Вестник поднял чёрную руку ладонью вверх, и над ней, как от кинопроектора, появилось изображение, в котором поначалу сложно было разобрать происходящее. Летали бейлары, люди постоянно перемещались, кажется, это было сражение. Вдруг «видео» замедлилось, приблизилось к одной из фигур. Лица черноволосого мужчины невозможно было разобрать, двигался он ловко, отражая удары. Как вдруг ему в спину полетело оружие, похожее на светящийся кинжал. Мужчина замер. Белое остриё высунулось из грудной клетки, и мужчина упал на колени – потом плашмя. Расплывчатая серая фигура возвысилась над телом поверженного и растворилась. Затем «голограмма» потухла.
– Готова ли ты оказать услугу? – спросил Вестник равнодушно.
– … Готова, – от волнения Мариэль облизала пересохшие губы. – Но мне нужен ответ. Мой первый вопрос: как найти того, кого нужно спасти?
Вестник качнулся зыбью:
– Ты узнаешь его по знаку на плече… Я дал первый ответ… Что просишь за услугу?
Где-то позади, вне шара, Жанетта пискнула:
– Госпожа, поторопитесь!
И сразу все мысли вылетели из головы. В руководстве говорилось, что Вестник может приходить на зов до трёх раз, поэтому Мариэль повторила на всякий случай вызубренную фразу:
– Я тебя позову, чтобы назвать цену. Обязательства принимаю! – и протянула левую руку перед собой.
Чёрная тень легла сверху, уколола запястье, а потом туда словно кусок льда приложили.
– Договор соста-а-авлен. Закреплё-он кровью. Помни, многоли-икая! – по-прежнему безэмоционально провозгласил Вестник.
Мгновение – и шар истончился, брызнув в стороны искрами, а Вестник взлетел вверх, в ночную бездну, чтобы раствориться в ней.
Мариэль наконец вздохнула полной грудью. Но было ощущение, что по левой руке полз муравей, дополз до предплечья, впился и только тогда успокоился. Прислушивавшуюся к ощущениям девушку дёрнули за другую руку и потащили за собой.
– Умоляю, госпожа, быстрее! Господин Рафэль идёт сюда! – Жанетта, а это была она, влекла хозяйку к двери. Поднявшаяся за ними позёмка замела следы на снегу полностью, как только дверь с той стороны закрылась.
Едва они влетели на кухню, и Жанетта усадила хозяйку на скамью перед длинным столом для слуг, а сама метнулась к очагу, как вошли двое, осветив помещение двумя яркими лампами.
– Что вы здесь делаете ночью? – подозрительно окидывая взором кухню с двумя девушками, сурово спросила госпожа Тринилия, оттеснив в дверях господина Рафэля.
Глава 11. Тайны дневника Мариэль
Душа ждала… кого-нибудь
…И дождалась… Открылись очи;
Она сказала: это он!
А.С. Пушкин, «Евгений Онегин», гл.3
Первый октагон Большого Снегопада подходил к концу. По замыслу Белой Владычицы, белое полотно должно было покрыть всю землю перед наступающими морозами. Поэтому снежинки продолжали пчёлами кружиться над Лабассом, высматривая цветные пятна, чтобы скрыть их.
Пока ещё не морозило. Свежий воздух холодил кожу, но не кусал, давая возможность ребятишкам вываляться всласть в невесомом пуху, а их родителям – запастись провизией и топливом на октагон, посвящённый терпению и принятию. В эти дни бедные подъедали запасы в надежде на дары богатых во втором октагоне. Нуждающимся раздавали добро, в том числе и приевшееся; ездили, завернувшись в меха, на санях с мешочками зерна, мяса, маслом и сладостями к бедным, а также устраивали балы.
Благотворительностью обычно занимались в последние дни второго октагона, когда зима лютовала, и никакой здравомыслящий человек не решился бы на прогулку по каменному насту без особой надобности. Посему вылазки богатых к бедным должны были символизировать жертву, которую обязан принести каждый счастливый, чтобы уравновесить справедливость в Люмерии.
