Loe raamatut: «Заставь меня остаться»

Font:

Глава 1

Неделю спустя

Не знаю, зачем я продолжаю звонить. Телефон у папы выключен, и самого папы уже нет. А я всё звоню.

Глупо это, осознаю. Но остановиться не могу, хотя каждый раз клянусь себе – это последний звонок.

– Я так и не поняла, что произошло, – Кристина налила мне вторую чашку какао, и я опустила телефон. – Пей, пока горячий. Или горячее, а? Черт, в русском я профан. Так что у вас произошло-то с твоим миллиардером?

– Ничего. Расстались.

– Пф-ф-ф-ф, – Кристина закатила глаза. – Изменил, да?

Лучше бы изменил. Оказывается, измена – не самое страшное, что может случиться. Я бы её не простила, но не ненавидела бы после. Обижалась бы, плакала, но не ненавидела.

– Да, изменил, – сдалась я, ведь не смогу я озвучить то, что произошло.

Я и сама до конца не понимаю. И до сих пор не могу поверить. Шок не отпускает. Он со мной и днем, и ночью, хотя я осознаю – мне нужно успокоиться ради малыша. Сейчас я в ответе за ребенка, и должна беречь его, а не мучить. Но сердцу-то не прикажешь. И по щелчку пальцев я не могу стать веселой и позитивной.

Я умереть хочу.

– Вот сволочь! Алька, не кисни, почти все они такие. Козлы. Либо простишь со временем, либо не простишь, и продолжишь нормально и без него жить. Но ты же малОго ждешь. Пусть участвует! Причем нормально пусть помогает, уж может себе позволить тебя озолотить. Квартиру, машину, тысяч пятьсот в месяц пусть отстегивает. Не строй из себя дурочку-гордячку, кому это надо вообще?

Я скривилась, представив, что мне придется у Марата хоть копейку принять.

Вещи он мне так и не прислал.

Я звоню папе. Безответно. А Марат звонит мне. Ответила я лишь раз – на следующий день, и сказала, чтобы прислал мне мои вещи курьером.

Я же домой явилась, даже ключи забыв у Марата. Хорошо хоть Кристина дома была, и дала мне запасной комплект. Хожу в старой одежде, документов нет, ноутбук у меня Кристинкин старый. Нужно бы набраться смелости, и заявиться за вещами. Карту Марату вернуть, подарки. И забрать то, что моё.

Но я не могу. Тошнит при одной мысли, что придется вернуться хоть на миг. Пусть даже его дома не будет. Пусть даже не увижу. Не могу, и всё тут.

Я и неделю назад не знала, что делать, и сейчас. Не знаю. В полицию идти с заявлением? Доказательств нет. А даже если бы была запись самого… Боже, самого убийства, то со связями Марата, дело бы замяли. Деньги, к сожалению, решают всё, и я – пыль, по сравнению с Маратом.

Была мысль позвонить Дмитрию Константиновичу. Это же его сынок Егора пытал! Но чем он мне поможет? Только навредит. А папу уже не вернуть… и я не хочу в это верить, хотя я и почувствовала, что папы больше нет. Еще в машине, когда меня везли из стоматологии, почувствовала.

Но я же должна хоть что-то предпринять? Почему я такая слабачка? Почему?!

– Аль, ау, ты в астрале, или на грешной земле?

– Что? – прошептала.

– Я говорю – пусть баблом поделится на ребенка, – возмутилась Кристина.

– Ой, отстань. Ребенок еще не скоро родится, – отмахнулась.

Да и не хочу я, чтобы Марат вообще к нему приближался. Не нужен моему ребенку такой отец. Марат, думаю, не будет против не общаться. Он же не хотел его.

– Кстати, он приходит виниться перед тобой? Мужики же обычно так и говорят, мол бес попутал, ты все не так поняла, и бла-бла-бла.

– Кристин, хватит про Марата. Прошу тебя!

– Я и так неделю целую тебя не спрашивала!

– Вот и дальше не спрашивай. Без обид, но… не могу я о нем. Не могу, ясно? – губы дрожат, я до сих пор чуть что – сразу в слезы.

И слезы эти я спрятала, отвернувшись к окну.

Приходит ли Марат виниться? Приходит. Каждый вечер, начиная с самого первого. Ключ я всегда держу в двери, чтобы Марат не открыл мою квартиру. Уверена, комплект ключей у него есть. Да и так он бы легко справился с замком. Но он звонит трижды, и стоит за дверью.

