Loe raamatut: «Сжигая мосты», lehekülg 17
Глава 22
Отъезд Власова в Китай никак не повлиял на течение нашей размеренной жизни. Я тратила каждую свободную минуту на чтение книг по выбранным предметам, продолжала работать в кафе и наслаждаться своим счастьем с Сергеем. К моему удивлению, даже сентябрьский листопад не придавал мне уныния, как это бывало раньше, напротив, я могла с умилением наблюдать за изменениями, происходящими в природе, радуясь разнообразной палитре красок, расстелившейся за окном. Солнце, хоть и не так энергично, но всё ещё грело, даря свою энергию земле, освещая своими лучами золото и багрянец листвы, заставляя их переливаться разнообразными огненными оттенками.
Одним сентябрьским воскресеньем мы с Катей и Серёжей по привычке прогуливались по лесу, любуясь все ещё живой, но уже увядающей красотой природы. Серёжа перед выходом из дома ненароком напомнил мне о том, что неплохо было бы обновить мой подарок, и я с энтузиазмом захватила с собой фотоаппарат, надеясь словить им самые красивые и неожиданные моменты.
– Милый, всё-таки не стоило дарить мне такой дорогой подарок, – начала я свою речь, вспомнив, что так и не выяснила, почему Серёжа решил купить мне именно фотоаппарат.
– Мне подумалось, что он как раз тебе необходим, – улыбаясь, ответил парень, сильнее сжимая мою ладонь в своей руке.
Катя забежала впереди нас и собирала огромный букет из разноцветных листьев разных причудливых форм и окраса.
– Интересно, почему тебе так подумалось? – заглянула я в лицо любимому в любопытстве.
Он слегка помедлил, будто собираясь с мыслями, а потом произнёс:
– Когда мы ездили с тобой в парк Рускеала, я заметил, с каким удовольствием и воодушевлением ты старалась запечатлеть завораживающие тебя виды гор и лугов с канатной дороги. В какой-то момент ты настолько погрузилась в процесс фотографирования красивых мест на свой смартфон, что я даже не смел отвлекать тебя разговорами, а лишь молча наблюдал за тобой. Я видел, как горели от возбуждения твои глаза, когда на небе образовалась волшебная картина из облаков, похожая на плывущего ангела, и как затряслись твои руки в нетерпении всё это сохранить на материальном носителе. Тогда-то мне и показалось, что камера телефона – не лучшее орудие в борьбе за увековечивание прекрасного.
Я внутренне застыла от нахлынувших чувств. Серёжа не переставал поражать меня в самом лучшем смысле этого слова. Я и не подозревала, насколько хорошо он изучил меня, насколько внимателен к моим ощущениям и действиям, что может распознать заинтересованность там, где я сама её почти не ощущала.
Мне вспомнилось, как папа однажды подарил мне да день рождения "мыльницу", чтобы я смогла запечатлеть на память свой выпускной год в школе. Помню, что сначала идея мне не понравилась, я никогда не любила фотографироваться сама, да и была абсолютно нефотогеничной по собственным ощущениям. Но позже я втянулась в это дело, приноровилась делать сносные снимки и даже успела надоесть своим школьным друзьям с позированием и поиском всё новых и более неожиданных мест и ситуаций. Этот альбом до сих пор хранился в моём старом шкафу и на его страницах можно найти, например, изображение одноклассницы Ольги, подкрашивающей губы алой помадой в женском туалете с широко открытым ртом и не подозревающей о подлом нападении с моей стороны. Там была и Маша, смачно жестикулирующая руками, объясняющая мне важность взаимопонимания в паре и застуканная врасплох моим фотоаппаратом. Скромная Олеся, задумчиво ковыряющая вилкой в тарелке с обедом за столом школьной столовой. Мне даже удалось запечатлеть Дениса и Машу, мило зажимающихся в тёмном углу школьного коридора, после чего на меня обрушился весь шквал недовольства парня, однако Машка позже выпрашивала у меня эксклюзив, но я не поддалась, оставив за собой право обладать единственным экземпляром. Тот школьный альбом стал самым первым моим творением, и я часто пересматривала его, наслаждаясь давно ушедшими, но когда-то счастливыми моментами. Я каждый раз, когда приезжала навестить отца будучи уже замужем, смахивала с его кожаной обложки толстый слой пыли и погружалась в воспоминания о школьных временах, рассматривая застывшие изображения. На страницах альбома были почти все одноклассники и очень, безусловно, слишком много Марка. Наверное, именно поэтому я уже почти год не притрагивалась к этому альбому, не хотела бередить старые раны забытыми воспоминаниями.