Илария, отбывавшая с мужем завтра на магический источник, планировала вернуться через три дня, чтобы успеть до конца октагона посетить всех нуждающихся и подготовиться к ежегодному белому балу, устраиваемому герцогом де Трасси. В прошлом году Мариэль сшили два платья, потому что первое ей не понравилось, и матушка беспокоилась, что в этом году за четыре дня швеи могли не уложиться с пошивом, ибо претензии на изысканный вкус имела не одна Мариэль, но и другие девицы, желавшие выглядеть не хуже.
Главная причина находилась в традиционном условии зимнего бала: все дамы должны быть в белом. Это условие усложняло задачу портнихам, ведь ни одна дама не хотела обнаружить на другой даме слишком похожий фасон. Мужчинам было проще: обязательными составляющими костюма являлись сюртук тёмного цвета, дабы оттенить непорочную красоту дам, широкий пояс с рисунком фамильного герба – дань истории и семейному древу, и белые перчатки, чтобы своим прикосновением не оскорбить партнёршу по танцу. Мужчин сходство во внешнем виде не волновало.
Об этом рассказывала Жанетта своей хозяйке, пока они ехали к Ирминсулю.
– Когда мы сегодня вернёмся домой, я хочу померить то платье, которое не надела в прошлом году. Пусть матушка выздоравливает, это сейчас главнее, – Мариэль задумчиво любовалась заснеженным видом, воображая, как тут должно быть красиво в тёплое время года, если даже монохромная красота поражала до восторга.
Жанетта издала умилительный возглас «О!», не решившись повторить в сотый раз за день слова восхищения в адрес подобревшей хозяйки. Мариэль после очередного утреннего комплимента пообещала наложить печать молчания на неделю, если Жанетта не перестанет вгонять в краску, и служанка подчинилась, тем более что шанс прокатиться с хозяйкой выпадал так редко!
– Как ты думаешь, можно днём вызвать Вестника? – подумав о госпоже Иларии, Мариэль сразу вспомнила и другую мать, нуждавшуюся в поддержке не меньше. Хорошо, что не успела Вестнику озвучить своё условие. Было время продумать его основательно.
Жанетта передёрнула плечами:
– Ещё и суток не прошло, госпожа, а вы хотите снова его видеть.
– Просто не хочу, чтобы пока я здесь наслаждалась всем этим… Чтобы что-то плохое случилось в другом месте с другим человеком. И не спрашивай меня, о ком я. Ты и так много знаешь. В конце концов, у меня могут быть свои личные тайны.
С непременным наличием личных тайн Жанетта смирилась несколько часов назад. Застигнутые врасплох Тринилией и Рафэлем они легко отделались. Внезапное желание Мариэль перекусить ночью в лумерской кухне взрослые восприняли как её очередную блажь. А то, что спальные туфли девушки оставляли мокрые следы на полу, никто не заметил благодаря расторопной Жанетте. Более того, сама бабушка из любопытства согласилась испытать те же острые ощущения – скушать булочку и запить её ароматным варом, сидя за деревянным столом, который ленивые слуги не удосужились поскрести как следует перед праздниками. И пообещала завтра лично проверить каждый уголок в замке на наличие грязи.
После этого Мариэль и Жанетта долго разговаривали в спальне. Успели и поплакать, и обняться, и посмеяться.
– Жалеете о том, что не получили лекарский дар? – заполняя паузу, снова заговорила Жанетта, чтобы отвлечь хозяйку от печальных дум, ясно читаемых на её лице.
Мариэль пожала плечами: после молитвы под Ирминсулем, которую проговорила, как смогла, хотелось тишины и сонных раздумий обо всём. Ром шагал спокойно, словно сочувствовал заботам невыспавшейся хозяйки.
– Как думаешь, если мы на обратном пути свернём в ту рощу, никто нас не увидит? – Мариэль показала на деревья, растущие у первого холма, означавшего владения Делоне.
– Зачем, госпожа?
– Вызову Вестника. Не хочу откладывать своё решение.
Жанетта охнула, однако не возразила. Верила, что цена за услугу Вестнику не была причудой, ведь хозяйка так изменилась, стала такой благоразумной…
Лошадей привязали к перекладине на площадке, напоминавшей ту, что находилась рядом с Ирминсулем, пошли по небольшой протоптанной тропинке, оставленной мужичком, которого девушки встретили по дороге. Он вёз на санях бочку с водой, и Жанетта, поздоровавшись, поздравила его с рождением сына.
