Глава 22
Нечитаемый взгляд прищуренных глаз пристально наблюдал за мной с минуту точно. Следователь, непонимающий причины затянувшейся паузы, неловко переминался с ноги на ногу, нервно заламывая пальцы.
– Павел Андреевич? – выдал со слегка вопросительной интонацией. – Может…
– Фролов, – холодно перебил, поворачивая голову к сжавшемуся под угрожающим взглядом сотруднику, – если ты решил меня наебать, повесив на нее глухарей, я… очень расстроюсь.
– Не-е-ет, – заикаясь, выставил перед собой ладони, делая шаг назад. Да что он? Даже я замерла, пропуская несколько вдохов, боясь малейшим звуком привлечь внимание.
– Я бы никогда… Как бы я…
– Выйди, – не дослушал, в следующий миг отвернувшись, словно был уверен в том, что приказ будет выполнен незамедлительно. Впрочем, так оно и оказалось. От опьяненного вседозволенностью полицейского, который самоутверждается за счёт задержанных, не осталось ни следа.
Друг Олега подошел ближе и отодвинул стул, на который тут же присел, откинувшись на спинку, что заскрипела от такой нагрузки. Дверь за следователем закрылась, оставляя меня наедине с Павлом, облаченным в синий китель, наталкивающий на догадку, что передо мной обещанный прокурор Наумов.
Напрягало, что я абсолютно не знала, чего ожидать от нашей встречи в имеющихся обстоятельствах. Хороший ли знак? Или же положение, в котором я оказалось, нещадно усугубилось?
Еще в тот вечер, на даче, его настрой по отношению ко мне был далек от настроя других друзей Олега, которые хотя бы не кидали в мою сторону подозрительные взгляды.
– Так и будешь в молчанку играть? – приподняв бровь, осведомился он.
– Что я должна сказать? – опустила голову, избегая зрительного контакта.
Его взгляд не выражал с трудом сдерживаемую ярость, презрение или нездоровое удовольствие от своего положения, при котором я в более слабой позиции. Нет.
Он смотрел ровно и спокойно, будто мы случайно столкнулись на улице, и я не сижу перед ним в наручниках в следственном изоляторе. Я не понимала, как относится к нему. Как к другу? Или как к врагу? И это пугало, вынуждая кусать губы от напряжения.
– Например, объяснить мне, откуда у тебя это? – передо мной на стол приземлился небрежно брошенный маленький сверток с чем-то белым внутри. Нехорошая догадка пронзила разум как заряд тока, от которого перехватило дыхание.
– Это, – неверующе прошептала, стрельнув расширившимися глазами на мужчину, – наркотики?
– Это не просто наркотики. Это – яд замедленного действия. Правда умирают от него с удовольствием, – обыденно ответил, и бровью не поведя. – Если учесть размер, в котором их у тебя изъяли, срок тебе светит внушительный.
– Но это не мое! – выпалила срывающимся голосом, подавшись вперед. Сердце бешено заколотилось, ударяя по ребрам в приступе паники. Я не хочу в тюрьму! Перед глазами встал образ двух женщин из камеры, на таковых уже непохожих. Не хочу превращаться в них!
– Я слышу подобное каждый день и не по одному разу, – произнес скучающе, давая понять, что мой возглас не произвел на него должное впечатление.
– Вы мне не верите? – стон отчаяния вырвался из груди, в глубине которой разгоралась жгучая обида. До одури было обидно за себя!
– А должен? Пока что все против тебя, девочка, – покачал головой, будто от досады.
В следующий миг с него слетела маска равнодушия и спокойствия. Подобравшись, он наклонился вперед, облокотившись о стол, и тем самым оказался слишком близко. Настолько, что я тут же отпрянула, неосознанно прижав руки к груди под цепким взглядом пытливых глаз, считывающих каждое движение и каждую эмоцию, что несдерживаемым потоком выдавали мое состояние.
