого костра собралась семья. Прямо на только что пробившейся травке расстелили скатерти, не те, заветные, а попроще. Из корзинок выбрались на свет пироги, да ватрушки, яйца-краснушки, сало да квас и прочие угощения.
У Поляны не было мужа, некому было запалить костер, но ни она, ни Яся не остались в одиночестве.
– Эй, Поляна, иди к нам трапезничать!
– Нет, к нам, к нам, у нас пирог вкусный!
– А у нас сало – во рту тает. Иди к нам!
Наперебой приглашали односельчане Поляну. Все любили ее, а после того, как вылечила зимой ребятишек, – тем более.
Не осталась без внимания и Яся. Подружки чуть не поссорились, перетягивая ее каждая к своему костру.
– Не обижайтесь, девчата, – отбивалась Яся. – Я с мамой пойду. Куда она – туда и я.
– И спорить тут нечего! – решительно прекратила препирательства Поветиха. – И ты, Яся, и ты, Поляна, садитесь к нашему костру – и точка!
Это было сказано так непререкаемо, что Поляна с Ясей тут же оказались у костра знахарки.
– Вот, бабушка, пирожки с маком, а вот – ватрушки, – Поляна доставала снедь из своей корзинки. – Яся, где же сырники в сметане, ты не забыла положить?
– Да нет же, мама, вот горшочек!
Пока трапезничали, Яся все поглядывала на свою веточку вербы, которую она воткнула в землю тут же, рядом с собой. Вот начнет солнышко клониться к западу, настанет время девичьего хоровода.
– Что, Яся, волнуешься? – Поветиха лукаво взглянула на девушку. – Уже, поди, сговорилась с кем-то из ребят, в какую сторону побежишь?
– Да что ты, бабушка! – Яся залилась краской. – Ни с кем я не сговорилась. И вообще замуж мне еще рано.
– А погреб открыла заранее, приготовила, куда бежать-то будешь, от женихов прятаться?
– Да брось ты, бабушка, смеяться! На меня никто и не позарится!
– Как не позариться на такую девку пригожую! Я примечала, как парни на тебя глядели, прямо как коты на сметану! Особенно Влас, он и сейчас, гляди-ка, всю шею вывернул, все на тебя оглядывается.
– Да ну вас! – Яся, вконец засмущавшись, закрыла лицо ладошками.
– Поляна, а Поляна, – вступил в разговор и дед Сучок, муж Поветихи. – Ты Серка-то своего привязала, али как?
– Да почто же его привязывать, дедушка?
– Как почто? Он у тебя, поди, уже в погребе открытом сидит, угощается.
– А я об этом как-то и не подумала! – Поляна рассмеялась. – Ну да ладно, всего не съест, пусть и у него будет праздник!
– А вот он еще и гостей к себе позовет, – подхватила Поветиха. – Пропали твои запасы, Поляна!
За разговорами незаметно шло время. Вот уже и угощение для умерших родственников брошено в костер. Вот и солнышко начало скользить с небесной горки вниз, к вершинам далеких деревьев.
Жад, невесть когда успевший раздобыть длиннющий пастуший кнут, вышел на вершину Веселой горки, встал, приосанясь, трижды звонко щелкнул кнутом и прокричал, что есть мочи:
– Девичий хоровод!!!
Взметнулись разом цветные сарафаны: девушки, подхватив свои веточки вербы, кинулись вверх, к Жаду. Чуть помедлив, еле сдерживаясь, чтобы не помчаться за ними вприпрыжку, поднялись к вершине холма и парни. Женщины спешно складывали в корзинки опустевшие скатерти и посуду, мужчины наказывали пострелятам-мальчишкам следить за кострами, чтоб не гасли. Вот уже все взрослое население деревни собралось у соломенного шалаша.
Девушки, взявшись за руки, образовали круг, в центре которого важно расхаживал Жад с кнутом в руке. Вот он тряхнул кудрями и приказал:
– Собирайся, народ!
Зачинайся, хоровод!
Девушки, послушно повернувшись направо, коротенькими шагами плавно двинулись по кругу.
– Что же ты, душа-вербочка,
Не зеленая стоишь?
Люшеньки-люли,
Не зеленая стоишь?
Али тебя, вербочка,
Морозом побило?
Морозом побило,
Инеем прихватило?
«Нет, меня, вербочку,
Морозцем не било,
Морозцем не било,
Солнцем не сушило.
Красные девицы
Веточки ломали,
Веточки ломали,
Судьбу загадали.
Люшеньки-люли,
Судьбу загадали».
