Счастье как птица: то сидит себе на веточке и смотрит вокруг, а то набирает силу и, распахивая свои прекрасные крылья, отправляется в полет. Внутри аж вихрь проносится, наполняя и окружающее пространство свежестью, радостью. Улыбка озаряет лицо. Сияние глаз согревает других. Вилино сердце трепетало от любви к самому лучшему из мужчин.
Сидя за партой, девушка любовалась открывающимся в окне видом. Солнце яркими лучами заглядывало в каждую щель, объявляя конец зиме. Окружающая природа просыпалась от долгой спячки. На деревьях проблескивали зеленые почки, украшая весенний пейзаж. На одной из веток ссорились вороны, зло каркали друг на друга, пытаясь вырвать фантик из клюва соперника. Девушка уже практически сорвалась с места, готовая высунуться из приоткрытого окна и погрозить не успокаивающимся птицам пальцем, однако вовремя вспомнила о лекции, тянувшейся бесконечно долго и до невозможности скучной. Не то, что у него! Их молодой профессор был самым-самым-самым…
Впервые она увидела его около расписания три месяца назад. Он внимательно, чуть сощурив глаза за модной оправой, искал свою пару. Студентки старших курсов игриво посматривали на него, однако профессор делал вид, что не замечает их кокетства, и каждый раз отвечал глубоким серьезным голосом, не сводя взгляда с расписания. Именно тембр его голоса и отозвался в ее сердце, которое застучало, словно, она пробежала длинную дистанцию. Девушка украдкой следила взглядом за ним, пытаясь определить, кто он и будет ли преподавать на их курсе. Его палец остановился на лекции для ее группы. Вила даже закашляла от напряжения. Мужской взгляд скользнул по неуклюжей фигурке и равнодушно поспешил дальше.
Не смотря на свои девятнадцать, она действительно выглядела угловатым подростком. Она считала, что высокий рост и худоба любое платье или юбку уродовали на ней, поэтому носила исключительно джинсы и кроссовки. Зимой единственной приемлемой для нее обувью являлись ковбойские ботинки. Порой в автобусе или в магазине к ней обращались «молодой человек», но стоило только снять кепку или шапку, как становилось понятно, что перед ними именно девушка. Волна длинных пепельных волос рассыпалась по плечам. Вилу раздражала их не гармоничность с ее обычной одеждой. Она заплетала конский хвост, или тугую косу, или прятала под головной убор. Сейчас волосы были собраны в пучок. Челку она не носила принципиально, потому что с ней лицо приобретало какую-то наивность, подчеркивая пухлые губы и большие карие глаза. «Блондинка с темными глазами – просто насмешка судьбы», – с горечью часто думала Вила.
Вот и он тоже не обратил на нее никакого внимания. Девушка тяжело вздохнула и, ссутулившись еще больше, засеменила за ним, боясь опоздать на пару.
Все лекции она восторженно слушала, отмечая каждый его жест, смену выражения лица. Он рассказывал с юмором, приводя жизненные примеры, чем располагал к себе студенческую аудиторию. Изучение строительных материалов перестало быть нудным. Многие старались подготовиться к семинарам как можно лучше, лишь бы поразить молодого профессора, заслужить его похвалу, особенно это касалось студенток. Вила за время семестра прочитала столько, что теперь наверняка могла соперничать с некоторыми преподавателями. Однако на семинарах так ни разу и не решилась поднять руку. Каждое занятие она ждала, что вот сейчас он остановит на ней свой ясно голубой взгляд и вызовет к доске. Однако ее ждало разочарование – выступали только инициативные, и им же доставались его улыбки и похвалы.
Девушка любовалась его правильными чертами лица. В детстве ей часто рассказывали о коммунистах, которые совершали подвиги, вели за собой отряды, спасали родину. Они представлялись ей именно такими. Прямой нос и четко очерченные тонкие губы, острый взгляд и лоб с вертикальной морщинкой внушали доверие и спокойствие. Такой человек обязательно справиться. За широкими плечами так и хотелось спрятаться. Как говориться за мужчиной, как за каменной стеной.
