Loe raamatut: «Холсты»

Font:

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

CBOЙ НЕПОВТОРИМЫЙ ГОЛОС
«Стихи пишут многие. Умеют это делать примерно 2—3% пишущих.
Сохраняют в наши дни корневую связь с великими традициями русской поэзии единицы. Национальный поэт – это не квасной патриот, выясняющий в своих, пахнущих несвежим потом, сивушной отрыжкой и душным ладаном виршах, по чьей вине в кране нет воды. Национальный поэт – это тот, в сердце которого боли и несчастья Родины отзываются собственной болью. И упрек обращен, прежде всего, к своему же народу, под славословия и причитания профукавшему страну. А если упоминаются «чужаки», то речь идет не об «инородцах», а о ментально чуждых, тех, для кого страна, ее богатства и народ – только предмет наживы. Неважно – правительственные ли это чиновники, или те, о ком Блок (поэт, глубоко веровавший в Бога, но знавший цену его служителям) писал: «Помнишь, как бывало брюхом шел вперед, и крестом сияло брюхо на народ».
Эта подлинная, лично выстраданная боль дает право на искренние и страшные слова:
Несчастен люд, влекомый вражьей силой.
Цивилизация – всему конец?
Чья злая воля мир поработила,
Тот и теперь властитель всех сердец.
Лукавство в душах изменило нравы,
Какие мы – такой над нами царь.
Немного нам осталось от Державы,
Лень порождает пьянство. И, как встарь,
Нам «добрый барин» снится, мы не можем
Из летаргии выпростать тела
И дружно плачем: «Помоги нам, Боже!»
Но сами служим только силам зла.
Эти строки взяты из одного стихотворения, помещенного в сборнике Натальи Тимофеевой «Холсты» – книги, вобравшей в себя итог десятилетий поэтического труда. По стихам можно составить картину духовного роста авторского «я» или,
иными словами, лирической героини.
От милых сердцу невзрослых страданий первой любви и гармоничного чувства природы – к ощущению полноты мира
во всей его катастрофичности и красоте.
Сегодня многие стихотворцы ломают через колено форму русского стиха, всегда требовавшего чеканности ритма, точного размера и запоминающейся рифмы, ибо именно форма придавала содержащемуся в стихе посланию мощь и убедительность.
Верлибр русской поэзии чужд, чаще всего, он превращается в косноязычную прозу, а неряшливость, ведущая к расхристанности стиха, и банальные – а порой неуклюжие – рифмы говорят только об одном – утрате профессионализма.
Как правило, неряшливость формы ведет к развязной пустоте стиха. Наталья Тимофеева счастливо избегает этого распространенного в наши дни поветрия. Стих ее классичен в лучшем смысле слова. Любовь поэта-гражданина пребывает здесь в гармоническом единстве с любовью лирика к родной природе. Пейзажные стихи Тимофеевой изысканны, их строгая красота впечатляет.
Белый день, серый дождь, беглый час…
Целый мир увяданьем объят.
Вот уж близится Яблочный Спас,
Затяжелел от бремени сад.
Лето наше подходит к концу,
Небо нынче ослепло от слёз,
К золотому готовит венцу
Осень ветви промокших берёз.
Далеко ли осталось идти,
Далеко ли лететь до зимы,
Мы не ведаем, сколько в пути
Будут синие эти холмы.
Обниму серебро паутин,
Прикоснусь к непогоде щекой,
Пусть беснуется ветер с равнин
Над рекой, над рекой, над рекой…
Гулким эхом наполнится ширь,
Даль уйдёт за дожди, за туман…
Осень, осень, сердец монастырь,
Всё непрочно, всё – давний обман.
Поэт тогда поэт, когда он обладает своим голосом, но связан с традицией. «Родословная» Натальи Тимофеевой – от Некрасова, Есенина, может быть – Фета, чуть-чуть от Кольцова.
Но это не подражание. Это – встроенность в благородную линию.»
Борис Исакович Тух – писатель, филолог,
драматург, литературный критик,
автор книги «Путеводитель по Серебряному веку».
автор книги «Путеводитель по Серебряному веку».

