Loe raamatut: «Венганза. Рокировка»
Пролог
Выплывать из бездны, на дно которой меня поместил человек, ставший одновременно моим адом и раем, поднял на вершины счастья и безжалостно спустил на землю, превращая каждый вздох в мучения, оказалось непосильной задачей. Как только мне удавалось подобраться к поверхности воды, сквозь которую светили солнечные лучи, его сильная любимая рука снова отправляла меня на самое дно, привязав к шее неподъемный камень, убеждая, что никогда не смогу выплыть обратно без его помощи. Тогда я начинала просто мечтать о собственной погибели, смиряясь с уготованной участью. Но, как я убедилась позже, моя смерть в его планы не входила. Ему доставляло извращенное удовольствие ломать меня снова и снова, погружаясь в пучину безумия, затягивающую нас обоих. Иногда я видела в его родных, и в тоже время, настолько незнакомых глазах проблески отчаяния, видела того человека, который завладел моим сердцем. Стоило Диего понять, что демонстрирует мне свою слабость, и его место занимал Ангел. Беспощадное, расчетливое, кровожадное чудовище, терзающее моё тело и душу. В нашу последнюю встречу Диего избавил меня от наркотического дурмана, заставив мучиться от болезненной реальности. Его забота пугала. За все это время я успела понять, как сильно ему нравилось давать надежду на избавление от мучений и снова показывать мою ничтожность в его мире.
Время без кокса превращалось в бесконечную тягучую субстанцию, съедающую меня изнутри. Я каталась по кровати из стороны в сторону, истязая себя воспоминаниями. Во мне не оставалось ни сил, ни желания, даже чтобы подняться на ноги. Я просто ждала его приговора, молча давясь слезами отчаяния, перестав ориентироваться во времени. От Диего не было никаких новостей несколько суток. Я не знала, радоваться этому или пришло самое время насторожиться. Только я знала, что любые мои предположения окажутся неверными, бесполезными. Моя жизнь мне не принадлежала.
После нескольких дней ломки, самоистязаний и полного равнодушия к окружающему миру на мой телефон пришло смс от Диего:
«Собирайся. Выходишь на работу. Через двадцать минут за тобой приедет машина».
Сообщение не вызвало никакого удивления. На самом деле, все это время я ждала очередной порции унижений. Поверить в то, что Ангела искренне заботит мое состояние, оказалось невозможным. Слишком упорно он доказывал обратное. Время вдали от наркотиков и разврата расслабило меня. Зная, что так будет, он ни намёком не дал понять о возможности возвращения к работе. Теперь, явно хотел, чтобы я прочувствовала полную глубину своей ничтожности, находясь в абсолютной трезвости.
Ровно через тридцать минут у ворот особняка меня забрала машина, доставившая по привычному маршруту в место, переполненное похотью, алкоголем и отсутствием надежды на будущее. Я не понимала, почему многие девочки, танцующие на сцене и торгующие собственным телом, получали удовольствие от работы. Также как и не понимала их радости от полученных денег, взятых из рук грязных ублюдков, видящих в них лишь тело, готовое удовлетворить любым извращенным способом. Я видела, как порой некоторых девочек выносили без сознания после очередного «привата», а потом они пропадали, восстанавливаясь неделями. Многие танцовщицы оказались здесь насильно, со временем научившись наслаждаться своим делом. Были также и те, кто пришел в клуб добровольно. Среди таких далеко не все соглашались на приватные танцы, довольствуясь лишь выступлениями на сцене. Но, несмотря на редкие исключения, даже «свободные» девочки с удовольствием брали заказы, при мысли о которых к горлу подкатывала тошнота.
На шатающихся ногах я прошла к своему столику в гримёрке, собираясь готовиться к выступлению. Из зеркала на меня смотрел призрак той девушки, что когда-то мечтала лишь освободиться от необходимости слепо подчиняться решениям отца. В результате став заложницей человека, который, как она надеялась, спасет её из скользких лап выгоды и тщеславия. Я усмехнулась отражению, взяв в руку баночку с кремом. Какой же дурой я была!
