Loe raamatut: «Месомена»
Позволь забрать тебя отсюда
Чёрный седан с заглушённым двигателем стоял в тени спящих деревьев. Свет, идущий от одинокого фонарного столба у дороги, едва касался автомобиля и двух людей, находящихся в салоне, лица которых скрывала густая тень. Улица давно опустела. Вряд ли хоть кто-то испытывал желание выйти на морозную стужу январского позднего вечера. Час за часом, как и каждый вечер до того, машина стояла на одном и том же месте, подле многоэтажного дома, и, по обыкновению, сидящие внутри вели себя невозмутимо и практически не переговаривались.
Внезапно дверь одного из подъездов дома открылась, чем тут же привлекла внимание сидящих в автомобиле людей.
– И куда она? – спросил пассажир немного раздражённо.
Тот, что сидел за рулём, почти дремавший и, казалось, безмятежный, проследил за тонкой полоской тёплого света, льющегося по ступеням лестницы. В его глазах заискрил слабый, безутешный огонёк. Тот самый огонёк – знамение. Свидетельство о чувствах, что питали ещё не увядшее сердце: раздражение, нетерпение, тревога, граничащая со странного рода приступами симпатии и даже чувства острой потребности одарить заботой объект наблюдения. Быть может, нечто подобное испытывают родители, неустанно следующие за своими неугомонными детьми. Мужчина опустил взгляд к рулю и устало вздохнул.
Девочка спрыгнула с лестницы, торопливо свернула с тротуара на заснеженную дорогу и почти бегом двинулась в сторону соседнего дома. Опустив голову вперёд и натянув капюшон почти до носа, она даже не смотрела куда идёт, ориентируясь по памяти. Путь её лежал к небольшому магазинчику, расположенному на первом этаже соседней многоэтажки.
Автомобиль нехотя заурчал и тронулся с места. Сидящий по правую руку от водителя молодой человек недовольно хмыкнул и подпрыгнул на месте, резким движением выправив примятую сиденьем дутую зимнюю куртку.
– Что за потребность шляться по ночам? – выпалил он с едва скрываемым раздражением, а затем задумчиво пробубнил: – Пса ей подарить, что ли…
Его собеседник продолжил молчать. Тактика такова – не обращай внимания на этого парня, и он заткнётся сам.
Седан медленно подполз к соседнему дому. В тот момент девочка уже взбиралась по металлической лестнице. Что-то в движении её ног показалось мужчине за рулем странным. Вся она испытывала дискомфорт или даже боль. Взгляд зацепился за скованность шага, слабость и неуверенность поступи.
– Сколько ей? Тринадцать? – вновь подал голос пассажир.
– Четырнадцать.
Две пары глаз проследили за исчезающим в дверях магазина подростком.
– Вот чёрт… – Парень в куртке заметно оживился.
Из того же самого магазина вышла небольшая компания молодых людей. Их голоса, звук смеха, шорох одежд и шарканье обуви по задубевшей резине на пороге и ступенях… Всё это звучало для обострённого слуха омерзительно. Водитель седана проникся тошнотворным чувством. Одна лишь только мысль, что объект наблюдения и эти люди встретятся, лишала власти над собой.
Сжав челюсти, мужчина внимательно оглядел лица каждого в той компании.
– Я пойду? – вызвался пассажир.
Секундное молчание. Пауза.
– Пойдём вместе.
– Да ладно тебе. Я справлюсь!
– Нет.
– Хочешь увидеть её поближе? – с ухмылкой продолжал пассажир.
Молчание.
Компания нетрезвых гуляк взорвалась бурным хохотом и расположилась у подножия лестницы. Двое повалились на перила, один сел на корточки у нижних ступеней, ещё двое спустились на тротуар и закурили.
– Ладно. Заодно купим что-нибудь поесть, – печально согласился пассажир автомобиля и положил руку на дверь.
Они вышли из салона и быстрым шагом двинулись навстречу сомнительной компании.
