Maht 1000 lehekülgi
1943 aasta
Иосиф и его братья. Том 1
Raamatust
«Иосиф и его братья» – масштабная тетралогия, над которой Томас Манн трудился с 1926 по 1942 год и которую сам считал наиболее значимым своим произведением.
Сюжет библейского сказания об Иосифе Прекрасном автор поместил в исторический контекст периода правления Аменхотепа III и его сына, «фараона-еретика» Эхнатона, с тем чтобы рассказать легенду более подробно и ярко, создав на ее основе увлекательную историческую сагу.
Ничего не ожидала от книги. Просто хотела познакомиться с Томасом Манном как с автором. Прочитала "Лето целого века" Иллиаса, и вдохновилась. Но конечно, хотелось начать с чего то более известного, с Волшебной горы, или с Буденнброков. Однако в руки попался Иосиф. Ну Иосиф и Иосиф, подумала я. Чому бы и нет? Лениво открыла первые страницы, и пропала. Неделю меня небыло ни для кого, и ни для чего, ибо все мои мысли и все мое существо путешествовало по древней долине Иордана, встречая рассветы и закаты с Богоизбранными...и угорало от всего происходящего. Манну, помимо удивительной психологичности людей того времени, атмосферы путешествия по древним землям и сказаниям до Христовой эпохи, удалось создать юморную и ироничную книгу, где реальность бытия сплетается с мифом и рождает легенду. Восхитительно. 12 из 10.
Красота — это магическое воздействие на чувства, всегда наполовину иллюзорное, очень ненадежное и зыбкое именно в своей действенности. Сколько обмана, мошенничества, надувательства связано с областью красоты!
"Юность Иосифа" вторая книга романа-эпопеи "Иосиф и его братья", предыстория, без знания которой сложно было бы разобраться в мотивациях, известна. Напомню, у благословенного Иакова двенадцать сыновей, это единокровные братья, но не единоутробные. Первая книга объяснила, почему любивший всю жизнь одну только Рахиль, патриарх обзавелся детьми от четырех женщин. Так или иначе, от любимой Рахили их только двое, и малыш Беньямин, чье рождение стоило ей жизни, совсем еще несмышленыш, в то время, как первенцу Рахили Иосифу уже семнадцать.
Назвать его отцовским любимцем значило бы сказать слишком мало. Вся радость жизни, весь ее свет сосредоточился для Иакова в этом красивом мальчике и да, он его балует, предпочитая это общество любому другому, видя невольные жесты и интонации Рахили в речи и пантомимике Иосифа. И да, парнишка - как это свойственно красивым обласканным детям, которым мир улыбается с самого рождения - уверен, что все его любят. Больше того, ошибочно и совершенно необоснованно думает, что все вокруг любят его больше, чем себя самих. Жизнь не преминет разубедить его.
Сыновья Лии и сыновья служанок, числом десять, имеют все основания не разделять заблуждения. В обширном хозяйстве отца они на положении слуг, может быть более привилегированных, но жизнь пастухов, которых летом мучит зной, а зимой терзает холод - это их удел. Вы ведь не удивитесь, что особой любви к юнцу они не питают? А после того, как тот донес отцу, что во время сбора маслин, они сбивали плоды камнями, вместо того, чтобы аккуратно оббирать оливы вручную? А наивно-самодовольная манера рассказывать сны, где непременно фигурируют двенадцать предметов и всякий раз выходит, что одиннадцать, принадлежащих братьям, признают главенство его, двенадцатого - сновидец, блин!
Переполняет чашу терпения дар Иакова, тот самый брачный покров, что достался в приданное Рахили, тончайшей работы искусно расшитое серебром платье. Вышивки как комикс из ассиро-вавилонской мифологии, красоты необычайной, цены немыслимой, предел мечтаний в изобильной простыми радостями, но скудной яркими впечатлениями жизни. Да, Иосиф буквально вымолил у отца материнский брачный наряд (а ничего, что прежде Рахили, закутанная в него с ног до головы шла под венец с папочкой их мама, Лия?) Однако это сокровище, отданное юнцу, разве не свидетельствует оно полной мерой, что с ним же и отцовское благословение, о важности которого более подробно я говорила, рассказывая о "Былом Иакова"
Итак, покрывало становится соломинкой, сломавшей спину верблюду братнего терпения, разговоры про "проучить юнца" звучат среди них все настойчивее, но могли бы и утихнуть постепенно, когда бы. на беду, Иаков не отправил любимца навестить братьев. Он думает смягчить их отношение к юноше его появлением в пастушьем стане с кучей домашних вкусностей. Но не учел, что у маленького тщеславца хватит недальновидности отправиться в покрывале (да-да, сегодня напялить мамкино свадебное платье и пойти по раёну зашквар, но не забывайте, что времена и нравы иные).
Увидев нечто сияющее в лучах восходящего солнца, и признав в этом братца, старшие приходят в ярость, разрывают платье в клочья, а Иосифа, связав, бросают на погибель в заброшенный колодец. На счастье мимо идет караван, купцы спасают парня, а когда в дальнейшем движении натыкаются на обидчиков, те еще и умудряются продать его им, выдав за нерадивого раба, наказанного за воровство таким замысловатым способом: всем хорош мальчик, глядите какой красава, а после того, как мы еще и воспитали, ему и вовсе цены не будет, но за тридцать шекелей уступим. Сговорились на двадцати. Отцу же принесли обрывки платья, вымазанные кровью козленка - нашли, мол, в степи, должно лев задрал братика, хнык.
Снова роскошно избыточный язык Томаса Манна в великолепном переводе Соломона Апта, с глубиной философских размышлений и психологических исследований сложности семейных отношений, в которых все так тесно переплетено, что как ни повернись - непременно кого-нибудь заденешь, а счастье для всех, даром, чтоб никто не ушел обиженным - и есть главный миф.
Прочитала Пролог из нескольких глав и содрогнулась. Такая мешанина из верований древних народов, причем, автор очень вольно обращается с фактами. И все это с претензией на научность. Оказывается, по Манну, Ноя оскопили. Вот так просто походя он об этом заявил и пошёл дальше плести свои побасенки.
Я понимаю, что это литературное произведение, и возможно сюжет как-то разовьётся не столь похабно, но нельзя так издевательски обращаться с материалом.
Лучше бы он писал чистую фантастику.
Вообще отпало желание читать дальше. Там такой же винегрет из верований?
себе путь к сердцу отца. Он был теперь открыт, и они могли вернуться – вернуться без Иосифа, как и ушли без него. Где же он? Его послали за ними. Если за тобой посылают того, против чьей жизни ты высказался своим уходом, а ты возвращаешься без него, это подозрительно. По какому-то страшному праву тебе задают тогда вопрос, где же тот, посланный за тобой. Разумеется, в ответ на этот вопрос они могли пожать плечами. Разве они пастухи своего брата? Нет, конечно, но вопрос остался бы
Arvustused, 3 arvustust3