Грохот и крики, доносящиеся из основного зала, заставили девочек подскочить с мест и обернуться к входу в гримёрку, прислушиваясь к шуму. Тяжелый топот нескольких пар ног приближался, неся с собой нечто, чего ни одна из нас не могла ожидать. Внутри комнаты повисла напряженная тишина, словно на подсознательном уровне все девочки уже знали, что принесут с собой обладатели этих шагов. Я не отводила взгляда от девушки в зеркале, не оборачиваясь к двери. Казалось, стоит развернуться, и от неё останется лишь дым воспоминаний. Я жадно всматривалась в каждую потухшую черту, пытаясь разглядеть в потускневших глазах страсть, пылавшую в них всего несколько недель назад.
Дверь распахнулась, и комната заполнилась визгом девочек. Мужские голоса кричали, чтобы мы выбирались на улицу. Я по-прежнему смотрела в зеркало, не двигаясь с места. Одно движение – и хрупкая иллюзия пародии на жизнь будет разрушена. В отражении полуголые танцовщицы, подгоняемые дулами автоматов, покидали помещение. Огромный мексиканец ткнул меня оружием в спину, чтобы я сдвинулась с места. Поторапливаемая стволом, упершимся между лопаток, выбежала на улицу вслед за остальными девушками. Не беспокоясь о ссадинах, оставляемых грубыми толчками, нас распихали по нескольким фургонам. Плотно закрыв двери, охраняемые изнутри двумя вооруженными мексиканцами, машина тронулась с места с визгом покрышек. Происходило нечто ужасное. Напряжение в фургоне нарастало, превращая крупицы спокойствия, сохраняемого некоторыми из девочек, в истерику. Машина наполнялась плачем и криками. Джесс вскочила на ноги, принявшись долбить кулаками о кузов фургона.
– Выпустите меня! – кричала девушка. – Ублюдки, выпустите! Что ж вы делаете, сволочи! Выпустите! – её крики перерастали в завывания.
Один из охранников поднялся на ноги, замахиваясь прикладом автомата ей в голову.
– Заткнись, сука! – прорычал он.
С глухим грохотом девушка повалилась на грязный пол, окрашивающийся рядом с её головой в алый цвет.
Девочки завизжали ещё громче, увидев подругу с разбитой головой на полу. При виде чужой крови меня затрясло. За все это время я настолько привыкла к собственной боли, что забыла, каково это – видеть страдания других. Кровь, растекающаяся по полу, напомнила, все девочки в этой машине – они ещё живы в отличие от меня. Каждая дышит, верит и надеется на будущее, которого возможно никогда не будет. Не знаю почему, но я была уверена в цели данной поездки. Ни одна из нас не должна вернуться обратно. Ещё утром мне было все равно, какое решение примет Ангел. Но сидя среди отчаявшихся, оплакивающих заранее свои жизни девушек, не видя его глаз, так равнодушно выносивших приговор, захотелось жить. Захотелось, чтобы этот подонок сам набрался мужества и сделал то, на что не хватало смелости. Все это время я была жива лишь из-за его трусости. Но он нашел выход из положения, поручив уничтожить меня вместе с остальными. Оставалась непонятна причастность к происходящему остальных танцовщиц. Крохотный проблеск надежды в груди просил не делать поспешных выводов. Возможно, все обстоит не так, как мне кажется. Этот проблеск нещадно растаптывался запахом смерти, витавшим в воздухе. Вместо людей в фургоне сидели живые покойники, от которых исходил трупный смрад.