Те, что расположились у лестницы, заняли почти всё пространство. Однако их нетрезвые, воспалённые, возможно, безмозглые головы сочли необходимым разойтись в стороны и пропустить двух молча идущих людей. После того как дверь магазина закрылась за спинами мужчин, компания у лестницы продолжила обсуждать что-то, что было для них первостепенно важно и интересно.
– Я домой.
– Стой! Чего ты вдруг?
– Прекрати.
– Не хочешь повеселиться?
– Меня воротит от этого пойла.
– И что?
– Повиси с нами ещё.
– Глядишь, и тебе что перепадёт! – Омерзительный хохот вновь разорвал вечернюю тишину.
– Парни, кончайте! Я не хочу в это ввязываться.
– А ты и не лезь. Просто будешь стоять с нами.
– Прекрати ныть. Мне нужно выпустить куда-то свою энергию. Либо она, либо ты.
– Больной!
– Заткнись и стой спокойно. Если хочешь блевать, иди туда…
Двое вошедших в магазин людей отчётливо слышали каждое произнесённое слово. Их шаги ускорились. Тот, что носил яркую куртку, поднял руку и по пути захватил с полки пачку салфеток, не замедляя шага. Второй, в чёрном пальто с поднятым вверх воротником, проследил за пустынными проходами между стеллажей. Не найдя ни единой души, он повернулся к выходу.
– Пакет нужен?
За кассой стояла молодая женщина. Она провела покупку и неестественно улыбнулась девочке перед собой.
– Нет, – быстро ответила та.
– Идём, – скомандовал мужчина в пальто своему спутнику.
– Чёрт! Мне нужен шампунь. – Эти слова не звучали как шутка и не походили на нечто серьёзное. Этот парень говорил постоянно, и, возможно, только ему одному становилось смешно от своих реплик. Так или иначе, идущий рядом с ним человек не воспринимал его слова как что-то хоть сколько-нибудь стоящее и достойное внимания. Шутник обиды не держал.
Девочка услышала шаги приближающихся людей и быстрым движением убрала свою покупку с кассы, спрятав во внутренний карман куртки. Не посмотрев на лица незнакомцев, она отвернулась к двери и нетерпеливо выдернула чек из рук женщины.
– Спасибо, – бросила она кассиру и поспешила к выходу.
– Добрый вече-е-ер! – широко улыбаясь, протянул парень в куртке и уложил пачку салфеток на конвейерную ленту.
– Добрый, – немного смутившись пристального взгляда, ответила женщина.
Девочка не обернулась.
Позволив возникнуть небольшому расстоянию между собой и девочкой, человек в пальто двинулся вслед. Загадочно ухмыляющийся парень, вложив смятую купюру в руку кассиру, за считаные секунды нагнал своего спутника и принялся хрустеть костяшками пальцев.
Дверь впереди открылась, выпуская подростка на улицу. В ту же секунду послышались крики и смех компании пьяниц с лестницы.
– Жирный – мой, – произнёс парень, поигрывая мышцами.
– Никого не трогай, – возразил ему мужчина в пальто.
– Конечно. Первым не полезу.
– Нет. Никого не трогай.
– Чёрт!
Едва дверь закрылась, мужчина вновь толкнул её от себя и вышел следом.
Девочка терялась. Помешкав у порога пару секунд, дабы оценить критичность своего положения, она всё же приняла решение идти вперёд. Сидящий на корточках паренёк хищным взглядом смотрел прямо на неё. Глаза его покрылись стеклом и неестественно блестели. На лице маска азартного безумца. Он не сразу обратил внимание на идущих следом за подростком людей. Как только взгляд пропойцы зацепился за смотрящего на него в упор мужчину в чёрном пальто, лукавая самодовольная ухмылка ретировалась с его лица, сменившись слабой кривоватой дугой губ.
– Ребят… – невесело буркнул один из стоящих на ступенях гуляк.
Ещё совсем недавно жизнерадостные парни вдруг умолкли, нахмурили лбы и переглянулись, вмиг протрезвев. Планы на сегодняшний вечер круто изменились.
