Loe raamatut: «Стаи. Книга 1», lehekülg 37
Каждый новый день их жизни был наполнен счастьем, душевным теплом, что они дарили друг другу, и сладостным ожиданием великого события. Они могли бы так ждать вечность, согреваемые ласковыми лучами солнца, но ждать вечно не пришлось…
Обе сестры одновременно проснулись как от толчка – длинные шеи вздёрнули головы вверх, красивые глаза вмиг распахнулись. Впрочем, почему как? Спросонья они подумали, что почудилось, но оба яйца туже снова почти синхронно содрогнулись. Хилья и Лесавесима тут же оказались на ногах, в испуге замерев над своими чадами. Неужели пора? Два овала в хитросплетении веток и камней снова шевельнулись, и подруги тут же потеряли головы от счастья.
«Ну, с Богом!» – подумала Мирра, с напряжением глядя на Элана и Ханнеле.
За стеклом странная парочка стояла на четвереньках, припав к искусственным маткам – те уже вибрировали, дети, пока неуверенно, пытались пробиться наружу.
Ольга всё также невозмутимо восседала на своём троне. Генерируемый ей зов нарастал все последние дни, синхронно с ростом крылатых созданий. Было очень важно правильно рассчитать момент, когда сила псевдосознания дитя достигнет максимума, тогда и должен состояться акт деторождения – уже в двух случаях удалось добиться абсолютного соответствия! И это была её заслуга. Денно и нощно она анализировала тысячи составляющих: параметры роста эмбрионов, соотносила течение времени в Океанесе и в окружающем пространстве (оно не всегда шло ритмично и неудержимо, особенно при выходах из погружения Афалии и Линары), следила за жизненными ритмами Лесавесимы и Хильи. Собственно, именно её неустанный труд и был ключом к успеху. Она сама и стала спасительным якорем, без которого эволэк всегда очертя голову кидался в жизнь зазеркалья, отрекаясь от былой жизни.
Мирра кинулась от прозрачной стены к терминалу.
– Что там Деилес, думает выходить? – с тревогой в голосе спросила она.
Волноваться именно сейчас и стоило. Лесавесима и Деилес находились в разных ЭМ, но спаяны намертво, и как они поведут себя в такой ситуации, не бралась предсказать ни Ольга, ни Амма – обе в один голос отказались строить прогнозы. Чудо в розовом при этом, покрутив пальцем у виска, выдала следом непечатную тираду, смысл которой можно выразить так: Элан – самоуверенная амёба, мнящая о собственных способностях невесть что, и вообще, лучше его усыпить, пока он не утащил с собой на тот свет ещё и Ханнеле.
Они толком не знали чего ожидать. Выйдет ли девушка самостоятельно, в случае проблем у Лиса, или тот мёртвым грузом прижмёт её «ко дну»?
– Пока всё нормально, – ровным тоном сказала Ольга. – Реакция во втором ЭМ пошла, и нарастает!
Деилес рвался в небеса. Давно превратилась в едва видимую точку торчащая среди пенных валов скала, ставшая его временным пристанищем. Мир трещал по швам, сквозь пока едва видимую щель открывался Путь, тот самый, которого он так долго ждал здесь, в северных водах, дорожку к которому указывал внутренний голос. Он не жалел сил, боясь опоздать, понимая, что невечным будет этот прорыв – скоро он закроется, и дорога в мир, мир из которого он пришёл сюда, навсегда останется недоступной.
Да, постепенно он забудет прошлую жизнь, и будет вполне счастлив тут, среди своих братьев и сестёр, пока неумолимое время не возьмёт своё, и он однажды в последний раз поднимется в это небо. А дальше? Дальше его ждёт новый мир, такой же непростой, и в тоже время удивительный, но…
Он не забыл до конца. Не забыл тех, кого оставил там, тех, кто звал его к себе. И поэтому, разрывая от натуги мышцы, он мчался всё выше и выше…
Лидер Клана Воды следила за происходящим с таким напряжением, что костяшки пальцев, впившихся в подлокотники, побелели.
– Пока всё хорошо, – едва слышно прошептала она, видя, что события в обоих эфирных мирах развиваются почти синхронно.