Надо признать, я быстро втянулась в увлечение фотографией и в моей коллекции было немало альбомов с природой, нашей семьёй, маленькой Катюшей. Я брала свой фотоаппарат в каждую поездку загород с Марком, я таскала его с собой и в универ, на прогулку. На заре нашей семейной жизни с Власовым я особенно часто делала снимки, желая сохранить каждый счастливый момент не только в памяти, но и на физическом носителе. Нужно ли говорить, что большая часть фотографий была с изображением Власова: Марк задумчиво смотрит в окно, нахмурив густые брови, Марк перебирает длинными тонкими пальцами клавиши рояля, Марк бездумно запустил руку в непослушные волосы, изучая математический анализ, Марк, сверкая глазами, счастливо расплылся в улыбке от новости о моей беременности, Марк в одной только рубашке на выпуск и боксерах подбирает себе галстук со всей присущей ему внимательностью к мелочам, Марк пытается разглядеть пол нашего ребёнка на УЗИ-снимке, Марк, Марк, Марк… Боже, как же много было его в моей жизни, он один был всем моим миром, моей Вселенной и смыслом существования, пока не родилась Катя, которая абсолютно справедливо и законно присвоила половину моей безграничной любви.
Когда дочь была совсем крошкой, мой фотоаппарат был всегда под рукой и я постоянно щёлкала её, стараясь поймать самые забавные и запоминающиеся моменты. Можно даже сказать, что фотографирование было моим излюбленным занятием, если, конечно, было что фотографировать. Однако, когда дочь подросла, я уже не тянулась к фотоаппарату каждое мгновение, да и забот было больше, чем достаточно, и порой мне было лень или просто не хватало времени на то, чтобы вылавливать интересные кусочки нашей жизни. В какой-то момент я и вовсе забросила свою «мыльницу», а после того, как Марк предал меня – намеренно не брала её в руки. Я хотела забыть все те страшные переживания, а не сохранять их в виде картинок на электронном носителе.
И вот теперь, благодаря Серёже, я чувствовала, что моя забытая страсть к фотографированию оживает. Парень успел за какой-то день разглядеть во мне то, что Марк не замечал годами. Власов никогда не задавался вопросом, для чего я всюду таскаю с собой фотоаппарат, зачем мне это, нравится ли мне фотографировать или я делаю это ради своеобразной обязанности сохранить в памяти важные моменты. Я вновь ощутила растекающееся по сердцу тепло оттого, насколько мне повезло с Сергеем, насколько он любит меня и как внимателен к важным для меня мелочам.
– Серёжа, спасибо тебе, – пробормотала я, всё ещё пребывая в ошеломлённом состоянии.
– Не за что, Вероника, – жизнерадостно ответил парень. – Давай, увековечь меня под этим некрасивым клёном!
Серёжа шутливо обхватил первое попавшееся под руки дерево и обнял его, смешно задрав одну ногу, будто бы девица из романтической комедии, впервые целующаяся с возлюбленным. Я взяла фотоаппарат, сняла дрожащими от смеха пальцами крышку объектива и, словив более выгодный ракурс, щёлкнула несколько раз подряд. Волков, кажется, вошёл во вкус и, воодушевлённый моим весельем, начал менять позы, одна забавнее другой, позируя мне и пытаясь смастерить на лице серьёзное выражение лица. Катя, увидев наше занятие, примкнула к мужчине и уже вдвоём они начали изображать различные фигуры и строить рожицы в камеру, то высунув язык, то вытаращив глаза, то оттопырив друг другу уши.
