Loe raamatut: «Среди иллюзий»

Предисловие

—Я считаю,—сказала Наталья после долгого молчания,—что после смерти мы станем чем-то большим, чем просто смертными людьми. В воздухе повисла тишина, даже на минуту показалось, что буря прекратилась, но спустя мгновенье свист возобновился. Костя встал и прошёлся по пещере, разминая ноги.

–Да? И чем же?—спросил он.

–Например, ветром,—ответила Наталья спокойным, ровным и беззаботным голосом, будто находилась где-то дома, в привычной обстановке, а не в пещере посреди заснеженной пустыни на краю земли.—Лёгким дуновением, капелькой росы, смятой травой, шеле-стом листьев, чем-то непорочным и чистым. Ведь куда-то мы уходим после смерти…

3

Памяти отца посвящается

От автора

Здравствуй, мой дорогой читатель. Прежде всего, перед тем как я расскажу тебе эту не выдумано-выдуманную историю, хочу похвастаться перед тобой тем, что эта книга, какая бы она ни была, плохая или хорошая, странная или непонятная,—самая первая и единствен-ная в своём роде. Хвастовство моё заключается в том, что эта книга закончена и вышла в свет, хвастовство моё не корыстно, скорее наоборот: я преисполнен радости, что достиг желаемого. Конечно, по стране, возможно, уже раскиданы сотни экземпляров, но, тем не менее, она такая одна. Она первая и всегда будет ею, эталоном или предметом моей гордости тем, что я всё-таки её написал, как мечтал когда-то. Конечно же, я надеюсь, что она не последняя, но другой первой книги уже точно не будет. Будут последующие книги, но первыми они не станут.

Меня зовут Тимофей, как ты уже понял. Признаюсь, имён у меня много, и все они в той или иной степени часть меня, поэтому не удивляйся, если меня назовут другим именем в твоём присутствии, но это к книге имеет только то отношение, что ты будешь знать на-стоящее имя своего писателя. Мне двадцать восемь лет на момент написания этих строк, сам я родом из небольшого села, где родился и вырос, хотя, если честно, я родился по дороге в роддом, но речь не об этом. Прежде чем я расскажу тебе эту историю, хочу попросить тебя об одной маленькой услуге—чтобы ты, мой дорогой читатель, не обижался, если тебя эта книга как-то сможет обидеть или задеть в той или иной степени, задеть твои чувства. В целом, конечно, этого произойти не должно, но, тем не менее, хочу, чтобы ты помнил об этом, хочу, чтобы ты знал: эта книга написана для того, чтобы быть чем-то большим, чем просто книгой.

Прямо сейчас я в какой-то мере отмечаю завершение моей книги началом её повествования. Отмечаю скромно, в одиночестве, со стаканом виски, разбавленного колой, не в своей квартире, которая никогда не будет моей, без человека, который мне мог бы быть дорог, но о грустном или о реальной жизни писать я не буду.

Вернёмся к делу. О чём эта книга? Ответить на этот вопрос одно-значно сложно, поскольку сама жизнь—штука сложная, а этот бокал с виски и колой, который стоит на столике у кровати, первый, поэтому до утра я тебя держать здесь не буду. Трудно в целом сказать, о чём книга. Наверное, она о том человеке, который когда-то мог жить среди нас, о его второй жизни, некогда забытой, и иной, которую он, быть может, прожил. И вот эта книга—эхо той жизни.

Главного героя зовут Константин. Книга о нём, о его жизни и о том, как трудно жить и осознавать себя частью чего-то неизведанного и непонятного, когда реальность смешалась с иллюзией. Жить жизнью человека, не являясь им и не чувствуя им себя до конца, имея на то причины, наверняка очень сложно и порою невыносимо, когда все вокруг не такие, как ты, или же наоборот—ты не такой, как все. Всю нашу жизнь мы не знаем вообще ничего и проживаем её методом тыка с помощью нашей доброй старушки Фортуны, как самураи в темно-те, нащупываем пол в надежде найти его и не сорваться в пропасть с ужасающими криками падающего. Если очень коротко, то именно так можно описать нашу жизнь в целом.