Ювенальные вирши (1968—1976гг)

Родная обитель

За скрипом старенькой калитки,
Между крыжовенных кустов —
Густые терпкие напитки
Из воздуха и голосов,
Из запахов грозы и яблок,
Из шелковых росистых трав,
Из нежных шампиньоньих шляпок,
Дождинок, льющихся в рукав…
Здесь все такое обжитое,
До боли давнее, моё,
Своим подсолнечным покоем
Определяет бытиё:
Все так же холодень колодца
Купает вёдра в глубине,
Скворцам на яблонях поётся
Всё те же песни, да не мне.
А я бываю реже, реже…
Почти чужая. С холодком
Меня встречает безмятежность,
Окутавшая старый дом…
Скрипят тугие половицы, —
Из детства тяжкие шаги…
Ты, родниковая водица,
Меня от бед убереги!

Бедолаги

Дымок усталый от костра,
Дотла сгоревшая картошка,
И шорох павшего листа,
И серебристая дорожка
Скатившейся в ручей луны,
Деревьев говорок неспешный,
И призрачные скакуны,
И прикорнувший в чаще леший…
Когда-то папоротник цвёл
В такие замершие ночи,
И хоровод русалок вёл
Свой танец – невесом и точен.
В лесу волшебном голоса
Звучали жалобно и жутко,
И сыпал ягоду с куста
Сынок кикиморы, малютка…
Мы утром на кострище хлеб
Оставим древним бедолагам,
Кого загнал двадцатый век
По омутам, да по оврагам.

В сумерках

Растаяло всё, изумлённо исчезло,
Пожала любовь на прощанье плечами,
И сумерки вновь одиноко скучают,
Забравшись с ногами в глубокое кресло…
Ткёт время незримо свою паутину,
Сбегают по окнам неровные нити…
Ненужная боль запоздавших наитий,
Минувшего лица испуганно стынут…
А топкое лето проходит, проходит,
Гвоздями дождинок сады распиная,
И спутанных мыслей неровная стая
Покоя, приюта себе не находит:
Растаяло всё, изумлённо исчезло,
Пожала любовь на прощанье плечами…

Снег невесом

Снег невесом, сыпуч и тих,
Как сон уставшего ребёнка.
Откуда, из какой сторонки
Принёс он нежность губ твоих?
Ты далеко, не знаю, где,
Но входит мягкими шагами
Снег на крыльцо, и вновь над нами
Один и тот же он. Везде,
Куда бы нас не увлекли
Легки-мечты, – святая небыль,
Склонённое над нами небо
Одно, как жизнь, как соль земли.
А, может статься, кувырком
Промчит судьба, презрев дороги,
И ляжет на твоём пороге
Лишь добрый снег тугим клубком…

На автобусных билетах

Спите, неволею взятые,
Тьмою веков уведённые,
Рясой гранитной одетые,
Тайнами нераскрытыми.
Сон ваш велик и мучителен,
Сон ваш – четыре столетия,
Глаз отжелавших мерцание
В прах обратилось под плитами.
Вы и любили и плакали
В стенах, душивших молчанием,
Слали проклятья и жалобы
Богу, к мольбам равнодушному.
Гордые и непокорные,
С злобою затаённою
Взгляды цариц отверженных
В чёрных плащах монашеских.
Ранних морщинок борозды,
Сколько вы бед скрываете,
Кистью иконописника
Через века пронесённые?
Солнце не всходит под мёртвыми
Каменных сводов громадами,
Сверху века отшумевшие
Вам провещали об атомном.
Девушки в брюках и кружеве
Смотрят с улыбкой на вериги.
Судьбы цариц – давней сказкою,
Экскурсоводом рассказанной.

