Loe raamatut: «Весточка. О счастье. Цикл «В погоне за счастьем». Книга вторая»

© Юлия Прим, 2024

ISBN 978-5-0064-7272-3 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-7273-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Весточка. О счастье» Юлия Прим

Аннотация:

Белое платье. Красивый букет. Четко выверенная, доведённая до идеала картинка.

И «жили они долго и счастливо» спросите вы? В теории. Однако, невеста не та, да и прежние отношения вносят в жизнь полную сумятицу.

Сколько живёт в этом мире любовь? Однозначного ответа не существует. А если её постоянно испытывают на прочность? Задумайтесь, останется ли от неё что-то, пройдя искушение смертными грехами? А если героев несколько и их чувства абсолютно диаметральны? Возможно ли, предать себя, а после обрести долгожданное счастье? Или же это тоже просто в теории, а на практике…

Книга вторая. Продолжение и окончание истории «В погоне за счастьем».¹

Глава 1

Белое платье. Струящееся вокруг силуэта. Тонкая, полупрозрачная ткань. Расшитая россыпью драгоценных камней. Изящный букет. Окаймленный шелковой лентой. И золотое кольцо на пальце. Связывающее воедино две, столь разные, жизни.

Живой взгляд. Неподдельный. Выражающий непомерное обожание. Сдержанность мимики. Робость. Скромность. И всё же, обволакивающее ощущение любви и тепла.

Улыбаюсь с толикой грусти. Слегка промачиваю от эмоций глаза. Всё правильно. Наверное. Я только за. Если это его осознанный выбор. Если по-настоящему. И навсегда.

Димка по обыкновению безукоризнен. Черный костюм. Увенчанный, вместо бутоньерки ажурным платком. Взъерошенные волосы идеально уложены. А безымянный палец «наряжен» парным кольцом.

Закрываю глаза ладонью, убирая телефон под подушку. Уже полдень. Суббота. Я никак не заставлю себя встать. Дикий токсикоз спутал все планы. От туалета до дивана. С рассвета. Неизменным маршрутом. Туда и назад.

Фотография, появившееся во весь экран, доставлена без подписи. С незнакомого номера. Пусть будет так.

Глупо звонить с поздравлениями Верховцеву. Отвлекать. А отправитель… Ну, что ж… Видимо ей просто необходимо было это мне показать. Убедить. Что теперь всё расставлено по своим местам? Будто я принимала попытки к сближению после той встречи? Меня осадили условием: веди себя хорошо и, лишь после родов, мы пересечёмся для разговора в суде. Попробуй предпринять попытку избавиться от ребенка или заменить ему отца… Глупая формулировка, но процитировать буквально я уже не берусь. Тот разговор теперь кажется наполовину стертым из памяти. Прошло всего три месяца, а будто года два. И, кажется, всё то, что было «до» уже не является правдой. Момент, растянувшийся «после», болезненнее, реалистичней. И в нём, без печали и гордости я (желанно иль нет? Сложно ответить), осталась одна.

– Или не совсем, – постанываю тихо, накрываясь подушкой. Слыша, как захлопывается входная дверь.

– Веста, я тебе сейчас такое расскажу! – выкрикивает смеясь. Судя по звуку, в мгновение ока, возникая на пороге моей спальни.

– Верховцев женился. Я в курсе, – протягиваю из последних сил. На деле выходит достаточно грустно. Почти безжизненно. Что заставляет скривиться.

– Да, блин, – топает ножкой, точно недовольный ребенок. – Я совсем не об этом хотела! Я на вечер столик в караоке заказала. Тебе вкусняшек разных принесла. Вон у двери целый пакет.

– Лизк, уйди, – молю тихо, ощущая подступающую тошноту лишь от упоминания еды.

– Ты из-за Димки, да? Переживаешь? – не унимается, тараторя жалостным голосом.

– Уйди! – выкрикиваю, швыряя в её сторону подушку. Из последних сил подрываюсь с постели, едва не сшибая её с ног, прокладывая маршрут к туалету.

Падаю на колени. Ненавидя этот момент. Эту жизнь. И всё, что с ней связано.

Шестой месяц. Чуть больше месяца назад я была готова поспорить, что уже всё позади. Жизнь как-то налаживается. Приходит в подобие нормы. Я смирилась со своим положением. До сих пор не до конца понимая, чего ждать впереди, но… Научилась принимать это как данное что ли?

Неделю назад токсикоз вновь напомнил о себе. И вот на меня уже не просто косо смотрят на работе, а буквально умоляют убраться подальше, не занимая чужого места, и оставить проекты, в которые вложены столь сил и труда.