– Речка! – выкрикнул Жад.
Девушки разомкнули руки – и вот уже не круг, а цепочка, возглавляемая Реченькой – Любимой, движется мимо зрителей. Руки с веточками то поднимаются, то опускаются, изображая волны, а звонкие голоса выводят:
– Уж ты, моя реченька,
Чистая водица,
Скажи, когда, девице,
Быть мне молодицей?
Умой меня, реченька,
Одари красою,
Ой, люшеньки-люшеньки,
Длинною косою.
– Дороженька! – командует Жад.
Девушки разворачиваются в противоположную сторону и Вена, только что бывшая последней, ведет хоровод змейкой:
– Ты куда, дороженька,
Меня приведешь?
Беленькие ноженьки
Камушком собьешь?
Веди меня к милому,
Пусть меня полюбит,
Ой, люшеньки-люли,
Меня приголубит.
Вьется, завивается девичий хоровод, послушный воле заводилы-хороводника. А парни во все глаза глядят на девушек, выбирают, сравнивают. Матери их тоже не остались в стороне. Те не молчат, языки – что твое помело!
– Глянь-ка, глянь, как Беляна нарядилась, видно, все холсты извела на наряд.
– Да брось ты, соседка! Этот белый сарафан еще бабка ее нашивала. А вот то, что он, как новый, выглядит, – хорошо. Значит, девка стирать умеет, не ленится.
– А у Смоляны, гляди-ка, исподняя рубаха по краю грязная, вот неряха-то! Влас, сынок, смотри, за Смоляной не побеги: будешь век в грязных портах ходить с такой женой.
– Яся, Яся-то какая красавица стала! Вся в мать. Я бы от такой невестки не отказалась!
– С лица воду не пить! Ты гляди, какая она хозяйка будет.
– А что, они с Поляной без мужика вдвоем управляются – и ничего, не хуже других!
– Эх, вот выйдет Яся замуж, совсем одна Поляна останется: не вдова – и не мужняя жена. Жалко ее, молодая еще совсем.
– Да она на мужиков-то и не глядит, все Славеня своего ждет. А жив ли он, кто знает?
Солнышко между тем опускалось все ниже и ниже. Вот уже краешек его зацепился за верхушку дальней березы.
– Пора, пора! – не выдержав, подсказывает Жаду дед Калина. – Закрывай хоровод!
И Жад, подняв кнут, кричит:
– Хоровод, хоровод, закрывайся,
По лугам, по полям разбегайся!
Хлесткий удар кнутом – и девушки кинулись в разные стороны.
Яся неслась, словно ветер. Одной рукой она подобрала сарафан – не хватало только запутаться в нем и растянуться у всех на виду, другой прижимала к груди заветную веточку вербы. Ей так хотелось посмотреть, кто же из парней побежал за ней вдогонку, кому она приглянулась! Но Яся боялась обернуться, чтобы не споткнуться, не замедлить бег.
«А вдруг за мной и не бежит никто вовсе? – мелькнуло в голове у девушки. – Вот сраму-то будет: несусь, сломя голову, неизвестно от кого!»
Тут Яся не утерпела и оглянулась на ходу. За ней мчались почти все парни села.
– О, Боги! Вдруг догонят! – Яся поднажала из последних сил.
И вдруг дорогу ей загородил кто-то. Яся подняла голову – ах! – Чужак! От неожиданности она выронила вербочку, хотела нагнуться, подобрать, но Чужак, ухмыляясь, опередил ее и уже замахнулся веткой, чтобы ударить ею девушку.
Яся, подхватив подол двумя руками, кинулась бежать к дому, что было сил. Скорей, скорей, в спасительный погреб!
Она не видел, как остановились гнавшиеся за ней парни, помешкали секунду и кинулись догонять других девушек: кому охота остаться без невесты? Чужак, не торопясь и все так же ухмыляясь, сунул ветку за пазуху и двинулся к Веселой горке. Остановившись у ее подножия, подальше от пылающих костров, он закричал:
– Эй, Поляна, готовься к свадьбе!
Поляна в ужасе схватила за руку бабку Поветиху:
– Что же это, бабушка, а как же твой отворот?
– И откуда он, окаянный, вывернулся? Ведь весь день его видно не было. Неужели не помог отворот-то?
А Чужак тем временем вытащил из-за пазухи веточку вербы и помахал ею над головой.
– Беру дочь твою, Ясю, в жены. Я – вдовец, имею право.
– Ай, а ведь и вправду имеет, раз вербочку отобрал, – так и осела на землю Поветиха.