Подросток и двое идущих за ней мужчин, с разницей в пару шагов, прошли вниз по лестнице, на заснеженный тротуар. Прижимая к груди то, что купила минутой назад, девочка спешила домой. Гонимая страхом, она даже не решалась обернуться, умоляя собственные ноги нести её вперёд как можно быстрее.
– Проводи до дома. Я скоро вернусь, – произнёс парень в пальто и развернулся.
– А сам сказал никого не трогать. Нечестно, – пробубнил другой вслед удаляющемуся другу. Поправив куртку, человек продолжил плестись за девочкой, как ему было велено, на ходу продолжая бормотать себе под нос.
– Я молодец! – довольный собой ёрничал парень на пассажирском сиденье. – Что бы ты без меня делал?!
Он протягивал одну за другой салфетки водителю, пока тот молча потирал запачканные костяшки пальцев.
– Эм… – Молодой человек вдруг сменил тон. Он напрягся и поднял голову. – Ты слышишь?
За ними следили. Совершенно точно, кто-то, держась на расстоянии, неустанно наблюдал. Парни замерли, прислушиваясь. Шорох снега, гул далёкой автострады, скомканное звучание сотен голосов рядом…
Внезапно пассажир седана громко рассмеялся. Открывшаяся картина впереди вызвала в нём бурю эмоций.
– Она шутит? – выругавшись, произнёс он.
Водитель завёл руку под руль и повернул ключ.
В свете вспыхнувших фар открылась новая картина. На въезде в жилой квартал стоял бронеавтомобиль. Одна из дверей была открыта, а чуть поодаль от неё стоял вооружённый человек в чёрной экипировке. Он уставился на сидящих в седане людей, подняв руку, жестом приказал выйти.
Медленно открылась ещё одна дверь броневика, и на дорогу выскочила сторожевая псина, лающая и щелкающая зубастой пастью по пустоте вокруг себя. На другом конце цепи, тугой линией тянущейся внутрь автомобиля, медленно показалась сухая кисть тончайшей женской руки. Та, что вышла на свет, была хорошо знакома этим людям. Им даже не пришлось всматриваться в её лицо.
– А я тебе говорил, прекращай отвечать на её звонки! Водишься со всякими… Смотри, что из этого выходит! – продолжал паясничать парень в дутой куртке.
Седовласая девушка приветливо помахала рукой и чиркнула в сумраке холодной нарочито вежливой улыбкой.
Спустя пару секунд людей в форме было уже двое. Они подняли автоматы и прицелились.
Начало
Начало вечной жизни – вечный Хаос. Основа, исток и движение. Начало пути и его конечная точка. Хаос породил смерть. Он же отец жизни. Его волей порождена душа. Земля и Небо. День и Ночь.
И Боги.
В царстве вечного мрака, льда и ночи нашли пристанище сотни погибших душ. Их тени бродят кругами по покрытым льдом водам замершей реки. Их стенания, крики и плач непрестанно звучат здесь, и нет мира тем, кто слышит сей нескончаемый вой. Души тех, кому нет нигде места, блуждают с начала времён и не находят покоя. Их участь – остаться в назидание другим, ибо вот что идёт за прегрешениями.
Не там и не здесь. Навеки между. И спасения нет.
За душами ведут свой дозор демоны. Прислужники тьмы и мук. Чудища бродят по следам изувеченных в долгих мытарствах, не давая им склонить голову к водам застывшей реки. Они вгрызаются в их руки. Обжигают им ноги, чтобы те вновь плелись без цели и без упокоения. Забвения им здесь найти не дано. Хтонь верно несёт свою службу, гоня мучеников прочь и забирая последнюю частичку надежды – забыться мёртвым сном.
Над ними всеми стоит Она.
Одна из дочерей Хаоса. Вечный суд и верная гибель. Всепрощающая и милостивая Дочь. Ввергающая в безумие. Разрушительница оков. Владычица ночного неба.
Она стоит посреди ничего, взирая на пустошь пред собой. Её верные слуги, что с начала времён следуют за ней, ожидают решения, на миг прекращая клокотать и реветь, будто буря.