Хилья и Лесавесима трепетали от предвкушения свидания со своими чадами, нетерпеливо допрыгивая вверх – от махов сильных крыльев в воздухе кружила листва. Радость переполняла их сердца, голоса детей затопили разум…
Но серая молния испытывала тревогу, беспрестанно озираясь. Словно что-то очень важное она забыла, и это что-то, панически боясь опоздать, гналось следом. В вышине, словно острый клык вспорол ткань небосвода. Чёрный провал, ведущий неизвестно куда, постоянно приковывал взгляд, и она ждала…
– Проклятье! – голос Люды резанул паническими нотками. – Элан замедляется!
– Вижу, – ответила Ольга холодным тоном.
Хилья, видя беспокойство подруги, занервничала сама. Её душа разрывалась пополам: одна стремилась на зов дитя, вторая, не желая расставаться с сестрой, тянула назад.
– Нет, нет, нет!!! – теперь уже в голос кричала Мирра. – Он тащит её назад!
– Вижу, – ответила киборг таким же безучастным голосом.
Худший сценарий, казалось, обретал материальную форму. Решение надо было принимать немедленно. Но какое? Рвать связь, фактически единый канал для обеих сестёр, вытаскивать Ханнеле-Хилью, надеясь, что Элан-Лесавесима-Деилес всё же выкарабкается? Или пока оставить всё как есть? Ведь ситуация ещё не критическая…
Логика подсказывала первый вариант, и он имел несомненные плюсы. Задание выполнено, это раз. Даже если подопечный не вырвется, Лесавесима и Деилес уже родятся в этом мире, то есть жертва будет не напрасной. Ханнеле выйдет самостоятельно, и выживет физически, это два. Хилья – очень высокоразвитое существо, её интеллект сопоставим с человеческим, и она не потеряет мать, что существенно упростит её становление как личности, это три.
– Люд, ты как думаешь? – Ольга повернулась к Доброходовой.
Вопрос застал женщину врасплох. Разорвать парную связь? Гибель Элана (Ханнеле в нём души не чает!) девушка ей не простит! Но потерять и её было ещё страшнее!
Мирра затравлено озиралась, бросая взгляд то на одного куратора, то на другого: что предпримут? Они хозяйки положения, им решать, но…
Одна оказалась в плену логики, и не могла выбрать ни один из вариантов, так как оба не просчитывались в принципе – может первый хуже, может второй, а может копец и так, и этак! Вторая, понадеявшаяся на сверхспособности первой, оказалась в ступоре, но, к счастью, быстро очнулась, поборов секундную растерянность:
– Пока пусть так, – ещё раз посмотрев на данные, пискнула Люда. – Если пойдёт ухудшение – рвём!
Староста впилась в монитор, показывающий ЭМ Деилиса: «Ну же, поднажми!»
Сил почти не осталось. Прямо как в ту памятную ночь, когда вихри безумного в своей разрушительной силе урагана чуть было не отняли у него желание бороться за собственную жизнь. Прям как тогда! Ни за что! Бороться! Раз поверить смог – поверишь вновь и вновь!
Выцеживая силы из собственных жил, Деилес снова рванул вперёд…
– У него сердце сейчас разорвётся! – теперь уже кричала Ольга.
Но её заглушил вопль старосты:
– Не вводи ничего! – Мирра не понаслышке знала, что такое «всплытие», и как важна полная мобилизация душевных сил. – Он на подъёме, а ты его расслабишь, и он снова пойдёт на дно!
Лесавесима радовалась уже так же, как и несколько минут назад. Она, как и сестра, чувствовала зов дитя, но вдобавок ещё кое-что знала: кто-то родной, кто-то очень важный и нужный ей уже пробивается в разрыв небес. Он там, и скоро две половинки снова встретятся…
Кураторам и старосте без слов был понятен момент, когда напряжение достигло критической точки. Ханнеле уже почти вышла, но только почти, замерев у «поверхности», а Элан с трудом пробивал себе дорогу наверх. Осталось протянуть руку, ещё рывок, и всё кончится благополучно.
