Немецкий госпиталь
Первую зиму собирали немцы молодёжь на «снегоборьбу», расчищать дорогу. А дороги были широкие. Шура наравне со всеми ходила на снегоборьбу.
Как-то соседка Шуре говорит:
– Слушай, что ты будешь дороги чистить, ты же немецкий учила?
– Учила. Немного знаю.
– Ты иди, там немецкий госпиталь открывается, принимают на работу.
А Шуре даже обуть-одеть нечего. Вещи собирали всем посёлком, чтобы выглядеть по-человечески. Пошла устраиваться.
– Сколько лет тебе? – спрашивают немцы.
– Восемнадцать, – накидывает Шура два года.
– Немецкий язык знаешь?
– Три года учила, – смело преувеличивает она.
Взяли Шуру санитаркой в немецкий госпиталь, расположенный в здании медучилища, в трёх километрах от тёткиного дома. Поставили её сразу же полы мыть, а этаж огромный – хоть стой, хоть плачь, а мыть надо. Делала она там всё, что скажут.
Госпиталь был для больных с простреленными лёгкими. В лёгкое вставлялась резинка, рядом бутылка, и в бутылку из лёгких гной стекает по резинке. Эти бутылки они с девчонками каждый день ершами мыли. Судна из-под больных выносили, подтирали их, туалеты мыли. А начнётся бомбёжка, начинают больных на носилках в подвал прятать. Потом из подвала обратно. Тяжело было очень, какая сила в 16 лет? Ни минуты не сидели.
Кормили немцев в госпитале очень хорошо. Девчонки-санитарки еду к обеду готовили. Немцы сильно хлеб с маслом любили. И вот, стоит перед Шурой хлеб нарезанный, надо на каждый кусок 20 грамм масла намазать. Девчонки мажут, мажут, потом раз – и кусочек масла в рот, пока никто не видит. Колбасу режут, и чуть-чуть, да и возьмут тихонечко, пока никто не видит. Ох, если б увидели, оттаскали бы за волоса как следует! Девочки там очень послушные были. Часто им доставалось мазать хлеб маслом. Всегда строго наказывали им, чтобы очень осторожно с хлебом. (Теперь то я понимаю, почему бабушка так любила детишек маслом кормить. Положит кусочек масла в рот малышу – «масличко – ааа!» – вкусно то есть).
Немцы в госпитале относились к работникам хорошо, никого не обижали. Наоборот, старшая сестра, немка, принесёт булку хлеба, всем понемногу разделит. Их там много было, санитарок и всяких работяг, всем понемножку доставалось. Надо отметить, что работники наши были добросовестными, и не лезли не в свои дела.
Время к обеду – больные идут руки мыть, и за длинный стол, со стульями по обе стороны. Что больные не доедают – у девчонок котелочки стоят. Они в эти котелочки объедки собирают. Выносит Шура котелок с едой, мама уже стоит под воротами, ждёт. Отнесёт еду домой к тётке за три километра, прокипятит, и ребятишек покормит. Пока у тётки дом был нормальный, так и жили. Позже и её дом тоже сгорел.
Потом Шура жила с подружками на квартире. За работу немцы денег не платили, слава богу, хоть кормили и в квартиры селили. Осталась еда от больных – нальют тарелочку, сидишь, ешь. Выгонят кого-то из квартиры, тебя поселят. Потом бабуля одна взяла их, троих девчонок, жить к себе. Жили без никакой платы. (Какие платы!) Принесёшь ей кусок хлеба, она тебе десять раз спасибо скажет.
Работала Шура в госпитале года полтора, с 6 октября 1941, и до 1943, пока немцев не выгнали. Когда немцев выгоняли, девчонки попрятались, чтобы их вместе с немцами не угнали. А в 1943 наши пришли.
Вольнонаёмная
Шура сильно хотела, чтобы в армию её взяли, ей к тому времени уже исполнилось 18. Но её не взяли, потому что она у немцев работала. Тогда она пошла добровольцем в вольнонаёмную армию.