– Как складно получается: мы носом роем, чтобы найти ту мразь, которая толкает эту дрянь, – кивок в сторону свертка, – и тут внезапно рядом с Олегом появляешься ты с наркотой в машине. Именно с той, поставщика которой мы ищем. Для чего же ты появилась? Подставить его? Или собрать информацию? А может и то, и другое, чтоб не мелочиться?
– Нет, нет! – судорожно замотала головой, не отводя округлившихся глаз в надежде, что он увидит в них правду. – Я же даже не знала ничего! Ни про какие наркотики! Я их вообще первый раз в жизни вижу!
Приступ паники сковал все внутри, закручиваясь спиралью в районе солнечного сплетения, заставляя нервничать до непроизвольной тряски ногой под столом. Губы, нещадно искусанные и воспаленные, опухли и ныли. Но боль отрезвляла, не позволяя окончательно забиться в истерике, сорваться до судорожных, абсолютно бесполезных рыданий, от которых, к тому же, раскалывается голова.
В ужас приводила и мысль о том, что Олег может прийти к таким же выводам. Если и он мне не поверит? Это будет крах! Крах всего! С памяти еще не стерся его с друзьями разговор на даче у Ильи. Я запомнила ту ненависть и ярость, которыми были прописаны их голоса. Олег не был исключением.
Когда на запястьях защелкнулись тугие наручники, я знала, что Олег будет на моей стороне. Даже когда меня допрашивал следователь, даже в той заплесневелой камере моя уверенность не пошатнулась ни на миг. Я держалась за эту мысль, как за спасательный круг, что не позволил утонуть в творящемся вокруг меня кошмаре. В голове как аксиома крутилось: "Когда Олег узнает, вытащит меня отсюда!". Ни мама, ни папа, никто бы ни было другой не вселял в меня такую надежду, как мужчина, с которым я знакома чуть больше недели. Удивительно, но факт.
Сейчас же… В моем спасательном круге, возможно, образовалась огромная дыра, проделанная Павлом, что открыл глаза на реальное положение дел, в котором я, увы, занимала далеко не самую выгодную позицию.
– У тебя один шанс переубедить меня, Аня, – положил подбородок на скрещенные руки, опирающиеся локтями о стол, и задумчиво скользил по мне взглядом. – Рассказывай все. От начала и до конца. Как? Где? Когда? Где была? Откуда и куда ехала? Буквально все. Предупреждаю, в твоих интересах не врать. Если у меня возникнут хоть малейшие сомнения в правдивости сказанного, я решу, что тебе есть, что скрывать. И тогда, поверь, та камера, которой тебя пытался напугать Фролов, покажется номером пятизвёздочного отеля.
***
В кабинете Хазара, как и во всем доме, царила помпезность и вычурность. Все эти многочисленные картины известных художников, статуэтки, вазы и прочий антиквариат Олег считал бесполезной мишурой.
Мать воспитывала его одна, наотрез пресекая любые разговоры об отце. Было тяжело, он знал. Чувствовал. Когда неделю на завтрак, обед и ужин одна гречка, сложно не понять. Или при виде маминых пальцев, исколотых иголкой, которой она в сотых раз зашивает одежду, не имея лишних средств на покупку новой. Даже малым все подмечал.
Глупо думать, что дети ничего не понимают. Полная чушь. По крайней мере, он отчетливо понимал. До такой степени, что сейчас, будучи взрослым и разменяв четвертый десяток, иной раз удивляется, как в три года мог по маминым синякам под глазами определить, работала ли та в ночную, пока он безмятежно спал, или нет.
До хрена времени прошло с тех пор. Все круто поменялось в их жизни. Можно сказать, перевернулось на все триста шестьдесят. Дома, квартиры, машины – не в мечтах, а в реальности. Теперь он, как и мечтал когда-то подростком, может дать матери все, что ей требуется и даже больше. Да и сам давным-давно забыл вкус ненавистной гречки, сменив изношенную одежду на дорогой костюм. Однако, пить кофе их позолоченных чашек – через чур.