Когда всеобщий приступ смеха и веселья немного ослабел, я поняла, что у меня скулы сводит от напряжения, а мышцы на животе отваливаются – так долго и искренне я хохотала.
– Теперь твоя очередь, – проговорил Серёжа, протягивая руку к фотоаппарату.
– Нет, я не люблю фотографироваться, – запротестовала я.
– Да ладно тебе, Ника!
– Я серьёзно, мне не хочется, – настаивала я. – Лучше я ещё пару снимков природы-матушки сделаю.
– Ну, нет, так нет, – пожал плечами Серёжа и пустился догонять Катюшу, которая осыпала его кучей листвы, собранной с земли.
Пока эта парочка гонялась друг за другом по лесу, я присела на поваленное дерево и осмотрелась вокруг. Лес был такой нарядный сейчас, такой красочный и яркий, что я невольно залюбовалась им, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. На глаза мне попадались необычные деревья и кустарники причудливых форм и я, подойдя поближе к заинтересовавшим меня объектам, бездумно фотографировала их с того ракурса, который казался мне более выгодным. Я так втянулась в это занятие, что вся былая и безжалостно задвинутая в угол страсть к фотографированию вновь разрасталась внутри меня. Азарт буквально затягивал меня в свои тягучие сети и я продолжала жадно оглядываться по сторонам, примечая те вещи, на которые в другое время даже не обратила бы внимания.
Вскоре я приметила жука, который всеми своими силами пытался сдвинуть с места упавшую с дерева шишку, размер которой в несколько раз превышал объёмы завоевателя. Я присела на корточки и нажала на кнопку как раз в ту секунду, когда жук, встав на задние лапки, передними лапками и головой пытался воплотить задуманное в реальность, прикладывая неимоверные для себя усилия и тратя огромное количество энергии, чтобы хоть на миллиметр столкнуть с места свою добычу. Шишка всё не поддавалась, а жук всё не сдавался, упорно продолжая свои действия. Кто знает, что было у него в голове в тот момент и зачем эта шишка была ему так необходима, но действовал он вернее всего по принципу: «Глаза боятся, руки делают».
Я не знала, сколько времени потребуется этому жуку, чтобы понять всю безнадежность своего положения, но его упёртость и вера в победу меня порядком впечатлили. Мне стоило поучиться у этого отважного насекомого стойкости и веры в себя и свои силы. Как только эта мысль пронеслась в моей голове, шишка сдвинулась с места и я разглядела, что её подпирал маленький камень, не позволяющий жуку сместить свою ношу. Теперь же, когда преграда осталась позади, жук ещё энергичнее зашевелил лапками, и мизерная шишка покатилась по земле в нужном жуку направлении. Я с открытым ртом наблюдала это чудо, только успевая нажимать кнопку на фотоаппарате, и понимала, как многому нам стоит учиться у природы. Жук явно правильно рассчитал свои силы в самом начале своего сложного пути, и преграда в виде камня только затормозила результат, но не подтолкнула жука отступить от своей цели. Это маленькое открытие затронуло какие-то чувства в моей душе, я вдруг осознала, насколько слабой и бесхарактерной была, как легко могла отступить от намеченной цели и отдать своё счастье другим. Этот жук открыл мне глаза на моё поведение и помог мне понять, что пуская всё на самотёк, поддаваясь слабости, мы порой упускаем своё счастье и позволяем другим управлять нашей судьбой и нашими жизнями. У каждого есть выбор, даже у примитивного насекомого, надо только уметь расставлять приоритеты и учиться делать правильный выбор. Насекомое выбрало правильно – продолжило борьбу и было вознаграждено.
За всеми этими рассуждениями я не заметила, как рядом оказался Серёжа с Катюшей на руках.
– Что там нашла? – поинтересовался парень, нагибаясь к земле и всматриваясь в то место, куда был направлен мой взгляд.
– Просто жук, – отстраненно ответила я, всё ещё ощущая тяжесть на сердце от маленького открытия и пытаясь утихомирить так некстати разогнавшееся в груди сердце.