– Ты общалась с врачом по этому поводу? – настороженно уточняет подруга. – Я, конечно, не спец в таких делах, но, по-моему, это не норма!

– Нет. И не хочу лишний раз заострять внимание на своей скромной персоне. Что нового он мне может сказать? Исправит анамнез? Я беременна, дорогая. Это свершившийся факт. И в ближайшие месяцы глупо ждать облегчения. Выходит, на деле, рождение ребенка не каждому дается так уж легко. Так что приди к этому шагу, когда будешь действительно морально готова. Иначе почувствуешь себя такой же размазней, как и я.

– Давай-ка водички. А потом прогуляемся, – шепчет с опаской, будто я действительно тяжело больна. – Ты же не собираешься ещё столько времени сидеть в четырёх стенах?

– Была бы такая возможность-скорее всего я бы её приняла.

Помогает подняться. Доводит до спальни, перекрывая в шкафу кучу белья.

– Вот это подойдет. На воздухе тебе станет полегче. Кстати, – гримасничает, подбирая слова: – Ты откуда про свадьбу узнала? Я всеми правдами и неправдами пыталась от тебя это скрывать.

– Получилось сообщение из первых уст, -фыркаю, завершая, -Насколько я это понимаю.

– Вот же глупая девчонка. Как будто это что-то изменит.

– Она отстаивает своё. Чему удивляться? Ты сама в аналогичной ситуации поступила бы также. Глупо, конечно, но похоже она до сих считает меня конкуренткой.

– Не хочу тебя обидеть, но сейчас это определение притянуто за уши. Видок у тебя, мягко сказать ещё тот, – поясняет с улыбкой. – И, если ты не позволишь мне это исправить, я не то, что обижусь, а пожалуюсь на тебя куда надо!

– Верховцеву? – усмехаюсь тихо.

– Хуже. Твоей маме. А лучше ещё и горячо любимому Максу.

– Вот его не смей трогать, – выдаю болезненно тихо, упираясь взглядом в живот. – До апогея эта история его не касается.

– И когда ты решишься рассказать эту новость?

– Наверное, когда будет что рассказать, – поясняю устало. – А пока я держу обещание. Ничего ему не обещать. Знаешь, это оказывается далеко не просто. Особенно, когда гложет желание всё рассказать. Его контракт неминуемо подойдёт к концу. Наверное, тогда и я действительно стану к чему-то готова.

Спустя какое-то время ей всё-таки удается вытащить меня на прогулку. А после даже заставить выпить молочный коктейль.

– Значит так, – отмечает с толикой прагматизма. – Пока тебе стало лучше, не вижу повода, чтобы менять свои планы. С большим животом я тебя, точно шарик, разве что во двор смогу выкатить. Поэтому сегодня, мы идём забывать о проблемах. Орать самые противные песни. И просто весело проводить время. Кстати, – дополняет резонно. – Мой психолог не устает повторять, что лучше проораться не дома, чем позже на мужа. Это, знаешь ли, действительно держит на плаву брак.

– Боюсь, что я не влезу ни в одно выходное платье, – вставляю, в надежде заставить её передумать.

– Да ты себя в зеркало видела? – охает, закатывая глаза. – Потеряла за эти недели минимум два размера! Разве что талия… Отсутствует, – улыбается. – И ещё более значительно начала выпирать.

***

Самое интересное, что это действительно ей удалось. Привести в мало-мальски пригодный вид и даже впихнуть меня в платье. Правда изначально, оно представляло собой oversize. Нынче же спереди было в обтяжку.

Отделаться от Лизки – задача не из лёгких. Помню, Верховцев любил повторять, что подобное не удалось даже её мужу. Ну, а мне уж подавно. Поэтому в восемнадцать ноль-ноль мы высаживались за столик в небольшом зале, разделенным на некие звуконепроницаемые кабинки. В заведение, где не столь много людей и слишком много пафоса.

Спустя полчаса я была готова сознаться, вся терапия, предложенная психологом, имеет право на жизнь. После нескольких исполнений «Breaking the habbit» мне действительно стало легче. И фраза «So I breaking the habit tonight» (Поэтому я завязываю сегодня же), могла бы стать девизом дальнейшей жизни. Если бы не одно «но». Непредвиденное «но». Появившейся буквально из ниоткуда.

– Ты совсем умом тронулась?! – заявляет во все всеуслышание Верховцев, до предела распахивая дверь. Буквально влетая в наш, доселе, уютный уголок.

Взгляд же обращён на подругу. И высказывания, на деле, получает она.