Но, Мирра сердцем чувствовала – не выйдет, сил не хватит, видела уже такое. Но чем помочь?
– Оля, гарнитуру! – скомандовала староста.
Киборг, настоящая умница, не стала задавать вопросов: «Зачем?», да «Почему?», понимая важность каждой секунды, вмиг выполнила требование.
Пальцы девушки заплясали по сенсорной панели. «Они оба уже должны слышать – это единственный шанс», – мелькнула в голове мысль. Протянуть руку помощи, как в бассейне, в ритуальном погружении…
– Лови песню! – Мирра вмиг пробила по сети путь к личному компьютеру.
Оля за один удар сердца прокрутила её от начала до конца в своей голове, бросила полный недоумения взгляд на лидера Клана, и спросила одними глазами: «Петь?!?! Сейчас?!?!». «Да!!! Немедленно!!!», – прочитала ответ.
Песня полилась по залам, устремилась по чистому от привычных помех каналу навстречу рвущимся из пучин Океанеса сознаниям двух людей…
Моя комната – душный, замкнутый плен,
Но я пытаюсь прорвать полиэтилен.
Я это делаю снова и снова,
Мне осталось всего два слова.
Что можно построить такими руками?
Но я делала всё, что могла,
Высекала узоры на камне
И плавила из стекла.
Откуда взялся знакомый голос в поднебесье? Небо разорвалось лоскутами, два мира, потеряв прежние границы, слились воедино, две половинки души наконец встретились…
Ольга вполне могла петь профессионально – её создатели не «мелочились», уделив должное внимание голосовым связкам, и теперь их старание окупалось с лихвой – Мирра и Люда слушали, раскрыв рты от удивления…
В этот кокон из стёкол и рам
Не проходит тьма или свет.
Может, будет бабочка там?
Может быть, может, нет.
Может, вырастут новые крылья?
Красота, доброта.
И расправить их будут силы.
Может, нет, может, да…
Ханнеле-Хилья рвалась навстречу дитю, готовому расправить свои крылья, Элан и Лесавесима уже не отставали ни на шаг, сквозь водоворот Реки видя заветные переливы многоцветного оперения.
Моя комната крепче, чем то, что в ней есть,
Но я пытаюсь пробить прочную жесть.
Я это делаю снова и снова,
Но не могу пролезть.
Что можно придумать
Больной головой моей?
Но я делала всё, что могла,
Построила мир без начальств и властей,
Уничтожила все зеркала.
Элан уже подпевал, хрипло, правда, едва слышно, скорее одними губами, и не особо попадая в такт, но явно следуя хорошо знакомым ритмам. Оба эволэка тянули руки, пытаясь на ощупь найти живую плоть в комке искусственной… А Ольга пела своим волшебным голосом…
В этот кокон из стёкол и рам
Не проходит тьма или свет.
Может, будет бабочка там?
Может быть, может, нет.
Может, вырастут новые крылья?
Красота, доброта.
И расправить их будут силы.
Может, нет, может да…
Но если вдруг куколка будет пустой?
Что если снова куколка будет пустой?
Если куколка будет пустой,
Не удивлюсь, я видела много пустого.
Буду двигаться дальше по схеме простой,
Начиная снова и снова.
Куколка не была пустой… На руках эволэков были два удивительных создания, едва шевелящих крыльями, делающих первые судорожные вдохи. Даже родовая слизь не могла скрыть красоты их оперения (они не были нагими, как новорожденные птенцы!), а детские голоса разрезали песню…
В этот кокон из стёкол и рам
Не проходит тьма или свет.
Может, будет бабочка там?
Может быть, может, нет.
Может, вырастут новые крылья?
Красота, доброта.
И расправить их будут силы.
Может, нет, может да…
Мирра плакала, не стесняясь никого и ничего. Всё получилось. Больше не будет осколков разбившихся зеркал, оставляющих незаживающие раны в душе, не будет опустошения, потери части себя. Дитя явило свету чудо, победило коварные водовороты Великой Реки, подарило надежду. Всё получилось…
Глава 4. ЛАБИРИНТ
Новая Россия. Институт Биологических систем. Реанимационное отделение.