Спустя какое-то время, машина затормозила, заставив затаить дыхание. Я слышала, как громко бьется мое сердце, отбивающее последнюю дробь. Девочек вытаскивали из машины, но вместо их криков в ушах шипело. Охранник дернул меня за руку, выкидывая из фургона. Я выпала на сырую землю. Вокруг виднелись лишь деревья без каких-либо признаков жизни поблизости. Девочек выстраивали в ряд, держа на прицеле и не давая дернуться с места. Меня толкнули в ряд. Встав в линию, я поняла, что мы на краю огромной ямы, разинувшей пасть и дожидающейся своих жертв. Шипение в ушах заглушило собственное частое дыхание. Я смотрела перед собой и видела направленное мне в лицо дуло автомата, смотрящее на меня черным глазом смерти. Я зажмурилась, не желая встречать погибель с широко раскрытыми глазами. Передо мной возникла улыбка Диего, сводящая с ума, наполненный страстью взгляд, нежные прикосновения… Череда выстрелов, пронзающих лесную тишину, и разрывающая грудь боль…
Задыхаясь, я подскочила на постели, промокшая от холодного пота. Уже месяц, стоило мне закрыть глаза, как приходилось заново проживать этот день. День смерти Марины Асадовой.
Глава 1
Время превратилось в зыбучий песок, постепенно засасывающий меня с головой без возможности выбраться обратно. Месяцы, проведенные во мраке отчаяния и раздирающего грудь бессилия, слились в мельтешащую массу. Бесконечные часы пустых поисков, ярости и жажды расплаты с виновниками произошедшего не облегчали боли от потери, разъедающей кости и вытягивающей ошметки, называемые когда-то душой. В моем теле поселилась бездушная машина, выполняющая ежедневно одни и те же функции, отдающая одни и те же приказы, мысленно проживающая одни и те же дни и лишившаяся надежды на будущее. Я потерял счет времени, перестал стремиться куда-либо успеть. Первые часы, дни, недели решимость найти Марину горела во мне ярким пламенем, но с каждым новым пустым днём этот огонь постепенно затухал, оставив вместо себя пепелище. Снова и снова я прокручивал тот день, когда решил, будто потерял её безвозвратно. Вспоминал, как рыл чертову землю, словно псих, надеясь на то, что найду её живой под грудой земли. Я отчетливо помнил каждый момент того гребаного дня.
Мои руки до сих пор чувствовали прикосновение к обнаженной коже под мокрой землей. Страх и надежда захлестнули меня, заставляя быстрее достать найденное тело. Образы Марины беспрестанно сопровождали меня в том лесу, не позволяя сдаваться. Я отрыл плечо, продолжая откидывать землю в сторону. Перед глазами предстала Котёнок в бассейне, нахмурившись, смотрела на меня, прикрывая свое стройное тело. Вспоминая её, ускорил движение руками, откидывая землю, пачкающую прекрасное тело Марины. Показалась голова. Схватил за плечи, вытягивая тело из ямы. Справа в груди у девушки зияла дыра, забитая кровью и землей. Это оказалась не она, а брюнетка, встречавшаяся пару раз в борделе. Под ней белело другое тело. Снова перед глазами Котёнок в ночном клубе, прижимается к моей груди в благодарность за спасение от ублюдков, домогавшихся её. Вытянул следующий труп, но и в этот раз снова просто одна из танцовщиц. Постепенно отчаиваясь, но не теряя веры на спасение своей девочки, я будто почувствовал прикосновение её губ, как тогда на пляже, где поцелуй пробудил чувства, отвергаемые мной долгое время. Волшебная ночь на том же пляже, когда Марина уже готова была подарить мне свое тело. Все эти воспоминания роем накинулись на меня, жаля в самое сердце. Я копал и копал, доставая тело за телом из бездонной ямы. Первые лучи солнца пробились сквозь листву, окрашивая в багровый цвет деревья вокруг и груду тел, лежащих на краю общей могилы. Мои руки уже походили на окровавленные куски мяса, но я до сих пор не нашел её тело. С каждым вытащенным наружу трупом искра надежды в моей груди найти её живой светила слабее, пока совсем не потухла. Я по инерции продолжал доставать тела из земли. Но ни одно из них не оказалось тем, ради которого я готов был ползти километры на коленях, мучаясь от жажды и истекая кровью. Беспощадное солнце должно было погаснуть вместе с моей девочкой, но светило высоко в небе, когда я перевернул последний труп в земле. Среди тел не оказалось Марины. Решив, что, наверное, не заметил её среди остальных покойниц, принялся скидывать все тела обратно, стирая грязь с лиц и внимательно осматривая девушек. Её тело исчезло.