23 февраля 1943 года, Смоленск. Тогда её только-только взяли в вольнонаёмную воинскую часть, номер прикрепили. Раненько утром с подружкой шли они на работу. И тут, откуда ни возьмись, из подвалов перестрелка. Или там засада какая была, немцы, или русские, не понятно. Подружка шла по правую сторону, Шура по левую. И тут одна пуля пролетает Шуре сквозь обе ноги. Шура руками схватила одну ногу, артерию придержать, чтобы кровь не вытекла. Вторую ногу не чувствует. Ничего у неё не получилось, и она потеряла сознание. Неподалёку какой-то госпиталь был маленький. Видимо, услышали стрельбу. Прибегают, Шура уже без сознания. Шесть суток без сознания пролежала. Очнулась – всё не то, незнакомое, чужое. Где я…. Что я…. Расспрашивает, а никто ничего и не знает.
Навещали Шуру девчонки, еду приносили. На костылях долго она ходила. Март ещё весь ходила на костылях, месяца два точно. Крови потеряла очень много, и никто не мог понять, с чего она вдруг жить начала. Подколенная артерия перебита была, двенадцать сантиметров разрез. Но кости не задело.
А дальше стали немцев прогонять, шли вперёд, вперёд и вперёд. Из Вязьмы в Белоруссию, Минск, там недолго были, затем в Витебск. Что скажут, куда пошлют, то и делали. Нравилось Шуре там, идти всё равно было некуда. С мамой растерялись, а там коллектив был. Шура с теми же девочками, что у немцев работали, так и пошли дальше вместе. Сначала девчонок было восемь, две ушли, осталось шесть. И с ними они прошли до конца войны. Жили девочки на квартирах, а солдаты в частях.
Далее была Литва, Каунас. Чем занимались? Надо картошку чистить – пять человек, вперёд. Привезли обоз с остатками немецких пожиток – сидишь, сортируешь. Немцы отошли, наши заняли часть. От немцев остались обмундирование, вещи, боевые снаряды, это всё они и перебирали. В Каунасе недолго жили, перегнали в Кедайняй. Там какое-то время прожили. Оттуда их рабочий батальон снова перебросили в Каунас. Там девчонок взяли на кухню. Сортировали барахло, записывали и считали. Тут Шурина карьера пошла вгору, она уже работала счетоводом. Через год стала бухгалтером. (У меня даже документы есть! – говорит бабушка). Дошли до Кёнигсберга, там Шура перешла в морскую часть работать, где и работала до конца войны. Шура заведовала обмундированием, а её подружка продовольственной частью. Так они с ней, пока не разъехались, вместе и жили.
Не знали в войну ни Нового года, ни Пасхи, ни дней рождения. Не следили за календарем. Следили только за одним – как наши идут к Берлину. Как дерутся там. Ждали победы, очень ждали. Верили в неё. И этот день наступил.
– Какие чувства были, когда победили?
– Ооо, победа! Победа – это ликование!
«Пишу в затишье…»
Отправив записку маме, Алексей провёл на передовой все четыре года войны. На фронте был медработником, но в рабочем батальоне делал всё – спасал раненых, копал окопы, хоронил погибших… Ни разу не был ранен. На бархатной подушечке до сих пор хранятся его ордена и медали. Иногда он писал маме и сёстрам весточки-открытки. И иногда даже в стихах.
Здравствуй, Вера!
Этой открыткой шлю привет и хорошие пожелания, сообщаю о себе. Здоров. Жду ваших писем, которые перечитываю несколько раз. Здорова ли Маша? Успокаивай её.
10.12. Целую – брат Алексей
***
10.11.43
Несколько строк
-–
Распрощавшись с родимым порогом
Мы летим, мы плывём по морям
Мы идём по военным дорогам
Забывая писать матерям
-–
А они повторяют до смерти
Всем давно нам известный урок
Вы пришлите нам в скромном конверте
Неразборчивых несколько строк
-–
Мама смотрит печально с порога
Ждёт хоть весточку, краткий поклон
Но тиха и пустынна дорога
И опять не пришёл почтальон
-–
Нужно мало старушке, поверьте
Только точно в назначенный срок
Посылайте ей в скромном конверте
Неразборчивых несколько строк
-–
Мама, сейчас я в бою, пишу в затишье.