– Набрал воды для первого посвящения малыша, – пояснила она Мариэль, когда мужичок проехал. – Его младший брат у нас в замке служит. Да вы помните, это Джером.
Возле водопада воздух как будто казался прохладней. Или так чувствовалось из-за брызг, долетавших до обрыва перед ним? Девушки постояли, любуясь зрелищем и, как того требовало гнездо, сосредотачиваясь на молитве.
Водопад был небольшим, Маша по телевизору и не такие видела. И всё же рядом с ним царило то же, что и под Ирминсулем, – умиротворение, сила природы и нечто ещё, чему Мариэль пока не могла дать название. Вода падала из чашеобразной расщелины в скале, образуя полураскрытый веер в своём полёте к вечно пенящейся заводи, истоку лабасской речки Лонии.
Сейчас за этим веером отливала серебром белая стена льда, а летом, рассказывала Жанетта, можно увидеть узкий вход в небольшую пещеру, в честь которой был назван водопад. Много веков назад жила здесь семья серебристых волков, считавшихся хранителями северного Лабасса.
Плодились аргириусы умеренно, на домашний скот почти не нападали, потому что за логовом ухаживали и приносили мясо, чаще – когда появлялись малыши. Говорили, что волки даже позволяли забирать щенков, которых потом доставляли в столицу. И хотя те в неволе потомства не приносили, любой водный маг за ручного аргириуса был готов отдать состояние.
Но около ста лет назад или больше аргириусы вдруг исчезли, оставляя после себя домыслы о причине этого события. Одни болтуны говорили, что свободолюбивые животные не выдержали манипуляций со своим потомством и ушли на другую сторону гор. Другие спорщики, – что волков просто-напросто кто-то истребил. Имелась версия, которой держались самые злобные сплетники: исчезновение волков совпало с некоторыми переменами в замке Делоне. Сейчас вряд ли кто-нибудь смог бы рассказать мутную историю. Даже Жанетта, дружившая с Потиньей, ходячим сборником местных легенд, не стала пересказывать Мариэль то, что с годами потеряло внятный сюжет.
Постояв на обрыве, спустились по тропе вниз, к небольшой заводи, образовавшейся от падения воды. Там помолились каждая про себя, набрали воды для госпожи Иларии, ополоснули лица, руки и вернулись на площадку.
– Ты уверена, что послание доставлено? – отерев влагу на лице и возвращая платок Жанетте, спросила Мариэль.
– Должно быть, мы приехали раньше. Подождём здесь,– Жанетта взглянула на светило, мутным шаром зависшее над Лабассом. Облокотилась о перекладину и зевнула. – Хотела бы я знать, что нашли инквизиторы…
– После вашей уборки вряд ли там остались хоть какие-нибудь следы, – фыркнула Мариэль.
Девушки засмеялись. Бабушка потребовала к приезду инквизиторов навести порядок везде, во дворе в том числе. Слугам было лень полдня вручную махать лопатами, и в ход пошла бытовая магия, едва главный надсмотрщик удалился завтракать.
Послышался топот, и лошади на привязи заржали, узнав сородича.
– Простите, сирры, задержался! – поприветствовал Арман, не обращая внимания на то, что одна из двух девушек сиррой называться никак не могла: – Матушка сегодня пребывает в радостном настроении, впервые за долгое время. Вызвала портних, и мне пришлось подчиниться этим найлам. Клянусь, ничего не понимаю в узорах на тканях, но пришлось делать умный вид лишь бы порадовать.
Мариэль кивнула Жанетте и неопределённо показала рукой спрыгнувшему с лошади Арману на снежный простор:
– Отойдём? Я не задержу тебя, сирра Элоиза будет рада твоему быстрому возвращению.
– Заинтригован, – Арман последовал за Мариэль.
Служанка осталась возле лошадей.