Поэтому строго меня не суди, ибо я, как и все, не знал, какой написать эту книгу, а написав её, увидел: она получилась такой, ка-кая она есть, и в этом я могу оправдать себя. Хотя считаю слово «оправдание» одним из самых смешных в нашей жизни…

Так зачем она? Ты ещё не задал себе этот вопрос: книга, зачем она?! А я себя спрашивал. Временами не находил ответа и всё же со временем, наверное, понял или, во всяком случае, придумал нечто похожее на ответ. И в целом ответ как бы есть и как бы он не нужен: чтобы книга была. Чтобы заняла своё место на пыльной полке в библиотеке и оказалась среди людей, которые заходят туда случайно, по ошибке, в поисках магазинчика, что находится в подвальном помещении библиотеки. Там продают канцелярские товары, и зашедший по ошибке в библиотеку просто решил купить очередную бесполезную ерунду. Не всё так плохо. Я не нагнетаю. И всё же зачем она? А ведь правда—чтобы была. Я не то чтобы мечтал, а просто видел какой-то смысл в её написании. Быть может, одному из миллионов она придёт-ся по душе, и тогда, считай, время потрачено не зря, а быть может, и мечтал, как сказал ранее. Кто знает?

И ещё я скажу тебе про очень важный момент: я жду, чего-то или кого-то, секрет тебе не открою, уж прости. В этом есть определённый смысл, и смысл этот сможет найти только один человек. Ладно, об этом я сказал, и, надеюсь, тот человек, кого я жду, сможет найти меня через эту книгу. А ответ или подсказку тот человек по воле судьбы или сложного жизненного обстоятельства найдёт в этой книге. Человек, жизнь которого пересеклась с моей жизнью или с жизнью которого пересеклась моя жизнь, на что я очень надеюсь, поскольку всё долж-но встать на свои места, и счета должны быть оплачены. Поэтому я жду. Я долго думал: возможно ли это—найти кого-то через книгу, и каковы шансы? Да, возможно, они ничтожны, эти шансы, один на миллион, но я считаю, что нет ничего невозможного, всё это реально. И всё то, что нужно этому человеку, чтобы понять, кого я ищу, есть в этой книге, потому дело остаётся за малым—этот человек должен прочитать эту книгу, после чего найти меня.

И всё же вернёмся к книге. Вся она построена, скажем так, на отсутствии понимания того, что есть реальность, а что есть иллюзия. Весь этот мир, всё, что нас окружает, вся эта хрупкая материя—одна маленькая игра очень большого разума, и порою трудно признать, что всё это обман, иллюзия и вся эта иллюзия и есть жизнь. Как бы обман в квадрате. Если честно, то прошу тебя не принимать все эти высказывания за чистую монету и прошу не забывать, что всё это не по-настоящему. Иллюзия. Что взято за основу таких убеждений? Да самое простое. Например, жизнь человека. Трудная. Короткая. Порой невыносимая. Наполненная обманом других таких же лю-дей, в конце которой человек куда-то уходит. Он просто исчезает. Постепенно перестаёт существовать уже не только физически, но и в памяти других людей. И вот это самое интересное—а куда он ушёл? В другой мир? Ещё более загадочный, чем этот? Что я имел в виду? Если этот мир—самый что ни на есть реальный, то куда делся тот человек? На мой взгляд, нас с тобою, мой дорогой чита-тель, наглым образом обманывают. Вот что я имел в виду. Вопрос— кто обманывает. Но философствовать я не буду, смысл не в этом. Смысл в другом: а правда ли всё то, что нас окружает? Реально ли это? Решай сам. Выбор всегда остаётся за нами. Как нам всем кажется.

Ну да не суть. Я хочу попросить тебя, мой дорогой читатель, быть настоящим. Только и всего. Самым настоящим, и жить настоящей жизнью. Моя книга—это череда очень странных явлений в жизни не совсем человека, который никогда им не будет, что жил жизнью человека или, во всяком случае, так думал. В жизни которого случались вещи не совсем нормальные для нас, находящиеся за гранью нашего понимания. Но в его жизни случилось и хорошее – он встретил своего человека. Книга повествует о томлении человеческом, о создании, что искало своё место в этом очень странном и жестоком мире, о трепетном ожидании избавления от страданий в надежде жить и быть счастливым, чего нам всем и не хватает, на мой взгляд.