Я обессиленно рухнул на землю рядом с могилой, отказываясь двигаться с места.
Её нет. Тела Марины не оказалось среди убитых.
Выбравшись из леса, превратившегося в могильник, я перерыл все окрестности вплоть до Лос-Анджелеса, несмотря на то, что раненая она вряд ли смогла бы дойти до него пешком. На ноги были подняты все Сангре Мехикано. Для клана задачей номер один стали поиски Котёнка. Я превратился в одержимого безумца, преследующего одну единственную цель – найти. День перемешался с ночью, сон перестал существовать в качестве физической потребности. Я лично прочесывал вдоль и поперек дороги и близлежащие к лесу поселения, но никто не слышал о Марине Асадовой. Начинало казаться, что я просто схожу с ума, выдумав её образ. От Котёнка не осталось и следа, кроме моих острых, как лезвие кинжала, воспоминаний и пропасти, разверзшейся в груди. Снова и снова поступали неутешительные результаты поисков, ввергая меня в пучину отчаяния. Назойливые мысли о том, что больше никогда в жизни не увижу её глаз цвета моря, не услышу нежного голоса и не почувствую осторожных прикосновений, вновь и вновь рождались в моей голове. Оставался единственный вариант. Вопреки здравому смыслу я пошел в полицейский участок с требованием найти Марину. Никто из копов не удивился моему обращению. Она и её отец уже числились в федеральном розыске.
– Какие отношения вас связывали с Мариной Асадовой? – темнокожий коп презрительно рассматривал меня через массивный стол в комнате для допросов.
– Личные, – этот цирк с допросом выводил меня из себя. Никак иначе, кроме как пустой тратой времени, происходящее невозможно было назвать.
– Какого рода личные отношения? – пристально следил за мной детектив Джонс. – Вы были любовниками, господин Альварадо?
-Это разве имеет отношение к делу? Пропал человек во время вашей гребаной облавы, а вы сидите и выясняете, спал ли я с ней? – потеряв контроль над своими эмоциями, ударил кулаком по столу.
– На вашем месте, Диего, я был бы осторожнее с проявлением вспышек гнева, – усмехнулся коп. – В вашем случае сотрудничество со следствием может сыграть на руку. Мы знаем, что вы вели дела с её отцом Павлом Асадовым, который тоже числится без вести пропавшим.
Несколько секунд Джонс наблюдал за моим лицом, стараясь уловить какие-то знаки, способные выдать меня.
– Чёрт возьми! – закрыл ладонями глаза. – Я не знал, что Павел пропал, – посмотрел на Джонса.
– Где вы были четырнадцатого октября, господин Альварадо? – скрестил руки на груди коп.
– Я не буду отвечать на этот вопрос без присутствия адвоката.
– Значит, вам есть что скрывать? – продолжил давить детектив.
– Я знаю, чем вы занимаетесь, Джонс! Не первый раз не меня пытаются повесить то, чего я не делал, – посмотрел в глаза полицейскому.
– Где вы были, Диего, 14 октября? – повторил свой вопрос детектив.
– Отвечу в присутствии адвоката, – твердо ответил, зная, что сейчас он не сможет ни в чем меня обвинить.
– Но вы не отрицаете вашу любовную связь с его пропавшей дочерью?– откинулся на спинку стула детектив, быстро задавая другой вопрос.
– Нет, – шумно выдохнул, – не отрицаю.
Любое промедление отдаляло меня от Марины. Сейчас требовалось лишь добиться какого-то действия от копов, обо всем остальном можно будет подумать позже.
– Хорошо, – сделал пометку в блокноте Джонс.
– Вы должны её найти!– умоляюще посмотрел на мужчину напротив. – Она – это все, что у меня осталось, – еле слышно проговорил последнюю фразу.