Первый раз они встретились взглядом на экзамене. Вила специально подстроила так, чтобы сдавать последней. Девушка всю ночь представляла, как они вдвоем остаются в огромной аудитории и профессор останавливает свой внимательный взгляд на ней и влюбляется, потому что по-другому быть не может. Если она так восхищена им, то и он должен почувствовать притяжение. Девушка наивно верила в две половинки, которые гуляют по свету, рано или поздно встречаются и живут долго и счастливо. А этот мужчина был ее второй частью, как инь и ян.
Студенты постепенно покидали аудиторию, кто-то с разочарованием, кто-то радостно потряхивая зачеткой. Вила все ждала, ссылаясь на страх и пропуская остальных. И вот настал ответственный момент. Она тихо зашла, осторожно прикрыв за собой дверь. Профессор устало сидел за столом, облокотившись на левую руку. Он раздраженно спросил, не поднимая глаз:
– Последняя?
Голос вначале подвел ее и не издал ни звука. Она откашлялась, чем вызвала удивление у сидящих:
– Да.
Профессор указал на лежащие билеты. Вила дрожащими руками вытянула бумажку:
– Билет номер тринадцать.
– Повезло вам, – усмехнулся преподаватель, аккуратным почерком записывая услышанный номер.
Вила на негнущихся ногах двинулась к свободной парте. Она села и расправила помятый листочек, видимо, пока несла, от волнения сжала в кулаке. Билет был самым лучшим из всех. Девушка знала его в совершенстве не только с точки зрения теории, но и практики. Отец подруги только недавно постелил новый кровельный материал, а до этого они практически месяц потратили на выбор нужного, обсуждение всех плюсов и минусов. Вила даже немного расслабилась. Она быстро написала ответ и загляделась на надписи на парте. Окон в аудитории, к сожалению, не было, поэтому любимое занятие оказалось неосуществимым. Однако различные студенческие послания от «хочу есть» до признаний в любви оказались не менее интересными. Она то улыбалась, то хмурилась, то грустно перечитывала.
В аудитории раздалось нарочито громкое покашливание. Вила встрепенулась и взволнованно огляделась: все студенты разошлись. Ее мечта сбылась.
– Виолетта Рябцева, вы готовы отвечать? – насмешливо спросил он.
Девушка наконец-то поймала взгляд чуть прищуренных глаз. Она словно загипнотизировала его, не давая сорваться. Вила тихо шла между парт, неспешно села, не отпуская взгляд ни на секунду. Речь лилась, словно вода в ручейке журчала, тихо и плавно. Ее саму удивляло все происходящее.
– Александр Васильевич, можно переходить ко второму вопросу? – с улыбкой спросила она.
– Да, – хрипловато ответил он. Ему казалось странным, что на семинаре ни разу не заметил прекрасных карих глаз на милом девичьем личике. Перед тем, как поставить оценку в зачетку, профессор еще раз проверил ее посещаемость – ни одного пропуска. Он нетвердой рукой вывел пятерку.
– Вот, держите, – преподаватель протянул зачетную книжку. Вила осторожно взяла. В тот момент, как их руки соприкоснулись, оба почувствовали мощный разряд тока. – Вы, наверное, проголодались, пока ждали? – не своим голосом произнес мужчина. Он, который никогда не имел дело со студентками и не уважал коллег, заводящих с ними романы, приглашал наивную девчонку в кафе. Хорошо, хоть экзамен позади, а то еще решит ради оценки под него лечь.
Вила кивнула и последовала за ним. Ее мечта сбывалась. Он влюблен! Девушка шла следом за ним, соблюдая дистанцию. Его широкая спина так и манила к себе. Она мысленно прикасалась к ней, целовала, пряталась. «Настоящий мужчина», – вновь и вновь повторяла Вила про себя избитую фразу.
Александр шел не спеша, периодически поворачиваясь, чтобы проверить реальность происходящего. Она следовала за ним и улыбалась. Как же быть? Что делать? Он как юнец нервничал на первом свидании. Оказавшись в любимом кафе, профессор успокоился. С ней было так естественно и спокойно. Ее большие карие глаза источали восхищение и интерес. Его словно подменили. Он не красовался, как обычно перед женщинами, а рассказывал искренне о своем детстве.