– Надеюсь, он не откинется раньше времени? – буднично поинтересовался хозяин дома, сделав глоток ароматного напитка. Черные глаза, обрамленные густым веером ресниц, останавливались то на Олеге, то на Диме, что сидел в соседнем кресле, расслабленно откинувшись и вытянув вперед ноги.
– А кто ему позволит? – задорно ответил последний, засмеявшись в свойственной ему манере. – Пока я не узнаю, кто посылает барыг в мой клуб, он сдохнуть права не имеет.
Резкая смена тона с беспечно-веселого на убийственный могла бы напугать кого угодно, кто не был близко знаком с Макаровым и не знал, что не стоит доверять первому впечатлению.
– Бесспорно, – согласился Хазар, постукивая пальцами по столу в нетерпении. – Однако, брат, я надеюсь, ты позволишь мне заняться им? Все же стрелял он в меня.
– По рукам, – кивнул Дима. – В конце концов, я не жадный.
На последующий тихий смех Олег отреагировал легкой ухмылкой, покачав головой. Шут, как есть. Даже после такого количества дерьма в жизни. Ни служба в армии, ни работа в спецназе, ни годы после него, в течение которых им всем пришлось выгрызать зубами свой авторитет и свое имя, доказывая, что с ними придется считаться, – ничего не выбило из Макарова его вечные шуточки, за которые первое время он нехило получал. А потом ничего, подружились. Нормальным парнем оказался, хотя сначала думали, что мажор хренов.
Спустя некоторое время дверь наконец открылась, впуская охранника, сообщившего, что «гость» очнулся. Хазар, уже давно дошедший до нужной кондиции, почувствовав которую все предпочитали оказаться подальше от хозяина дома, не медлил ни секунды и, в тот же миг подорвавшись, стремительно вышел из кабинета.
В подвале, привязанный к стулу, дожидался своей участи неудавшийся снайпер. От боли в простреленной ноге по лбу текли крупные капли пота, а челюсти были сжаты до проступивших на скулах желваков, на что мужчины смотрели с абсолютным равнодушием. Не надо было пытаться убежать. Тогда бы раньше времени не калечили.
– Друг мой! – наиграно добродушно воскликнул Хазар, широко улыбаясь. – Давно не виделись!
– Пошел нахуй! – сквозь сжатые зубы выпалил стрелок, тяжело дыша и бросая гневные взгляды.
– Ай-ай-ай, как нехорошо. Я к тебе как к гостю, – все тем же тоном ответил, подходя ближе. – Даже кровотечение остановили. Пулю не достали, ты уж извини, так долго ты нам не нужен. Но, если дорогой гость желает по-плохому, пусть будет так.
Наклонившись, надавил на рану, вперив пылающий гневом взгляд в скривленное в гримасе боли лицо. Нечеловеческий крик, почти рев, раздался в помещении, от громкости которого Олег с Димой, облокотившиеся о стену, лишь поморщились. Все, что им было интересно – информация.
– Говори, мразь, кто тебя заказал?! – прорычал Хазар и надавил сильнее, доставляя новую порцию нестерпимой боли, от которой изо рта мужчины вырывались нескончаемые ругательства.
– Я не знаю! – истошный крик, за которым последовал щелчок предохранителя.
– Неправильный ответ, – Хазар, зловеще улыбаясь, направил черное дуло пистолета вниз. – Если ты забыл, то могу напомнить. Пуля в здоровую ногу – и память вернется моментально.
– Стой! – выкрикнул отчаянно. – Я правда не знаю! Он настоящее имя не назвал!
– Говори, что знаешь, – снисходительно ответил, продолжая целиться в ногу.
– Мужик лет шестидесяти, не местный. Он с другого города. Без понятия с какого, – принялся тараторить сорвавшимся от крика голосом. – Представился как Агаф и все. У него походу есть легальный бизнес. Я слышал, как он о встрече договаривался, чтоб договор какой-то подписать.