– Димочка, – распыляется в улыбке. – Сам чёрт прислал, не иначе! Правда, не скажу, что рада тебя видеть. По моей информации, в данный момент, ты должен находиться достаточно далеко отсюда.

– Не твоё дело, где и с кем я должен быть, – процеживает со злостью.

Рывком подносит руку к бокалу, что стоит с моего края стала. Принюхивается, прищурив глаза.

– Вода со льдом, – ехидно проговаривает Лизка. – Это практически максимум из того, чем питается наша общая знакомая в последнее время. Лёд и вода. Ну ещё витамины, конечно, чтобы не полностью портить статистику, получаемую тобой от врача. И если бы тебе действительно было не всё равно, а я в этом сомневаюсь, ты был бы более прозорлив и хоть отчасти созерцал то, что вижу перед собой я. Давно бы понял, что от неё остались одна кожа да кости. Ну и естественно, наличие живота.

Пристолбляет меня взглядом к дивану, сменяя эмоции резче, чем я успеваю считать. Выдает ровным тоном:

– Пошли.

– Ну уж нет, – вспыхивает всё та же Лизка. – Ты и представить не можешь, сколько сил я потратила на то, чтобы её хоть как-то по кусочкам собрать!

Хмурый взгляд исподлобья. Повторяет со сталью в голосе, обращаясь ко мне:

– Я сказал «пошли».

– Твою мать, Верховцев! – в противовес моему молчанию, не унимается подруга. – Ты вообще сегодня женился! Кто ты теперь такой, чтобы за неё что-то решать!?

– Тшш, – демонстрирует жест «заткнуться». Продолжая нарочито тихо: – Ты вообще одна из главных причин, которая неминуемо привела к краху моей жизни. И если когда-нибудь я тебя ненароком прибью-меня оправдают, сославшись на состояние аффекта. Да и муж твой, после, скажет «спасибо», наконец-то вздохнув с облегчением.

Пользуясь возникшей вокруг тишиной, подносит телефон к лицу, проговаривая бесстрастно: – Ковалев.

И я, морщась, слышу гудки.

– Добрый, – размеренно излагает Верховцев. – В отделении? Скоро подъеду. Да. ЧП.

– Дим, занимайся своими делами, – проговариваю устало. – Со мной всё нормально.

– Я вижу, – кривится в ответ. -Поехали. Нас уже ждут.

– Вест…, – обиженно вставляет подруга, наблюдая, как я поднимаюсь с дивана.

– С ним бесполезно спорить. Ты же знаешь. Спасибо тебе за всё. Я доберусь домой сама.

– Я тебя люблю, – проговаривает, надув губы. – А Димка придурок. Он и сам это знает. Готова поспорить.

Холодный взгляд, обращённый в её сторону, мог бы остудить любого. Да только не Лизку. Эта вредная девчонка, напоследок, показала ему ещё и язык.

– Пока, – улыбаюсь, бросая в ответ. И тут же ретируюсь, обнимая себя руками. Иду молча, смутно понимая, как дальше быть.

***

В приемном покое нас задержали совсем ненадолго. Врач вел разговор очень сдержанно, то и дело, бросая взгляд на Верховцева. Того, что сидел на стуле в углу: разодетый в шикарный костюм; ослабив галстук на белой рубашке; периодически смотря на часы; сцепив ладони до белых костяшек.

– Дмитрий Андреевич, вы же не против, если я оставлю Анжелику здесь на несколько дней? – спрашивает Верховцева, непосредственно минуя меня.

– Только за, – кивает бесстрастно. – Делайте всё необходимое, чтобы привести её и ребенка в порядок.

– Я так и думал. Спасибо. Что ж, – обращается ко мне.– Пройдёмте со мной. Я покажу палату и дам вам сменную одежду, чтобы переодеться. Капельницу и необходимые уколы поставим сейчас. Ночью отдохнёте как следует, а с завтрашнего утра повторим анализы, и я буду лучше видеть картину.

Подоспевшая медсестра выполняет инструкции, пропуская вперёд. Проводит в комнату, где я могу сменить платье на некий свободный халат. Уточняет по пути у Димки, цепляя взглядом отблеск кольца:

– Вы муж?

Грузно выдыхает, царапая взглядом, проговаривая неоспоримо:

– Выполняйте свою работу. Обойдемся без лишних вопросов.

– Конечно, – спохватывается, пряча глаза.

Процедурная. Несколько болючих уколов. И одиночная, так и хочется вымолвить, «камера». Хотя нет, палата. С нормальным ремонтом и даже наличием санузла.

Он вошёл, удосужившись спросить разрешение. Глупо, конечно, учитывая то, что меня уже пригвоздили к кровати, не позволяя особо то шевелиться. Разговора не избежать. Оно и понятно. Только кто начнёт? И чем его поддержать?