– Ты знаешь, я всегда предпочитал женское общество, быть в центре их внимания и в то же время игнорировать его, как делала моя мать по отношению ко мне. Мне все детство твердили, что она заболела из-за меня, стала инвалидом. А я боялся подойти к ней, чтобы не сделать еще хуже. Мама же никогда не звала меня, а только мою сестру. У них были общие секреты, темы для разговоров. А маленький мальчик сидел за стеной и завидовал, кусая губы до крови, – Александр вновь взъерошил и без того растрепанную шевелюру. – И вообще, зачем я тебе все рассказываю. Мы не для этого пришли. Выпьешь что-нибудь?
Он обаятельно улыбнулся, словно и не было только что откровенных признаний. Вила смутился. Ее душа так и рвалась к нему посочувствовать и согреть сердце маленького мальчика. Он резко поменялся. Карие глаза растерянно смотрели на него.
– Честно говоря, я никогда не пила ничего крепче кофе…
Ясно голубые глаза удивленно взирали на нее.
– Первый раз встречаю девушку, никогда не пробовавшую алкоголь. Надо же когда-то начинать, – произнес он двусмысленную фразу и подмигнул ей.
Вила почувствовала, что краснеет. Одной своей частью она ощущала скованность и желание уйти, а другая словно очнулась от долгого сна и манила к приключениям. Девушка с интересом разглядывала обстановку кафе, сидящих за столиками людей. Одни просто обедали, не обращая внимания ни на что, кроме пищи. Сидящие за другим столиком подружки весело хихикали, строя глазки таким же молодым парням. По соседству с ними выясняли отношения мужчина и женщина. Она умоляла и плакала, а он резко и категорично отвечал на все ее стенания. Вила с грустью посмотрела на них. Неужели и ей в жизни придется когда-нибудь унижаться перед мужчиной? «Нет», – поклялась она себе. В этот момент ее нежно погладили по руке. Вила тут же забыла обо всем и взглянула на своего возлюбленного.
– О чем же ты задумалась, Виолетта? – спросил Александр, поднося ее пальцы к губам.
Девушка облизнула вдруг пересохшие губы и попыталась ответить, но так и не смогла издать ни звука. В этот момент к столику подошел официант и принес заказ. Она тут же опустила взгляд на тарелку и, осторожно высвободив руку, схватила вилку и нож. Бифштекс отказывался поддаваться, отчего Вила нервничала еще больше.
– Виолетта, давайте выпьем за ваш успешно сданный экзамен! – предложил профессор, протягивая ей бокал белого вина.
− Вила, − тихо поправила она. С детства ее звали именно так.
Александр кивнул. Девушка, нервничая, сделала глоток. Прохладное вино оказалось достаточно приятным на вкус. Она отпила еще и еще, пока бокал не оказался пустым. По телу потекла теплая волна, расслабляя напряженные мышцы. Бифштекс, словно почувствовав произошедшие в ней изменения, легко поддался столовым приборам. Александр наполнял пустеющий бокал вновь и вновь. Вила чувствовала, что пьянеет. Язык уже с трудом слушался ее.
Мужчина задавал ей вопросы о личной жизни, о каких-то сокровенных для нее вещах, а она рассказывала, ничего не скрывая. Это поражало ее все больше и больше.
– У тебя раньше были мужчины? – вдруг поинтересовался он.
С ее губ уже готов был слететь отрицательный ответ, но в этот момент девушка почувствовала сильное головокружение. Зал кафе поплыл у нее перед глазами, грозя перевернуться. Кто-то подхватил ее на руки и понес к выходу. Больше она ничего не помнила.
Александр смотрел на лежащую на диване девушку. Хорошо, что мама была в отъезде на даче, иначе пришлось бы долго объяснять, почему в их квартире появилась пьяная малолетка. Виолетта выглядела таким угловатым подростком. Она его привлекала. Никогда еще он не встречал блондинок с такими выразительными карими глазами. А ее неопытность просто покорили его. Неужели в современном мире еще сохранились девушки, которые в девятнадцать лет ни разу не пробовали алкоголя и не спали с мужчинами? Ему нужна именно такая. Да и она, вроде, не против. Александр оценивающим взглядом пробежался по ее фигурке, сжавшейся под пледом.