Элан испытывал более чем странные чувства, под стать им были и видения. В голове словно состязались два чемпиона по сумо – сначала один непобедимый гигант отталкивал другого куда-то на периферию, в тень, заслоняя всё видимое пространство, затем второй, собравшись с силами, показывал что значит дух истинного самурая, и теперь уже его противник едва не вылетал с ринга под бешеным напором, и, соответственно, сам оказывался на виду, заслоняя всё своим исполинским габаритом. Разум был далёк от состояния покоя. То он видел океаны и скалистые берега Мосема, то внезапно перед глазами оказывалась пугающая пустота больничной палаты. То больной свет лампы, не дающий ни уснуть, ни увидеть окружающее, сменялся слепящим диском Авроры. Иногда светило загораживала тень, без конца принимающая образы то Ольги, то Александры, и эволэк в крик звал поочерёдно то одну, то другую дорогую ему женщину.
Иногда, повернув голову вправо, он видел белоснежную койку, на такой же, надо думать, лежал и сам. Там покоилась Ханнеле. Её голова вся опутана проводами, как короной из цветов: жёлтые, красные, чёрные, белые, они тянулись к диагностической аппаратуре, полые трубки пиявками присосались к венам на безвольно лежащих вдоль тела руках. Она тоже всё время менялась. Лицо стремительно вытягивалось, сквозь бледную кожу прорастали перья – несколько неровных ударов сердца, и вместо знакомой девушки на белоснежных простынях лежит Хилья.
Сестре так же плохо, как и ей самой. Грудь с усилием заполняется воздухом, тут же так стремительно опадает, что, кажется, ещё один такт дыхания, и сломаются рёбра, не выдержав столь быстрого сокращения мышц. Лесавесима пытается позвать, но горло не слушается, только вырывается хриплое шипение. Боль в плече. Что-то острое вонзается в податливую ткань, и неведомая птица изгибает шею, пытаясь зубами достать невидимую осу, впившуюся жалом в её тело…
– Проклятье! – медик едва успевает отдёрнуть руку, и пасть крылатого создания отчётливо лязгнула, схватив шприц.
Рывок, и «пыточный инструмент» катится по полу, а новорожденная недовольно шипит, но недолго, начинает зализывать ранку, пачкая розовый язычок собственной кровью.
– Эй, Миша! – слышится голос из коммутатора. – Ты что там творишь?
– Ничего, а что? – отвечает тот.
– Да ничего, просто, то девчонка, то рыжий дёргаются, когда ты птичкам уколы делаешь.
Эскулап чешет затылок, и многозначительно произносит:
– А-а-а!
В эту секунду едва начавшийся диалог прерывается – открывается дверь в палату, где лежат эволэки. На пороге девушка-киборг, люди в белых халатах узнали её сразу.
– Добрый день, Ольга.
Несмотря на довольно продолжительное нахождение в ИБиСе, её многие упорно величали именно так, без намёка на переход к более близкому общению, воспринимая если не как заводную игрушку, то, как обычного робота.
– Добрый день. Как они?
Молодой врач, Дмитрий Савельев, глава отдела реанимации, попытался отмахнуться:
– Нормально, не мешай.
Его напарник, Василий Татаренко, стушевался, уловив пренебрежительный подтекст в голосе начальника, и съёжился – с гостьей пару раз общался, пусть и накоротке, и она не производила впечатления пустой механической оболочки. Какая реакция будет, он понимал.
Молодая женщина тут же нахмурилась:
– Я не безмозглая кукла, надоедающая просьбами подзарядить севшие батареи. Ведите себя подобающе.
Савельев тут же покрылся пятнами, хотя было не совсем понятно, то ли осознал ошибку, то ли разозлился, считая, что киборг не вправе указывать человеку. Скорее и то, и другое вместе, но «кукла» открыть ему рот не дала.
– Кроме того, помните, я куратор Элана, и сейчас Вы подчиняетесь мне, а не наоборот. Или я очень много требую?
Едва сдерживая негодование, реаниматолог выдавил:
– Нет, не много…
Собеседница тут же лучезарно улыбнулась:
– Чудненько. Итак, как они?