Каждый вечер.

Я не говорю с ним. Не открываю. Один раз смотрю в глазок, и тут же отворачиваюсь. Просто стою в коридоре, и жду, пока он уйдет.

Иногда на меня находит. Метнуться на кухню, схватить нож, открыть дверь, и ударить. Попытаться хоть. Или просто открыть, высказать все, избить. Пожелать сдохнуть. С лестницы спустить. Хоть что-то предпринять.

Но я останавливаю себя.

Всё это – истерика. Ни к чему она не приведет, я всего лишь распсихуюсь еще сильнее, и рискну своим ребенком. Малыша я уже люблю. Плевать мне, кто его отец. Он мой, это главное. Единственная семья, что у меня осталась – это мой сын, или моя дочь.

Больше-то никого нет…

– И всё же, Марат…

– Хватит! – стукнула я кулаком по столу. – Марат, Марат… надоело, Кристин! Сказала же, что не хочу о нем слышать. Но раз уж зашла речь – ты подруга мне. И я тебя очень прошу, не смей нас мирить якобы из добрых побуждений, хорошо? Если явится к тебе, то не пытайся мне «добро» сделать, и устроить нам разговор. Я этого терпеть не могу.

– Я и не собиралась, – парировала она, но как-то неуверенно.

– Вот и не думай об этом. Иначе я и тебе не прощу. У меня своя голова на плечах есть. И, знаешь, Кристин. Тебе повезло, что Вова твой от денег отказался отцовских, и своей дорогой идет. Рядом с миллиардером лучше равной быть, а не нищенкой. Я только сейчас это поняла. Тот, кто сильнее, рано или поздно своей силой воспользуется, и не на благо.

– И Марат воспользовался?

– О да, – скривилась я. – Всё. Хватит. Больше ни единого слова о нем.

– Ладно, – Кристина опустила голову. – А хочешь, я тебе про Вована расскажу? Прикинь, что он опять учудил…

– Кого-то затопил опять?

Кристина хихикнула, и начала рассказывать про своего недотепистого парня. Я слушала её, и параллельно думала. Курсы оплачены, я даже прохожу их, пусть и в последнюю неделю как попало. Первые три дня я просто лежала на кровати. И лишь вспомнив о ребенке, заставила себя подняться, и жить.

Деньги тают. Мне противно, наличка-то от Марата осталась. Её я и трачу. С карты не снимаю ничего. А наличка… это еще та самая, которую Марат мне перевел после нашего первого раза как оплату. Деваться некуда, я использую эти деньги, купила витамины, заказываю продукты. Аппетита совсем нет, но ребенок-то есть.

Больше у Марата я ничего не возьму. И деньги эти – те, что уже трачу, я их либо ему верну со временем, либо, если не примет, в благотворительный фонд пожертвую. Как только пройду курсы, сразу же работать начну, и заработаю.

Всё у меня будет.

Есть малыш, что растет у меня под сердцем. Есть крыша над головой. Какие-никакие деньги. Будет работа, будет семья, пусть и мужчины не будет. Не рискну я личную жизнь устраивать, не везет мне с ней. Да и не главное это. Мне бы только устроить свою жизнь, и успокоиться.

И придумать, что делать дальше с папой. Как можно оставить всё так, как есть?!

Я помыла за собой чашку, и попрощалась с Кристиной, забрав запасную зарядку для ноутбука, которую у нее попросила. Черт, еще и ноутбук нужен. А вообще, неплохо бы себя перебороть, и приехать к Марату за вещами, дождавшись, пока он уедет на работу.

Трусиха.

Уже шагая по лестнице, я поняла, что меня ждут. Нет, я не слышала звуков дыхания. И голоса. И шагов. Просто воздух сгустился, кожу начало колоть тонкими иглами, и колени ослабли. И едва я свернула в коридор, увидела его.

Марата.

Он рано сегодня. Рабочий день еще не закончен. Я потому и вышла к Кристине, что не ждала, что Марат явится в такое время. Вечером-то я не высовываюсь.

Он обернулся. Рукой в стену уперся. Смотрит, давит своим взглядом.

А я на грани обморока. Или за гранью. Но на ногах каким-то чудом еще держусь.

– Поговорим? – хриплым, низким голосом спросил он.

Глава 2

Каждый шаг словно через загустевший воздух.

Я ненавижу Марата. Это не обманка, я не лгала самой себе. Я это чувствовала – ненависть. Но сейчас вдруг надежда проклюнулась. Убогая, как одуванчик рядом с мусорным баком.

Может, я всё не так поняла? Может, Марат просто удерживал папу? Избивали, пытали, и он рассказал Марату всё то, что мне поведал. Может, жив? Ну не мог ведь Марат так поступить! Просто не мог, это в голове не укладывается. Да и не убийца он, а бизнесмен. А смолчал тогда в трубку на мой вопрос, потому что захотел мне больно сделать. Хоть как-то за обман отомстить, пусть и подобным жестоким образом.

Так же? Папа жив?

Взглянула в его глаза, и словно порезалась о битое стекло. Ничего понять не получилось. Это не просто густой воздух, это тяжелый туман. И он в моей голове, в моих мыслях. Мешает. Отравляет.

– Давай поговорим здесь, – прохрипела.

– Открывай квартиру, Алика. Хватит прятаться.

Снова командует. Ладно. Раз уж Марат решил, что ему пора проникнуть в мой дом, он все равно это сделает. Не удержу.

– Ты уйдешь, когда я попрошу. В этом доме решаю я, – вставила ключ в замок, и повернула.

Громко идет. Почему вообще так тихо? Это пугает. Зловеще всё это.

Впустила его, скинула свои сланцы, и обернулась, все также не глядя Марату в глаза.

– Разуйся только.

– Я помню, – он не стал спорить, и скинул обувь.

Прошла я на кухню. А следом пришел и Марат. Дико его здесь видеть снова. Но… надежда. Если папа жив, если всё это – наказание, я буду в ужасе, но прощу. Пожалуйста, пусть это будет так!

– Как ты себя чувствуешь, Алика? – Марат первым делом заглянул в холодильник, оглядел полки, и кивнул. – Кофе нальешь? Так что насчет самочувствия? Витамины принимаешь, надеюсь?

«А тебя это вообще касается? – хотела проорать я. – Очнулся!»

– Давай поговорим о другом. Меня интересует…

– Я знаю, что тебя интересует. Сначала про ребенка, – отрезал он.

Ублюдок.

– Я пью чертовы витамины, – рыкнула, поднимаясь со стула. – Питание здоровое, занимаюсь гимнастикой. Даже воздухом свежим дышу.

– А сон?

– Обычный.

– Херовый, судя по твоим глазам.

– Ты реально хочешь поговорить о том, здоровый или нездоровый у меня сон? – зло поставила чашку на стойку, и ударила по чайнику, включая его. – Правда, Марат? А потом? Спросишь меня о сериалах, которые я смотрю?

– Налей мне кофе.

Покачала головой. Неисправим. Не такого я ожидала. Кофе у меня остался только растворимый, арабику же я отдала Кристине. Саму меня от этого напитка сейчас тошнит. Выживаю на какао, и фиг знает, какао – это он, оно, или вообще небинарная личность.

Бесит! Разбить бы чашку, и заорать дурниной. Может, хоть так эта ситуация мне перестанет казаться сюром?

– Я рад ребенку, – глухим голосом произнес Марат позади меня. – Прости, что сразу не обрадовался. Я… Алика, я просто психанул из-за обмана, и только. Успокоился, в голове всё разложил, и понял тебя. Я рад. Я охереть как счастлив, что именно ты станешь матерью моего сына или дочери.

Обернулась к нему. Сейчас я – воплощение горя. Его квинтэссенция. Чувствую горе в душе, в сердце, на кончиках пальцев.

Если бы Марат сказал мне эти слова в тот самый день, то всё было бы по-другому. Это ужасно, но я не поехала бы прощаться с папой, я бы снова выбрала Марата. Его объятия. И папа бы не попался.

– Надо же, – пожала плечами.

– Ты должна была это знать. Алика, ты точно не собиралась сбегать от меня?

– Нет! Не собиралась я! Я же объясняла тебе. Просто попрощаться с папой поехала. Помнишь, я ездила с Русланом по магазинам? Так вот, в магазине меня папа и нашел. Дал сим-карту, и сказал что свяжется со мной. Я ждала. Связался. Предложил уехать с ним, а я… я тебя выбрала тогда. Нас.

Не знаю, зачем я оправдываюсь. Надежда есть, но она слабая. Иллюзорная даже, и я прекрасно это понимаю, но не могу не надеяться.

Да и не хочу я, чтобы между нами недомолвки остались.

– Что с моим отцом? – спросила спокойно, и вдруг метнулась к Марату. За руку его схватила. – Скажи, я же ошиблась, да? Он живой. Живой? Марат, я всё пойму, клянусь – то, что удерживали его, пытали, избивали. Что угодно! Просто скажи, что он жив!

– Ты в курсе, что твой отец торговал оружием?

– Мне плевать! Я другое спросила у тебя!

– И наркотиками, Алика, – Марат смотрит на меня внимательно, говоря всё это. – Когда происходило изъятие наркотиков, не все они попадали в вещдоки. Твой отец сдавал наркоту шпане, покрывал их, и имел с этого отличные деньги. У твоей мамы была лошадь, дорогой скакун. Она увлекалась, ведь так? Откуда деньги на такое удовольствие, угадай?

– Марат…

– На нем много грехов, – отрезал Марат.

– Папа, всё же, мертв?

– Да. Я не планировал, – добавил он, нахмурившись. – Не планировал убирать его сразу. Так… вышло. Один из моих людей поторопился. Мне жаль, что ты прошла через подобное. Я вообще не думал, что ты узнаешь о моих планах. Мне жаль, да. Но мне не жаль, что Владимира Веснина больше нет. За это извиняться я не стану.

Отшатнулась от него в ужасе. Думала, свыклась с мыслью, что папы нет, но нет. Больно до сих пор. И от того, что от семьи остались только я, и малыш под моим сердцем. И от того, что именно Марат лишил меня отца.

И от того, что он говорит.

– Грехов на нем много, да? А на тебе, безгрешный мой? – прошептала помертвевшими губами. – Ты у нас святой, и тебя не за что убить? Может, мне киллера нанять? По твоей логике, я имею на это право. На месть. Так?

– Так.

– Закон джунглей, – скривилась. – Мне жаль Егора. Искренне. И папа виноват, пусть и не он пытал. Только бил. Хотя… избиение связанного заключенного – это и есть пытка, наверное. Мне, правда, жаль твоего брата, Марат. Но знаешь, это мой папа! Я бы любила его, будь он палачом, будь он чертовым маньяком. Я бы всё равно его любила! Ты даже шанса не дал ему. Егор жив, а мой папа…

– Егор жив только чудом. Алика, хватит об этом. Успокойся.

– Не успокаивай меня! – выкрикнула, разозлившись. – Хочешь, чтобы я перестала психовать? Хочешь хоть что-то хорошее для меня сделать?

– Я много хорошего для тебя сделал.

– Ты хорошо трахал меня, – припечатала. – Тут согласна. Что еще? На Мальдивы отвез? Ммм… прости, не припомню, что же ты такого хорошего для меня сделал. Просто всё перекрыл тот факт, что ТЫ МОЕГО ОТЦА УБИЛ!

– Мне жаль, что тебе плохо. Алика, я дам тебе время. Понимаю, что тяжело, но ты меня-то пойми! Просто поставь себя на мое место, – Марат поднялся со стула, так и не дождавшись кофе.

– Не трогай! – отступила на шаг. – Жаль тебе? Сомневаюсь! Ты просто монстр!

– Я тебя люблю.

– А я тебя ненавижу! – выплеснула я ему в лицо то, что чувствую. Сейчас очень ярко.

Надежды нет. Папы нет. Я есть. Но не понимаю, что делать.

А ведь кое-что я обязана сделать. Что-то очень важное.

– Аль…

– Верни мне его тело, – прохрипела, говорить больно после крика и подавленных слез. – Сделай хоть что-то. Я хочу проводить папу достойно. Или вы его в цемент закатали? – опалила его своей яростью.

Марат выдержал мой взгляд.

Он осунулся за эти дни. Выглядит даже хуже меня. Одним словом – дерьмово.

– Верну. Будут тебе похороны, – Марат устало потер лоб ладонью. – Садись, давай поговорим, обсудим, и…

– Уходи, – указала на дверь. – Уходи, иначе я закричу.

– Нам придется поговорить.

– Нам не о чем разговаривать.

– У нас будет ребенок. И до сих пор есть мы. Ты и я. Ты поймешь со временем.

Какая невообразимая жестокость. Марату жаль, что мне жаль, но я должна понять. А я не понимаю. Такая вот я непонятливая, ценящая жизнь, а не месть и смерть.

– Как только я получу тело, поговорим. Верни мне отца. Живым не вернул, так хоть мертвым его отдай. И… уходи. Я устала.

Марат внимательно взглянул на меня. Сделал еще один шаг, от которого я отшатнулась, здорово приложившись спиной о шкаф. Видимо, это Марата и остановило. Он вышел в коридор, быстро обулся, и у двери тихо сказал:

– Я тебя люблю. Со временем ты сможешь меня если не простить, то понять. Ничего не кончено, и я тебя верну.

Глава 3

Утро. Я сижу на приеме у врача, и боюсь, что Марат прознает. Заявится. И что тогда делать?

Он четко дал мне понять, что не жалеет о своем поступке. Честно говоря, всю неделю, когда он приходил под мою дверь, я думала, что он извиняться будет. Каяться.

Ошибалась.

Я вообще часто ошибалась в нём, хотя думала, что разгадала.

Дурочка.

– Стресс точно не повлиял?

– Нет, но по возможности исключите его. Прививки, я вижу, все сделаны… так, замечательно. УЗИ нужно будет пройти до тринадцатой недели. Вам сделаем на одиннадцатой, исключим аномалии. Не бойтесь этого слова, – строго взглянула на меня врач. – Через УЗИ сейчас все проходят. Затем советую НИПТ-тест, но об этом позже.

– А что это?

Врач принялась рассказывать. Затем мне выписали еще витаминный комплекс, и кое какие лекарства. Гормоны, все же, шалят. С тоской думаю, смогу ли я всё это глотать каждый день. Уж очень много.

– Через неделю как штык ко мне, – строго напомнила врач на прощание. – До конца первого триместра, сами понимаете, я буду строго вас контролировать. И Алика, я не буду вас просить закрываться дома, это глупость, и витамин Д полезен в умеренной дозировке, но на время откажитесь от общественного транспорта. Сейчас не сезон гриппа, но первые месяцы – самые важные. Только дома, повторюсь, не сидите. Солнце полезно!

– Так точно, – закивала. – Спасибо.

Передала этой приятной женщине картонный пакет, в который вместила первый этап своей благодарности – марципановые конфеты, французский коньяк и конверт. Клиника частная, деньги я платила немалые, но я до того благодарна докторам, что этот подарок кажется мизером.

– Спасибо и вам. Берегите себя. До следующей недели.

– Всего доброго, – кивнула, и вышла из кабинета.

Марат не узнал, что я в клинике. Слава Богу!

Я всё утро здесь проторчала на нервах. Сдала кровь на всевозможные анализы, таскалась по осмотрам, и наконец была на плановом приеме своего ведущего врача. Явилась в восемь тридцать, а сейчас… ничего себе! Половина двенадцатого!

Марат на работе, должно быть. Не может он позволить себе преследовать меня целыми днями. Работа требует внимания. И это замечательно. А я ведь злилась одно время, что он столько времени в офисе пропадает, глупая.

Злилась но, тем не менее, гордилась его успехами. Сам всего добился.

Пф-ф-ф-ф…

Может, раз он на работе, доехать до его квартиры? Вещи, как я поняла, он и не собирается мне отдавать. Не помню, говорила ли я ему об этом вчера. Но точно писала.

Вызвала такси до дома Марата, и через минуту трусливо отменила.

Не могу. Не готова. Не отболело еще.

Изменила адрес до моей квартиры, надела медицинскую маску, и загрузилась в машину, придерживая на коленях пакет с лекарствами.

«Привет, как твое самочувствие? Не тошнит по утрам?» – прочитала я сообщение от Марата.

Пошел ты к черту!

Неожиданно для самой себя усмехнулась. Никогда не верила в муть, что мысли материальны, но вот, пожалуйста, всё сбылось. Думала, что папа мертв, и его нет. Планировала забеременеть от Марата – и снова сбылось. Изначально уверена была, что растить ребенка стану одна – и снова в яблочко.

Может, завести соцсеть, и организовывать марафоны исполнения желаний? Отличный бизнес, слышала. Миллионы можно заработать.

«Алика, просто ответь мне. Знаю, что ты не хочешь разговаривать, но если будешь молчать, я сейчас же к тебе приеду» – пришла угроза.

Оставь меня в покое, Соколовский!

«Чувствую себя хорошо. Не тошнит» – коротко ответила ему.

«Выбери врача, вместе сходим. Хочу убедиться, что с тобой и ребенком все хорошо. Кстати, я проверил движение денег по карте. Не экономь. Это и твои деньги»

Сначала хотела ответить Марату, чтобы он не исполнил свою угрозу, и не явился ко мне домой, но в последнем месседже не было вопросительных знаков. Значит, и отвечать не на что.

Вышла из такси. Настроение немного поднялось, благодаря тому что с малышом всё хорошо. Немного виноватой себя из-за этого настроения чувствую. Папа мертв, а я тут радоваться пытаюсь.

– Не думать об этом. Не думать, – дала себе установку, и принялась раскладывать лекарства – блистеры отдельно, инструкции отдельно. Именно так я привыкла хранить таблетки.

Проверила холодильник, и сверилась со списком от диетолога. Он увеличил мою норму на пятьсот килокалорий, вписав необходимые продукты. Их я и заказала доставкой. Курьер приедет через тридцать минут. Отлично, пока займусь курсами.

Включила ноутбук, вошла в личный кабинет, и только включила видеоролик с уроком, как в дверь позвонили.

Неужели курьер так рано?

Или… Марат?

Прижав руку к сердцу, подошла к двери, и взглянула в глазок.

Соколовский. Да. Но не Марат.

Егор. На коляске, без сопровождения. Пандусов у нас в подъезде нет. Не понимаю, как он забрался даже на наше крыльцо. И… не понимаю, впускать его, или трусливо спрятаться.

Я не хочу снова нервничать. Сама я бы выдержала, но сейчас я обязана беречь ребенка.

Впустить? Сделать вид, что никого нет дома?

Егор протянул длинную узкую трость вверх, и снова нажал на звонок.

И я открыла ему.

– Эмммм… привет, – пробормотала, вглядываясь в его лицо.

Оно спокойное. А в глазах жалость.

Дьявол!

Ни от кого из Соколовских я не собираюсь принимать соболезнований! Даже от Егора!

– Привет. Впустишь?

– Ты один?

– Рус внизу. Из него я выбил твой адрес.

– Зачем? – я посторонилась, пропуская мужчину.

– Прости, коляска не самая чистая. После меня придется протереть пол.

– Ничего. Так… зачем ты здесь?

– Угостишь чем-нибудь? – снова ушел Егор от темы, жутко напомнив мне этим Марата.

Тот тоже редко отвечал на не интересующие его вопросы.

– Кофе только растворимый. Есть фруктовый чай. И какао. Несквик.

– А налей какао, – обаятельно улыбнулся Егор. – Лет с тринадцати не пил.

Пф-ф-ф-ф… ну ладно. Под не давящую на меня тишину, подогрела молоко, разбавила его водой, и размешала Егору какао.

– Спасибо, – принял он чашку.

– Не за что. Итак?

– Как ты?

– Я?

– Да, Алика. Как ты? Я не знаю, что произошло, но догадываюсь, что ничего хорошего. Руслан мрачный, Марат как собака бешеная. Ты съехала. Наташа из-за этого рвет и мечет. Она звонила, но…

– Но я не брала трубку, – перебила я. – Пока не готова, извинись, пожалуйста, перед своей тетей.

– Ты не готова с ней общаться, – кивнул Егор. – И мне не особо обрадовалась. Я сделал из этого выводы.

– Возможно, твои выводы ошибочные?

– Вряд ли. Дело в твоем отце?

Я опустила глаза.

– Ясно. Он хоть жив?

– Поговори об этом с Маратом, – просипела в ответ и, чтобы спрятаться от внимательного взгляда, поднялась, и принялась делать какао и себе.

– Понял. Значит, нет. Как ты справляешься, Алика?

– Ты приехал посочувствовать? Не стоит. Только не ты! Или… или ты приехал просить вернуться к Марату?

– Нет, – твердо ответил Егор. – Я предпочитаю не вмешиваться в чужую жизнь. Видишь ли, для любого инвалида это болезненная тема – неприкосновенность. В определенный момент времени все близкие решают, что у такого как я нет ничего личного. Даже самые любящие люди так себя ведут. Потому я не буду тебя просить вернуться к моему брату, хотя вижу, как ему херово. А сочувствие мое ты вряд ли оценишь. Но оно есть.

– Есть? – резко обернулась я.

– Я его ненавидел сначала. Отца твоего. А потом, заешь, перегорело. Вообще всё. Силы уходили на борьбу с этим, – он с ненавистью взглянул на свои ноги. – Ни на любовь, ни на всё остальное сил уже не оставалось. Я не простил, я просто отпустил.