Вила зашевелилась и попыталась открыть глаза. Яркий свет ослепил ее, и она вновь сомкнула веки. Голова болела ужасно. Память медленно возвращалась. Никогда еще не чувствовала себя такой глупой и гадкой. Как можно столько выпить? А наговорить о себе столько всего сокровенного? Только что в любви признаваться не кинулась! Или кинулась?..
Вила с болезненным стоном открыла глаза и увидела Александра, сидящего рядом с ней. Он сочувственно улыбнулся и протянул ей воду и таблетку. Девушка, словно загипнотизированная все выпила и съела, а затем резко поднялась, желая как можно быстрее сбежать отсюда. Перед глазами комната тут же поплыла. Она почувствовала, что падает. Сильные руки подхватили ее слабое тело и вновь опустили на диван.
Непрошеные слезы потекли по щекам, отказываясь повиноваться приказам хозяйки. Вила отвернулась к спинке и закрыла ладонями лицо. Александр легко коснулся ее спины и ласково прошептал:
– Не переживай, голова сейчас пройдет. А похмелье у всех когда-то бывает впервые. Главное, чтобы в будущем ты не превышала своей нормы.
Он провел рукой по ее волосам, наслаждаясь их густотой и мягкостью. Вила почувствовала, как при его прикосновении кожа начинает гореть и по телу растекается приятное тепло.
– Я больше никогда… никогда даже не подойду к спиртному, – причитала она, шмыгая носом.
– Какая же ты у меня еще маленькая… – прошептал мужчина.
В этом высказывании ее поразили два слова – «у меня». Значит, она ему небезразлична, даже после произошедшего. Вила почувствовала себя уже намного лучше и даже смогла улыбнуться, однако последующее «маленькая» вновь вывело ее из равновесия.
– Я не маленькая! – запальчиво ответила она. – Я уже взрослая женщина.
В этот момент взгляд голубых глаз стал острым и проницательным. Он пытался проникнуть внутрь ее естества и найти там ответ на понятный только ему вопрос. Вила съежилась под одеялом, а затем вдруг скинула ноги вниз и медленно встала, задрав нос кверху. Шатаясь, она двинулась вдоль стены коридора. Найдя ванную, девушка зашла, громко хлопнув дверью. Раздавшийся грохот пророкотал в ее больной голове неоднократным эхом. Она закрыла руками уши и завыла от усиливающейся боли.
Александр снисходительно посмотрел на ее детскую выходку. Теперь он был на сто процентов уверен в ее девственности. Ему суждено стать ее первым мужчиной, ее учителем на уроках любви. Он просмаковал эту тонкую и красивую мысль. С этой девочкой Александр начинал чувствовать себя поэтом, мудрецом, способным одарить знанием наивную душу. В его голове уже созрел образ будущей жены. Из Вилы ему удастся его слепить. А, значит, он сможет осчастливить трех человек: себя, маму и ее.
Мужчина приготовил легкий завтрак для нее, акцентируя внимание на любимые им блюда: яйца нравятся только сваренные вкрутую, колбаса должна быть обязательно пожарена, а хлеб свежим. Вила, умывшись и причесавшись, чувствовала себя намного увереннее. Лекарство начало действовать, что моментально сказалось на аппетите. Она поглощала предложенные ей продукты и с замиранием сердца слушала о предпочитаемом им завтраке. Если Александр Васильевич (пока даже в мыслях она его продолжала называть по имени−отчеству) рассказывает ей все это, значит, он хочет продолжить с ней отношения. Вила брала протянутые ей бутерброды и медленно все пережевывала. Чувство сытости отказывалось о себе заявлять, подавленное усиливающимся волнением.
– Александр, э-э-э, Васильевич, э-э-э… – Вила промямлила что-то непонятное. Язык не слушался, а мозг отказывался четко формулировать мысль.
Мужчина взял ее ладонь в свои и поднес к губам:
– Ты согласна стать моей девушкой?
– Да, – выдохнула она.