В руках её вечное пламя. Свет, дарующий путь. Под ногами её лилии асфодила. Как и каждый век до того, Богиня поднимала один цветок, подолгу смотрела на белые бутоны, а после уходила прочь. Блуждая по дорогам, которых нет. В свете Луны, которой сюда не пробраться. В окружении стигов, преданно ступающих за ней. Она шла сеять ужас.
Всегда, но не тогда.
Взгляд её опущен к берегу реки забвения. Она видит себя в застывшей воде, и тьма сгущается в её сердце.
В аду более нет места для погибших душ. Да и не были те души, свидетельницей мук которых она стала, грешны настолько, чтобы вечно блуждать во мгле.
В аду нет места для всех, кто стремился здесь оказаться. Муки при жизни обязаны излечить душу от болезни. От нароста, именуемого вседозволенностью. Лишь в страданиях скитальцы найдут прощение, и наконец их путь завершится.
Она оставила цветок на берегу реки, опустила голову и ушла. В сопровождении своей ужасной свиты дочь Хаоса направилась на свет.
Глава 1. Безжизненная
Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-краю нет. Он долго смотрел и терзался. Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал.
Мучило его то, что всему этому он совсем чужой.
Достоевский Ф. М. Идиот
В самом начале ноября погода ухудшилась. Ветер усилился, стал холоднее, протяжнее, порывы его стали более резкими, яростными. Небо заволокли тяжёлые густые облака. Чудилось, что над головой, во весь купол неба, натянута плотная серая завеса, не позволяющая хоть мельком взглянуть на давно забытую синеву. Утром и вечером, в часы пик, тысячи людей неслись по городу кто куда. Каждый в этой толпе стремился спрятаться от холода. Лишь днём, ближе к полудню, грязно-серый город пустовал. С наступлением сумерек, на его улицы по обыкновению выглядывали отоспавшиеся за день молодые люди, яркие барышни и измученные трудовыми буднями бедолаги.
Ночью город похотливо стонал. Днём же хрипел и сипел, будто простуженный.
Сегодня я дома весь день. Меня нет там, в толпе, на холоде, на ветру… Мечта! Есть время заняться собой. Наконец, прибраться на столе с учебниками, искупать Никки, послушать музыку, пока никого нет, дочитать заброшенный неделю назад роман. Если удастся, принять долгую ванну и подремать под горами мыльной пены.
Послеполуденный звонок был призван испортить всё это благолепие. Я отложила в сторону щётку, которой чесала спину добермана, и с опасением осмотрелась в поисках телефона. Однако мне не нужно смотреть на экран. Вариантов, кто мог звонить, не много – один.
– Что делаешь? – вместо обычного «привет» выпалила Натали.
– Ничего. Хочу прибрать комнату.
– О, хорошо, что я позвонила тебе! – радостно воскликнула она. – Я спасу тебя! Пошли в кино?
– Сегодня? – не скрывая опасения, полюбопытствовала я.
– Нет! Бронирую место в твоём графике уборки на следующий четверг! – Какой же противный у неё голос сегодня. Если я сброшу, будет ли это означать, что я плохой друг? – Конечно сегодня!
– А что идёт?
– Вилл! Не гневи богов! – заорала Ната.
– Хватит вопить, пожалуйста, – взвыла я, убирая телефон от уха. – Когда мне быть готовой и куда мы идем?
На улице ни души. Обед. Есть ощущение, что только мне нужно куда-то сегодня тащиться. Из окон многоэтажек того и гляди высунутся любопытные носы нахохлившихся жителей, с немым вопросом: «Куда идёт эта безумная в такой мороз?» Земля под ногами затвердела и покрылась трещинами. Всё вокруг серое и твёрдое, как камень. Отражает состояние души. Что, если грустить осенью не только можно, но и нужно? Тогда не вижу ничего предосудительного в своём состоянии. Осень ведь. Я не одна, кто грустит в это время года.