Мариэль отошла на несколько шагов и остановилась, достала из внутреннего кармана плаща свернутый в тонкую трубку чехол для бумаг:
– Это тебе. Разверни, прошу, – удивлённо поглядывая на девушку, Арман выполнил просьбу. В чехле находились исписанные убористым почерком листы. Порозовев, Мариэль кивнула, – Читай! Вслух не нужно, не хочу этого слышать.
Арман пробежался глазами по одной из страниц, и лицо его изменилось:
– Что это? Зачем ты мне даёшь читать эту…
– … гадость. Эту гадость, – Мариэль стыдно было смотреть в глаза юноше, но, собравшись с духом, она сделала это. – Пусть эти листы из моего дневника станут гарантией того, что я больше не причиню тебе зла… Помолчи, я должна быстро всё сказать, иначе потом не смогу…
Она перевела взгляд на небо, в котором кружила одинокая птица:
– Я… не должна была вести себя так дурно. Но недавно со мной случилось хорошее… по воле Владычицы. И то, что я не помню ничего из прошлого, успокаивает меня. Потому что только из дневника я узнала, как сильно тебя и других обидела… На этих страницах нет ни твоего имени, ни Люсиль, но если я когда-нибудь изменю своему слову, ты вправе напомнить мне о моём позоре. Этих страниц будет достаточно.
Птица в небе пронзительно крикнула. Арман не взглянул на неё, коротко вскинул руку, и птица рассыпалась на снежинки.
– Сожги это, – он протянул свиток отшатнувшейся от него Мариэль: – Мне достаточно твоего слова.
– Но прежней Мариэль нет веры, ты же знаешь! Что, если … я стану прежней? Разве ты не боишься? – воскликнула девушка.
Арман улыбнулся одними губами, сохраняя серьёзность в серых глазах:
– Значит, так мне, кулю, и надо будет. Я поддался, и в этом моя вина – не твоя. Ты – всего лишь девушка, начитавшаяся глупых книг, а я должен был быть умнее.
Собеседница всхлипнула, то ли засмеялась, то ли желая заплакать:
– Я не помню ни одного прочитанного романа. А дневник я вчера сожгла.
Арман рассмеялся, продолжая держать вытянутую с листами руку:
– Надо тебя в водопад бросить, чтобы твоё беспамятство длилось вечно!
Вдруг посетило дежавю, как будто подобное уже было: вытянутая рука приглашает прикоснуться, а лицо так и манит к себе – обхватить его ладонями, не давая ускользнуть, поднести своё дыхание к его губам… Мари зажмурила глаза, прогоняя наваждение. Арман принял эту мимику за безоговорочный отказ, повернулся к ожидающей субретке:
– Жанетта, подойди, – он вручил служанке листы. – Если я их утоплю, они всплывут, а глотать бумагу желания и вовсе нет. Будь добра, уничтожь это, раз твоя хозяйка не смеет.
– С превеликим желанием, сир! – Жанетта щёлкнула пальцами, высекая искру. Поднесла к огоньку, колеблющемуся от лёгкого ветра, исписанные листы. Бумага вспыхнула, а затем чёрный пепел осыпался в снег. Служанка носком ботиночка поворошила, хороня остатки воспоминаний прежней Мариэль. – Исполнено, сир.
Арман протянул руку Мариэль, стоявшей с опущенной головой:
– Пойдём, я хочу тебе кое-что показать. Будем считать, что у нас сегодня обмен тайнами.
Раздавшийся позади них топот и крик не дал юноше исполнить обещание. К ним мчался Антуан, размахивая рукой.
– Ф-фух, вы ещё тут? – выпалил он очевидное. – Матушка послала меня за Мариэль! Требует срочно вернуться в замок.
Девушки переглянулись: неужели инквизиторы всё-таки что-то нашли?
– Что случилось, сир? – побледнела Жанетта.
Юноша притворно закашлялся в кулак:
– Дома узнаете! – он погарцевал на лошади, не собираясь с неё слезать. – Арман, отец завтра приглашает тебя к нам. Приезжай на комбат-де-бу, давненько мы с тобой не пачкали наш замок! – хохотнул Антуан. Получив согласие Армана, радостно закричал, пугая лошадей. Пришпорил лошадь и помчался было назад, но вспомнил о вчерашней взбучке и вернулся: – Мари, ты опять сегодня будешь жаловаться бабушке на то, что я тебя бросил?