Я очень надеюсь и верю, что моя книга понравится тебе, мой дорогой читатель, и, возможно, в какой-то мере тебе поможет жить и чувствовать. Я же откланиваюсь и желаю тебе приятного чтения. И помни, мой дорогой читатель: мы станем ветром…

С искренними и самыми добрыми пожеланиями,

Тимофей Громов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Снег. Всё, что он видел,—это снег. Повсюду—в метре от него, сбоку от него и далеко за горизонтом—был снег. Пугающая мёртвая тишина, ледяная, как смерть. Снег. Мерзкий и противный холод. От которого никуда не денешься. И всё бесполезно—прыгай, приседай, трать свои силы, а он всё равно, как червь, забрался в твоё тело и убивает тебя изнутри. Ты пытаешься согреться, что-то предпринять, но нет. Всё бесполезно. И холод об этом знает, и ждёт, и никуда не торопится. А главное—тихо. И очень страшно от этой звенящей мёртвой тишины.

Костя поднял глаза к небу и просто замолчал, будто увидел то, чего не видел или не замечал прежде. Простой завораживающий красоты. Причудливого танца снежинок—они, медленно кружась, ложились ему на руки, плечи, волосы. Завораживает. Снег. И тиши-на. Мёртвая. Навевающая ужас и благоговение перед всемогущей стихией, что и создаёт, и уничтожает. Снег. Он попытался вглядеться вдаль. Снег слепил глаза. Очень далеко он увидел смазанные чёрные точки. Можно было не волноваться, но стоило поспешить.

Небольшими прерывистыми шагами подошла Таня, у неё был взгляд очень усталого и измученного тяготами пути человека. Который мало спал и почти ничего не ел последние три дня. Она окинула взглядом Костю с надеждой на возвращение домой, хотя и сама до конца в это не верила, но и сдаваться не собиралась. Столько пройдено километров—и ради чего? Просто отказаться от всего, опустить руки и умереть посреди этой заснеженной пустыни от холода или быть загрызенной волками? Нет, эта перспектива ей явно не нравилась. Она хотела вернуться в привычный мир гаджетов и светской моды, которую диктовали ей обложки глянцевых журналов.

–Это они?—спросила Таня.—Но ведь они ещё далеко, а маме надо отдохнуть, она очень устала.

–Да, ещё есть немного времени, но задерживаться опасно,– сказал Костя.—Этот склон очень коварен, оползень может сойти, и тогда поминай как звали. Не хотел бы я вниз прокатиться.

–А главное—с ветерком,—сказала Таня.

–Юмор,—произнёс Костя.—Всё, что остаётся у нас, когда мы на грани отчаянья,—это юмор. Мы пытаемся себя подбодрить, чтобы окружающие не заметили ту безнадёжную ситуацию, в которой мы оказались, и только мы понимаем, насколько всё хреново. Просто признать это—всё равно, что признать поражение, это очень трудно. Гордыня и амбиции.

–С чего ты решил?—спросила Таня с недовольным видом.

–А разве нет?—ответил Костя, посмотрев на неё.—Ты ведь на-верняка и дня в своей жизни не проработала, по одним твоим цацкам это понятно. Ты привыкла получать то, что хочешь, как хочешь и когда хочешь.—Костя отвернулся в сторону, где виднелись те чёрные точки, с которыми он не хотел бы встретиться.

–Да ладно,—сказала Таня,—кому-то очень сильно завидно. Просто у меня есть всё, что я пожелаю, а у тебя этого нет, вот тебе и завидно.

–Завидно? Мне?—спросил Костя.—Да чему, собственно, завидовать? Что у тебя есть такого, чему можно завидовать? Нет, я не завидую. Ты и не живёшь-то толком. Когда потеряешь дорогих тебе людей, тогда и поймёшь, чего ты стоишь. Когда начнёшь жертвовать ради других, тогда-то и начнёшь дышать. Обернись. Что ты видишь?– сказал Костя сердитым тоном.—Что здесь тебе принадлежит? Где твои деньги, машины, дома? Где все эти твои друзья, которыми ты так дорожишь? Почему они до сих пор тебя не спасли?