– Когда встреча?
– Это давно было, на прошлой неделе.
– Твою мать! – сквозь зубы выругался Дима.
– Больше ничего не знаю! – выкрикнул, не отводя взгляд от пистолета, дуло которого в следующий момент резко оказалось перед его глазами. Выстрел.
– Верю, – тихо проговорил Хазар, пряча оружие за пояс.
Следующие несколько часов мужчины провели в том же кабинете, обсуждая дальнейшие действия. Уже какой день они не могут сдвинуться с мертвой точки, что неимоверно бесило. То ли зарвавшемуся старику везло, то ли он был опытным игроком, виртуозно заметающим за собой следы. Однако теперь у них было хотя бы имя, которое скорее всего окажется прозвищем, но с этим уже можно было работать. Одно они знали точно – на своей территории никому не позволят так дерзко толкать свою низкопробную наркоту.
– От Паши нет вестей? – спросил Дима, не сбавляя ход по направлению к выходу из дома.
– Нет, – отрицательно покачал головой Олег. Его тоже интересовало, где друг, поскольку, в отличии от Ильи, который вырваться не сумел, Паша приехать собирался. Но не приехал.
Когда они вышли на улицу, уже стемнело. Олег махнул на прощание другу, что направился к своему автомобилю, и по дороге к собственному достал телефон, намереваясь позвонить Колючке. Губы изогнулись в ухмылке от мысли, что сейчас она скорее всего как обычно пошлет его, вздернув свой милый носик. Какого было его удивление, когда он заметил сообщение, оповещающее о том, что она пыталась дозвониться ему. Видимо, в это время он как раз находился в подвале, и связи не было.
Олег нахмурился, поймав тревогу, нехорошим предчувствием засевшую в голове. Сама позвонила? Не верится, что эта гордячка набрала бы первой. Только… Если случилось что-то действительно серьезное.
Мысль прервал звонок. Только не от Ани, как бы ему хотелось. Звонил Паша.
– Да? – по мере услышанного брови хмурились все сильнее, а ладонь, удерживающая телефон, сжалась до характерного хруста. – Что, блядь?!
Глава 23
Я зашипела, когда женщина-врач прикоснулась к воспаленным запястьям, с которых наконец сняли наручники. В тот момент даже дышать стало легче. Свободнее.
Всегда считала себя сильной, способной выдержать уроки и испытания, которые так щедро любит преподносить жизнь, особенно, когда не ждешь. А оказалось все иначе.
Моя выдержка таяла на глазах. Все, что для этого потребовалось – несколько часов в окружении враждебно настроенных блюстителей закона, от которых только и слышала, что крики, приправленные бесконечными толчками, и требования сознаться во всем. Даже в том, чего не совершала. И, как бы ни было стыдно признаваться в этом, я почти сдалась. Кажется, даже сама поверила в то, что виновна, вжилась в роль преступницы. Полное погружение. Как игра для богатеньких, которым в жизни все приелось, и не хватает острых ощущений и адреналина.
– Сейчас печь перестанет, – по-доброму улыбаясь, пообещала женщина. И правда. Через мгновение мазь, бережно нанесенная на красные следы, приятно отдала холодом, притупив перманентную боль. – На первый взгляд переломов нет, но рентген на всякий случай лучше сделать. Также я выпишу мазь от синяков. Наносить утром и вечером.
Кивнула, заправив прядь волос за ухо. Плечо и грудь, на которых красовалось по гематоме, после выпитого обезболивающего болеть перестали. Сейчас я чувствовала себя куда лучше, почти полностью придя в себя.
Медицинский кабинет для задержанных сиял чистотой и порядком. Классические белые стены после серой безликой штукатурки легки как бальзам на душу. Оказывается, так мало требуется для счастья. Тепло и светло. А главное – человеческое отношение.