Пришлось расставаться. Мариэль коротко попрощалась с Арманом, он подсадил девушек на коней, и расстояние между троицей быстро увеличилось.
– Что такое комбат-де-бу? – спросила Мариэль у Жанетты, улучив момент.
– Развлечение для господ и лишняя работа для слуг, – настроение служанки резко изменилось с появлением Антуана, однако она заставила себя улыбнуться госпоже. – Но вам должно понравиться. Поверьте, это забавно и… увлекательно для молодых сирр.
Глава 12. Пятно на зеркале
…Одним словом, я не люблю сюрпризы. Зато они меня обожают.
Макс Фрай, «Болтливый мертвец»
Мариэль обмакнула перо в чернила и занесла его над чистым листом новой тетради, по толщине равной книге.
Начать стоило с основной магии, прозванной за свою практическую ценность бытовой – и девушка на желтоватом листе вывела слово «бытовая». По ним в столбик записала всё, что успела заметить за слугами: разжечь камин, нагреть воду, стряхнуть пыль с одежды, убрать пятна – немало, на самом деле. Но главное свойство бытовой магии состояло в её кратковременности, то есть магические проявления были похожи на вспышки. Зажёг огонь – и жди полчаса или около того, пока искра снова не появится.
Возможно, слуги умели делать и другое. Например, когда Жанетта прикладывала свою ладошку к руке хозяйке, чувствовалось лёгкое тепло, и раздражение пропадало. Была ли это ментальная магия, Мариэль не знала, но красноречиво говорил за себя тот факт, что расторопная брюнетка продержалась у капризной девицы целых два года, тогда как до неё сменилось несколько наёмниц.
Бытовая магия просыпалась у люмерийцев по-разному, чаще лет в десять, бывали случаи, что и в шесть лет, как у Жанетты. Эта простейшая магия подчинялась и у простолюдинам (иногда), и знатным (всегда). В группу знатных семей входили потомки первых основателей Люмерии, принявших древнюю магию в свою кровь.
По словам Жанетты, много веков назад Основатели владели всеми дарами Белой Владычицы, это потом, когда кровь была разбавлена иноземной, в одних семьях начали рождались только стихийники, в других – менталисты. По этой причине, например, королевский род старался составлять брачные союзы таким образом, чтобы самая мощная магия, способная изменять пространство и время, не распылялась.
В семьях аристократов предусмотрительно уже для двухгодовалых малышей нанимали слуг, готовых наблюдать за способностями и в случае чего обучить, правильно направить магию. Бытовая, основная маг-сила, не всегда означала появление сильной магии, например, огня, воды или ментальной.
Лумерами считались представители всех социальных слоёв, в которых магия проявлялась спонтанно: крестьяне, зажиточные жители, сумевшие заработать на безбедное существование, и бывшие знатные семьи, маг-силы в которых выродились либо потеряли свой блеск.
Лумеры могли получать должности при королевском дворе, до определённого уровня. Однако отсутствие полноценной маг-силы лишало их надежды на славу рода. Например, лумеры не наследовали родовые замки, не имели право использовать семейный герб, в который вплетались символы Старших Основателей рода. Двоюродный брат г-жи Иларии был лумером, жил в Лапеше, далеко на юге Люмерии, и крайне редко приезжал в гости, занятый лумерским бизнесом. Поэтому-то г-жа Илария готова была на всё, лишь бы сохранить честь и состояние семьи.
Честь… Мариэль вздохнула. Ещё полчаса назад это слово ничего не стоило.
Повод для срочного возвращения домой оказался до обидного неинтересным. Портниха, которая в данный момент находилась у Делоне, прислала матушке сообщение: она сможет выделить немного времени также для де Венеттов. Мариэль с облегчением выдохнула и повторила слова, сказанные недавно Жанетте, о своём намерении надеть прошлогоднее платье, не засвеченное на публике, чтобы не создавать дополнительного беспокойства для матушки.