Рефлексивно кладу свободную ладонь на живот. Ощущая под пальцами лёгкий пинок. Усмехаюсь, притягивая вопросительный взгляд.

– Она проснулась, – поясняю неловко.

– Я не был в курсе пола, – проговаривает отстраненно, привычным жестом взлохмачивая волосы. Заносит руку вперёд. Отдергивая назад. Закусывает в нерешительности губы, произнося настороженно: – Можно? Кусь, это и мой ребёнок…

Отворачиваюсь, ощущая, как по щекам бегут слезы. Проговаривая едва слышимое «да».

– Господи, Куська, какая ж ты дура, – доносится с тенью улыбки, едва мужская ладонь плавно касается живота. – Я так хотел тебя возненавидеть. А не могу. Ни сейчас. Ни тогда.

Ребенок словно затихает. Прислушивается. Нерешительно толкая лишь спустя несколько минут. Ощутив себя в безопасности под ладонью, что значительно больше, чем моя.

Димка заливается смехом, ранящим сердце. И я в который раз захожусь мыслью «была ли права?».

Рингтон телефона. Не убирая руки, отвечает. Сменяя лёгкий тон на серьезный.

– Я буду через пару часов. Может позже. Это твоя свадьба, детка. Реши проблему сама. У меня дела.

– Верховцев, ты придурок, – выдаю с бесконтрольным смешком. – Лизка была права.

– Не обольщайся насчёт её умственных способностей, – парирует едко. – И, да, кстати. Большое спасибо. Моя свадьба – это только твоя вина.

Глава 2

У большинства «тестируемых» на мне медикаментов, помимо побочек, присутствовал один неоспоримый плюс – от них ужасно клонило в сон. Хочешь ты этого, или не хочешь. Однако, для меня, это открытие, явилось как высшее благо. Разговор особо не клеится, а оправдываться сил не хватало.

Какое время Димка провёл в палате, сложно даже сказать. Проснувшись под утро, я не стала осложнять себе жизнь этим уточнением. А также, не хотелось думать над тем, обещал ли он медперсоналу вернуться с утра?

«Владеющий информацией – правит миром». Истинная правда. Но далеко не сейчас. Мне хватило лестных эпитетов. Хватило краткого пересказа ультиматума его отца. Хватило настолько, что тяжесть вины, кажется, придавила к кровати с удвоенной силой.

В своём уходе от него я тешила себя глупой надеждой, что поступаю «как правильно». Действительно делаю его жизнь лучше. А получилось «как всегда».

Я не спорю, у него был выбор: получить всё или остаться ни с чем. Димка выбрал первое. В то время как я, наоборот, от всего отказалась.

Вопрос на миллион (риторический, по своей сути): кто же из нас двоих, по итогу, оказался действительно счастлив?

Ещё день в больнице на нормализацию моего состояния. Бесконечные звонки от мамы и Лизки. Поставленный на бесшумку телефон. И тревожное состояние при каждом открытии двери. Замирание сердца. Перед неизбежным. Недопонимание. Как и зачем смотреть ему после в глаза?

Отчасти облегчение на следующее утро. Выписка. Ни появления больше. И ни звонка.

Жизнь входит уже в привычное русло: работа, работа, работа. Попытка доказать, что моё «временное положение» никак не влияет на объём и качество выполненных проектов. Гнетущие мысли о будущем. Планы: остаться при должности буквально до родов; минимизировать декрет, занявшись уже сейчас поиском няни. Иначе всё то, к чему я так рьяно стремилась, способно кануть в небытие. Меня заменят более удобным сотрудником, амбиции которого позволяют переступить через всех, в достижении своего жизненного блага. Возможностей держаться на плаву у меня сейчас и так осталось немного. Работа, как единственный спасательный круг. Камнем на шее, тянут ко дну, все насущные проблемы: обязанности и дела, связанные с появлением ребёнка, и выдержка линии поведения с Максом. Где мы, в очередной раз, (отныне вроде даже по взаимному согласию), изображаем вид, будто друг для друга всего лишь друзья.

– Веститская, ко мне в кабинет, – командует шеф, не предвещая чего-то хорошего. Зато вытягивает из горестных мыслей, заставляя встряхнуться.

Подхожу к двери, стучусь, прося разрешения. Усаживаюсь напротив, словно провинившаяся школьница. Знать бы ещё, что успела сделать не так…

– Анжелика, – начинает предвзято сурово, – Не стану ходить вокруг да около, и скрывать тот факт, что у меня на тебя были большие планы. Однако твоё деликатное положение обязывает внести в них некие коррективы.