–Они меня ищут,—ответила Таня.—Просто на всё нужно время. Костя повернулся туда, где сидела мама Тани.

–Время,—сказал Костя.—Три дня прошло уже.

Он смотрел на Танину мать и думал о том, что тяготило его душу уже давным-давно. Наталья Ивановна была действительно хорошим и добрым человеком, она заботлива и внимательна. «И почему у меня не было такой матери?—подумал Костя.

–Жизнь сложилась бы иначе, как-то по-другому, лучше».

–Он найдёт меня,—произнесла Таня обиженным голосом.

–Кто найдёт?—спросил Костя.—Извини, я задумался.

–Мой муж,—ответила Таня.

–Ага, конечно найдёт,—кивнул Костя.—Так что у тебя есть?– вновь спросил он.

–Всё, что тебе так дорого, в тысячах километров отсюда, а здесь нет ничего. Только снег, холод и тишина.

Костя замолчал и задумался о том, переживут ли они ближайшую ночь. Запасов еды очень мало, а цивилизация, как ему казалось и в чём он был почти уверен, была неимоверно далека. Да не особо-то его пугало отсутствие еды, и не за себя он боялся, а только за Наталью Ивановну, которая была очень измучена, несмотря на совсем не преклонный, в общем-то, возраст—пятьдесят три. Но не в эти её годы совершать прогулки без еды вдали от цивилизации на такое большое расстояние. А был ли у них выбор? Сидеть и ждать спасателей? А дождались бы? Нет, это не вариант.

Он посмотрел на Таню. Она стояла молча, опустив глаза, и о чём-то думала. «Из-за чего она переживает?»—спросил себя Костя. Таня, видимо, сомневалась в чистых намерениях своего возлюбленного, ведь она была владелицей крупной фирмы в своём городе, который назывался Засранском. Конечно, эта шутка Костю радовала, ведь он ни разу не был в столице третьего мира.

–Слышал один раз выражение,—сказал Костя, посмотрев на Таню,– «место, богом забытое», и только сейчас понял, что это значит.

На тысячи километров нет ни одной живой души. Не считая голодных волков, которые идут за ними по пятам в надежде отведать тёплую плоть человека. Но почему их не загрызли до сих пор, непонятно. «Хотя и возможность была»,—подумал Костя.

–Да, ты прав,—чуть слышно выдохнула Таня, посмотрев на Ко-стю.—Всё, что мне дорого, там.

–Там?—спросил Костя.

–Я понял, что ты глупа, в принципе, сразу, но не думал, что настолько.

Он смотрел вдаль, на линию горизонта, ожидая извечного вопроса от женщины, которая считала себя взрослой только потому, что достигла совершеннолетия.

–Почему?—наконец откликнулась Таня.

–Да потому, что самое дорогое в твоей жизни сейчас здесь, рядом. Твоя мама делит этот трудный путь с тобой, а теперь сидит молча, отдыхает и не жалуется, что ей трудно. А ей трудно,—отчеканил Костя, поглядев на Таню.

Та замолчала и повернулась к своей маме. Впервые, наверное, в жизни Таня осознала, насколько она дорога матери. Они не были подругами, да и родственниками—чисто формально. Но мама дей-ствительно не жаловалась и постоянно о чём-то думала. Сидела с грустным лицом, полным тоски и осознания чего-то неизбежного и страшного. Она сидела прямо, чуть подавшись вперёд, и эта её поза создавала впечатление, будто у неё вырос горб. Но горба не было. Она просто смотрела себе под ноги и как будто что-то разглядывала. Но в действительности, казалось Константину, она перебирала нечто в своей памяти.

За эти последние три дня Костя подружился с Натальей, она в какой-то мере и ему стала матерью. Своей он, к сожалению не знал. Они о многом говорили, в основном о музыке и фортепиано, к этому Константин имел слабость. Она, будучи профессиональным музыкантом, в молодости часто ездила на гастроли и давала множество концертов, исполняла произведения известных композиторов—Моцарта, Баха и любимого Костей Жоржа Бизе, его Сюиту номер два из оперы «Кармен». «Игра в четыре руки»,—подумал Костя. Ему нравилось просто поговорить с ней и просто помолчать.