С приветом, родная. Сын Алексей
На тоненькой открытке – изображение трех улыбающихся солдат, и подпись красным цветом – Привет с фронта. Ниже Алёша приписал красным карандашом – матери от сына Лёши.
***
Фотооткрытка с изображением солдат
Карандашом
Здравствуйте, родные
Сегодня 6.05.43
Получил ваше письмо, спасибо.
Не беспокойтесь, здоров.
С приветом, ваш Алексей
Подробно напишу письмом
Г.Зима
Ул.Тургенева 11
Буриловой Марфе Григорьевне
-–
250ппс часть 405
Бурилов
Закончил воевать Алексей в Кёнигсберге, в звании капитан. Вступил в партию по убеждению, заслужил награды.
Фронт пошёл дальше на Берлин, а его оставили начальником санитарной службы на железной дороге при таможне. Выделили прекрасную квартиру в центре Черняховска, с богатой мебелью и всей утварью (немцы всё оставляли, убегая из Пруссии). В общем, жизнь начинались у Алексея именно здесь, и именно в это время.
Часть третья
Черняховск
В 1946 году Инстербург переименовали в Черняховск.
Шура жила в Черняховске, работала заведующей обмундированием. Шура носила красивую причёску, у неё уже были нарядные платья. На казённых харчах, Шура Круглова вновь была круглолицей ладной девушкой. Из четырёх, живущих в комнате девушек, троих звали Шурами. Девчонки были весёлые, женихов у них было много. И морячки красивые, и солдатики весёлые. А чтобы парни не путали их имена, они себе придумали новые. Нашей Шуре досталось имя Тамара.
На фото: Шура
Война закончилась, пошли они в первый раз в Дом Офицеров, на танцы. Всё было точно, как в песне – стоят девчонки, стоят в сторонке, платочки в руках теребят. Стояли так и наши девчонки. Танцевали, с парнями знакомились. Была у Шуры любовь, лейтенантик, хороший мальчик. Об этом мальчике Шура на всю жизнь сохранила тёплые воспоминания и подаренную в новогоднюю ночь фотокарточку с нежными словами о своих чувствах:
«С 31.12.45 на 1.01.46
Подруге юности Тамаре от Володи. Тому, о ком в моей памяти всегда останется нежное воспоминание как о русской благородной девушке в самых трудных условиях жизни. Тома, не забывай глубокоуважающего тебя друга Володю»
Позже хорошего мальчика Володю переведут в другую часть, и их пути разойдутся.
На фото: друг Шуры, Володя
Знакомство
21 февраля 1946 года стучат в двери. Девчонки открывают – стоят три офицера.
– Вам кого?
– Привет, девчонки! Да мы просто гуляем, ищем подружек.
Пригласили их девушки в комнату. Зашли ребята, посидели немного, говорят – у нас день рождения, приходите в гости. Идти, не идти – думают девчонки. Ай, пойдем.
Пошли девчонки к парням на день рождения. У Алексея была красивая квартира на втором этаже. У него даже пианино было, и он неплохо играл. Стихи писал. Ему очень шла форма – гимнастерка по фигуре, кудрявый чуб, высокий лоб, голубые глаза и прямой, открытый взгляд.
Но у Шуры-Тамары морячок красивый в то время был, а тут Алёша прицепился. Алёша высоченный, худой, а Шура – маленькая, на голову ниже. Подруги смеялись – что за пара. Она его и отшила.
Любовь и письма
Но Алёша сдаваться не собирался. В то время жила Шура в воинской части, куда посторонних не пускали. Алексей работал фельдшером в другой части. Приносит Шуре знакомый парень, Витя, письмо от Алёши со словами:
– Буду ждать, пиши ответ.