Красивая любовь – наверное, именно так она бы обозначила первый месяц их отношений. Он постоянно дарил ей какие-то мелкие сувенирчики типа сердечек, ангелочков, шкатулочек, сопровождая стихами или интересными цитатами. Девчонки в общежитии завидовали, часто переспрашивали, что и как он сказал, а затем нашептывали своим ухажерам. А Вила приходила со свидания, падала на кровать и мечтательно улыбалась. Какая же она все-таки счастливая! Самый лучший в мире мужчина любит ее! Ни разу за все это время он не пригласил ее домой, ни сделал намека на сексуальные отношения. Они гуляли по набережной, взявшись за руки, или сидели, обнявшись в парке на скамейке. Александр был интересным собеседником. Темы для разговора выбирались легкие, позитивные. Не было больше болезненных признаний, острых вопросов. Они словно кружились в вальсе любви, наполненные чистотой и гармонией отношений.
Первый конфликт состоялся ровно через месяц. Вила решила отпраздновать эту дату и приготовила ужин. Девчонки-соседки разъехались после сданной сессии, и она оставалась полновластной хозяйкой комнаты. Слушая о свиданиях подруг, девушка начала подмечать, что в их отношениях не хватает страсти. Втайне от всех, она зашла в интернет и прочитала, как можно завлечь мужчину в постель. Вила заправила на кровати чистое белье. Сама же одела купленную на рынке красную комбинацию, а сверху неизменные джинсы и длинную приталенную тунику. Ей так и не удалось заставить себя нарядиться в платье или юбку. Проведя около часа в магазине и, примерив их бесчисленное количество, она вновь пришла к неутешительному выводу – лучше джинсов для нее одежды нет. Вила красиво накрыла стол, достала свечи и приготовила спички. Присев напоследок на кровать, девушка удовлетворенно вздохнула.
Александр подарил ей букет пионов и поцеловал в щеку, поздравляя с первой датой их отношений. Вила шла рядом с ним, слушала и кивала. Ей все никак не доставало решительности пригласить его к себе, найти нужный предлог. Она напряженно следила за надвигающимися тучами и умоляла их разразиться ливнем. Тогда прячась от дождя, они забегут в ее комнату просушиться и погреться, а дальше… Девушка даже не успела додумать, что же будет дальше, как черная туча грозно предупредила о надвигающейся грозе и бросила на землю первые одинокие крупные капли. Вила обрадовалась им и хотела уже крикнуть небу «спасибо», но вовремя оценила ситуацию. Она схватила Александра за руку и потащила в сторону общежития, однако тот даже не шевельнулся:
– Ты куда? – недоуменно поинтересовался он. Красиво очерченный лоб пересекла напряженная морщинка.
– Ко мне в гости… Спрячемся от дождя, – весело предложила Вила, продолжая тянуть его за руку.
– В этот гадюшник? – брезгливо спросил мужчина.
Девушка остановилась как вкопанная. Руки по-прежнему сжимали его ладонь. Глаза наливались слезами, но она старалась их сдержать. Туча, словно уловив ее настроение, разразилась ливнем с градом. Мелкие градинки больно били по лицу и рукам. Одежда промокла насквозь, а они продолжали стоять и смотреть друг на друга. Она словно увидела его впервые, отметила недовольный взгляд и скривленные от раздражения губы. Он же понимал, какой промах сейчас совершил, но заставить себя войти внутрь общежития не мог. Культурным интеллектуалам там делать нечего – это было усвоено им с детства. Ему никак не удавалось придумать что-нибудь в свое оправдание, поэтому Александр поцеловал ее в щеку и ушел.
Вила стояла посреди улицы и плакала. Теперь не нужно было стыдиться своих слез. Дождь капал на лицо и смывал следы косметики с глаз, размазывая их по щекам. Девушка медленно дошла до комнаты и, не снимая мокрой одежды, упала на свежезаправленную кровать. Прорыдала она не менее часа. А затем вдруг заснула. Сесть на кровати среди ночи ее заставил одновременные озноб и жар в теле. С трудом девушка переоделась в теплый спортивный костюм и свалилась на кровать соседки. Стелить белье сил уже не было, поэтому пришлось укрываться простым шерстяным одеялом и спать на грязном матрасе.