Среди бетона, угрюмых домов, пыльных дорог, серой земли и тёмных редеющих деревьев мелькнуло что-то яркое и живое, словно пламя. Это ветер подхватил волосы Натали, торчащие из-под шапки, и взметнул их в разные стороны. Рыжая топталась, то вышагивая пару метров туда-обратно, то припрыгивая на месте. Я ускорилась для демонстрации того, что тороплюсь на встречу, нежели для того, чтобы в действительности приблизить неминуемый момент приветствия.
Если я и вправду плохой друг, что ж, отлично. С этим определились.
– Неужели! – бросила громко подруга, двигаясь навстречу.
– Привет! – улыбнулась я. – Я вовремя вообще-то.
– И что? Могла бы раньше прийти.
Я изобразила на лице что-то вроде: «Ты серьёзно?»
Подруга не стала со мной церемониться. Она вцепилась в мой локоть и потащила в сторону от дороги, что-то неустанно мне объясняя.
Торговый центр кипел жизнью. Теперь ясно, где собрались те, кому холодно на улице и скучно дома. Количество людей на один квадратный метр зашкаливало. Кто торопился, явно по делам, кто от нечего делать таращился в витрины, кто-то, как и я, шёл с недовольным хмурым лицом, едва волоча ноги за другим, более активным спутником.
– Хорошо, что мы забронировали билеты, – выдохнула Ната, расстёгивая куртку.
– И чего мы в кино потащились…
– Ты хотела повиснуть дома? Ещё немного, и ты покроешься плесенью.
Натали – моя школьная подруга. Самая близкая в моей жизни. Радость это или же проклятие, я пока не решила. Она младше меня на пару месяцев, ниже ростом, худощавая, но спортивная… «Злой эльф» – так её называла не только я. Стоило ли говорить, как это бесило Натали? На щеках и вздёрнутом носу рассыпались веснушки. Небольшие, глубоко посаженные голубые глаза горели озорством. Она весела и легка на подъём. Везде, где мы были, Натали приходилась к месту. Душа компании, располагала множеством разнообразных идей, предлагала неожиданные решения и пробовала самые необычные варианты времяпровождения. В школе она занималась игрой на скрипке, после решила уйти в танцы. Мне казалось, в голове у неё постоянно играла музыка, под которую она неустанно двигалась. Танцы, активный спорт, пешие прогулки… Игру на инструменте девушка забросила. Причин мы не выяснили. Ей просто в какой-то момент наскучило.
После сеанса мы вышли немного сонными. Я уж подавно, а вот состояние Наты меня приятно удивило. Она зевала, и я уже обрадовалась, что очень скоро мы пойдём домой. Однако меня настиг полнейший крах.
– Вилл, мне нужно купить к зиме тёплую одежду. С этой учёбой я никак не находила время, – перестав зевать, сообщила мне Ната. Я выругалась, но её это не смутило. – Твой совет мне необходим, пожа-а-а-алуйста, Вилл.
«Ведь знала же, что лучше оставаться дома…»
Мы стояли в примерочной то ли второго, то ли третьего магазина. Вернее, Ната стояла, а я сидела на мягком пуфике, оценивающе оглядывая трикотажный свитер тыквенного цвета. Сбежать от назойливых мыслей мне удалось ненадолго. В какой-то момент в памяти стали возникать совсем недавно забытые фантомы. Я как заведённая начала вновь и вновь возрождать в голове затасканные вечным переосмыслением картинки, цвета, предметы… Реальность отошла на второй план, будто это и есть норма, будто так и должно происходить. Смолкла играющая отовсюду приглушённая ритмичная музыка, померкли окружающие цвета и померк свет. «Это» стало куда важнее и реальнее для моего сознания и, несомненно, настораживало.
– Тебе снилось что-нибудь? – задала я вопрос подруге. Та, застигнутая врасплох, отложила на потом разглядывание ценников и сняла свитер, чтобы в десятый раз надеть другой.
– Вряд ли задаёшь вопрос просто так, – бубнила она. – Ничего. А тебе?
– Не знаю, нормально ли это, но мне всё снится тот сон.