– Вот оно, худо, что домовой предсказал, – пронеслось в голове у Поляны – и она потеряла сознание.
Очнулась женщина уже дома, на лавке, куда принесли ее сердобольные соседи. В избе было темно, только окошко еще чуть серело. Напротив лавки, у стола, подперев щеку рукой, сидела Поветиха. Заметив, что Поляна пошевелилась, бабка пересела к ней на лавку.
– Что ж ты огня не вздуешь, бабушка?
– Тише, Поляна, тише! Пусть этот не знает, что мы дома.
– А Яся где?
– Да где же ей быть – в погребе! Пока она оттуда не вышла – она еще девушка. А как выйдет – все, невестой будет.
– Да неужто ей придется за этого Чужака замуж идти?
– А куда денешься – придется! Вербочка-то у него. И как Ясю угораздило ветку выронить!
– Бабушка, а нельзя ему отворот сделать?
– Нет, тут уж отворот не поможет, раз обычай соблюден. А и замуж за вдовца Ясе никак нельзя идти: недобрый он какой-то, темный.
– Что ж делать-то? Научи, бабушка.
– Бежать вам надо, пока не рассвело. Как только солнышко взойдет, у Чужака на Ясю уже все права будут.
– Куда же бежать, бабушка?
– Куда глаза глядят!
– Да неужто так всю жизнь и придется в бегах быть?
– Ты вот что, Поляна, послушай меня, старую. Помнишь, гадали мы на Славеня твоего – жив он! Вот и идите с Ясей его искать. А найдете – он с Чужаком разберется, как отец. Один он может оспорить результаты обряда, в мужском поединке, на мечах. А больше за вас заступиться некому.
Помолчали.
– Хорошо, бабушка, я сейчас соберусь в дорогу, а ты Ясю предупреди. Серка мы с собой возьмем, а Зорьку и курочек ты к себе забери. Да пусть дед Сучок окна и двери избы нашей заколотит завтра.
Глава 8
Рассвет застал беглянок уже далеко от околицы села. Шли быстро, не оглядываясь, торопясь уйти как можно дальше. Пока не взошло солнышко, погони не боялись: не придет же Чужак за невестой ночью! Но как только первые солнечные лучи запустили пальцы в шевелюры деревьев, Поляна забеспокоилась:
– Ой, доченька, вот придет Чужак к нашей избе, увидит, что опустела она – кинется в погоню. Пешком-то он нас вряд ли догонит, а вот если на лошади…
– Да нет у него лошади, мама, – попыталась успокоить ее Яся.
– У него нет, так у дружков его найдется. Он такой, что и без спроса возьмет – не засмущается.
– Он же не знает, в какую сторону мы пошли. Авось, не догадается.
– На авось, да небось не надейся, доченька. Я так думаю – спрятаться нам нужно, переждать. И подумать, куда дальше идти, не мешало бы.
Поляна завертела по сторонам головой, выискивая подходящее укрытие.
– Вон там елка старая, возле дуба, – показала рукой Яся. – Ветки у нее до самой земли опустились, под ними мы как раз и уместимся. Вроде шалаш будет.
– Верно, доченька, верно. Зови Серка, будем прятаться.
Втроем под елкой было тесновато, но, прижавшись друг к другу, они все-таки кое-как уместились.
– Серка нужно привязать, чтоб не выскочил ненароком. Ты, Серок, смотри, не подведи нас, не залай, не заскули. А то быть беде!
Собака, словно понимая всю сложность создавшейся ситуации, послушно положила голову на лапы и прикрыла глаза. Уши ее, однако, настороженно ловили каждый шорох.
– Куда же мы с тобой пойдем, мамочка? – шепотом спросила Яся.
– Дорога у нас одна – к отцу твоему. Только он тебе поможет.
– Легко сказать – одна! А как мы ее узнаем, дорогу эту? Даже расспросить некого, ведь десять лет прошло с тех пор, как отец ушел. Коли кто и видел его, так давно уже о том забыл.
– Знаешь, Яся, мы с бабушкой Поветихой как-то гадали, жив ли твой отец. Так вот, я увидела его возле какого-то замка, а кругом были горы. Думаю, нам нужно к горам идти.
– А ты знаешь, в какой они стороне?
– Нет, доченька, не знаю. Придется спрашивать.
– У кого же мы спросим в лесу-то: у волка серого, или у белки? – усмехнулась Яся.
– Тут за лесом деревня есть, за ночь мы как раз до нее доберемся. Вот там и разузнаем все.
На том и порешили. А так как до ночи было еще далеко, мать и дочь, перекусив немного, улеглись спать.