То, что сейчас я нахожусь не в камере, пожалуй, стоит расценивать как хороший знак. Однако пока я до конца не понимала, что меня ждет, и как все закончится. Я рассказала обо всем, что знала сама. Всю правду. Про неадекватного водителя, что подрезал меня, про инспектора, вероятно в подвыпившем состоянии, про происходящее здесь и то, с каким рвением из меня пытались вытащить признание.
Павел внимательно слушал, не отпуская моего взгляда, и молчал, ни разу не перебив. Лишь потирал подбородок, откинувшись на спинку стула. Он выглядел задумчивым, и я буквально видела, как в его голове крутятся многочисленные шестеренки в попытке сложить кусочки пазла воедино.
– Это все, что ты хотела рассказать мне? – вкрадчиво спросил он, сделав паузу после того, как я закончила говорить.
– Да, – выдохнула, опасаясь, что мне не поверили.
Угроза, прозвучавшая ранее, раз за разом всплывала в голове, заставляя воображение рисовать все новые и новые картинки моего возможного будущего. Напряжение почти достигло апогея, натягивая и без того взвинченные нервы, когда Павел лишь кивнул, поднимаясь со стула и направляясь к двери. Я же проводила его удаляющуюся фигуру недоуменным взглядом, после чего отмерла и вскочила следом за вышедшим мужчиной.
– Стойте! – хотела было броситься за ним, преграждая путь, чтобы добиться ответа на вопрос: «Что дальше?».
Не успела. Стоило приблизиться к прикрытой двери, как та распахнулась, являя сотрудника, застывшего в проеме передо мной. Я не потеряла остатки здравого смысла, чтобы отталкивать представителя власти. Не собиралась копать себе яму, упрощая им задачу и подкидывая новый повод, за что меня можно упечь за решетку. Мое положение не позволяло быть настолько безрассудной.
– Руки, – спокойный тихий голос, которому я подчинилась беспрекословно. Сейчас меня снова поведут в камеру. Интересно, в ту же? Или уже нашли, что похуже?
Однако я ошиблась. Поворот ключа, и мои руки больше не сковывает холодный металл. Тут же принялась разминать запястья. Хоть это и причиняло боль, но было безумно приятно снова чувствовать свободу.
– Пройдёмте за мной, – таким же сухим тоном произнес мужчина, развернулся и вышел в коридор, даже не обернувшись, чтобы проверить, иду ли я за ним. Я, разумеется, пошла.
– Можно узнать, куда мы идем? – осторожно спросила, боясь вызвать своим вопросом раздражение или недовольство. Не хочется терять нормальное отношение к себе, только обретя его.
– В медпункт, – ответил, заворачивая за угол.
Так я и оказалась в медицинском кабинете в руках заботливого врача, что стало для меня приятным сюрпризом, поскольку я уже и не надеялась встретить здесь хоть кого-то, кто окончательно не зачерствел по отношению к чужим проблемам и неприятностям.
– Колючка, – от тихого осторожного голоса, раздавшегося от двери, резко подняла голову, выныривая из мыслей, в которые я, кажется, ушла с головой, раз не заметила Олега раньше.
При виде его фигуры, застывшей в проеме, перехватило дыхание, а в висках ощутимо запульсировало от напряжения, что завладело мной с головы до ног. Тук-тук. Тук-тук. Сердце мощно билось, ударяя по грудной клетке, пока я, охваченная тревогой, не отрывала взволнованного взгляда от карих глаз, которые блуждали по мне с… беспокойством? Или же я просто так сильно хочу увидеть в его темных омутах это чувство, что обманываю себя, придумывая то, чего нет?
Совру, если скажу, что не представляла нашу встречу. Представляла. Более того, я постоянно думала о ней после разговора в допросной. И каждый раз не могла понять, кому он поверит? Но я четко знала одно: если он посмотрит на меня так же холодно и безразлично как Павел, пусть лучше не приходит. Я не смогу выдержать этот взгляд. От кого угодно. Но не от него. Слишком привыкла видеть в его глазах совершенно другой калейдоскоп чувств.