– Опять?
– Угу.
– Слушай, где-то читала, что видеть один и тот же сон на протяжении нескольких месяцев – один из признаков психического расстройства.
Я сгримасничала. Уж не здесь и не сейчас будем ставить диагнозы.
– Как хочешь. Моё дело предположить! – встряхнула руками Ната, отчего у неё чуть не соскочили бретели бюстгальтера. – Я просто ни разу не встречалась с таким. Ты чувствуешь какой-то дискомфорт? Ну там… В плане психики.
– Если ты о голосах в моей голове, то нам вполне комфортно.
– Вилл!
– Я пошутила! Всё в норме. Никаких проблем…
Отчасти я лгала.
«Дискомфорт» – довольно забавное слово. Мягкое и даже ласковое. Я ощущала далеко не это.
– Возможно, я волнуюсь из-за этой проклятой сессии, не знаю.
– Тогда бы тебе снились экзамены, преподы… Наш беснующийся декан. – На последнем Ната хихикнула.
– Если бы я видела его во сне и не раз, это как раз и была бы причина обратиться к врачу!
Мы рассмеялись, собрали вещи и вышли из примерочной. Ната купила свитер цвета насыщенной свежей травы и рубашку с принтом в виде соцветий вишни.
– А если серьёзно, Вилл, – понизив голос, вновь начала Ната, шепча на ухо. – Лилии я чаще всего видела на похоронах, а человек, лица которого ты не видела, скорее всего, отражает именно тот факт, что грозит опасность от незнакомца. Вдруг сон об этом?
На оценку выражения моего лица и подведение итогов беседы у рыжей ушло в районе трёх секунд. Она закатила глаза, выдала поспешно несвязное бормотание и лишь после этого ответила более внятно.
– Окей! Если более оптимистично: человек, лица которого ты не видишь, – твой будущий муж, ваше знакомство ещё впереди, а лилии – это его подарок в честь чистой и непорочной любви! Так лучше?
Тут уже я не сдержалась и рассмеялась. Девушка-кассир отдала Натали сдачу, вручила пакет, и мы ушли. При виде указателей выхода, я на миг позволила себе надеяться, что страдания подходят к концу, но подруга затащила меня в ещё один магазин. К моему счастью, ей там не понравилось с первых минут.
На улице заметно похолодало. Начинало темнеть, и нам пришлось немного ускорить шаг. Захватив в ближайшей лавке пакетик жевательного мармелада разных вкусов, мы направились в сторону моего дома.
– Ты рада, да, что я к тебе иду? – Судя по выражению защемлённого лицевого нерва, вкус мармеладного червяка во рту Натали очень кислый.
– Конечно рада, – буркнула я. – Я, кажется, уже отвечала на этот вопрос. Сколько ещё спросишь?
– Нет, ну ты просто какая-то несчастливая. Хочешь, я домой пойду?
И этот вариант она уже предлагала сегодня.
– А что, так можно? – воскликнула я, наигранно воодушевившись.
Ната обозвала меня неприлично с будничным выражением лица, закинула в рот очередную конфету, и мы молча пошли дальше. Впереди нас ждал пешеходный переход.
Возможно, подруга права насчёт опасности. Я не смогу забыть никогда того, что произошло в тот вечер.
Моя семья жила в этом районе уже несколько лет. Рядом с домом пролегала трасса. Четыре полосы движения на одной, и четыре на противоположной стороне дороги, а посередине – «островок безопасности». Светофоры поставили сразу, так как новый район облюбовали местные гонщики. Аварии стали частым делом, но без жертв среди пешеходов. В принципе, люди здесь ходили очень осторожно. Иногда машины вылетали и на середину дороги, где могли стоять люди, поэтому светофоры одновременно включались с обеих сторон движения. Ровно минуту дорога полностью стояла. Я и сама всегда внимательна на дороге. Всегда смотрела по сторонам… Но не тогда.