– Смотри, Серок, не прозевай Чужака!
Поляне снился сон: в избе свекра за плотно закрытыми ставнями, чтобы не проникал ни один солнечный луч, собрались те, кого она видела в ночь убийства Синюшки. Во главе стола сидел Чужак.
– Ну что, братья, задачу свою я выполнил блестяще, не так ли? Где теперь Поляна с дочкой, а?
– Это верно, теперь они помешать нам не смогут. Пока. А если вернутся? Не проще ли было их убить?
– Это с какой стороны посмотреть. Думаешь, смерть Поляны оставила бы равнодушным село? Ее здесь любят и уважают. Уж лучше пусть бегает и скрывается, вернуться она все равно не сможет: за дочь боится.
– А все-таки ловко ты ее вынудил сбежать. Это еще придумать надо – свататься к дочке малолетней!
– Я бы с большим удовольствием к матери посватался, – Чужак похотливо ощерился. – Сиськи у нее – что надо! Да и остальное – тоже, ха-ха-ха!
– Цыть, размечтался! – свекор бесплотно пристукнул ладонью по столу. – Я Поляну знаю, она всю жизнь не будет по кустам прятаться. Вернее убить ее. А в деревне теперь не узнают, что стало с их любимой целительницей.
– Ну что ж, так и сделаем…
Яся, дрожа, вцепилась матери в руку:
– Мама, мамочка, проснись, мне страшно!
Поляна, вздрогнув, открыла глаза.
– Что, доченька? Чего ты испугалась?
– Мамочка, мне сон такой страшный приснился – про Чужака. Будто он убить нас хотел.
Поляна похолодела:
– И тебе. Значит, правда. Ну-ка, расскажи подробнее.
– Я видела Чужака и деда покойного. И еще с ними были двое. Сначала Чужак хвалился, как ловко он нас из села выставил, а потом они нас убить решили. Я боюсь, мамочка, вдруг сон – в руку!
– Уходить нам надо, доченька, да поскорей, – Поляна не стала пугать Ясю еще больше, рассказывая о своем сне. – Отвяжи-ка Серка.
Серок, во время разговора, молча, стрелявший глазами то на мать, то на дочь, вдруг насторожился. Он вскочил на ноги, прижал уши и, подняв шерсть на загривке, тихо зарычал.
– Тише, тише, Серок. Что ты разволновался?
Поляна осторожно выглянула из-за еловой ветки.
На краю поляны стоял волк. Глаза его пока ничего не видели, зато нос безошибочно подсказывал: кто-то прячется совсем близко. Запах не походил ни на один привычный лесной, это пугало и настораживало. Но то, что пахнет съедобной плотью, теплой, живой и такой желанной, отощавшему за зиму волку-одиночке было ясно. Давно уже он ушел из стаи, молодые самцы здорово посекли в поединках его шкуру клыками. Теперь, злой и вечно голодный, он рыскал по лесу и искал необременительной добычи.
Ветки на ели зашевелились, из-под них донеслись непонятные звуки, а потом – более привычное для волчьего уха рычание. Волк? Что ему делать под елкой? Может, лучше уйти?
Но тут из-под ели выскочил пес и с лаем ринулся на замешкавшегося хищника. Пес был молодым и сильным, как те самцы, что рвали волку шкуру. Надо уходить, бежать! Поздно. Собака налетела, вцепилась зубами в бок. От боли волк рассвирепел, рассудительность покинула его, и он, в свою очередь, тяпнул пса за ногу. Дальше уже трудно было разобрать, где собака, а где – волк. Серый лохматый клубок катался по поляне, устилая ее клочьями вырванной шерсти, орошая каплями крови. Но вот кому-то из дерущихся удалось дотянуться до горла противника. Одно движение челюстей – и из раны полилась уже струя крови. Из последних сил волк рванулся, оставляя в пасти противника вырванный из шеи клок мяса, лязгнул зубами, смыкая их на загривке пса, и под хруст ломаемых позвонков замертво свалился на землю. Бездыханный Серок упал рядом. Оба затихли.
– Ой, мамочка! – только и смогла прошептать перепуганная Яся.
Поляна осторожно выбралась из-под ели, почему-то на цыпочках подошла к месту побоища.
– Серок, Серок, – позвала она.
Опустившись на колени, погладила собаку, положила ладонь на ее бок.
– Нет, не дышит.
Подошла Яся. По щекам девочки слезы бежали ручьем.
– Серок, милый, как же мы теперь без тебя?