Письмо Алексея:
5.03.46
Тамара, милая Тамара!
Я соскучился по нашей встрече. Эти 2 дня без тебя мне показались вечностью. Мне и сейчас, и в скором времени не представляется возможность далеко отойти от службы.
Ох эта служба, при одной мысли о ней я испытываю тоску. О такой службе и Пушкин отзывался «хорошо»:
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же чёрт возьмёт тебя!»
Этим и я сейчас занят. Как видите, незавидная судьбина. Но на думы о своей службе нет сейчас времени, а хочется хоть посредством этого письма поговорить с тобою о жизни, о счастье, о любви (а любовь дает человеку радость и силы). Тамара, ты согласна со мной? – что бывают годы, в которые только и хочется любить.
Ведь и яблочки, зарумянивши, созрев – заводят игру с землей, они падают на её грудь и прячутся в густой траве.
Тамара, милая!
Любовь есть высший дар природы
И без любви нет смысла жить
И ею дышит всё в природе
Так разреши тебя мне милая любить
Тамара, сейчас я сижу один в комнате и как приятно в этой тишине чувствовать в своей памяти твой ласковый голос, и вспоминать счастливые встречи, хотя их у нас было очень мало. Ты не забыла?
Утром, как я смотрел, не отрываясь, на тебя. Я готов был ещё до вечера, до утра быть с тобою. Я хочу опять, чтобы эти встречи не кончались никогда!
Я не помню, как тогда наши губы встречались, помню только, каким сладким был поцелуй… Вспоминая об этих минутах, я храню в себе, как самое дорогое, лучшее.
Любимая и любимый всегда счастливы, но нет счастья в односторонней любви. А чтобы в этом не было сомнений, лучший совет – откровенность.
Плохая правда лучше красочной лжи. Желаю и тебе, Тома, таких качеств характера. А ещё тебе желаю:
Полюби если хочешь и можешь любить
Полюби и не требуй ответа
Полюби не черты молодого лица
А люби самого человека.
Тамара, ну что мне делать с мыслями; так и теснят одна другую. Хотел написать маленькую записочку, с единственной просьбой, чтобы ты выбрала свободное время после работы и зашла ко мне, но вместо этого дуже размечтался. Конечно, если бы мы раньше и чаще встречались, то теперь наша страсть несомненно была бы иной, менее воздушной и романтичной… Кажется, далеко захожу в мыслях, надо кончать. А мысли не дают покоя.
В заключение хочу вспомнить и повторить лучшие строчки Лермонтова. Мне кажется, что поэт этими словами излагал мои чувства к тебе:
Твоей любви я жду, как дара,
И вечность дам тебе за миг;
В любви и в дружбе, верь, Тамара,
Я неизменен и велик.
Тамара, следуй только своему рассудку, что подскажет сердце. Я Вас жду. Ваша отзывчивость покажет отношение ко мне.
Тома, а если не пожелаете прийти, то попрошу сразу же возвратить это письмо, чтобы оно не попало в руки «весельчакам» – для посмешища. Но я всё же больше надеюсь в счастье, верю и жду.
Напишите, или передайте словом свой ответ (когда придёте, или не хочется и думать)
А пока жму твои нежные руки, Алексей
P.S. То, что вы интересовались в отношении завивки, я там был и узнал следующее:
1) парикмахерская находится рядом с базарной площадью
2) работает ежедневно, кроме вторников
3) завивку может делать всякий, без мандатов. Лучше идти под вечер, когда есть свет (электро)
4) завивают на 10 месяцев (в цену 100руб)
Ну а в отношении покраски волос – вы знаете, куда прийти (в любое время).
Жду. Алексей
Но Шура-Тамара написала ему: «Ответа не будет, не жди».
Через день Витя снова приносит записку. Уловки влюбленного юноши не знают границ. «Я болею, у меня малярия, навести меня».
***
Письмо Алексея:
18.03.46
Тамара!