– Уже вечереет, пора в сторону дома выдвигаться, – предложил Серёжа, и я, молча кивнув, зашагала за ним, всё ещё погружённая в собственные мысли.
***
Наступил октябрь, на улице заметно похолодало, клиентов в кафе значительно поубавилось, а вместе с ними и работы у меня. Я с ужасом осознавала, что ещё несколько недель и открытую веранду закроют, а я лишусь рабочего места и дохода. Единственным плюсом во всей этой ситуации было то, что я смогу больше времени уделять учёбе и дочери, но мне вновь придётся жить на деньги Марка, что сильно задевало моё недавно приобретённое самолюбие.
Любовь к фотографированию вновь завладела моим сердцем, и теперь я всюду таскала с собой подаренный Сергеем фотоаппарат, игнорируя его внушительный вес, в надежде наткнуться на интересный сюжет и запечатлеть его. Как только я начала присматриваться к обычным вещам, внимательнее наблюдать за окружающей обстановкой, то я сделала для себя маленькое открытие, убедившись, как много любопытных и по-настоящему красивых вещей нас окружают. Даже если на первый взгляд они кажутся совсем обыденными и привычными, стоит повнимательней присмотреться, и неожиданно в любом объекте или ситуации можно отыскать изюминку и преподнести её в необычном свете.
Ирина подшучивала надо мной, когда я вдруг доставала из-за прилавка свой инструмент и фотографировала заинтересовавшие меня моменты, стараясь не потревожить объект своего внимания, дабы не испортить момент неожиданности. Привычные, казалось, люди иногда, погружаясь в свои мысли или искренне радуясь чему-то, могли преобразовываться до неузнаваемости под действием сильных эмоций или чувств. Именно такие моменты я старалась зафиксировать, потому что видела в них какое-то волшебство.
Но не только люди интересовали меня в качестве объектов моего нового, а вернее, давно забытого хобби. Предметы, насекомые, деревья, цветы, облачное небо, закат, рассвет, дождь, земля, покрытая листвой и хвоей, дома – всё теперь имело для меня особое значение и во всём я могла увидеть нечто необычное, наполненное смыслом. Тот жук вдохновил меня на поиски картинок, взглянув на которые можно было задуматься о жизни, поступках, прочувствовать энергию окружающего нас мира.
Я намеренно приобрела новый альбом, тщательно подбирая переплёт и цвет, и в свободное от работы и дома время занималась его оформлением. Мне казалось, что каждая фотография, сделанная моими руками, имеет смысл и значение, для меня, во всяком случае.
Теперь моя жизнь была заполнена до краёв любовью к Серёже, дочери, друзьям, учёбе и фотографированию. Я могла с уверенностью сказать, что живу полной жизнью и радуюсь каждому дню, которые неумолимо приближали меня к ноябрю, что означало окончательное закрытие летней части кафе.
В конце октября Галина Михайловна вызвала меня на беседу, и я уже заранее знала, о чём пойдёт речь.
– Вероника, с каждым днём на улице холоднее и клиентов всё меньше, – с грустью проговорила она и сделала многозначительную паузу.
– Я понимаю, я помню, на каких условиях нанималась сюда, – вежливо и как можно добрее ответила я.
– Да, но мне бы не хотелось расставаться с тобой насовсем, – проговорила женщина, и в её голосе я ясно слышала неподдельное сожаление.
– Мне тоже, – я пожала плечами, маскируя неловкость и нахлынувшую грусть.
– Ты очень хороший и ценный для меня работник, но я не могу предложить тебе место. Зимой клиентов совсем мало, и Ирина с лихвой справляется в одиночку. Единственное, что я могла бы тебе предложить – это дать тебе возможность иногда подменять её, когда она захочет уйти в отпуск, заболеет или возьмёт выходные. Мне бы очень хотелось видеть тебя в наших рядах следующей весной, – застенчиво улыбнулась моя работодательница, а я ответила ей тем же.
– Я буду рада любой подработке. Мой телефон вы знаете, звоните в любую минуту, – наигранно весело сказала я.