Дмитрий взял себя в руки, и попытался, кстати, довольно успешно, сделать вид, что неприятного вступления не было.
– Сказать однозначно трудно, – честно признался эскулап. – Наблюдаем постоянные галлюцинации.
– В чём они выражаются?
– Мы читаем их мозги, и компьютер показывает, что время от времени, они меняют восприятие реальности, вырывают куски памяти о погружении, заменяя ими то, что должны видеть глаза. Никакой системы или закономерности в этом явлении нет, полный хаос. Более того, они часто воспринимают себя не как людей, думают, что они эти…
Он оборвал доклад на полуслове, кивнув в направлении, в котором была «детская», а куратор нахмурилась снова.
– В первой части Вы правы, Океанес ещё не до конца их отпустил. Было бы наивно думать, что столь сильная связь так быстро разорвётся, но во второй ошибаетесь. Они не воспринимают себя как Хилью или Лесавесиму, просто канал двусторонней связи с детьми не закрылся, и, похоже, закрываться не собирается, во всяком случае, сейчас.
Ольга подошла к своему подопечному, положила руку на разгорячённый лоб, другой сжала его ладонь.
Элан лежал на спине, всё время пытаясь повернуться на бок, но путы не давали это сделать. Привязывали всегда, что б чего не вышло.
– Они сейчас как зеркало, – девушка говорила нежно, оглаживая обострившиеся черты лица своего подопечного, – отражение друг друга: эволэк начнёт фразу, дитё закончит, она поранится, а он заплачет…
Киборга можно было поздравить. Странная, наполненная абстрактными ассоциациями людская речь, постепенно уживалась в её рациональном сознании.
– Я побуду с ними, вы не против? – Ольга задала вопрос, не подразумевающий ответа. – Уколы детям сделаю сама.
Она стремительно прошла в помещение «детской», быстро выполнив обещанное – обе летуньи вели себя у её на руках удивительно тихо, молча вытерпев неприятные процедуры, и киборг знала, в чём секрет. Они её узнали, в этом сомнения не было. Лесавесима, стоило Ольге прижать её к груди, сделала попытку забраться под свитер, но, поняв, что целиком не уместится («новорожденные» вышли на свет размером со взрослого кота, массой килограмм на девять!) решила довольствоваться малым, засунув под ворот голову. Хилья тут же запищала, требуя внимания и к себе, так что, пришлось брать на руки и её. Ольга задержалась, дожидаясь пока малышня уснёт.
Как только сон крепко сковал их разумы, киборг быстро уложила детей в люльки, естественно не имеющие ничего общего с тем, что обычно вкладывается в это понятие: нашпигованные сложным диагностическим оборудованием, они в режиме реального времени давали массу информации о состоянии живого существа, и снова ушла к эволэкам.
Те на пару активно шевелились, пытаясь освободиться от пут – дети уже не давили на их сознания, и парень с девушкой выглядели получше, в глазах не было мутной отрешённости от мира. Оба эволэка заулыбались, узнав посетителя.
– Как они? – Элан говорил едва слышно, постоянно сглатывая, ощущение было такое, будто в горло песка насыпали, но говорил.
– Всё хорошо, я их только что убаюкала, – ответила Ольга, расстегивая замки.
Ханнеле первой получила свободу, но попытка сесть закончилась таким головокружением и тошнотой, что пришлось снова лечь. Её лицо было белым, как простыня, желудок беспрерывно бунтовал, благо был пуст.
Элан чувствовал себя не намного лучше, но принять вертикальное положение сумел, и активно дышал, пока комната перед глазами не перестала напоминать каюту океанского лайнера, попавшего в жесточайший шторм.
Куратор наблюдала, не вмешиваясь. От глупости, то есть от попытки встать, её подопечный отказался, опытный уже, удовлетворившись тем, что босые ноги коснулись пола.
– Чувствуешь холод кафеля? – Ольга подошла ближе, считывая моторику сердца, следя за зрачками, кровяным давлением и прочим.
– Да, пол жутко холодный. – Эволэк поджал пальцы, снова распрямил, немного пошевелил ступнями.