Я чувствую себя сегодня намного хуже. Конечно, ты можешь сказать, что тебе от этого «не жарко, не холодно».
А мне сегодня особенно, то жарко, то холодно – малярия вступает в полную силу.
О, как мучительно болеть в такой период.
Сегодня хотел пойти к тебе, но думаю, что после таких прогулок, наверняка прикуёт к постели.
Тамара, если веришь и сочувствуешь, то приди. Вместе с тобой мне будет легче перенести всё это.
Жду. Алексей.
Но Тамара была неприступна, как хорошая крепость. Как ни придёт он к ней, получает неизменный от ворот поворот – «скажите, что меня нет». Письма остаются без ответа.
***
И снова письмо. Ещё одна попытка, сквозь отчаяние, но с надеждой.
23.03.46
Тамара! Неужели ты не найдешь час свободного времени побыть со мною? Неужели опять есть «серьёзная» причина, и ты не сможешь придти.
Ты извини меня милая, я больше не буду преследовать тебя такими бумажками и надоедать своею привязчивостью, если ты совсем не желаешь этого.
А чтобы уточнить это «Если» и рассеять сомнения – сегодня нам нужно обязательно встретиться.
Ну что ж поделаешь, когда мне, пока ещё, нельзя прийти к Вам, хотя и чувствую уже себя почти нормально.
Пока всё, жду.
Привет самый искренний передай своей подруге Шуре – очень доброй и хорошей. А себе прими лучшие мои чувства.
Алексей
На фото: Шура и Алексей, апрель 1946г., Кёнигсберг (Калининград)
О да, юная Шура-Тамара умела трепать нервы. Но, дорогие мои, читайте между строк. Думаю, что Алексей это умел. Он просто красиво вёл свою партию. Отдавался ей целиком. Наряду с романтичными стихами он заботливо узнавал информацию «в отношении завивки» – разве не это одно из лучших проявлений любви? А лучшим доказательством любви юной Шуры-Тамары является тот факт, что все эти письма она хранила всю свою жизнь, через множество переездов и перипетий судьбы, и в 95 лет поделилась ими со мной.
Странные это ощущения – держать в руках старые письма, написанные от руки. Это настоящая машина времени, с потёртой в сгибах бумагой, запахами и вибрациями. Обязательно напишу настоящие бумажные письма своим самым любимым людям.
«Прощай, друг мой»
Я читаю следующее письмо дедушки Алёши, и проникаюсь глубиной и красотой его чувств. Глубиной и красотой его души. И как просто, искренне, красиво и достойно он передавал письмом свою боль. Между строк о любви проскальзывают глубочайшие размышления о жизни. И, вдумайтесь, мои дорогие читатели, это 1946 год. Казалось бы, всё разрушено, люди растеряли близких, всё плохо. Но молодость не остановить, молодость – это сама жизнь, и ей надо догонять то, что было упущено. Любовь сильнее всего, она как воздух, на ней держится вся наша жизнь. В послевоенном, 1946-ом, молодой парень пишет о «былом счастливом времени». О, дедушка, как бы мне хотелось тебя обнять! А может, в каких-то других измерениях ты читаешь эти строки.
И ещё одна ремарочка для читателей. В наш век пресыщения информацией, красивыми и напыщенными текстами, просто вдумайтесь. Следующее письмо писал обычный парень, недавно прошедший войну, для своей девушки. Он не был блогером, писателем, не проходил курсы сторителлинга, он писал не для лайков и комментариев, в которых сейчас мы теряем себя настоящих. Но он был парнем, который обожал Пушкина и Есенина.
Письмо Алексея:
17.04.46
Незабвенный мой друг Тамара,
Сегодня я весь день не выходил из комнаты, давая полную волю своим переживаниям и воспоминаниям о былом счастливом времени.
И вот когда я очень много передумал и разгадал свой дальнейший жизненный путь, мне захотелось написать немного о той правде, которой я сегодня всецело отдался. Я обещал не тревожить тебя письмами, но извини, милая, это будет последним – прощальным – тяжело мне это слово, но разве остаётся иной выбор, когда я знаю, что не могу составить твоего счастья, а с новым другом, тебя, возможно, ждёт счастье.