В дальнейшем Наталья Ивановна перестала давать концерты, а после рождения Тани устроилась репетитором и преподавала на дому всем, кто действительно хотел научиться играть на пианино.

Тем и зарабатывала на жизнь. Плохо или хорошо, но она смогла прокормить свою дочь и себя.

Но многое изменилось, когда объявился отец Тани, чего Ната-лья Ивановна никак не ожидала. Его приход, как она рассказала, обрадовал её, поскольку у каждого ребёнка должен быть отец. Но вместе с его появлением ушла детская невинность Тани и появилось в их семье такое понятие, как вседозволенность. Таня перестала быть ребёнком и при блестящем финансовом положении отца стала в свои одиннадцать лет, мягко говоря, очень капризной девочкой. Все попытки оградить её от такого отца закончились одним коротким разговором с бывшим мужем: либо Наталья будет видеть свою дочь, либо такая возможность может пропасть по решению суда на законном основании…

«Вот такая ирония и такие мы»,—однажды сказала Наталья Ива-новна.

–Такие мы,—тихо произнёс Костя, посмотрев на Наталью Ива-новну, которая сидела всё так же неподвижно, глядя себе под ноги.

–Что ты сказал?—спросила Таня, взглянув на Костю.—Я не расслышала.

–Нам пора идти,—ответил Костя.—Они скоро нас догонят. Нам только буря поможет выиграть хоть какое-то время.

Костя резким большим шагом подошёл к Наталье, плавно оста-новился, чтобы не напугать её, и медленно опустился на корточки. Он посмотрел под ноги Наталье и, увидев маленький кусочек льда, поднял его.

–Нам пора,—повторил Костя.—Скоро буря будет, она затянется до утра, надо успеть найти укрытие.

Костя положил льдинку себе на ладонь. Спустя пару секунд она начала таять, и на ладони у него образовалось несколько капель кристально чистой воды. Костя отбросил льдинку с водой в сторону и, вытерев руку, встал с корточек.

–Я помогу,—произнёс он, беря под руку Наталью и помогая ей встать.

–Вот спасибо,—сказала Наталья Ивановна, тяжело вздыхая.– Я думала тут… Скажи мне, мил человек…

–Да, что такое?—ответил Костя.

–Мы идём уже довольно долго, и каждый раз перед темнотой ты находишь укрытие, будто знаешь, где оно находится. Вчера ближе к сумеркам ты остановился и будто принюхивался к ветру, сказал, что волки близко и надо спешить.—Наталья Ивановна посмотрела на Костю.—Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Наталья обернулась, поискала глазами дочь и тут же почувствовала, как кто-то нежно взял её за руку. Это была Таня.

–Идём, мам,—сказала она.

–Пойдём, пойдём,—закивала Наталья.

Костя лукаво улыбнулся, но промолчал. «Видимо, разговор ещё не окончен»,—подумал он. Но, как и Наталья, не хотел его продолжать в присутствии Тани.

Они двинулись вперёд, оставляя позади этот опасный склон, ко-торый словно так и стремился рухнуть к подножью горы. Костя шёл впереди, прокладывая маршрут идущим вслед за ним, спускался по крутому склону навстречу неизведанному. Он чувствовал: впереди, за утёсом, найдётся небольшая пещера, где можно будет переждать надвигающуюся бурю, которая будет безжалостна к путникам.

Буря началась спустя три часа после начала пути. Это был ужасный сильный встречный ветер. Он хлестал по лицу мелкими крупинками снега, твёрдого, как песок, отчего было очень больно глазам и щекам. Ветер был очень резким и холодным, из-за него было трудно дышать. Костя протаптывал дорогу и часто оборачивался, держа в поле зрения Наталью и Таню, искал глазами глаза настоящего убийцы, в чьём доме они оказались незваными гостями, которым были явно не рады. По законам природы к таким относятся с пренебрежением, как к жертвам.

Костя закинул на плечо связанную охапку дров, которую предусмотрительно собрал, пока они находились в лесу, и, остановившись, обернулся, дожидаясь Наталью,—она шла последней.