Начинали всегда с малого. Всё-таки у дочерей строение скелета, а, соответственно, и работа мышц, иные, и молодым родителям ещё предстояло вспомнить, что такое человеческие движения.
Тут прорезался голос у Ханнеле:
– Мышцы болят, не могу…
Элан чуть заметно кивнул головой, скорее даже одними глазами попросил супругу хоть чем-то помочь девушке, прекрасно понимая её жалобу. У самого ощущение было такое, будто через каждую мало-мальски значимую мышцу, отвечающую за движение, протянули раскалённый прут.
– Это подарок оттуда, – прокомментировала Ольга, вкалывая обезболивающее. – Раньше эволэк сильно реагировал телом на происходящее в Океанесе только при пробоях, а теперь всё иначе.
Она внимательно оглядела обоих слушателей, но те были сосредоточены, рассеянности и в помине не было, и продолжила:
– Получен очень чистый канал связи, настолько чистый, что все движения Хильи и Лесавесимы передавались сюда, в наш мир, на протяжении всех ста семидесяти семи дней. Это хорошо, что физической подготовке эволэков уделяется серьёзное внимание, иначе вы бы просто не выдержали, но теперь придётся уделять ей ещё больше времени и сил.
До измученных сознаний мог не дойти смысл слов, но Якорь уже сказал своё веское слово, так что оба контактёра в один голос удивлённо переспросили:
– Сто семьдесят семь?!!
Ольга чуть склонила голову, с интересом наблюдая за ними. Ханнеле тут же села, забыв про недуг, таращась во все глаза на неё, а Элан вообще умудрился повернуться всем корпусом. Браво!
– Да, вы не ослышались. У Афалии по земному времени пять с половиной месяцев, примерно. Она вернулась первой почти три недели назад, потом Линара, восемь дней уже прошло. Она в соседней палате, если вдруг интересно. А теперь и ваш черёд.
Куратор глубокомысленно посмотрела на ручные часы.
– Вы всплыли почти двое суток назад, и всё это время были без сознания… в некотором смысле…
– А Надя? – с тревогой спросила Ханнеле. – Она там ещё?
Девушка-киборг утвердительно кивнула.
– Попытаемся вытащить её сегодня, уже назрело, – и, помолчав, добавила, – Это рекордная продолжительность погружения, даже Афалия перекрыла все доселе известные сроки.
Элан ещё не до конца верил в услышанное. Выдавать нужду за доблесть – дело не из благих. Ведь столь серьёзное продление контакта – шаг абсолютно вынужденный, но рекорд оставался рекордом, особенно учитывая их вполне сносное состояние. Якорь сильно замедлил выход из Реки, но сделал его менее травматичным для психики – это уже факт, и факт, имеющий решающее значение!
Парень вздрогнул, поняв и ещё кое-что важное: родители уже должны вернуться из испытательного полёта! А ведь дал слово позвонить, как только сможет! Он принялся судорожно шарить по тумбочке, стоящей у кровати, не находя в ящиках того, что искал. Ольга, поняв его намерение, тут же подошла и, прервав безуспешные поиски, подала телефон.
Элан трясущимися пальцами набрал абонента, секунду поразмыслив, кому позвонить первому, решил – отцу, он крепкий малый. Несмотря на поздний час, была практически середина ночи, вызов приняли тут же.
– Здравствуй, батя, – голос предательски дрожал.
– С возвращением, сынок.
С головой всё же происходили странные вещи. Вроде говоришь в трубку, а ответ слышится не только из неё. Парень помотал головой, но в следующий миг резко повернулся, выронив телефон от неожиданности – все трое, отец, мать и дед, стояли в дверях. На лицах улыбки, в глазах слёзы радости.
После секундного замешательства эволэк сделал попытку встать, это даже почти получилось – его подхватили сильные мужские руки, не дав упасть, и следующие минуты не удержались в памяти… Его жали в объятиях, что-то беспрестанно говорили, а он только мычал как бычок, от нахлынувших чувств заплетался язык. Плакали, не стесняясь, все. Ханнеле тоже попала в оборот, будто была родной дочерью, и Екатерина Вячеславовна ей материнского тепла подарила не меньше, чем собственному сыну (Элан и не заметил, как их усадили на одну кровать).