Несколько минут слезливого умиления, восторга от проявленной заботы и бережливости Мариэль – прошлогоднее платье всё-таки принесли. Мариэль примерила его и осталась довольной. Могла ли о таком мечтать обычная московская девчонка, идущая на выпускной бал, и даже невеста, любительница пышных юбок а ля принцесса? Единственное, что нуждалось в переделке, это тесноватый лиф. За год тело Мариэль заметно набрало женственные формы.
– О, моя девочка стала настоящей взрослой сиррой! – вгоняя в краску намёком, Илария всплеснула руками. Нана и Жанетта поддержали мнение госпожи своими светлыми улыбками.
На этом самый «злободневный» вопрос был почти решён: осталось дождаться портниху, чтобы оформить быстрый заказ и подобрать маску к платью.
– Маску? – Мариэль переглянулась с Жанеттой: служанка ничего не говорила про это.
Илария загадочно улыбнулась:
– В этом году де Трасси решили присоединиться к столичной моде на зимний маскарад. Это будет весело!
«Путаница точно будет весёлая: все дамы в белом, в масках…» – Мариэль готова была закатить глаза, но Нана опередила её в скепсисе:
– Это будет ночь бесстыдства, юная сирра, – насмешливо сказала сухопарая служанка и перевела взгляд с озадаченной Мариэль на Жанетту, расплывшуюся в мечтательной улыбке. – И не вам, милочка, мечтать об этом, если только вы не решили воспользоваться отсутствием хозяев!
Жанетта вспыхнула и, гордо задрав голову, попросила разрешить ей сходить за коробкой, в которой хранились старые маски. Илария засмеялась, кивнула, а затем протянула руку Мариэль:
– Присядь, милая!.. Прости меня сердечно, я забыла про твоё состояние! Что ж, думаю, настало время поговорить нам как мать с дочерью.
Девушка повиновалась, не показывая виду, что от волнения скрутило живот: неужели матушка будет рассказывать то, чему Мариэль просветилась недавно благодаря дневнику? Однако мысли матушки были, по счастью, целомудренней:
– Послушай, милая! Этот год был благодатным для нашей семьи. Тебе скоро исполнится девятнадцать, и дар твой проснулся, благодарение Владычице! В этом году ты поступишь в Академию, проучишься там три года, потом – два практики. Это время, поверь, милая, пролетит очень быстро. И лучше будет, если к окончанию практики у тебя на примете кто-то будет, – Илария поцеловала покрывшуюся красными пятнами дочь, обняла и прижала к себе. – Ты выберешь супруга себе сама, твоя магия это сделает за тебя. Ты меня слышишь?
– Да, матушка, – тихо ответила Мариэль, больше думая о желудочных спазмах, чем о радостной перспективе выйти замуж через пять лет. Она в прямом смысле без году неделя в Люмерии, а ей уже про мужа намекают!
Женщина взяла дочь за обе руки:
– Когда-то мысль о замужестве точно так же, как и тебя, привела в ужас. Ты не поверишь, но я проплакала всю ночь! А потом был мой первый бал-маскарад. Мы поцеловались с твоим отцом, не зная друг друга, и наши магии согрели нас. Когда ты встретишь того, кто тебе понравится,– Илария подняла руку Мариэль к её груди, чуть выше сердца, – вот здесь ты почувствуешь тепло и свет… И тогда вы сможете снять маски, чтобы познакомиться, а потом, однажды, познаете друг друга.
Такое же тепло, какое она чувствовала от поцелуев Армана? И желание взлететь – это можно считать светом? А что чувствовал он? То же самое? Или представлял себе свою девушку – Люсиль?
Нана, наблюдавшая за разговором, налила в два прозрачных кубка воды и поднесла один девушке:
– Выпейте, на вас лица нет. И вам, госпожа, это из Волчьего логова.
Матушка помолилась и благоговейно выпила предложенную воду до последней капли. А Мариэль, стоило смочить пересохшее горло, как – ничего удивительного, – упоминание водопада в очередной раз вернуло к воспоминаниям о молодом человеке, живущем неподалёку. Навалилась слабость: тело вспомнило прикосновения и поощрительные слова «умница», «хорошо»… Илария направила руку дочери с бокалом к поджатым губам:
– Глотни, доченька, в самом деле, на тебе нет лица. Что тебя расстроило?