После моего визита в участок Хавьер долгое время обвинял меня в неосмотрительности. Но подняв все свои связи, я знал, скорее всего, раненая и потерянная, не зная, что делать и куда идти, Марина отправится к копам. А так как за мной ещё не пришли, был уверен в том, что у них её еще не было. Да и помощь правительства могла оказаться как нельзя кстати во время поиска пропавшего человека. Хотя после стольких лет в банде я понимал: во многом копы бессильны. Только теперь оказался важен результат, а не способы его достижения.
С каждым новым днём без новостей о Марине злость на себя, за свою слепую ненависть и бесполезную гордыню, затмевала все остальные эмоции. Я понимал, что все случилось только из-за меня, и прежде всего я должен наказывать самого себя. Но также существовали и другие виновники случившегося, поиск которых заботил меня чуть меньше, чем силы, вкладываемые в возвращение Котёнка. До сих пор я не мог понять, почему она вышла в тот злосчастный день на работу? Охранники, не сумевшие внятно объяснить, по какой причине позволили ей выйти за пределы особняка без моего прямого указания, поплатились за свою оплошность. Люди, участвовавшие в расстреле, также понесли наказание, отправившись следом за девочками, окрасив общую могилу свежей кровью. Единственным и самым большим пробелом оставался инициатор этого заговора, в существовании которого я не сомневался. Свести все стрелки к одному человеку оказалось совсем непросто. Хавьер перепроверял все возможные варианты, среди которых только один нам казался вполне логически объяснимым.
– Из-за неё ты стал уязвим, – Хавьер налил в бокал ром. – Ты же знаешь, что под тебя давно копают русские, копы, кубинцы. Все знали, что смерть Луиса подкосит тебя, – отпил янтарной жидкости помощник. – И убрать Марину сразу после похорон брата – самый верный способ полностью уничтожить тебя.
При свете ламп жидкость в бокале играла разноцветными бликами, нервируя своим озорством. Уже долгое время я прятался в кабинете от окружающего мира, погружаясь в раздумья и самобичевание.
– Могу сказать, затеявший это– просто гений! – отсалютовал бокалом помощник.
– Что ты собираешь, мать твою?! – то, о чем говорил со мной Амиго, медленно продиралось сквозь дебри алкоголя до затуманенного мозга.
– Посмотри, в кого ты превратился, – махнул рукой Амиго, усаживаясь напротив меня. – Забил на бизнес, высовываешься отсюда, только если появляются какие-то новости о твоей Чике. Думаешь, Большой Денни еще долго намерен закрывать на твое состояние глаза? У каждого есть предел терпимости.
Помощник был абсолютно прав. Я превратился в отшельника, оплакивающего девушку, брата и уничтожающий себя ненавистью к своему прошлому, окружающим и к тем, кто посмел покуситься на нечто, принадлежащее только мне. Все свободное время я только пил в полном одиночестве, игнорируя каждого, кто обращался с какими-то проблемами, не касающимися поисков моей девочки. Приканчивая бутылку за бутылкой, я разрешал себе заново проживать все моменты, позволившие прикоснуться хотя бы ненадолго к счастью. Теперь я точно знал название всему, что было между мной и Котёнком, пока я сам все не испортил. Между нами было счастье. Жить в мире, где не осталось ни единой зацепки для меня, способной снова заставить биться за жизнь и стараться достигать каких-то результатов, не оставалось ни малейшего желания. На тот момент я просто сдался, позволив себе плыть по течению, упиваясь своим горем и наслаждаясь слабостью, проснувшейся после стольких лет постоянной борьбы.
– Что ты хочешь сказать? – отодвинул сияющий и этим нервирующий бокал в сторону, схватив бутылку, прикладываясь к горлышку.
– Мьерда, Ангел! – вспылил Хавьер, вскакивая на ноги. – Скоро от тебя все отвернутся, и ты останешься один, понимаешь? Денни сделает тебя самым настоящим изгоем, наплевав даже на память о Луисе! И тогда никто, НИКТО не станет помогать тебе с поисками Марины! – оперся ладонями на стол, прожигая меня взглядом, друг.
-Плевать!– достал из-под кипы бумаг на столе пачку сигарет, продолжая перерывать беспорядок в поисках зажигалки. – Я сам её найду!