–Скорее, скорее! Уже почти пришли,—сказал он, подтягивая за руку Наталью.—Идти минут пятнадцать осталось, пещера совсем близко.

Костя на секунду замер, глядя на верх склона, что они оставили позади. Спустя мгновение показался силуэт волка. Он неподвижно смотрел на идущих сквозь бурю людей. «Вожак»,—подумал Костя. Волк был крупный, чёрной масти, он возвышался над склоном и явно чувствовал себя хозяином ситуации. Спустя ещё несколько секунд метрах в пяти от вожака показались ещё четверо волков, чуть меньше размерами и совсем другого окраса. Тем не менее, они навевали ужас. Волки сновали назад и вперёд, но не спускались со склона, ведь вожак стаи стоял неподвижно, а без его команды нападения не случится.

Костя ещё несколько секунд наблюдал за вожаком и, наконец, отвернувшись, двинулся дальше. Обогнув утёс, путники оказались у основания скалы, где виднелся небольшой узкий проход. Едва протиснувшись в это отверстие, они увидели пещеру из снега и льда размером с небольшой зал. Костя скинул с плеч дрова и принялся разводить костёр. Очень сильно уставшая Наталья Ивановна сразу села на ледяной пол пещеры, прислонившись к стене.

–Как ты думаешь, долго нам ещё идти?—спросила Таня у Кости. Он прекратил складывать дрова в кучу, многозначительно по-

смотрев на Таню, встал и, сделав два больших шага, оказался прямо перед ней. Она замерла в ожидании удара, но его не последовало. Таня посмотрела в глаза Косте. «Карие»,—подумала она. В его глазах читался немой вопрос. Костя посмотрел на Наталью, потом на Таню.

–Вопрос в том, сколько мы протянем,—сказал Костя.

Он развернулся и подошёл к куче дров в центре пещеры, оставив Таню наедине с её мыслями. Костя опустился на колено и вытащил из внутреннего кармана сложенную вчетверо мятую тетрадь. Бережно её развернув, он увидел, что страницы исписаны словами языка, которого он не знал. Костя принялся листать их в надежде найти хоть какое-то знакомое слово, чтобы хоть немного понять, что же интересовало прежнего хозяина тетради. Почерк был женский, видимо, писала школьница. На одиннадцатой странице он увидел предложение, которое было подчёркнуто три раза. Это была латынь—язык мёртвых. «De profundis clamavi ad Te, Domine».

Это выражение он знал, как знал и то, что оно означает. Оно было наполнено отчаяньем, болью и едва живой надеждой на спасение. Хозяйка этой тетради была несчастна и явно страдала. Фраза пере-водилось так: «Из глубин взываю к Тебе, Господи». Костя оторвал два листа и, чиркнув спичкой, поджёг их. Почти сразу застрекотали в огне тонкие веточки, чуть погодя разгорелись и дрова. Наталья с Таней подошли вплотную к костру и грелись, протянув руки к пламени.

–Ужасная погода,—сказала Наталья, вглядываясь в проход, где завывал ветер.

–Да, буря очень сильная,—поддержала её Таня.

Они сидели молча, и каждый думал о чём-то своём. О том, что случилось и что их ждёт в будущем. Они перекусили двумя банками консервированного тунца, что нашли после катастрофы. Закончив с едой, они безмолвно смотрели в костёр. Тишину нарушила Таня:

–Я очень устала, прилягу, немного посплю.

–Ложись, доченька,—сказала Наталья.—Отдыхай.

Таня улеглась на полу пещеры, отвернувшись к стене, и поч-ти сразу заснула. Её вымотала прогулка по заснеженным скло-нам. Наталья с Константином продолжали так же молча смотреть в огонь.

–Я считаю,– негромко сказала Наталья после долгого мол-чания,—что после смерти мы станем чем-то большим, чем просто смертными людьми.

В воздухе вновь повисла тишина, даже на минуту показалось, что буря прекратилась, но спустя мгновение свист за пределами пещеры возобновился. Костя встал и прошёлся, разминая ноги.

–Да? И чем же?—спросил он.