Утром Вила собрала тихонько вещи, не переставая шмыгать носом, и отправилась на вокзал. Электричка, громыхая, остановилась на первом пути. Девушка обвела грустным взглядом привокзальную площадь. Вокруг нее словно собрался сгусток тоски: кто-то расставался, не переставая целоваться, кто-то без конца подносил платок к глазам, кто-то, едва сдерживая слезы, махал рукой и шептал прощальные слова. Ее никто не провожал, да, если быть честной, и впереди никто не ждал. Вила задрожала от жалости к себе, своей никчемной жизни. В электричку ее внесла толпа спешащих куда-то людей. Она тихонька села у окна. Люди постоянно перемещались то в одном направлении, то в другом. Вокруг раздавались споры, шум переносимых вещей, тихое журчание разговора, а затем вдруг тишина, нарушаемая только незакрывающейся дверью вагона и стуком колес. Жизнь вокруг текла своей чередой, и конец света не наступал, а у Вилы было ощущение, что ее сейчас разорвет от боли и обиды. Мужчина, рядом с которым она чувствовала себя любимой, красивой, считал ее «гадюшницей». В голове вновь и вновь всплывала сцена их расставания. Соленые слезы катились из глаз. Сменяющие друг друга пейзажи и равномерное покачивание вагона постепенно успокаивали ее.
Вечером Вила прибыла в деревню. Мать сурово взглянула на нее и, не обнаружив сумки с продуктами и пачки денег, отвернулась:
– Еще один рот кормить, – только и пробурчала она.
Девушка даже не обиделась на такой прием. С детства она видела, как тяжело матери приходится. Женщина тащила на себе всю семью. Муж не работал, пил, часто пропадал, а ей надо было накормить шестерых детей-погодок. Вила даже помнила, как в детстве соседка позвала ее на почту к телефону, шепча, чтобы только мать не услышала:
– Папка звонит, тебя хочет услышать.
Девочка судорожно схватила трубку и заплакала:
– Папа вернись. Мама плачет…
Что ответил отец, она помнила дословно. Такого количества нецензурной речи она даже дома от него не слышала. Ее слезы высыхали, а обида в душе разрасталась. Чем старше она становилась, тем презрение к отцу все больше укреплялось, а желание выбраться из ада скандалов и бедности росло. После окончания школы подружка предложила уехать в город и поступить в университет. Там и общагу дадут, и стипендию будут выплачивать. Так они и сделали. Правда, Аня учится в педагогическом, а она на инженерном.
Вила лежала на печке и размышляла, зачем приехала сюда. Братья относились к ней, как к пустому месту. Рано утром они разбрелись: кто на охоту, кто на пьянку, кто на сенокос. Для них она была предателем, уехавшим в город и оставившим семью. Отец даже не поглядел в ее сторону. Мать на завтрак предложила только стакан молока и хмуро поинтересовалась:
– Надолго?
Вила ответила честно:
– До конца лета.
– Значит, пойдешь работать, – заключила женщина. В свои сорок пять она выглядела старухой. Рано поседевшие волосы были собраны в пучок. Лицо испещрено морщинами. Жизнь поломала ее не только внутри, но и внешне. Спина клонилась к земле, отчего образовался горб. Она продолжала работать, следить за домом, но силы все чаще оставляли ее. Муж по-прежнему пил. Хорошо, хоть сыновья помогали, зарабатывали на хлеб. Однако лишней копейки в доме не было. А с мыслью, что дочь уехала и живет самостоятельно, она уже успела свыкнуться. Гостей в доме держать долго не принято, а тут почти два месяца. Пусть сама себя кормит!
Вилу соседка пристроила уборщицей в магазине. Мать даже обрадовалась. Теперь хоть все свежее будет приносить, а не как обычно им продают просроченные консервы и заплесневелые пряники. Вила старалась угодить родственникам в первые дни, но после очередных издевок и насмешек сдалась. В доме она проводила по возможности меньше времени, питаться стала или в магазине, или в одиночестве на природе.