Разве я имею право выказать свою ревность, в которой, к сожалению, уже признаюсь? Нет, Тамара, просматривая мысленно тот путь, по которому мы шли, я всё больше убеждаюсь, (а сегодня окончательно), в необходимости расстаться, и никогда более не встречаться.
Когда один из двух, любящих прежде людей, перестаёт любить, другому следует удалиться. Это очень тяжело, но уважение к себе заставляет отделить это прошлое.
О, это прошлое! – тоской и грустью будет искупляться то счастливое для меня время, когда во мне зародилось и окрепло такое чувство любви, какого я не испытывал, и даже не считал возможным.
В то время я видел, что жизнь моя абсолютно изменилась. Месяца 2 назад у меня не было никакой цели, я думал, что песенка моя спета, что я износился душой и в ней уже нет места глубокому нежному чувству.
Я примирился участи состариться среди беспутной жизни, которую принято называть удовольствием. А с нашей дружбой передо мной мелькнула самая серьёзная, возвышенная, и чудная цель жизни, но, как видно, мелькнула и снова угасла…
К чему, Тамара, твои намёки: «Подыскать ковалера», а мне познакомиться с другой, и прочее… Почему ты, совершенно искренно, не призналась во всех изменениях передо мной и перед своей совестью? В твоём сердце слишком много гордости, чтобы сказать, что тебе это всё наскучило.
Я ещё тогда, на первом нашем вечере, угадывал, что под покровом сдержанности и скромности, в тебе страстная, чувствительная и непостоянная натура, но это всё черты характера, чего трудно изменить, а то, чего возможно и нужно не допускать, того я хочу тебе посоветовать – а именно: не играй с мужским сердцем, даже тогда, когда тебе наговорят об этом человеке много нехорошего. Во-первых, это нечестно, а во-вторых, ты можешь попасть на того, который в один прекрасный день, когда убедится в твоём кокетстве, вздумает тебе отомстить.
Это мой единственный совет.
Но больше всего я хочу пожелать тебе счастья во всём, и чтобы новый друг, на которого пал выбор твоего сердца, был достоин тебя и понял, какой прекрасный и милый человек выпал на его дружбу.
А теперь прощай, друг мой – прощай, единственно ясный луч в моей жизни, прощай, моё счастье, вернувшее мне силу жить тогда, когда я уже изнемогал.
Теперь я могу сказать: я знал счастье.
Я расстаюсь, любя всей душою, чтобы не мешать твоему счастью. У меня хватило воли признаться в этом.
Теперь я буду думать только о тебе с невыразимой грустью.
Ты мне после напишешь, или что-нибудь скажешь, хорошо?
Но только не сейчас. (Если мы увидимся).
А месяца через 2-3, когда я буду в состоянии выслушать от тебя всё. В моём сердце ещё так чувствительна нанесенная рана, но разлука излечит её.
Так будь, Тамара, счастлива, хотя бы и без меня.
Ещё раз прощай, дорогая моя, помни, что я тебя любил.
Алексей.
P.S. Тамара, пусть не остаётся у тебя такая горькая память обо мне. Поэтому прошу, как прочтёшь, возврати этот листок.
Алексей
На фото: Шура, Алексей, подруга Зоя
Знаешь, дедушка, мир изменился. Влюбленные уже не пишут бумажных писем. Не печатают фотографии. Всё чаще знакомятся в интернете. Они хотят сделать сначала карьеру. Мы живём в комфорте. Мы можем из дома посещать какие угодно курсы, из дома работать и вообще жить из дома. У нас в магазинах много красивой ненастоящей еды. Мир стал немножечко пафосным и искусственным. Но, мы можем заниматься любимыми делами и раскрывать свои таланты. Мир стал меняться очень быстро. Это не хорошо и не плохо, просто именно это сейчас происходит. Спасибо тебе за письма.