–Например, ветром,—ответила она спокойным, ровным и беззаботным голосом, будто находилась дома, в привычной обстановке, а не в пещере посреди заснеженной пустыни на краю земли.—Лёгким дуновением, капелькой росы, смятой травой, шелестом листьев, чем-то непорочным и чистым. Ведь куда-то мы уходим после смерти,—ска-зала Наталья и спросила:—Где твои родители?

Он молчал, глядя в одну точку, в сторону входа.

–Я их не знал,—наконец ответил Костя почти безразличным голосом, в котором всё же послышалась боль.

–У тебя совсем никого?—переспросила Наталья. Костя вернулся на прежнее место у костра.

–Мне часто снится сон,—начал он.—Вокзал, белая привокзальная площадь. Скамейки, фонари, огромный циферблат часов—и рядом ни души, совсем никого. Вокруг белым-бело, и я там совсем один. Нет ни автобусов, ни машин, ни куда-то спешащих людей—там пусто. Когда был в детском доме, я спросил у воспитателя, где моя мама и когда она меня заберёт. Он посмотрел на меня и, наклонившись ко мне, сказал, что она оставила меня на скамейке у вокзала, когда мне было три года, с запиской: только дата рождения и имя. Видимо, поэтому мне снится вокзал и больше ничего.

Костя опустил глаза и задумался. На его лице появилось выражение обиды.

–Ты её осуждаешь?—спросила Наталья, положив руку ему на плечо.

–Нет,—ответил Костя, качая головой.—Когда был мал, осуждал. А когда повзрослел, перестал,—сказал Костя, всё так же глядя вниз.—Я не знаю, почему она не захотела быть моей матерью, и уже поэтому не могу её осуждать. Хотелось бы верить, что у неё были на то причины.

–Ну а отец?—резко продолжила Наталья.

–Я не знал его совсем, так же, как и мать. Я знаю, почему волки нас ещё не тронули,—сказал он и взял паузу, давая возможность Наталье задать главный вопрос, на который ей очень нужен ответ.

–И почему же?—спросил она.

–Я слышу их,—ответил Костя.—Слышу, как они шепчутся, разго-варивают друг с другом и ждут команды вожака. Не трогают, потому что я им запрещаю. Но долго им запрещать я не смогу. Они говорят, что убьют всех или умрёт один.

Наталья посмотрела на Костю и не обронила ни слова, у неё даже бровь не дёрнулась. Костя понял, что она ждала чего-то подобного, вот и не удивилась.

–Так кто ты?—спросила Наталья Ивановна.

Костя молчал, смотрел на огонь и искал ответ.

–Не знаю. Я не знаю! Сам хочу это понять и найти ответы на те вопросы, что мучают меня… Не уйдёт никто,—поставил он ультима-тум.—Или уйду я и заберу кого-то одного с собой,—закончил Костя.

Наталья глядела на него, и по её щеке медленно катилась слеза.

–Обещай мне…—сказала она, тихо всхлипывая.

–Обещаю,—сказал Костя после небольшой паузы, осознав, что они заключили молчаливый договор.—Вы хороший человек, и мне будет не хватать наших бесед.

Наталья, кивая, прикрыла рот рукой, чтобы не зарыдать и не разбудить спящую дочь. Ей ничего не оставалось, только смириться и осознать, что это её последние дни, а возможно, и последние часы рядом с дочерью. Но ей почему-то не было страшно. Она понимала, что находится именно там, где должна быть, и всё делалось для этого. Говорят, как карта ляжет, но оказалась—как колоду растасуют.

Костя немного посидел рядом и отправился спать. Его одолевала усталость и мысль о том, что завтра предстоит продолжить путь. Но это, к счастью, случится намного позднее…

Глава вторая

Дар. Что такое дар? Костя проснулся с этой мыслью среди ночи, и уже не в первый раз. Почти каждую ночь он просыпается в три часа с мыслью о том, что такое дар. Он, как обычно, посмотрел на часы. Стрелки показывали три часа ночи.

–А это бесит уже,—сказал вслух Костя.