В начале ноября веранда была закрыта, и я с тоской попрощалась с полюбившимся мне местом работы. Будучи лишённой возможности зарабатывать, я приуныла, и моё настроение и безграничное счастье было слегка омрачены. Однако я не позволила себе окунуться в депрессию по этому поводу, а лишь с тройным усердием засела за книги, отводя несколько часов в день на хобби и стараясь не думать о том, на чьи деньги мне теперь придётся жить. Других вариантов у меня пока не было, ситуация с вакансиями в Боре была на зависть стабильная, то есть вакансий не было вовсе.
Однажды субботним дождливым днём мы сидели в гостиной дома отца. Я оформляла новый альбом, а Сергей воодушевлённо играл с Катюшкой в настольную игру и, судя по его замечаниям, Катя жульничала время от времени. Закончив игру, дочь побежала наверх за другой, а Серёжа, освобождённый от неусыпного прессинга дочери, обратил внимание на моё занятие и, присев рядом, с моего разрешения принялся рассматривать уже готовые снимки, вклеенные в альбом.
– Вероника, это потрясающе, – воскликнул он, завороженно разглядывая заполненные страницы. – Как тебе удаётся видеть в обыденных вещах необычное? Слушай, у тебя талант! Снимки превосходны, я вижу, что ты буквально душу в них вложила! И каждая работа с особым смыслом, наталкивает на размышления, даже меня.
– Серёжа, ты о чём? Это просто красивые картинки, – смущённо проговорила я, краснея от неожиданной похвалы и восторга парня. – Таких фотографий пруд пруди. Мне просто нравится этим заниматься.
– Это что, я? – переспросил Серёжа, перелистнув несколько страниц и увидев своё изображение.
Я взглянула на картинку, фон которой представлял собой осенний пожелтевший лес, в верхней половине фотокарточки сквозь густое облако просачивались скромные лучи, придавая листве сияние, которое обрамляло собой образ Серёжи. Парень не подозревал в ту секунду, что я фотографирую его, он просто стоял и ловил рукой неспешно падающий лист, выписывающий в воздухе забавные пируэты. Выражение его лица в тот момент было таким задумчивым, что могло показаться, будто бы он размышляет о короткой жизни этого листа, дальнейшая судьба которого зависит сейчас от его воли. Парень так бережно и трогательно пытался изловить мёртвый лист, будто бы жалел о его скорой кончине, и в то же время глаза его сверкали, словно радуясь тому, что к листу, всё лето выполнявшему рабскую повинность по переработке ультрафиолета в хлорофилл для питания могучего дерева, наконец пришло освобождение. Это всё виделось мне так, и я постаралась передать свои эмоции через фото.
– Да, – только и ответила я, ожидая вердикта.
– Ника, я даже не думал, что способен на такие эмоции. У меня буквально на лице написано, что мне жаль этот несчастный лист. Но знаешь, в то же время я будто бы сравниваю его жизнь со своей собственной и понимаю, что нужно прожить свою короткую жизнь так, чтобы потом не пришлось жалеть.
Я замерла. Серёжа почти угадал все мои мысли, вложенные в картинку. Неужели у меня на самом деле получается отобразить свои чувства и ощущения без слов через плоскую фотографию?
– Это должны увидеть все! – вдруг со всей серьёзностью заявил Волков.
– Ты с ума сошёл, Серёжа? – я искренне рассмеялась, удивляясь глупости, которую он сморозил. – Даже если эту ерунду кто-то и захочет смотреть, я ни за что на свете не выставлю её на всеобщее обозрение, это бред какой-то.
– Так, собирайся, – вдруг заявил Волков со всей серьёзностью, от которой у меня свело зубы.
– Что? Куда?
– Хочу тебя кое с кем познакомить. Давай, давай, собирайся, а я пока одену Катю. Поедем в Лебяжье.
– С кем познакомить? – я схватила парня за рукав, когда он решительно поднялся с места и направился в сторону моей дочери. – Серёжа?
– С одной моей подругой, Светланой Бородиной.