Постепенно разум стал вырывать из сумятицы отдельные фразы.
– Ну, внучата, – и дед говорил обо всех, также не деля детей на своих и чужих, – вы и перепугали нас, стариков! Уже было подумали, что и не вернётесь вовсе.
Девушка ответила честно:
– Там очень хорошо, – она говорила сквозь слёзы, – ветер, крылья за спиной… А тут?..
Это безумно тяжело – помнить сразу несколько жизней, ярких, незабываемых, ни один эволэк и злейшему врагу не пожелает такой муки. Помнить всё. Просыпаться каждое утро в сладостном ожидании нового полёта, чувствовать, как расправляются огромные сильные крылья, ловя потоки свежего утреннего ветра. По одному только запаху знать, откуда пришли облака: с Севера или Юга, с моря, или они уже проделали долгий путь над сушей, коснулись ли невесомые громады на своём пути гор, впитав запахи лесов, альпийский лугов, холод льда, что сковал вершины, или скользили над полями, принеся с собой дух некошеных хлебов. Тебя переполняет радость – наступил новый день, и ты готов отправиться хоть за тридевять земель, и везде тебя ждут необъятные просторы, невероятная, пьянящая свобода…
А в следующую секунду твои мышцы сводит судорога, и ты обнаруживаешь под собой вместо ставшей привычной скалы, давшей ночлег и опору, пропитавшуюся за ночь собственной вонью смятую постель. В мозг будто какой-то садист вколачивает один гвоздь за другим, тебя тошнит, от подушки пахнет желчью так, что выворачивает наизнанку снова и снова, хотя уже просто нечем рвать. Тебя трясёт, как в лихорадке, да тебя и так лихорадит! Каждое движение – адская боль, не дающая забыть, как ты жалок и беспомощен в реальности…
В учебниках это мягко и тактично описывается как период реабилитации. Элан усмехнулся. В этой паре слов нет и тени душевных страдании, через которые приходится пройти, чтобы однажды замириться с самим собой, сказать себе: всё хорошо, тебе есть ради чего жить дальше, и может, в следующей жизни, Небеса сжалятся и подарят тебе новые крылья, взамен тех, что ты оставил в Великой Реке…
Элан и Ханнеле рыдали друг у друга на плечах, а родня успокаивала, как могла, убитых горем детей…
* * *
Пациенты усиленно притворялись спящими. Дыхание ровное, мышцы расслаблены. Они уже почти не болят, да и кости не ломит как прежде – время медленно, но залечивает раны, да и врачи не дремлют. Они специально отказываются принимать обезболивающие препараты днём, ведь нельзя колоть всё время, зато ночью наступает сладостная минута, когда боль отступает, и уставший от дневных мук разум стремительно проваливается в сон.
Как хочется спать! Сквозь одолевающую дрёму, как сквозь вуаль, видишь медиков, что-то записывающих в толстые тома историй болезни двух человек, а потом почти неслышно удаляющихся из палаты, потушив свет. Предательская тишина и тьма, нарушаемые только шёпотом кондиционированного воздуха да неяркими точками лампочек аппаратуры, как змий-искуситель нашёптывают на ухо колыбельную. Сознание каждую секунду уплывает, не желая бороться ни за что на свете, требуя покоя.
Главное не отключаться, только бы не поддаться убаюкивающему спокойствию опустевшей палаты! Ну почему никого нет?! Где все старосты, весь день заходящие в гости, а сейчас запропастившиеся невесть куда? Почему молчит телефон, ещё несколько часов назад непрерывно требовавший внимания от хозяина? Где персонал, своим мельканием перед глазами доводящий до плохо скрываемого раздражения? Молчит даже телевизор, не рассказывая об очередных достижениях тружеников. Увидеть бы сейчас репортаж со сталелитейного завода, где огромным коллективом чествуют уходящего на заслуженную пенсию ветерана, или суровое лицо капитана, уверенно ведущего гружёное судно через коварные проливы островов Водопьянова, где можно вспороть брюхо о подводные скалы, а через полсотни миль оказаться над бездонной пропастью с глубинами до девяти километров!