Мариэль залпом выпила воду, Нане пришлось силой забирать из судорожно сжатых пальцев девушки пустой кубок.
– Мне … придётся… целоваться со всеми … на балу? И… и Люсиль тоже будет? – обречённо спросила Мариэль.
Женщины переглянулись и засмеялись.
– Глупышка, нет, конечно! – Илария сделала жест вошедшей Жанетте поставить коробку на столик перед софой. – Сначала твоё сердце и твоя магия выберет понравившегося… Не исключено, что их будет двое, трое… Но никто, милая, тебя не осудит, ведь ты будешь в маске… А Люсиль… Милая, вы прекрасно проводили время в детстве: ты, Антуан, Люсиль и Арман – вы выросли на глазах друг у друга. И, конечно же, я знаю про ваши детские влюблённости, – серьги в ушах матушки качнулись в такт движению головы.
Женщина ласково смотрела на дочь, сделала паузу, погладила бледное лицо Мариэль и продолжила:
– Я знаю, что Антуан без ума от Люсиль, а тебе нравится Арман… И пусть Арман и Люсиль когда-то клялись друг другу, это не имеет значения сейчас, когда вы повзрослели. Детство ваше кончилось, милая. У вас не было выбора, а теперь будет. И очень большой, не сомневайся. Пусть детство останется детством, нужно с ним попрощаться. Сейчас в это сложно поверить, но потом… – Илария отвлеклась на коробку, запустила в её недра руку и вытащила первую попавшуюся маску. Приложив к лицу, повернулась к дочери. – О, это моя любимая! Хороша? Узнать можно?
– Вообще-то да, – призналась в отчаянии Мариэль. – Если мне придётся идти на это бал, то… нет ли чего-нибудь… э-э-э… более закрытого? Какого-нибудь шлема…
Илария озадаченно покрутила в руках аксессуар:
– Хм, а мне казалось… – она вздохнула и вернула маску в коробку. – Подождём портниху, у неё могут быть варианты получше… О, Владычица! Мариэль, да что с тобой такое?!
Девушка была близка к обмороку. Жанетта предположила, что юная сирра от недосыпа плохо себя почувствовала. Этот аргумент показался убедительным, и Мариэль отправили в спальню восстанавливаться к приезду портнихи.
По дороге, видя как Мариэль еле ноги переставляет, словно идущий на казнь, поспешила успокоить:
– Клянусь светом Владычицы, не всё так страшно, как вам кажется. Вы можете вообще ни с кем не целоваться. И никто этого не узнает. А матушке скажете, что никто не понравился – делов-то. Поверьте, эти развлечения больше для старых дев, которые никак не могут выйти замуж, а у вас всё впереди… О! Как я рада, что вы повеселели!
Повеселеешь тут… Она не знает ничего о Люмерии, кроме того, что ей успела рассказать Жанетта прошлой ночью. Она не помнит ни одного урока из тех, которые были преподаны в течение восьми лет домашним учителем. Она даже не знает, как танцевать, а ведь это придется делать через неделю! Какое могло быть веселье и сон?
Поэтому-то вместо отдыха, как рекомендовала матушка, Мариэль решила систематизировать имеющиеся знания хотя бы о магии, ведь она была основой основ жизни в Люмерии. Это помогло бы Мариэль разобраться в себе – дело первостепенной важности.
Итак, с бытовой магией всё было относительно понятно. Напротив столбца «бытовая магия» Мариэль написала абсолютную противоположность – «Пространственники». К ним относились портальщики, инквизиторы и… всё. Имелись ли путешественники во времени, Жанетта не стала утверждать, когда рассказывала о магической иерархии. Как бы то ни было, сюда можно было смело вписать Люсиль, получившую свой древний дар под королевским Ирминсулем раньше всех. В придачу к умению перестраивать пространство и, конечно же, к бытовой магии, у неё был ещё один дар, Мариэль пока не поняла, какой.