Ната вскрикнула, чем напугала меня так же сильно, как резкий визг тормозов и скрежет процарапанного шинами дорожного покрытия. На фоне тёмного влажного асфальта мелькнули забавные цветные искры, напомнившие мне о звёздах. Одна сотая секунды, а я помню то, как пакет со сладостями вылетел из рук подруги и рассыпался в воздухе, перед моим носом.
Самый крайний левый ряд я по какой-то причине не заметила. Даже не посмотрела в сторону движения. Подруга шла по правую руку, чуть позади меня. Ростом она ниже, шаги короче. Её отвлёк поиск нужного вкуса мармелада в пакете. Я, видимо, хотела домой сильнее, чем она, и поэтому едва не пострадала. За спиной раздался женский крик.
Чуть ниже колена, будто я сама напоролась на мирно стоящий автомобиль, уткнулся до блеска отполированный бампер чёрной иномарки. Тонировка абсолютно глухая. Видеть что-либо за зеркальными стёклами невозможно, только лица людей на дороге и окружающие переход высотки. Кто-то ударил по капоту кулаком. Рыжая девчонка меня сейчас пугала сильнее всего. Пунцовое лицо, потемневшие глаза, крик и оскорбления, повторные удары по многострадальному капоту автомобиля рядом… Мне вмиг стало стыдно за неё. Я захотела бежать оттуда.
Загорелся зелёный. Машины из соседних рядов медлили, но всё же тронулись и покатили прочь. Пассажиры и водители глядели во все глаза.
– Ты в порядке? – вновь и вновь спрашивала Ната, дёргая меня за руки.
Машина слева не двигалась.
– Я в норме. Идём.
Ната округлила глаза и, употребив несколько оскорблений, обратила моё внимание на водителя, чуть меня не сбившего, что, мол, хорошо бы выйти и решить вопрос. Странно. В тот момент я не хотела ничего, кроме возвращения домой.
Пусть едет куда хотел.
– Ната! – одёргивая девушку, крикнула я, пытаясь вытянуть её с проезжей части.
Седан не двигался. Двери закрыты. За общим гулом дороги и ударами собственного сердца в ушах я даже не слышала, заведён ли автомобиль. Он мог сломаться?
В очередной раз Ната ударила машину, теперь уже ногой по бамперу. Только после этого я смогла оттащить её в сторону, на обочину.
– Что ты творишь? – орала она. – Ему нужно нос сломать!
– Это ты что творишь? – с дикой дрожью в голосе пискнула я, но подруга прервала меня. Грубым жестом она показала водителю, чем он должен заняться. – Прекрати! Идём!
– Вилл! Он тебя чуть не убил!
– И? Всё нормально. Пошли!
Сзади разрывались сигналами машины. Инцидент исчерпан. Можно ехать дальше. Тем не менее водитель седана так не реагировал.
Взяв Нату под руку, я потащила её дальше, к противоположной стороне пешеходного перехода. Вскоре загорелся зелёный, и мы перешли дорогу. Молча. Уходя дальше от дороги, я ещё раз повернула голову.
Чёрный седан стоял без движения. Остальные машины объезжали его, тормозя рядом и заглядывая в окна. У кого-то на лице полное непонимание, у кого-то дикая злость.
Померкло солнце! Пропал кислород!
Смотри же! Смотри!
Твой очкарик, твой ботаник, твой жалкий лузер!
Будь моей! Будь моей, моя смертельно больная королева!
Будь! Будь же моей!
Моя смертельно больная королева!
(The Subways – «Rock & Roll Queen»)
Музыка пропала. Ната резко метнулась к столу, окатив меня потоком холодного воздуха, будто хотела снести, и отключила колонки. Она бы продолжила молчать, если бы не моё вопросительное выражение лица.
– Не включай при мне свою наркоманию.
– Крутая песня. Весёлая, – ответила я. – Ты успокоишься сегодня?