– Бл***! – помощник обошел стол, выхватывая из моих рук бутылку. – Ты её до сих пор не нашел при помощи всех кланов и копов вместе взятых! – отошел к окну, раскрывая шторы и впуская в тёмный кабинет ослепляющий солнечный свет. – Одному тебе это никогда не удастся.
Наконец-то наткнувшись на зажигалку, зажмурившись, молча следил за тем, как Амиго открывает окно и выливает содержимое бутылки в сад. Каждое его слово – гребаная правда. Сидеть взаперти и жалеть себя до самой смерти – не выход из ситуации. Я все ещё рассчитывал увидеть Котёнка и молить её о прощении. И если я потеряю свое положение и уважение людей, тогда сам себя отдалю от долгожданной цели.
Я медленно возвращался к делам, выстраивая дальнейший план действий. Потребовалось какое-то время, чтобы в голове прояснилось. К моему огромному удивлению все по-прежнему боялись Ангела. Но появилось в глазах людей нечто, пробуждающее желание убивать. Они сочувствовали мне. Приходилось действиями доказывать, что меньше всего мне требуется это уничижающее чувство. Но таковыми оказались последствия допущенной слабости.
По всей стране действовали поисковые группы, разыскивающие Марину. Многие твердили о ничтожной вероятности найти её живой. Но я был уверен, она где-то прячется от меня и готов был выяснить это любой ценой. Периодически копы вызывали меня на допросы, которые я посещал только в присутствии адвоката. Эти ублюдки пытались надавить на меня и признаться в убийстве Павла. Но мой адвокат предоставил стопроцентное алиби, к которому невозможно подкопаться. Согласно показаниям свидетелей я был на деловой встрече в одном из самых людных ресторанов города. Опросив посетителей и персонал, копы так и не смогли придраться и выдвинуть обвинение по делу об убийстве Павла Асадова.
Мысленно я часто возвращался к последнему разговору с братом, обдумывая смысл его слов. Я отказывался верить в то, что это ничтожество Павел был моим отцом. Не столько из-за того, что меня волновали собственные гены, сколько из-за родства с Мариной. От вероятности подобного кожа покрывалась испариной, а в груди становилось тесно. Единственная женщина, погрузившая меня в водоворот страсти и безумия, не могла оказаться моей сестрой. Допустить подобную мысль – означало ещё большую вину перед ней. Я собственноручно уничтожал её, совращал, влюблял, лишил девственности и превратил женщину, мечтающую о смерти. Каждый мой шаг, за исключением собственных чувств к ней, тщательно планировался годами. Для меня оказалось достаточно лишь того, что я пропустил через ад ту, которую любил. Но проделать все вышеперечисленное с собственной сестрой?! На это способен лишь настоящий монстр! Каким я и предстал в собственных глазах. Всё оставшееся время я запрещал даже думать об этом, посвятив себя полностью её возвращению. Я обязан найти Марину, а со всем остальным у нас ещё будет время разобраться. Оставался, конечно, ещё один человек, способный развеять все мои сомнения, но я оттягивал встречу с ним, опасаясь ответов, которые мог бы получить. Я знал, рано или поздно встреча с Иваном Асадовым должна произойти, но можно ли будет верить этому ничтожеству, я не знал. А заставить его говорить правду под дулом пистолета не самая лучшая идея. Копы буквально следили за каждым моим шагом, карауля малейшую оплошность. Приходилось действовать с удвоенной осторожностью, избегая многих привычных методов. Это отражалось на бизнесе, но все же не в тех масштабах, что способны выбить у банды имеющуюся на побережье власть.