Некромантом златовласка не могла быть, лекаркой – вряд ли, потому что морщилась от анатомических подробностей, которые любил добавлять Антуан в свои байки. Может быть, дар предвидения? О матери Люсиль тоже пока не было информации. Ну да бог с ними, что есть у Люсиль – то есть.
Мариэль дописала к ментальной магии её разновидности и перешла к стихийникам. Под группой вывела: «вода», «земля», «воздух», «металл», «огонь» и «природники» – друиды. Самая широкая группа способностей, и это было естественно для мира, ориентирующегося на гармонию. Антуану покорился металл, чем братец гордился, называя свою способность «мужской, настоящей». Арман унаследовал от матери власть над водой. Как он легко создавал птицу из снега, поднял стену изо льда! Это вызывало восхищение и лёгкую зависть. А ещё вода, которая была во всех людях, позволяла ему угадывать настроение и чувства…
«Хороший мальчик», – вспомнились слова Голоса. «Вы были детьми, и детство кончилось, вы повзрослели», – матушка была права. Хочешь, не хочешь – обратишь внимание на того, кто постоянно рядом. Для бывшей Маши Венедиктовой Арман вообще стал первым парнем, с которым можно было нормально поговорить.
Мариэль закрыла тетрадь, отодвинула её от себя. Конспект был написан, но ясности не появилось. Что бы она ни делала – все мысли, так или иначе, возвращались к одному человеку.
В самом деле, может, стоит выспаться? Сознание плывёт и хочется плакать, наверное, от свалившихся на голову последних событий и новостей. Хорошо, что инквизиторы ничего не обнаружили. Ведь если бы нашли, то весь замок бы стоял на ушах… Жанетта сказала, что прибывшие инквизиторы ещё не уехали и, возможно, останутся до завтра, чтобы проверить весь магический фон. Это значило, что условие Вестнику придётся озвучить только завтрашней ночью, если не получится выехать на ещё одну прогулку. Под предлогом выгулять матушкину лошадь, например.
Девушка вздохнула: на конспект ушло полчаса, не меньше. Портниха могла приехать с минуты на минуту. Если сирра Делоне отпустила Армана после того, как…
Господи, это невыносимо! Почем постоянно он и только он в её голове?
Желая отвлечь себя от ненужных мыслей, Мариэль подошла к зеркалу. Сегодня она стала полноправной хозяйкой своему телу, но так и не приняла его, отнеслась к этому подарку как к естественному. А что видели те, кто прощал Мариэль её капризы, выходки? Тот, кто любил её или ненавидел?
Природа когда-то поцеловала г-жу Иларию и передала большую часть её генов дочери, такой же брюнетке с густой копной вьющихся послушных волос и карими глазами. Разве что светлые вкрапления в матушкиных глазах делали их похожими на густой отвар душистых трав, за эту сладость полюбил их в своё время г-н Рафэль. В то время как глаза Мариэль казались более тёмными, напоминавшими гречишный мёд, он делал взгляд умным и пристальным. Был ли этот взгляд от прежней Мариэль или новой, сказать с уверенностью сейчас невозможно было.
А вот чётко очерченные яркие губы точно приковывали к себе взгляд. Тонкая верхняя губа со слегка резкой аркой купидона в минуты удивления приподнималась над нижней пухлой нежной губой, показывая два белоснежных резца и как бы приглашая прикоснуться к ним. Хотел ли того Арман, обнимая её, поддался ли он магии арки купидона или действовал хладнокровно, может даже представлял Люсиль?
Мариэль застонала от бессилия перед воспоминаниями. Она упёрлась ладонями в отражающую поверхность и склонила голову, прикрывая глаза. «Детские забавы», которых у неё не было… И никого такого же милого, чьё лицо бы находилось рядом, чьё дыхание бы грело шею, там, где таяла боль и рождалось ощущение безмятежности. Если бы можно было без стеснения смотреть в его глаза, погладить щеку…
От этих мыслей по телу прошла приятная волна мурашек, промчавшихся от макушки к животу и защекотавших изнутри где-то на уровне сердца, как будто они не могли выбраться наружу. Грудь сдавило, не пуская вздох в лёгкие. Мариэль сделала судорожный глоток воздуха – и вместо шёпота в комнате прозвучал бархат мужского голоса: