Loe raamatut: «Перекресток всех дорог»

Font:

* * *

Любимой маме

Андрей Юрьевич Белозерцев сделал большой глоток минералки, точным движением отправил пластиковый стаканчик в мусорную корзину, взъерошил русые волосы и, постукивая колпачком ручки по столу, методично произнес:

– Марина, ничего не поделаешь – менять придется очень многое. Мы скатились на последние строчки рейтингов и бездействовать в данном случае попросту не имеем права. Грядут перемены. – Он придвинул к себе пухлую кожаную папку и вынул из нее исписанные размашистым почерком листы бумаги. – Основная работа ляжет на ваши плечи… Здесь я подробно изложил план дальнейших действий и пометил пункты, которые требуют особого контроля. Обратите внимание на пункт под номером пять – нести за него ответственность будете именно вы.

Андрей Юрьевич протянул лист Марине, откатил назад кресло и встал.

«Да, – подумал он, закладывая руки за спину, – в жизни нашего журнала начинается новый этап. Успешный. Хотя… гори оно все синим пламенем!»

В те недалекие времена, когда владельцем журнала «Артэль» был умный и вечно занятой Кирилл Григорьевич Фокин, проблем практически не возникало. Устойчивый спрос читателей, толковая реклама, хорошие показатели успеха, никаких случайных сотрудников и четкий, годами выработанный стиль. Белозерцев, являясь главным редактором, с удовольствием засиживался в кабинете до глубокой ночи и с не меньшим удовольствием просыпался в семь утра, приводил себя в порядок и отправлялся на работу.

Но судьба была немилосердна к Фокину, и в возрасте пятидесяти трех лет он скоропостижно скончался от болезни сердца. Его супруга, погоревав, решила лично заняться журналом и, отменив ранее принятую политику невмешательства в дела главного редактора, бросилась штурмовать неведомые вершины. Поначалу Белозерцев молчал, входя в скорбное положение вдовы, но затем терпение иссякло и он настоял на серьезном разговоре. Госпожа Фокина покивала, согласилась немного «попридержать коней» и практически тут же потребовала заменить три полосы на другие, более интересные (на ее взгляд).

Белозерцев старался быть объективным и признавал, что некоторые идеи Фокиной заслуживают одобрения, но нельзя же обрушивать на верного читателя столько новшеств сразу и совершенно ни к чему делать из информационно-развлекательного журнала исключительно развлекательный. Спрос постепенно пойдет на спад, а на завоевание новой аудитории уйдут долгие месяцы (и это при том, что конкурентов пруд пруди!).

Андрей Юрьевич даже подумывал уволиться, но в последний момент всегда рвал заявление об уходе на мелкие кусочки и тяжело вздыхал. Во-первых, «Артэль» – его детище. Сколько он здесь проработал? Пятнадцать лет. Во-вторых, бросать увлеченную госпожу Фокину как-то не по-мужски, да и есть еще надежда, что она перебесится… В-третьих, не хочется в сорок лет начинать все заново. Один раз в неделю он благословляет номер в печать, идет в свой любимый ресторанчик, заказывает пиво, форель и чувствует себя прекрасно… Вообще-то, так было раньше. Сейчас – пиво и форель остались, а вот привычного удовлетворения нет…

Через пять месяцев вдова действительно стала признавать свои ошибки. Но уволившихся сотрудников не вернешь, разочарованных читателей – тоже. Да и новый курс уже проложен и вновь все перечеркивать – рискованно. Оставалось только одно – плюнуть на старые обиды, встретиться и хорошенько подумать.

Два дня они исправно думали и пришли к компромиссу. Было решено:

а) ввести один новый проект, который в силу актуальности и интересности привлечет и удержит читателей;

б) постепенно вернуть старые рубрики и прекратить «разброд и шатание» как на рабочих местах, так и на страницах журнала.

Вдова также клятвенно пообещала, что больше давить не станет, займет место наблюдателя и только в самых крайних случаях (бла-бла-бла) будет настойчиво стучаться в дверь. В эти заверения Белозерцев не поверил – рано или поздно госпожа Фокина от скуки и несметного количества идей, размножающихся в ее голове со скоростью три штуки в день, вновь ворвется в его кабинет и потребует заменить одно на другое. Но пока – полгода у него есть, а после… ну что ж, он готов работать дятлом, готов двадцать четыре часа в сутки прокладывать путь к разуму госпожи Фокиной. Практика показывает – достучаться можно.

– Номер пять? – Марина с интересом пробежалась взглядом по строчкам и замерла, читая обведенный зеленым маркером текст. – Но-о… – протянула она, медленно поднимая голову. – Андрей Юрьевич, вы это серьезно?

– Никаких «но», – строго сказал Белозерцев и категорично хлопнул ладонью по столу. – Приступайте.

* * *

Андрей Юрьевич протянул лист Марине, откатил назад кресло и встал.

Два дня они исправно думали и пришли к компромиссу. Было решено:

а) ввести один новый проект, который в силу актуальности и интересности привлечет и удержит читателей;

– Никаких «но», – строго сказал Белозерцев и категорично хлопнул ладонью по столу. – Приступайте.

Глава 1
Самая обыкновенная Золушка

Владимирская область

Последние четыре месяца Сашенька Аксенова пребывала на вершине счастья. Даже ворчание вечно недовольной тетки и мелкие пакости двоюродной сестрицы не могли омрачить этого необыкновенно волшебного состояния души.

У нее есть Пашка.

Пашка!

Иногда хотелось задрать голову к небу и закричать изо всех сил: «У меня есть Пашка!!!» И чтобы обязательно в ответ раздалось эхо. Звонкое и протяжное.

Ей двадцать два года, а ему – двадцать восемь. Ощутимая разница. Будто он такой взрослый-взрослый знает ответ на любой вопрос и… любит Сашеньку… ну конечно же, любит. Такое всегда чувствуется.

А она – вечная мечтательница и доверчивая натура. И на свой возраст, если честно, не тянет. Рост – метр шестьдесят, волосы темно-русые до плеч и вьются. На щеках детский румянец, да и выражение лица детское. Тут и ямочки к месту пришлись, и чуть пухлые губы, и курносый нос, и брови-черточки. Вот глаза могли нарушить первое впечатление – глубокие и выразительные, но это если вглядываться, если тонуть в этих глазах…

– Саш, может, на фиг кино, пойдем ко мне, а? – прошептал Пашка в ухо, когда до окошка кассы остался приблизительно метр.

– Не знаю… – девушка пожала плечами и покосилась в его сторону. По спине побежали колючие мурашки.

Сашенька уже давно собиралась совершить с Пашкой «это самое» и мысленно на каждый такой вопрос всегда отвечала «да», но затем привычно трусила и отчаянно мотала головой. Он же не лез с уговорами, терпеливо ждал пару-тройку дней и опять делал попытку к сближению, но согласия так и не получал.

Сашенька сама не понимала, почему тянет, – роднее и дороже Пашки у нее никого не было и не будет. И не надо. Но… «Первый раз всегда страшно… момент какой-то неподходящий… трусы в горошек… вдруг его родители вернутся из командировки на полгода раньше… вдруг, вдруг, вдруг…» – фразы в голове начинали стремительно кружиться, и отговорки наслаивались одна на другую. «Просто еще не время», – обычно утешала она себя, надеясь, что очень скоро проблема отпадет сама собой. Раз – и как в сказке! Сердце заволнуется, забьется, и с губ сорвутся совсем другие слова.

– Ну, ладно… пойдем к тебе, – кивнула Сашенька, краснея. – Только я ненадолго, а то тетка ругаться будет.

Последнюю фразу она добавила просто так, чтобы скрыть противное смущение и собраться с мыслями.

Она согласилась, что ли?

Взяла и согласилась?

Вот и хорошо, вот и замечательно… Пашка-то давно намекает, и правильно делает – сколько можно по кафешкам да по кинотеатрам ходить. Пора начинать новую жизнь, совсем уже взрослую. Сашенька улыбнулась и кивнула еще раз. А ведь они могли и не познакомиться, разминулись бы в этом огромном мире… Не налетела бы она четыре месяца назад на Пашку в магазине, не рассыпала бы на затертый пол яблоки, апельсины и лимоны… и все… Кошмар!

– И чего ты свою тетку боишься? – фыркнул Пашка, сжимая руку Сашеньки. – Половина дома принадлежит тебе, и селить кого попало на твои квадратные метры она не имеет права. Факт? Факт. К тому же ты совершеннолетняя и от нее никак не зависишь, пусть дочери своей нотации читает…

– Я ее не боюсь, – сморщила нос Сашенька. – У меня родственников больше нет – только Галина Аркадьевна и Светка, ну зачем я буду отношения с ними портить… И вообще, мы же договаривались на эту тему не разговаривать.

– Извини… не удержался… Мороженого хочешь?

– Ага.

– Сейчас целый килограмм куплю!

Пашка жил в центре города в двухкомнатной квартире. Пользуясь тем, что родители пребывают в длительной командировке, он частично передвинул мебель, приобрел парочку кресел, напоминающих огромные бесформенные мешки, поснимал со стен акварельные картины местных мастеров и убрал на балкон коврики. Достойная зарплата программиста и финансовая помощь родителей, поступающая на банковский счет из Новосибирска, позволили купить здоровенный жидкокристаллический телевизор серебряного цвета и DVD-плеер со всевозможными наворотами. Собственно, перед этой роскошью Пашка и проводил большую часть свободного времени. Сашенька уже дважды была в его квартире, дважды засиживалась допоздна и дважды участвовала в теткиных допросах. То есть отвечала честно на заданные вопросы и смущалась, когда Галина Аркадьевна смотрела уж слишком пристально. Но это было давно – в самом начале отношений (Пашка еще тогда не целовал так страстно и не обнимал так крепко).

– Шампанское будешь?

– Нет, спасибо, я только мороженое чуть-чуть…

Усевшись на угол дивана, неподалеку от журнального столика, Сашенька замерла, поглядывая на дверь. Сейчас Пашка принесет мороженое, они его слопают, а потом… Ага. Давно пора… Она самая счастливая на свете, потому что теперь никакого душевного одиночества нет. Его попросту не существует! А есть – он. Близкий и любимый человек.

Сашенька расстегнула верхнюю пуговицу кофточки, взбила волосы, выставила маленькую грудь вперед и на всякий случай пощипала и без того покрасневшие щеки (а что здесь такого? какие мысли, такие и щеки…). Именно так, по ее мнению, должна выглядеть сексапильная девушка, готовая к эротическим приключениям. Как в кино!

Процесс поедания пломбира занял буквально считаные минуты, Сашенька успела съесть только половину белоснежного кубика, как ласковые руки Пашки оказались на ее талии. Несколько поцелуев торопливой цепочкой легли на плечо, затем вторая пуговица была расстегнута, а там уж… Сашенька отставила тарелку с мороженым на журнальный столик и повернулась к любимому. Томно вздохнула и, стараясь «быть на высоте», издала не то стон, не то мычание. Пашка, посчитав этот звук окончательным и бесповоротным «да!», сунул руки под ее кофту и нащупал застежку лифчика. Парнем он был опытным и с мелкими преградами в виде замочков-молний предпочитал разбираться сразу.

Сашенька все ждала, когда же закружится голова, защемит сердце, онемеют руки, ноги… когда же бесконечное счастье, перемешанное с романтикой и любовью, заполнит ее до самой макушки?! Но вместо этого в носу настойчиво защекотало, а в животе булькнуло.

– Апчхи-и-и! – звонко чихнула Сашенька в плечо Пашки.

– Будь здорова! – машинально ответил он, продолжая мучиться с застежкой лифчика.

– Спасибо… Апчхи-и-и!

– Еще раз будь здорова.

– Спасибо… Апчхи-и-и! Апчхи-и-и! Апчхи-и-и!

– Ты чего? – Пашка отстранился и нахмурился. – Простыла?

– Да нет, – замялась Сашенька, понимая, что вернуться к пылким объятиям, обещающим головокружение, сердечный трепет и томление, она уже не сможет. – Апчхи-и-и! – выдала она еще звонче и потерла ладонью покрасневший нос.

– Аллергия? – разочарованно спросил Пашка, тоже осознавая, что продолжения (увы, увы, увы) не будет. Он посмотрел на пломбир и вздохнул.

– У меня никогда ее не было… – Сашенька поймала на себе полный надежды взгляд и торопливо принялась застегивать пуговицы. Вскочив, она задела тарелку, и та спикировала на паркет. Дзынь! – Ой, извини… Как-то по-дурацки все получилось…

Она еще больше смутилась, растерялась и в дополнение к этому вновь чихнула. Ну, почему, почему так… Почему?! Это же Пашка, ее Пашка!

– Ерунда, – утешил он, улыбаясь. – А посуда вообще бьется к счастью. Ерунда.

Сашенька подняла маленький серый осколок, который, точно мышонок, прижался к ее тапке, и тоже улыбнулась.

– Ага, ерунда, – согласилась она и добавила: – Давай я уберу.

– Не, я сам, а потом пойдем в кино – собирались же…

Пашка встал с дивана, скользнул взглядом по ладной фигурке Сашеньки и сдержал очередной вздох – с чего начали, к тому и вернулись. Эх…

* * *

Сентябрь радовал приятной ровной погодой, птичьей болтовней, яркими красками и теплыми вечерами. Если прошлая осень выдалась холодной и мрачной – ветер завывал с утра до ночи, то в этом году царил уютный покой, которого не мог нарушить даже редкий дождик. Перестукивание капель лишь добавляло музыки, а запах сырости, перемешанный с пряно-сладким ароматом цветов, заставлял глубже вдыхать воздух и замедлять шаг.

Взгляд Сашеньки то прыгал с фонаря на фонарь, то скользил по мокрому асфальту. Она держала Пашку под руку и мысленно перебирала занятные моменты только что просмотренной комедии. Нет, героиня какая-то странная, разве можно быть такой наивной? Влюбилась в прохиндея, оказалась одна в чужом городе без гроша в кармане, влипла в историю… Ну вот о чем она думала?.. Потом встретила красавца-принца, а потом еще одного… Сашенька посмотрела на Пашку и гордо вздернула нос. Ее Пашка самый лучший! Самый! И ничего страшного, что сегодня она… расчихалась… глупо, конечно, но когда люди любят друг друга, то… то в конце концов все получается хорошо. Чувства сметают на пути любые преграды – старая истина, и… и… и вообще! Вот!

– До перекрестка дойдем, а дальше я сама, – сказала Сашенька.

– Уже темно, я лучше до дома тебя провожу, – возразил Пашка. – Тетка твоя меня все равно уже видела…

– Нет, до перекрестка.

– Как хочешь, – буркнул он недовольно. – Но тебе с ней надо быть построже…

– Ну Паша…

Попрощались они коротко. Он поцеловал Сашеньку в щеку, сжал пальцы, развернулся и пошел обратно.

«Сейчас поймает машину и поедет к себе… Обиделся…» – подумала Сашенька и, насупившись, поплелась к своему дому.

К своему дому…

Родителей у Александры Аксеновой не было. Уже давно. Отец погиб в автомобильной аварии, а мама, не пережив этого, зачахла через год. Из родственников осталась только тетка и двоюродная сестра Света, а из имущества – половина дома на краю родного города. Ничего не поделаешь, надо жить дальше.

Галина Аркадьевна сразу же взяла Сашеньку под свое крыло, окружив ее излишним вниманием и подчеркнутой заботой. «Сиротой же осталась, – вздыхала она, переговариваясь через забор с соседями. – А так на отца похожа, на брата моего… так похожа… Вот хочу ее в педагогический колледж определить. Воспитатель – профессия хлебная, если с умом к делу подойти».

«С умом» Галина Аркадьевна подходила практически ко всему и особенно быстро и охотно решала те вопросы, которые сулили хоть какую-нибудь прибыль. Посчитав, что половина дома для Сашеньки – это слишком большая роскошь, она сначала сдала одну комнату улыбчивому студенту, а затем еще одну – худющему коллекционеру пивных банок (своим богатством он тут же завалил выделенные ему десять квадратных метров и плюс кладовку). Сама же Галина Аркадьевна прекрасно жила вместе с дочерью на другой половине и к себе никого пускать не собиралась. «Это деньги для нашей семьи», – пафосно говорила она Сашеньке и торопливо убирала в свой карман только что собранную арендную плату.

А Сашенька и не перечила, ютилась в родительской комнате, училась в колледже и подрабатывала курьером в небольшой торговой фирме.

Галина Аркадьевна ни на секунду не ослабляла своей заботы и не сомневалась в светлом будущем своей племянницы. «Ты думаешь, зачем тебе педагогическое образование? – философствовала она, завтракая ватрушкой и чаем с молоком. – Свою выгоду надо всегда понимать. В детскому саду тебе делать нечего, платят там мало, да и голова пойдет кругом от такого количества сопливых детей. Я тебя пристрою гувернанткой в хорошую семью, сейчас это модно и даже престижно. Ответственность небольшая, зато хлеб с сырокопченой колбасой всегда будешь кушать».

Сашенька долго отходила от смерти родителей, да и Галину Аркадьевну побаивалась, поэтому только пожимала плечами и соглашалась. Какая разница… А еще очень хотелось тепла, самого обыкновенного – родственного, они же семья…

Отношения со Светой у Саши не складывались. Старшая сестрица училась в финансово-юридической академии и задирала нос так высоко, что практически протыкала им небо. Вещи – только из фирменных магазинов, подруги – только дочери влиятельных особ, мужчины – обеспеченные красавцы (ну, это в мечтах…). Бывали моменты, когда Свету пробивало на разговоры, тогда она вызывала к себе Сашеньку и насмешливо учила ее «уму-разуму».

«А у тебя неплохие шансы удачно выйти замуж, – посмеивалась Света, накладывая на ногти слой дорогого лака, – получишь диплом по специальности «воспитатель дошкольных учреждений», и мамочка пристроит тебя в хорошую семью ребенка нянчить. А ты не зевай, охмуряй хозяина. Женушка потом с ребенком свалит, а ты прямиком на ее местечко – плюх и в дамках. И сразу рожай, чтобы не отвертелся».

На подобное Сашенька всегда отвечала одно и то же: «меня это не интересует», «я сама разберусь, за кого мне замуж выходить, а за кого нет», «давай поговорим о чем-нибудь другом». Света кривила губы и закатывала глаза, что переводилось приблизительно следующим образом: «Ну и дурочка же ты…»

Как только Сашенька получила диплом, Галина Аркадьевна засуетилась – обзвонила всех подруг и знакомых и, расписывая достоинства своей племянницы, попросила помощи с трудоустройством («Сироткой же девочка осталась, ответственность на мне лежит преогромная»).

Нуждающиеся в няне для своего ребенка нашлись довольно быстро, и судьба Сашеньки была решена. Отныне пять дней в неделю с утра и до позднего вечера она должна была заботиться о пятилетнем Коле – сыне бизнесмена и манекенщицы. Папа-бизнесмен дома появлялся только к ночи, в одной руке всегда газета, в другой – ноутбук. Мама-манекенщица любила спать до обеда, мало ела и находилась в состоянии постоянного раздражения. А Коля делал что хотел, и ругать его за такое поведение не разрешалось.

Уже через два дня Сашенька задумалась об уходе из этой «замечательной» семьи, но тетя монолитной стеной стояла на страже ее помыслов и поступков. «Совесть у тебя есть? Я для тебя столько сделала, а ты? Кому рассказать! Нельзя же быть настолько неблагодарной! Я думала, ты станешь мне на старости лет опорой, я всегда гордилась тобой, а ты? Какой еще детский сад? Будешь гувернанткой у Коли, и точка, – гневно говорила Галина Аркадьевна и добавляла: – Вспомни своих родителей, разве они отступали перед трудностями?..» Сашенька сжимала губы, шла в комнату и ругала себя как только могла. Ну почему она слушает тетку? Почему?! А потому что слишком хорошо ее знает. Если они поссорятся, то Галина Аркадьевна начнет жаловаться всем соседям, запрет дверь, ведущую на ее половину дома, и прекратит всяческое общение с ней, с Сашенькой. Конечно, и так в душе постоянное одиночество, но потом-то станет еще хуже… Ладно уж, подумаешь, разберется она с этим Колей, он, в конце концов, тоже никому не нужен.

Жильцы на Сашиной половине дома сменялись довольно часто. Были вполне нормальные, были и чудные. Одних не хотелось забывать, других не хотелось вспоминать. Особенно досаждали командировочные – не понятно, как они ухитрялись днем работать, если обычно ночами пили и закусывали? Загадка…

Комнаты, лестницы, коридорчики, терраса – все уже давно требовало ремонта, но Галина Аркадьевна не торопилась красить, белить и клеить. «Это такая морока… наверное, лучше весной…» – обещала она и откладывала это дело в долгий ящик. А полгода назад она пригласила еще постояльцев – молодую супружескую пару с крикливым попугаем в придачу, и личная территория Сашеньки сократилась до минимума – до одной-единственной комнаты. О вечерах, проведенных на уютном чердаке, теперь можно было забыть. И хотя шум-гам и бардак уже давно стали привычными, она больше не торопилась домой, а долго гуляла по улицам, заглядывала в магазины и мечтала о невозможном и прекрасном. И вот наконец-то судьба притормозила на нужной отметке – Пашка, у нее есть Пашка! А все остальное – временные проблемы…

Сашенька повернула налево и пошла по освещенной фонарями дороге. Пятиэтажки и высотные дома остались позади, а по бокам потянулись частные домики, утопающие в зелени и цветах. Высокий забор, низкий, узорчатая калитка, кирпичная стена, дверь с «глазком», опять заборчик, а вот и ее дом… Она открыла калитку, отметила, что окна на стороне теткиной половины уже не горят (допрос будет не сегодня), и направилась по узкой каменной дорожке к крыльцу.

Пройдя по коридору на кухню, она порадовалась, что никого не встретила, – вечер был волнительный и немного нервный, и сейчас очень хотелось побыть одной, а не выслушивать малоинтересные истории или поддерживать пустой разговор. Выпив полстакана холодной воды, Сашенька взяла с подоконника красное яблоко и пошла в свою комнату. Вот сейчас она ляжет на кровать, прямо так, не раздеваясь, закроет глаза и подумает о чем-нибудь… хорошем. Про Пашку подумает, про свои дурацкие «апчхи» и про то, что завтра будет новый день – замечательный, солнечный, добрый.

Сашенька достала из кармана ключ (приходится запираться, а что делать?) и… услышала громкий, раскатистый храп, который доносился из ее комнаты.

Этого не может быть…

Она прислушалась.

Храп.

Точно – храп!

Сашенька надавила на ручку двери (открыто!) и заглянула в комнату. На кровати лежал человек. Мужчина. Огромный, как бык. И он спал. И скорее всего видел красочные сны – свет настольной лампы падал на мясистое лицо и грузное тело, давая возможность оценить незнакомца целиком и полностью.

– Кто это? – вслух изумилась Сашенька, отлетая от двери как ошпаренная.

Кто это???!!!

На ее кровати???!!!

Только сейчас она заметила в углу, около старой тумбы, большую кожаную сумку с потрескавшимися ручками.

Командировочный… опять… но почему в ее комнате?

Закусив губу, Сашенька заметалась по коридору. Первым желанием было броситься к тетке и все выяснить, но к горлу подступил ком обиды, из глаз брызнули слезы, а сердце сжалось и забилось, как у насмерть перепуганной птицы. Ну пойдет она сейчас к Галине Аркадьевне, и та ей что-нибудь ответит, но мужика-то этого с кровати до завтрашнего утра точно не спихнуть, да и нет желания заходить в комнату после такого… свинства.

Сашенька села на стул и беззвучно заплакала. Хватит. Пашка прав, она должна изменить свою жизнь. Она должна заявить о своих правах и должна стать сильнее и настойчивее. Завтра утром она поговорит с Галиной Аркадьевной, и… и пусть жильцы выметаются к чертовой матери!

– Пусть выметаются, – всхлипнула Сашенька и, вынув из кармана платок, шумно высморкалась.

Завтра, она поговорит с теткой завтра…