Медленно жизнь входила в прежнее русло, за исключением не прекращающихся поисков Марины. Работа занимала меня с головой, хоть как-то скрадывая время, не желающее двигаться с места. Жизнь будто остановилась, не привнося ничего нового, но постоянно напоминая о прошлом, пронесшемся мимо кометой. Сердце кровоточило, когда я видел все те места, которые мы посещали вместе с Котенком и Луисом. Я старался избегать всего, что напоминало бы о них, но невольно возвращался туда же, позволяя боли врываться в меня, пронизывая осколками воспоминаний. Только придя в себя, содрогался от отвращения к тому человеку, которым стал. Старался забыться, каждый день трахая разных девок, и отдаленно не напоминающих Марину. Даже светлые волосы и молочная кожа не могли поддержать иллюзию сходства. Всё, начиная от запаха, прикосновений и заканчивая стонами и призывными взглядами, кричало, что ни за что мне не заменить её. Ни одна женщина не способна дать мне столько даже за всю жизнь, скольким смогла одарить меня за такой краткий срок Котёнок. Никогда и никто не сможет стереть память о ней из моих воспоминаний. Марина – самая лучшая из женщин. После неё любая другая – второсортная дешевка. Даже среди девушек её класса, не встречалось подобных ей. А довольствоваться жалкими подделками я не собирался. Я обязательно найду её. Даже ценой собственной жизни, но я найду Марину.
Глава 2
Дышать становится тяжелее, при каждом вздохе земля забивает нос. Сверху прижимает что-то тяжелое, не позволяющее открыть рот и полноценно вдохнуть. Открываю глаза, ничего не вижу кроме беспросветной тьмы и земли, застилающей глаза. Мне не хватает воздуха. Ещё немного, и дышать станет нечем. В ужасе спихиваю то, чем придавлена сверху. Ладони упираются в человеческую плоть. Наконец-то понимаю, где нахожусь, и стараюсь скорее вытолкнуть лежащее сверху тело на поверхность. Паника острыми шипами покрывает тело, вытесняя из головы все варианты для спасения. Остается одна мысль: "Задохнусь". Снова двигаю труп, но земля, принявшая нас, только сильнее засыпает рот и нос, предвещая скорый конец. Хочется крикнуть, но сил хватает лишь на глухой стон, оповещающий о моей гибели. Я в ловушке. Вот она – смерть. Пробую ещё раз спихнуть с себя мертвое тело, получая вместо долгожданного глотка воздуха порцию влажной земли, залепляющей надежду на спасение. Темнота, страх, паника и первобытный ужас. Это яма станет моей могилой.
Распахнула глаза, жадно глотая ртом воздух. Ночная рубашка, пропитанная потом, прилипла к телу. Провела рукой по простыням, возвращая чувство реальности.
– Раз, – вдох-выдох.
– Два, – вдох-шумный выдох.
– Три, – делаю более спокойный вдох.
Снова, как и многие ночи до этого, за этот год, один и тот же кошмар, не желающий оставлять меня в покое и не позволяющий забыть раз и навсегда о прошлом. Села на кровати, спуская обнаженные ступни на пол, постепенно восстанавливая дыхание так, как учил меня психолог. Вопреки ожиданиям, погружаться в тот день вновь и вновь не становится легче. Каждый миг проживается также четко, как и тогда, под грудой тел и земли. Провела рукой по покрывшейся мурашками коже плеч, пытаясь хоть как-то согреться. Стянула со стула шаль, прячась в нее от пронизывающего насквозь холода. Как и все предыдущие разы после этого кошмара, я не могла найти укрытия, дарующего тепла, надежности и уверенности в безопасности. Больше всего в эти моменты мне нужна убежденность в том, что знакомый кошмар не повторится в реальности, оставаясь жутким напоминанием о страшном прошлом.
"Все в порядке. Я жива. Я жива", – мысленно повторяла, убеждая себя в собственных словах.
Провела ладонями по лицу, трогая глаза, рот, нос. На ощупь это была все та же девушка, которую я знала в прошлой жизни. Но внутри от дурочки, похороненной в проклятом лесу, не осталось ничего даже близко похожего на женщину, полностью отвечающую за своё настоящее и будущее. Теперь я знала, что жизнь разделилась не на «до» и «после» момента встречи с Ангелом, а на "до смерти" и "после воскрешения". Сколько кругов ада мне пришлось пройти, избавляясь от призраков прошлого и постоянного страха быть найденной Им. Навязчивая мысль, твердящая о том, что Он обязательно найдёт меня, чтобы закончить начатое, не давала дышать полной грудью, заставляя пугаться собственного прерывистого дыхания. Оставшееся от бывшей когда-то нежной и беззаботной девушки существо напоминало подопытного зверя, попавшего на свободу и готового на всё, лишь бы не возвращаться вновь в ту же клетку.