Она тихо уходила на рассвете в сторону озера, невзирая на непогоду. Там ее ждали покой и умиротворение. Водная гладь стойко охраняла свою тишину. К воде можно было подобраться только с одного берега, окруженного плотной стеной деревьев, остальные были открытыми, но заболоченными. Не любило местное население это озеро. В деревне считали его проклятым. Мол, три дна в нем. На закате выходит оттуда водяной и забирает в свой водоворот развлекать. Живыми выходят только самые хитрые да смелые. Приезжие тоже редко заглядывали сюда, напуганные жуткими историями. Чаще рыбачить или купаться ходили на реку, проходящую с другой стороны деревни.
В то утро Вила натянула длинный светлый сарафан. Соседка за последнее время поправилась и не могла влезть в свой девичий гардероб. Со слезами на глазах она отдала Виле пару платьев, сарафан и юбку. Та приняла без особой радости. Думала, оставит потом дома у мамы. Все равно в городе ей не надеть одежду, уродующую и без того невзрачную фигуру. Вчера, отправившись вечером в лес, она упала и испачкала единственные оставшиеся чистыми брюки. Дома уже ночью она тщательно все выстирала, однако к утру одежда все равно осталась влажной. Вила чуть не заплакала от разочарования. Пришлось искать убранные на чердак вещи. Выбрав самый длинный наряд, девушка натянула его на себя. Намеренно она пробежала мимо зеркало. Уже сидя на берегу, Вила вспомнила, что забыла заплести волосы. Ее охватило такое отчаяние, что захотелось броситься в проклятое озеро. Вода поглотила бы все муки, сомнения. Девушка подошла к ровной синеве поближе, глядя вдаль. Вода с противоположной стороны чернела, словно, мрачная туча, затягивающая небо, а у ее берега она блестела словно зеркало. Вила забралась на большой камень, оказавшийся наполовину сухим. Добраться до него не составляло труда. Девушка раздраженно подняла подол сарафана и двинулась по направлению к камню. Дно здесь было чистое, песчаное и неглубокое. Вода доходила до колена. Трудности возникли при вскарабкивании на огромный валун. Длинный наряд продолжал доставлять неприятные хлопоты. Оказавшись наверху, она восхитилась отрывающимся видом. Опустив ноги вниз, девушка даже не обратила внимания на подол, скользнувший в воду. В синей глади отражалась русалка, выплывшая полюбоваться земной красотой. Длинные пепельные волосы рассыпались красивыми волнами по плечам. Светло-бежевый сарафан облегал, словно вторая кожа. В рассветной туманной дымке она казалась нереальной, появившейся из сказки. Вила, опираясь руками о камень, устремила свой взор на небо. Где-то там вдалеке остался Александр. Обида уже давно прошла, а вот тоска затягивала в свой водоворот, мешая дышать. Она уже выплакала все слезы, сидя на одиноком берегу, встречая и провожая солнце. Дождь гнал ее в дом, больно ударяя крупными каплями, а она словно в наказание заставляла себя сидеть и терпеть. Нельзя было тогда уезжать, лучше бы поговорила, стерпела. Подумаешь, к ней идти не захотел, можно в другом месте встречаться. А ей оказалось легче сбежать, чем посмотреть на ситуацию его глазами. Вила казнила себя за предательство по отношению к их любви. С каждым днем желание увидеть, почувствовать рядом становилось все нестерпимей, но вернуться сейчас в город было также невозможно, как превратиться в белоснежную птицу и улететь на небо. Она подняла руки, словно на самом деле хотела взмахнуть ими, как крыльями, и полететь. В этот момент раздался треск веток и мужской удивленный возглас. Вила обернулась на звук, не опуская рук. Человек пристально взглянул на нее, а затем бросился бежать в лес. Девушка оглянулась, однако ничего устрашающего так и не заметила. Решив не рисковать, она, подобрав намокший подол, двинулась к берегу. Скрывшись в тени сосен, Вила натянула мамины сандалии, спрятанные в кустах у берега, и потихоньку побрела в магазин. Все утро ее окружали мечты о полете. Как было бы здорово превратиться в голубку и повидать своего возлюбленного. Как он сейчас? Грустит ли о ней или забыл? Простил ли ее? Девушка механически прибиралась, помогала продавцу подавать товар, вытирала пыль, не замечая окружающих людей. Да и местное население привыкло к ее замкнутости и неприветливости.