Поляна тоже не удержалась, расплакалась. Вспомнила, как принесла в переднике толстого лохматого щенка, какой он веселый был и озорной.
– Помнишь, мама, какой он маленький был? – Яся словно подслушала мысли Поляны. – А как он голову засунул в горшок со сметаной, и вытащить не мог, пришлось посудину разбить?
– Помню, конечно, помню. Жаль Серка, он же членом семьи нашей был.
– Он нас от волка спас, мама. Себя не пожалел.
– Да, доченька, спасибо ему.
Помолчали. Потом Поляна подняла собаку на руки и понесла к елке, под которой все они только что прятались.
– Вот тут пусть лежит, под елью. Похоронить мы его не можем, так пусть хоть не на глазах у всех валяется. Прощай, Серок!
– Прощай, песик, спасибо тебе!
– А теперь, Яся, пойдем, нужно торопиться. Те, кто открыл на нас охоту, пострашнее волка будут.
– Так это же сон, мамочка, – Яся уже почти забыла о своих страхах.
– Все равно, пойдем быстрей.
И они пошагали по еле заметной тропинке, которой так редко пользовались, что она почти заросла травой.
На рассвете беглянки уже подходили к деревне.
Утро в любой деревне наступает одинаково. Еще стелется по лугу за околицей туман, еще роса тяжелыми гроздьями капель клонит к земле травинки, а заполошные петухи уже орут в каждом дворе, и каждый норовит перекричать остальных. В хлевах постукивают подойники, и коровы сытно и уютно вздыхают, млея от прикосновений хозяйкиных рук, которые освобождают от молока разбухшее за ночь вымя. Изредка залает собака – так, спросонья, не зло, а скорее для порядка.
У Поляны сердце сжалось от всех этих таких знакомых, но уже Бог весть, на какое время потерянных, деревенских звуков. Яся, переживая то же, сжала матери руку.
– Мама, а куда же мы дальше пойдем? У кого про горы спрашивать станем?
Поляна задумалась. Постучаться в крайнюю хату? Но кто знает, как встретят незнакомок, да и смогут ли помочь! Не каждый селянин интересуется дальними странами. Некоторые за всю жизнь дальше околицы своей деревни не побывали. А кто же может знать дорогу к горам? Только тот, кто общается со странниками, слушает их рассказы, да на ус мотает. Таким человеком в селе был только трактирщик. Вот куда нужно идти – в трактир! Там и они сами в глаза не бросятся, на случай, если Чужак искать их станет: мало ли народу по свету бродит! Верно, немало, только вот женщин среди них – единицы. А мать и дочь – и вовсе приметная парочка. Нет, так не годится. Нужно поостеречься.
– Слушай, Яся, я в деревню пойду одна. В трактир наведаюсь, постараюсь там все разузнать. А ты здесь, на опушке спрячься, и жди меня. И не возражай! – Поляна не дала дочери и рта раскрыть. – Я скоро.
Она подобрала повыше подол, чтоб не намочить в росе, и прямо через луг зашагала к деревне.
Деревенская улица уже ожила, очнулась от сна. То тут, то там отворяли ворота, чтобы выпустить скотину. Видимо, сегодня стадо собирали впервые после зимы. Застоявшиеся в хлевах буренки взбрыкивали и скакали, словно телята, разминая ноги, шалея от запахов теплой земли и пробивающейся из нее зелени. Конечно, по-хорошему, на лугу, кроме старника, поесть коровам было нечего, ведь молодая трава только-только начала пробиваться на свет. Но весенний дурманящий дух был лучшей приправой к зимовалой траве. Вот и радовались коровы, вот и улыбались хозяйки, провожая в стадо своих любимиц.
Поляна шла по улице и досадовала сама на себя: худшего времени, чтобы незамеченной появиться в деревне, придумать было нельзя. От каждой калитки ее провожала взглядом пара, а то и две, глаз. Кто она? Откуда появилась эта незнакомка? Деревенские кумушки уже вострили языки, чтоб посудачить об этом с соседками.
Но вот, наконец, и трактир. И, конечно же, двери его еще заперты. Поляна, не решаясь привлечь к себе внимание еще и стуком в дверь, присела на сложенные у плетня бревна. Придется подождать.
Вот пастуший рожок рассыпал свою мелодию в конце улицы. Вспомнив знакомые звуки, ему ответили коровы. Стадо прошествовало мимо странницы, обдавая ее терпкими запахами молока и навоза. Вот, наконец, загремел засов на двери трактира, и она распахнулась. Заспанный хозяин, позевывая и почесываясь, лениво ответил на приветствие Поляны и впустил ее в помещение.