Порой, кошмары о смерти сменялись другими… теми, от которых сердце сжималось от дикой боли и начинало биться, снова истекая кровью. Мне снилось то, как я его любила. Во сне он снова был страстным, нежным, заботливым и только моим. Не было жестокости, наркотиков и других женщин. Существовали мы вдвоем и сжигающая все на своем пути страсть. И этот кошмар был несравним ни с каким другим, потому что я не желала просыпаться от этого сна. Я хотела оказаться снова в его крепких объятиях, почувствовать прикосновение горячих губ, услышать хриплый смех и нежное «Котёнок». Каждый раз, возвращая в реальность, меня скручивало на кровати от безнадежности и жалости к себе. Я позволяла себе заливать постель слезами, оплакивая невозможность прежних чувств и собственное ничтожество. Насильно вскрывала все еле затянувшиеся раны, выпуская через надрывы всю гниль, затмевающую любую эйфорию. Теперь я отчетливо знала цену, назначаемую за счастье, которым может одарить судьба. И только познав всю глубину расплаты, поняла, что готова прожить совершенно обычную жизнь, лишенную всякого безумия, сводящего с ума.
Пронзительный детский плач заполнил комнату, приводя меня в чувства. Задвинув плотнее края шали, подошла к детской кроватке, стоящей у стены. Мне не требовалось включать ночник, чтобы разглядеть единственный свет в окружающем меня мраке.
– Всё в порядке, моё Сокровище, – протянула руки к кричащему комочку. – Мама с тобой, моя Крошечка.
Прижала к груди крохотное тельце, прикоснувшись губами ко лбу, жадно втягивая самый родной и любимый запах на земле. Запах моей дочери.
***
За год до этого
Неделю я находилась в какой-то стерильно белой комнате, где, казалось, не было ни одного предмета темнее цвета топленого молока. Каждый раз, когда открывала глаза, вокруг меня появлялись люди в белых халатах, подключающие датчики и пичкающие таблетками, от которых постоянно хотелось спать. Я послушно принимала все лекарства и с радостью погружалась в глубокий сон, освобождающий от мыслей и переживаний. Тепло и спокойствие избавляли от пережитого ужаса, создавая иллюзию обыкновенного существования. Как только заканчивалось действие препаратов, мне тут же выдавали порцию новых, не дающих впадать в безумие. Казалось, это длилось целую вечность, пока спасительные таблетки перестали появляться в пластиковом стаканчике, зажатом в руке улыбчивой медсестры. Именно тогда наступил ад. Меня выворачивало наизнанку от всего перенесенного. Без наркотиков и успокоительных, вся степень чудовищности Диего предстала в новом свете. Вдалеке от него и находясь в чертовом сознании, каждый раз вспоминая его, я заново умирала. Из меня высыпались остатки души, которую ему удалось стереть в порошок. Каждое действие Ангела направлялось на уничтожение моей воли. Я превратилась в птицу с обрезанными крыльями, жаждущую ласки от своего мучителя. Омерзение к своей слабости и ничтожности сменялось ненавистью к Диего. Мерзкие щупальца ненависти расползлись внутри меня, заполняя собой каждую клетку. Вместе с каждым выдохом я сеяла черноту, поселившуюся благодаря ему. Содрогалась от каждого шороха, дожидаясь, когда он найдет меня и окончит начатое. Неизменная тошнота и головокружение сопровождали любую мысль об Ангеле. Он стал моей болезнью, завладевшей телом, разумом и душой, лекарств от которой никто не изобрел и не в состоянии избавить меня от этого смертельного недуга. Мысли разрывали на части, выжимая последние силы. Многочисленные осмотры врачей физически не выматывали и на тысячную долю также сильно, как изнашивали собственные воспоминания.