– Мне жаль.

– Я знаю. Ты добрая девочка. Ты здесь вообще ни при чём. Но, прости, один раз мне придется влезть в твою жизнь. За этим я и приехал. Не просить, а попытаться объяснить. Мне ничего не рассказали о том, что произошло, но я догадливый, к сожалению.

– Я заметила, – взяла чашку в чуть подрагивающую ладонь, и опустилась на стул.

– Я просто хочу, чтобы ты кое-что поняла. Я – старший из братьев. Родителей не стало, и тянули младших мы с Маратом. Зарабатывали неплохо, но на всех не хватало. Жили все вместе, чтобы сэкономить, так как за одного нужно было за баскетбол заплатить, другому – курсы английского, и так далее. Мы оба чувствовали свою ответственность за семью. Особенно когда потеряли маму и папу. Это нас еще сильнее сблизило. А затем, – Егор чуть скривил красивые губы, – со мной случилось это. Я выжил-то чудом. Вроде и переломанный лежал, но вдобавок любую болячку стал подхватывать – простуды, пневмонию… чего только не было. А до больницы я вообще не болел ничем, здоровье было отменное. Все эти болячки меня в больнице задерживали. Деньги шли только на меня. Марат… мы привыкли вместе делить ответственность, но неожиданно она на него одного свалилась. Ему пришлось не только младших на себе тянуть, но и умирающего брата. И работать при этом.

– Я сочувствую.

– Не стоит, это в прошлом. Я это к тому, что Марат привык чувствовать себя главным. Он как принял единоличную ответственность на свои плечи, так и не снял её до сих пор. Его здорово подкосила моя инвалидность. Если бы такое случилось с кем-то другим из братьев, возможно, было бы по-другому. Но со мной… понимаешь, я же с ним возился в детстве. Ненамного старше его, но меня отец учил костер разжигать, в лесу выживать, и так далее. А я учил Марата. Затем мы всё поровну с ним делили, вместе думали, где достать деньги, и так далее. И когда со мной случилась беда, я не сломался, а он – да. Сломался, обозлился на несправедливость, и вбил себе в голову, что нужно отомстить. Если честно, первое время я поддерживал эту идею, сам ведь ненавидел твоего отца. А потом остыл, решил свою жизнь на это не тратить. Но Марат не смог остановиться, – Егор перевел взгляд в окно, грея при этом ладони о чашку. – Каждый раз, когда мы встречались с ним глазами, я видел это – ярость. Для брата я почти покойник. За это он и отомстил. Зря он это сделал, Алика. Это неверный выбор в пользу прошлого, а не будущего. Я не выгораживать его приехал, я просто хочу, чтобы ты хоть немного его поняла. Возможно, тебе самой станет хоть немного легче от этого.

– Легче? – грустно усмехнулась я.

– Да. Легче, – отрезал он. – Надеюсь. Не бери пример с моего брата. Он горел ненавистью, и что хорошего вышло? Ничего. Вот и ты отпусти. Пусть сложно, пусть больно, но отпусти. Не ненавидь. Если любишь – попытайся простить, или не пытайся, и делай так, как велит сердце. Но не повторяй чужих ошибок. И… спасибо за какао. Как будешь готова – позвони Наташе, пожалуйста. Она волнуется, что ты пропала.

– Я постараюсь позвонить ей вечером. Не брала трубку… срываться на ней не хотела, – призналась я тихо.

– Я понял. Мне пора.

– Может, перекусишь? Или еще какао?

– Нет, – хохотнул Егор. – Спасибо, но если я задержусь, Руслан поднимется за мной. А ты, как я заметил, не особо его жалуешь.

Спорить с этим я не стала. Егор поехал по коридору, и у двери я спросила:

– Как твое лечение?

– Пока сдаю анализы. Выписали курс витаминов, уколы. Организм ослаблен, как только подлечусь, лягу на операцию.

– Я бы хотела, чтобы она была удачной, и ты встал на ноги. Искренне, – прошептала, взявшись за ручку двери.

– Я тоже, Алика. Ты представить себе не можешь, как я сам этого хочу. Пусть и забыл, что это такое – ходить на своих ногах.

– Удачи.

– И тебе, – ответил он, и выехал на лестничную клетку.

Я закрыла дверь, и медленно пошла на кухню. Телефон, лежащий на кухонном столе, вибрирует.