Глава 23
– Ну, так ты расскажешь мне, что это за таинственная Светлана и почему я с ней до сих пор не знакома? – в который раз задала я вопрос Серёже, сидя на пассажирском сидении его автомобиля, направляемого в деревню.
– Света – моя подруга, мы с ней сдружились, она двоюродная сестра Санька. Сейчас она помолвлена с Андреем, моим партнером по бизнесу и школьным приятелем, уже несколько лет, но свадьбу так пока и не сыграли.
– Почему? – мне стало любопытно и захотелось узнать больше о друзьях Серёжи, с которыми я ещё не была знакома.
– По нескольким причинам, – Серёжа нахмурился, сосредоточенно наблюдая за дорогой и будто бы нарочно не смотря на меня. – Знаешь, Андрюха, когда ещё учился в школе, встречался с другой девочкой. Но жизнь иногда преподносит нам сюрпризы в виде нечаянных судьбоносных встреч, и он с первого взгляда влюбился в Бородину, когда она впервые приехала на лето в Лебяжье. Он долгое время скрывал это, борясь с собой и своей совестью, но узнав, что Света испытывает к нему то же самое, решился на отчаянный шаг и порвал со своей девушкой, Аллой, кажется её так звали, – Серёжа тяжело вздохнул, продолжая хмурить брови, а я в нетерпении ожидала продолжения его повествования, не смея подгонять.
– Алла тогда сильно страдала, и её боль выплёскивалась из неё в виде ненависти к Андрею и Свете. Она не упускала случая при встрече поддеть их или оскорбить. Влюблённые терпели, осознавая свою вину перед ней, но ничего не могли поделать со своими чувствами. Я не одобрял поведение Аллы, хоть она и дочь моего крёстного и мы знакомы с детства. Сердцу не прикажешь, и нужно учиться с достоинством принимать поражение в сердечных делах, – Серёжа осёкся, а я опустила голову, понимая, что кому, как ни Волкову, знать всю горечь безответной любви.
– После того, как Андрей сделал Свете предложение, с ней произошёл несчастный случай.
– О Боже, – ахнула я. – Надеюсь, ничего серьёзного?
– Она в порядке и вполне здорова, если не считать некоторых изменений во внешнем виде.
– Что ты имеешь в виду?
– Это произошло несколько лет назад. Светик тогда хотела подработать в летние каникулы и работала в магазинчике в Лебяжьем товароведом. Подходил к концу отчётный период, и она задержалась на работе, чтобы закончить учёт товаров на складе…
Серёжа продолжал говорить, и с каждым его новым предложением и следующей фразой, у меня перед глазами разворачивалась страшная картина несчастного случая. Я чётко представила хрупкую девушку, которая осталась одна в магазине после окончания рабочего времени и была так погружена в работу, что не сразу заметила валивший из кладовой дым. Я представила, как, увидев клубы дыма и испугавшись за оставшийся товар, она схватила огнетушитель и бросилась в помещение, чтобы попытаться затушить огонь. Рассказ Серёжи был настолько трагичным, что моё воображение услужливо продолжало рисовать картину происшествия, погружая меня в состояние тревоги и зарождая во мне переживания за жизнь незнакомой девушки. Когда Серёжа дошёл до того момента, где Света в панике подбежала к источнику огня, резко распахнула дверь в кладовую и горящие картонные и полиэтиленовые коробки с товаром воспламенились ещё сильнее от новой мощной порции кислорода, я ахнула вслух, не в силах справиться с эмоциями. Перед моими глазами в моём воображении близстоящие к двери высокие стеллажи уже повалились под натиском огня, обрушивая на Светлану своё горящее содержимое и обжигая её смертоносными языками пламени. Я будто бы переживала эту трагедию сама, слушая, как Серёжа говорил, что Света уже не думала о том, как затушить пожар, ей чудом удалось вырваться из кладовой и выбраться наружу. Она успела вызвать службу пожарной безопасности, хотя мне трудно было даже представить, какое мужество ей потребовалось, чтобы, превозмогая адскую боль от ожогов, объяснить пожарным, что произошло…
В голосе Серёжи слышалась боль и сострадание, а я продолжала слушать, внимая каждое слово и ужасаясь горю, выпавшему на долю несчастной девушки Светланы. Мне было жаль её, но я не представляла, что это не предел жалости, что самое ужасное ещё впереди.
– Светик попала в больницу с ожогами третьей степени, основная часть которых выпала на лицо и руки, – тихо проговорил Серёжа.
Я громко вскрикнула, понимая, что повреждения такой тяжести не проходят бесследно. Серёжа бросила в мою сторону быстрый взгляд, понимая мои чувства.
– Да, – сурово констатировал он, – глубокие шрамы теперь уродуют правую половину её лица, на которую свалилась полиэтиленовая упаковка какого-то товара.
Я молчала, пытаясь переварить услышанное. Мне трудно было даже представить, какого это – оказаться изуродованной. Я обернулась назад, чтобы убедиться, что с Катей всё в порядке. Дочь заинтересованно заплетала кукле косу, сидя в детском автомобильном кресле и не обращая на наш с Сергеем диалог никакого внимания. Вдруг меня пронзила тревожная догадка, и я, резко повернувшись к Волкову, выпалила:
– Это Алла подстроила пожар?
– По официальной версии загорелась старая проводка, но все, кто знал историю Аллы и Андрея и видел, насколько сильно она возненавидела Свету, придерживаются иного мнения. Конечно, вслух об этом никто не говорит, но уж очень резко поменялось поведение Аллы с того несчастного случая. Она перестала говорить гадости в сторону Светы, старалась не показываться никому на глаза, а когда Бородину выписали из больницы, и вовсе уехала из Лебяжьего, якобы чтобы получить образование. Возможно, Алла ни в чём не была виновата, а её поведение и отъезд лишь говорили об испытываемой жалости к Свете и желании уехать подальше от несчастной любви, не знаю. Но именно после того случая у моего крёстного, ее отца, случился сердечный приступ.
– Да уж, все случайности указывают на вину Аллы, хоть и косвенно. Но что же потом произошло со Светланой? Почему такой долгожданной свадьбы не было? – я снова ахнула от проскользнувшей в голове мысли. – Или Андрей отказался от Светы из-за её внешности?
– Нет, Андрей не подонок, он бы так никогда не поступил, он любит Светика больше жизни, несмотря ни на что. Дело в самой Бородиной. После выписки из госпиталя она впала в такую депрессию, что все её знакомые боялись за её жизнь и способность здраво мыслить. Она ничего не ела, ни с кем не общалась и вообще никого не хотела видеть. Света запиралась у себя в комнате и сутками оплакивала свою красоту, проклиная судьбу. Она не подпускала к себе Андрея на пушечный выстрел, не желая, чтобы он видел её такой искалеченной. Андрюха тогда весь лоб расшиб, пытаясь достучаться до любимой, но она ничего не хотела слышать. Света была уверена, что он продолжает с ней общаться из жалости, а не по любви.
Я слушала, и мурашки проходили по моей коже, заставляя меня вздрагивать. Я вдруг поняла, что моя недавняя депрессия, связанная с разводом – просто детская обида по сравнению с настоящим горем, выпавшим на долю этой девушки.
– Сначала Света была безмолвна, потом она начала кричать, пытаясь отвадить от себя Андрея, обивающего её порог ежедневно, и, когда её крики стали переходить в истеричные рыдания, грозящие сумасшествием – Андрей решил, что будет лучше на время оставить любимую в покое, дать ей возможность прийти в себя, разобраться с мыслями, смириться со случившимся.
Серёжа вновь сделал паузу в рассказе, сворачивая с широкой дороги на более узкую, ведущую в сельское поселение.
– Я тогда даже не делал попыток вновь сблизиться со Светой, я боялся её реакции, но в то же время боялся за её жизнь. Я постоянно названивал ей, даже писал письма, но ответа, естественно, не получал. Так шли недели, а она всё не вылезала из своего панциря, заполненного до краёв страхами, обидами, горечью и болью. Однажды я решил, что пора с этим кончать, и силой выволок её из дома, чтобы она хотя бы вдохнула свежего воздуха. Помню, как она кричала в тот момент и закрывала лицо руками – мне было страшно, она казалась мне сумасшедшей, и я понимал, что ещё несколько недель – и когда-то добрая и веселая Света действительно сойдёт с ума.