Старый дом

Неяркий день погас в окне,
Стучит простуженная ветка.
Как черный всадник при луне —
Тень от рояля на стене,
И шаль забыта на кушетке.
Ни звука среди этих стен,
В ковре шаги давно уснули,
Лишь памяти непрочный плен
Еще хранит любимый тлен
И голосов знакомых улей…
Был продан дом и срублен сад,
Пустое место ветер студит…
Невозвратимое назад
Я вызываю, и закат
Всё гаснет на фруктовом блюде…
И, разгоняя холодок
Осенних сумерек, поленья
Трещат уютно, огонёк
Душистой свечки чист и строг,
И кошка дремлет на коленях…

Стихи для детей

Лунный страж

Испачкалась картонная луна,
И мыши-звёзды край у ней отъели.
Она висит обиженно на ели,
В моём окошке хорошо видна.

А по проходу между двух домов
За ней крадётся кот, сверкая глазом.
Мне сон сегодня противопоказан,
Вот-вот мерзавец наломает дров.

Я вышла в ночь с железной кочергой
Столкнуть луну зевающую с ветки,
Пугнуть кота, мышатам – по конфетке…
Ведь нет луны пока у нас другой…

Лежат фольга и старый трафарет, —
Давненько я луну не вырезала…
Ну, вот, нашла: мышам – кусочек сала,
Коту – вчерашних парочку котлет…

А что луна? Да вон она, летит.
Сказать по правде, чудом уцелела.
Ведь не было бы до неё мне дела,
Когда б не жалкий и сиротский вид.

Не спать из-за луны, – какой пассаж!
И благо, есть чем накормить воришек…
Весь мир страдал бы от лихих делишек,
Когда б не я – Великий Лунный Страж!

Ночная прогулка

Месяц тонкой долькой баклажана, —
Синевато-семечковый срез, —
Вышел нынче высоко и рано,
Словно вверх по лесенке залез.

Звёзды рядом жалобно мерцают,
Склёвывая бледный зыбкий свет,
И в тумане очертанья тают,
Обращая в акварель предмет.

Впереди не лес ли? Или дымка
Заслонила чудище собой?
Побеги вперёд, проверь-ка, Бимка,
Что там прячет ветер низовой!

Что он завернул неясным флёром,
Как волшебной тайны громадьё,
И над чем косматое простёр он
Мокрой тучи тёмное тряпьё?

Что там к нам приблизилось и дышит
Мощью грозной силы вековой
Под небесной необъятной крышей,
Где гуляем только мы с тобой?

Пёс мой тихо ластится к колену,
Нос свой мокрый в руку мне суёт,
Подошли мы вместе к стогу сена,
Где кудесник полночи живёт.

Тот чихнул, немного повозился,
Вылез и насмешливо сказал:
«Я тут эта… просто вам приснился!»
Погрозился пальцем и пропал.

Месяц плыл, качаясь и вздыхая,
Сваливаясь к кромке темноты.
Где-то пела птица луговая,
Проступали зримые черты

Нашего затерянного мира,
Фыркал пёс, от свежести дрожа.
В небе заволакивая дыры,
Зорька разводила свой пожар.

Лунная лягушка

Лунная лягушка раздувает щёки,
Жамкает резиной из туманной мглы,
Мышь летает птицей, бьётся в водостоке,
И пугает ёжик остриём иглы.

Мокрая тропинка от росы искрится,
В ореоле света старый тополь спит,
И тысячелистник пеною ложится
Там, где ночь, густея, от луны бежит.

Вдалеке кукушка счёт ведёт минутам
Нехотя, как будто, или в полусне.
Фыркает каурый, на лужайке спутан…
Наш домишко древний от годов просел,

Смотрит в три оконца на кусты сирени,
Из светёлки лампа – будто светлячок.
И струится с липы дух медовой лени,
И приходит полночь на родной порог…

Дождь

Дождь подкрался незаметно,
Не спеша, вошёл на двор.
Тонкой сеточкой офсетной
Заволок небес рассветный
Неуверенный костёр.

Застучал в окно, слезливо
Зазмеился по стеклу,
А потом неторопливо
Штриховать затеял гриву
Старой липы. На углу

Палисада стебли выгнул
Золотых шаров моих,
Луговину перепрыгнул,
Промочив коровий выгул,
И, рассеявшись, утих.

В воздухе повисла влага,
Луч пробился золотой.
Листьев мокрую бумагу
Ветер затрепал, и тяга
Дым взметнула над трубой.