Нет, тихо, как в танке после взрыва. Главное не уснуть… хотя бы одному…
Элан дёрнулся в очередной раз. Непроизвольное сокращение мышц ног толчком выбросило его из уже одолевшего было сна. Без полутора часов полночь. Пора.
Он осторожно сел, сердце протестующее забилось, предостерегая от резких движений.
– Ханнеле!
Элан так тихо позвал, что последние звуки почти не были слышны, и вместо имени в комнате прозвучало резкое «ха» с протяжной гласной, будто какой-то астматик сделал последний в своей жизни выдох.
Девушка тут же поднялась, едва разлепив веки. Уснула. Как ни боролись они, как ни было сильно их желание, а удрать из палаты в назначенное время не получалось почти никогда – то один заснёт, то вторую тормошить приходится, а то оба сразу засопят, так что поход откладывается, пока кто-нибудь не проснётся и не разбудит товарища. Дальше начиналось самое интересное…
Оба с кроватей аккуратно сползли на пол, встав на четвереньки, и, мелко семеня конечностями, двинулись к выходу – ходить нормально пока не очень получалось. Из открытой двери в коридор высунулись две взлохмаченные головы, опасливо озираясь, но в поздний час никого и тут не было. Ещё активней работая руками и ногами, эволэки заскользили по полу, но за поворотом резко остановились – то ли идущий, то ли ползущий первым Элан нос к носу столкнулся с Аммой, причём та так же стояла на четвереньках.
– Куда собрались, инвалиды первой группы? – глухо осведомилась она.
Электронная бестия, конечно же, была в курсе их ночных похождений, и оставлять сие безобразие без внимания не могла, но и парочка была не лыком шита.
– Можно подумать, ты не знаешь! – прошипела в полголоса Ханнеле.
– Что, ещё в туалет сама сходить не можешь, а уже зачесалось? – передразнила та в ответ.
– Да, зачесалось! – вступился Элан.
Их взгляды встретились, сверля друг друга, но в следующий миг девочка-призрак сменила гнев на милость, и на её личике появилась хитренькая улыбочка:
– Ладно, только, чур, я присутствую!
– Ну, ладно, – нехотя, но хором, согласились эволэки.
– За мной! – тихо скомандовала Амма.
Теперь уже колонна из трёх «многоножек» продолжила путь. Чудо в розовом устроило настоящую игру в прятки. Коридоры института были не настолько пусты, как хотелось бы, и им приходилось всё время избегать нежелательных встреч, прячась за кадками с декоративными деревьями, ныряя в подсобные помещения, дожидаясь у запертой двери ухода очередного полуночника, бредущего куда-то по неотложным делам, чтобы через минуту стремглав заскользить по полу дальше. Получалось довольно весело – Амма контролировала все перемещения внутри института, и легко прокладывала безопасный маршрут, так что минут через пятнадцать, сбив чуть ли не в кровь колени, эволэки оказались у заветной двери.
– Заскакиваем на три, – прошептала Амма. – Раз, два, три!
Дверь, повинуясь команде, распахнулась на миг, и Элан с Ханнеле броском ринулись вперёд, словно это был не вход в детскую, а амбразура ДОТа, поливающая свинцовым дождём залёгших бойцов. Но они не были героями, идущими на жертвенный подвиг, а навстречу им метнулись не пули, а пара крылатых созданий. Они ждали. Более того, они точно знали момент, когда их родители после трудного пути оказались под дверью, хотя плотная изоляция не пропускала ни звуки, ни запахи.
Ханнеле на лету выхватила из воздуха своё чадо, закружившись на месте, а Элан опрокинулся на спину – Лесавесима вцепилась ему в грудь, уткнувшись мордочкой в шею, а он тискал её в объятиях. Дети были в восторге, радостно пища, а девушка и парень так же не скрывали чувств от долгожданной встречи, хотя прошлая была меньше десяти часов назад.
Амма закрыла дверь в тот же миг, когда эволэки покинули коридор, и короткая вспышка света, ударившая из комнаты, не встревожила дежурного врача – тот попросту её не заметил, и теперь ненавязчиво наблюдала за происходящим.