Серёжа вновь тяжело втянул воздух, я чувствовала, что он будто бы заново переживает те ужасные моменты.
– Тогда я был в панике, слышать её визгливый крик было выше моих сил, поэтому я бездумно схватил её в охапку, закинул на плечо и побежал в лес, подальше от любопытных глаз. Забежав достаточно далеко, я снял с себя свою полоумную ношу и хорошенько встряхнул за плечи. Она продолжала закрывать лицо, но уже кричала тише, голос её охрип. Ты знаешь, Вероника, я понятия не имел, что нужно говорить и поэтому сказал ей первое, что пришло в голову: «Света, мне наплевать, как ты выглядишь, я в тебе вижу хорошего старого друга, а друзья никогда не обращают внимания на внешность, они дорожат сердечной привязанностью и душевным родством. Не буду врать, твоё лицо может показаться кому-то впервые тебя увидевшему не таким прекрасным, каким ты привыкла его видеть в зеркале, но неужели для тебя важно, что подумают малознакомые люди. Светик, – сказал я, пытаясь справиться со своей собственной паникой и страхом за неё, – все, кто тебя знает, кто имел счастье общаться с тобой, они никогда не изменят своего отношения к тебе из-за случившегося. Ты добрая, отзывчивая, весёлая и дружелюбная, и мы любим тебя за это. За твою прекрасную душу, которую ты стремишься искалечить вдогонку к лицу. Милая Света, – пытался я достучаться до её разума, – возможно, это покажется тебе малоутешительным, но не только внешность делают человека любимым и близким. Пойми, своими страданиями и попытками отгородиться от всех, кому ты дорога, ты причиняешь близким людям боль». Кажется, именно эти слова тогда немного отрезвили её, и она медленно оторвала ладони от заплаканного лица. Признаюсь, мне тяжело было видеть то, во что превратилось когда-то миловидное и красивое лицо девушки, но, смею думать, я не дрогнул ни единым мускулом, стараясь не выдать свой ужас и не напугать и без того находящуюся на грани жизни и смерти Бородину.
Серёжа замолчал, погрузившись в свои мысли, крепко сжимая руль и смотря прямо перед собой, а я не смела просить его продолжить, ощущая, как тяжело ему даётся рассказ. Мне и самой было нелегко слушать о страданиях незнакомой мне девушки, сердце так и сжималось от сострадания и жалости. Я лишь протянула руку и несмело дотронулась до его руки, с силой обхватывающей руль. Он повернулся в мою сторону и чуть заметно улыбнулся, а я крепче сжала его пальцы. Слушая эту трагичную историю, я напрочь забыла, для чего Серёжа вообще её рассказывает, но мне уже и самой хотелось познакомиться со Светой.
Через несколько минут Серёжа всё также молча припарковал автомобиль и продолжал сидеть, вглядываясь вдаль. Я обернулась назад и поняла, что Катя заснула в своём кресле. Серёжа проследил за моим взглядом и продолжил:
– Там в лесу мы ещё долго разговаривали, вернее, Светик говорила, давясь слезами, рыдала и высказывала мне свои страхи, а я лишь слушал её, пытаясь поддержать. Я никогда не узнаю, что значит для девушки потерять свою красоту, потерять часть себя, мужчинам тяжело это понять. Мы не так относимся к своей внешности. Тем не менее, Света доверилась мне, освободила душу от невысказанных страданий и облегчила тем самым своё сердце. С того самого дня она больше не выгоняла меня, позволяя проводить с ней некоторое время. А я старался веселить её, как мог. Но она всё ещё не желала, чтобы Андрей видел её такой и не хотела с ним встречаться, хотя по-прежнему любила. Я понял, что она боялась увидеть в его глазах отвращение, разочарование и жалость, боялась, что он разлюбит и будет продолжать встречаться из жалости, а через какое-то время и вовсе за это возненавидит.