Слух Вилы резануло слово «озеро». Очнувшись от своих мыслей, она прислушалась к рассказываемой истории.
– Поселился тут у меня хороший человек. Городской. При деньгах, – поясняла бабка. – Это он русалку-то видел.
– Выпил, наверное, вечером много, – оборвал ее мужик с вечно красным носом и пропитой физиономией.
– Он вообще не пьет, – продолжала причитать старушка. – Забыла я его про проклятое озеро предупредить. Думала, пойдет на речку рыбачить. А тут прибегает: глаза большие, рот перекошен. Мол, бабка, у вас тут нечистая сила водится. Я аж присела. Как же это так-то… А он как про озеро-то сказал, я тут и смекнула – водяного увидел.
Народ тут же загудел, вспоминая прошлые истории, утопших. Бабка же, понимая, что внимание к своей персоне теряет, запричитала еще громче:
– А он говорит, нет, мать, русалка там была. Как тебя, говорит, вот также близко видел. Вначале испугался, в лес побежал, а затем вернулся, а ее и след простыл. Сама, говорит, подумай, смогла бы обычная девушка так быстро исчезнуть.
Люди охали и ахали, слушая необычную историю, а старушка рассказывала ее вновь и вновь, наполняя все новыми и новыми подробностями. Ближе к вечеру выяснилось, что из озера шли навстречу мужчине водяной и русалка, державшись за руки. И теперь от обиды они будут всех в свои сети заманивать. Вила слушала эти истории и улыбалась. Ее озеро не могло быть проклятым. Спокойная водная гладь так и дышала умиротворением. Водяные лилии наполняли ее красотой. Легкое поскрипывание сосен и стрекотание кузнечиков, словно песня, звучали на берегу. И откуда на озере могла взяться русалка? Она же утром сидела на камне и никого не видела, кроме… Кроме мужчины! Вила даже остановилась от пришедшей на ум догадки. Значит, она – Вила – и есть та самая русалка! Вот бы народ посмеялся, узнай об этом! Но как она сможет объяснить всем, что делала в предрассветный час одна на озере, которое все считают проклятым. Уж лучше пусть все верят в русалку. Мужчина, скорее всего, сейчас умчится в город, если уже этого не сделал, а ее тайна останется нераскрытой.
Вила вновь прыснула в кулачок. Кем ее только не называли, но русалкой?!
За неделю до отъезда все чувства обострились. Находиться дома становилось невозможно: все раздражало, хотелось куда-то бежать. Даже сидение на берегу озера не приносило больше удовольствия. Водная гладь молчала. А у нее внутри все бурлило от переполнявших сомнений: встретятся – не встретятся, любит – не любит, обрадуется – отвернется. Напряжение в теле становилось нестерпимым. Из магазина она уже уволилась, часть заработанных денег отдав матери, а вторую оставив на оплату общежития. Свободное время теперь нужно было чем-то заполнять. К хозяйству мать ее не допускала, мол, городская стала, неумеха. Оставался только лес. Она подолгу бродила там, надеясь на успокоение, но связь с природой потерялась. Если в начале своего приезда каждая веточка словно поднималась, давая ей пройти, камни лежали на обочине тропинки, орлы и ястребы кружили высоко в небе, то теперь Вила не могла пройти не споткнувшись, то об камень, то об корень, то об неизвестно откуда взявшееся бревно. Ветки больно хлестали по лицу. А птицы летали низко, словно хотели клюнуть в голову. Девушка убегала от них в лесную чащу и ждала, пока небо будет чистым. Лес хотел ее о чем-то предупредить, но она не желала воспринимать ничего. Сердито отталкивая непослушные ветки, Вила злилась еще сильнее: на себя, на окружающих, на природу. Только он один оказался неприкосновенным. Александр был окружен ореолом очарования. Только она одна никак не могла себя представить продолжением этой гармонии, его половинкой. И от того слезы лились по щекам. Силы покидали ее. Тело опускалось на траву, сотрясаемое рыданиями. Как можно было требовать от него любви, если сама она не верила, что может быть желанной.