Он сел в кровати, тронул лоб рукой и провёл по волосам. Это был в меру красивый парень двадцати одного года, среднего те-лосложения, худощавый, ростом метр восемьдесят пять. Коротко стриженый, с татуировкой на груди. Значение татуировки знал толь-ко он сам: волнообразные линии, что начинались от лопаток, вели к центру круга. В центре круга был символ, отдалённо напоминающий английскую букву D. От неё исходили к плечам огибающие мышцы с обеих сторон линии, которые соединялись в одну линию на вене чуть ниже бицепса, и эту линию перпендикулярно пересекали восем-надцать таких же ровных, но коротких линий, которые имели также некоторые продолжения ещё более короткими линиями. Эта ровная линия расходилась на запястье, чуть ближе к ладони, двумя линиями, огибая ладонь. Она заканчивалась кольцом на указательном пальце левой руки в форме дракона. На правой же она заканчивалась когтем дракона—опять-таки на указательном пальце.

Дар. Он тяжело вздохнул и встал с кровати в своей убогой кварти-ре, которую снимал, ибо ничего не нажил и не заработал, ведя жизнь человека, который не имеет будущего. Подойдя к окну, взял пачку сигарет с подоконника, взял спички и, отворив форточку, закурил. Мягкий, тошнотворный аромат сигареты «Бонд компакт» наполнил всю квартиру. Его достала эта бессонница и эти мысли, которые не покидают его и не дают ему покоя уже очень давно.

«Дар. Что такое дар?– подумал Костя.– И каковы границы этого определения? Дар может обернуться проклятием». Вот была у человека возможность попросить то, что он хочет, и он попросил бессмертия.

–Интересная ситуация,—сказал Костя вслух, вдохнув дым. Представить только—бессмертие. Костя выпустил дым из лёгких

в форточку и взглянул в небо. На нём мерцали тысячи звёзд, таких красивых и таких недосягаемых. Он смотрел в эту чёрную беско-нечную пустоту.

–Бессмертие,—сказал Костя.

Поразительно. Человек, получивший бессмертие, увидит рождение мира, его жизнь, он будет наблюдать, как все, кто его окружает, со временем умрут, а он будет жить! Будет жить и смотреть на этот мир иначе, не так, как все. Ибо у каждого жизнь скоротечна, но не у него. И в конечном итоге он увидит закат этой жизни. Страшно представить. Годы, десятки, сотни и даже тысячи лет он будет жить. Но придёт время, и он захочет покоя, смерти. Но получить её не сможет, ибо он бессмертен. Так что, получается, дар может обер-нуться проклятием.

Он наверняка где-то в подсознании понимал, что это не дар, а про-клятие, и сам себя за что-то наказывал, как и поступает большинство людей, которые наказывают сами себя за какие-то определённые поступки, о которых, вероятно, уже давно забыли. Но подсознание-то не забыло! Оно всё помнит и направляет человека к заслуженному наказанию.

«Как этот человек рассуждал, когда он мог попросить? О чём он думал?»—размышлял Костя. Вместо дара он попросил проклятье, проклятье для самого себя. О даре мы думаем, как о подарке судь-бы, о подарке свыше. Якобы мы заслужили, и не думаем, что будет завтра, что мы будем делать с этим даром завтра. Последствия. Мы не думаем о них. Ибо это будет завтра, не сегодня. Поэтому нас не заботит вопрос о завтрашнем дне. Нас волнует то, что происходит сейчас. А когда нам приходится мириться с последствиями наших желаний, становится поздно. Лишь тогда мы начинаем осознавать, что мы натворили и с чем нам придётся жить. И кто виноват в конеч-ном итоге? Мы сами? Наряду с нашими желаниями, которыми мы не умеем управлять, нам следовало бы помнить, что с желаниями нужно быть осторожнее.

«Завтрашний день,—подумал Костя, стряхивая пепел в банку из-под консервов, которая служила ему пепельницей,—это будущее, которое нам неведомо. Будущее становится настоящим, настоящее уходит в прошлое, и только шрамы—физические и душевные—на-поминают нам о том, что прошлое реально, оно было в нашей жизни и оставило отметину в напоминание о себе. А вместе с ним реально то, что будет, есть, и то, что давным-давно произошло. Всё это одно и то же, только видится с разных ракурсов. Гораздо интереснее, кто выбирает для нас этот ракурс…»