– Ты, Вилл, одна из самых странных особ, если не самая странная, – равнодушно произнесла Ната. Медленно и холодно. – Страх и глупость одновременно. Я так и не поняла твоей реакции. Тебе будто плевать на себя. Тебя едва не сбили, а ты спешишь уйти с его пути. – Она заводилась и начала говорить громче и быстрее: – Не хотела его задерживать? Ты знаешь, какая у него могла быть скорость? Он тормозил метров сто… Ты, кажется, вообще живешь не здесь. Твоё сознание не здесь. Твоя реакция ненормальна!
Я вновь уткнулась в телефон, где вот уже несколько минут бездумно разглядывала пост о полезных свойствах авокадо. Прошло несколько минут, прежде чем я ответила, хотя Ната этого не ждала. Её взгляд упёрся в выключенный телевизор. Даже нос Никки на коленке девушки не мог привлечь внимания. Раньше я не видела подругу такой злой. Произошедшее выбило её из колеи.
– Ты знаешь, какая реакция должна быть? – обратилась я к подруге. – Может, именно так и проявляется реакция на стресс.
Рыжая нервно встряхнула головой, как если бы звук моего голоса был ей неприятен.
– Не знаю… Но у меня стойкое ощущение, что ты не здесь. То, что произошло на дороге, только подтверждает мои слова.
– Объясни.
– Ты, чёрт возьми, какая-то безжизненная! Что с тобой происходит? Что-нибудь в этом мире способно тебя вытащить из твоей скорлупы?! – После этих слов Ната рукой отодвинула голову добермана с ноги и встала с дивана. – Знаешь, я вижу тебе окей. С твоего позволения, я бы хотела сегодня вернуться домой.
Моему удивлению не было предела.
О какой чувствительности говорит Ната? По её мнению, я безжизненная?
Я открыла рот, но ни слова не произнесла.
– Вызову такси и поеду, – нахмурившись, сказала Ната. – Прости, но сегодня я не в настроении.
Через полчаса такси забрало подругу. В квартире образовалась давящая тишина. Вот тогда-то я и начала бояться.
Тряхнув головой и отогнав неприятное чувство, сняла свитер, начала спускать брюки и зависла на уровне сине-розового пятна на ноге. Скоро здесь будет огромный синяк. Придётся дома ходить в штанах. Не хочу, чтобы кто-то видел. Перед сном я думала о произошедшем. О сне, о том, что случилось на дороге, и о словах подруги. Возможно, я и не обратила бы внимания на её слова. То, что она говорила, запало мне в сердце. Какая-то часть меня, возможно, была согласна с Натали.
Я прижала ладони к глазам и слегка надавила на них. Даже музыка в наушниках не перебивала нескончаемый поток мыслей в голове. Это вовсе не «дискомфорт», о котором говорила днём Ната. Это болезнь.
Я звала тебя среди ночи.
В свете растущей луны.
Я позвоню тебе и расскажу о себе,
Расскажу каждый свой сон.
Я позвоню, и буду повторять вновь и вновь.
Не давай мне покоя,
Не давай мне покоя.
(London Grammar – «Nightcall»)
Во сне я вновь вернулась туда.
Здесь царил чудесный аромат. В комнату едва проникал свет сереющего рассветного неба. Мужчина стоял у окна, спиной ко мне, и по-прежнему молчал. Что его привлекло за окном? Древние фасады высоток? Пыльные улицы? Хмурые лица, слившиеся с серыми стенами домов? Я встала со своей кровати, подошла к букету на письменном столе и провела рукой по одному из закрытых белых бутонов. Чужак не двинулся с места.
Каждый год, всю свою сознательную жизнь, я видела эти цветы в день своего рождения. И этот год не стал исключением. «От родственников», – многозначительно говорила мама каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Белые лилии стали моими любимыми цветами. Эта загадочная традиция прочно поселилась в моей жизни.
– Что со мной сегодня случилось… – не своим голосом, но определённо именно я проговорила эти странные слова.
Страстное желание поведать обо всём незнакомцу влекло с неимоверной силой. Это было моей целью. Во сне я хотела рассказать ему абсолютно всё. Однако вопреки моим мольбам, человек не обернулся. В тысячный раз мгла пробуждения отняла его у меня.