– Олег, – отозвалась, медленно вставая с кушетки. Сбитая с толку, стояла перед ним, не понимая, что должна сказать. Уверять в своей невиновности? Узнать, что ждет меня дальше? Или молчать?
Будто вечность смотрим друг на друга, пытаясь найти ответы на свои вопросы. На деле же прошло не больше минуты, по прошествии которой Олег стремительно подходит ко мне, бережно прикасается теплыми пальцами к подбородку, приподнимая мою голову до момента встречи взглядами. Нет, мне не привиделось. Он с тревогой осматривает мое лицо, чуть поворачивая в бок и хмурясь все сильнее при виде мелких царапин и ссадин. А я… Я не смогла сдержать выдох облегчения, прикрыв глаза.
– Больно? – спросил охрипшим голосом, видимо соотнеся мои эмоции с неприятными ощущениями. Больно? Разве теперь это имеет значение? Как по мне, так абсолютно нет. Как и все остальное. Теперь все будет хорошо. Я знаю. Нет. Я уверена. Боль, воспоминания, переживания – все уйдет. Я со всем справлюсь. Если он будет рядом.
– Ань? – уже с неприкрытым волнением обхватывает мое лицо двумя руками, стараясь не задеть раны и пытливо заглядывая в глаза. На его месте я бы тоже забеспокоилась при виде широкой улыбки, в которой растянулись мои губы.
Несмотря на нее и повеселевшее настроение, с безумной силой хотелось одного – расплакаться. Позорно и навзрыд. Уткнуться в сильную грудь и разреветься, некрасиво шмыгая носом и пачкая черный тонкий свитер, видневшийся под распахнутой дубленкой.
Но я все же нашла в себе силы подавить это желание, глубоко и часто задышав. Достаточно слез. Довольно слабости. Единственное, не сумела отказаться от того, чтобы, поддавшись вперед, забраться ладонями под верхнюю одежду, обхватить руками крепкий торс и вдохнуть терпкий мужской запах, окончательно приходя в себя и успокаиваясь, когда надежные руки обняли в ответ.
– Прости, – сдавленно произнес Олег, зарываясь носом в мои волосы и вдыхая мой запах в ответ. Когда смысл сказанного дошел до сознания, затуманенного его близостью, я не смогла понять, что он имел в виду.
– За что? – все так же прижимаясь к нему, недоуменно уточнила, лишь запрокинув голову, чтобы заглянуть в глаза, наполненные досадой.
– С тобой не должно было случиться то, что случилось, – твердый тон, сжатые губы, сведенные к переносице брови. Он был раздражен. Даже злился. Но я не чувствовала, что злость направлена на меня. А на кого? На инспекторов? На того бандита, что вылетел перед моей машиной? Или же… он злился на самого себя?
– Ты же не мог предугадать… – попыталась возразить, но была остановлена большим пальцем, что легонько прикоснулся к губам, вынуждая прерваться.
– Это не оправдание, Колючка, – слегка надавливая, проходит от одного уголка рта к другому, заворожённо уставившись на мои губы, а я точно так же смотрела на его, движущиеся в такт уверенному голосу – Мог, не мог. Неважно. Должен был. Ты моя женщина, и все, что случается с тобой – зона моей ответственности. Даже если ты поскользнёшься и упадешь – я буду виноват в этом. Больше такую ошибку я не допущу.
Стояла, обескураженно хлопая ртом, не в силах подобрать нужных слов. Признаюсь: его слова теплом разлились внутри. Как ни крути, внутренняя девочка подняла голову, почувствовав заботу и внимание. А от его «моя женщина» пальчики на ногах подогнулись от восторга, приступ которого еле удалось сдержать.
Однако смысл этих красивых фраз можно было описать одним выражением: через чур. Через чур требовательным он был к самому себе. Но я так и не нашла слов, решив в итоге промолчать. В конце концов, это его жизненная позиция, и он имеет на нее право. Просто тогда я еще не знала, каким путем Олег будет выполнять обещанное.