Киваю, потупив в пол взгляд. Меня сольют в ближайшее время. Спасибо, Дима. Теперь ребенок – это действительно единственное, что у меня осталось. И то, вопрос,» как надолго?».

– Ты знаешь о скором открытии нашего нового филиала, – продолжает натянуто и мне вновь приходится тихо кивать. – Елена, как самая подходящая кандидатура, за неимением тебя, представлена на должность начальника отдела.

Повторно киваю, напоминая китайского болванчика. Муторно ожидаю развязки.

– Её место здесь по праву твоё, – выводит с нажимом, заставляя, в недоумении, распахнуть глаза. – Конечно, учитывая тот факт, что ты не готова его потерять. Специалисты растут, а повышения в нашей профессии дело не частое, поэтому полный декрет, как ты сама понимаешь, не имеет смысла тебе предлагать.

– Спасибо…, – протягиваю, исходя внутренней дрожью. Улыбаюсь, мысленно моля не услышать никаких «но».

Одобрительно кивает, выводя более бодро:

– Через полгода Экспо, а следовательно, мне уже сейчас необходимо подать заявку с фамилиями участников. Подписываясь на это, обязана понимать, что наша компания не имеет права провалить этот тендер. Следовательно, уже сейчас, все «за» и «против» необходимо просчитать. Подумай до утра и реши, могу ли я, как и прежде быть уверен в тебе, а также полностью тебе доверять?

– Спасибо за вашу благосклонность, Аркадий Семенович, – проговариваю с мягкой улыбкой, немного придя в себя. – Я готова подписаться под всем озвученным уже сейчас.

Хмурит брови, поясняя с напором:

– Ты отдаёшь себе отчёт в том, что мне придётся проститься с тобой, если пойдёшь на попятную?

– Пожалуй рискну, – отвечаю серьезно. – Меня устраивает этот расклад.

– Возьми сутки, – поясняет более вразумительно. – Обсуди дома все обстоятельства. Анжелика, ты прекрасно понимаешь, что я отношусь к тебе, как собственной дочери, твоё становление в профессии, происходило буквально у меня на глазах. Но я не смогу ничего предпринять, если спустя пару месяцев ты заявишься с отказом.

– Аркадий Семёнович, – начинаю тихо, подбирая слова, – Вам из первых уст известно, что мне не с кем ничего обсуждать.

– А после мне позвонят с нагоняем, – кривится, барабаня пальцами по глади стола. – И худшим, в данном случае, станет выслушивать монолог от твоего несостоявшегося свёкра.

– Очень сомневаюсь, что такое возможно, – пожимаю плечами, стараясь держаться спокойно.-Сейчас, в их семье, всё внимание приковано к сыну и его жене.

– Напомни, какой у тебя срок? – протягивает задумчиво.

– Шесть с половиной, но это не помешает…

– Подумай до завтра и взвесь свои силы, – пресекает учительским тоном. Явно поясняя нежелание выслушивать бессмысленные оправдания. – Я смогу дать тебе несколько месяцев. Сейчас или позже. Сможешь работать по возможности. Дома. На неделе узнаем, кто станет куратором данного проекта. После подписания, я уже не смогу за тебя заступиться. Будешь отчитываться обо всем непосредственно ему. Насколько мне известно, поставят одного из питерских. Покажешь себя плохо – я сделать ничего не смогу. Ты либо справляешься и получаешь повышение, либо задним числом уходишь в декрет. На том основании, чтобы за год-полтора стереть из памяти размах своего провала. Но я также не уверен, что после смогу даже попытаться выдвинуть тебя на ступень выше. Всё поняла?

– Безусловно, – соглашаюсь кивком.

– У тебя сутки на принятие любого решения, – командует сухо, отправляя жестом скорее убраться вон.

Ухожу, бросая напоследок «спасибо», а рука машинально находит телефон. Уточнить у Димки, думает ли он что-то на этот счёт…?

«Не буди лихо» – приходит на ум, и я соглашаюсь с глубоким смыслом этой формулировки.

– Привет, не отвлекаю? – протягиваю с тоскливой улыбкой. Дождавшись до ответа только единственного гудка. Внутренний диалог не достиг своего апогея, и я понятия не имею как правильно было бы в реальности его начать.

– Разве, что отвлекаешь от серости мыслей, – смеётся в ответ. – Привет, Беда.

– Мне предложили попробовать Экспо, – начинаю с запинкой. – Ну, как предложили, либо взять тендер, либо сказать дальнейшей карьере «прощай».

– Боишься рискнуть? – выводит с сомнением, за что получает в карму плюс один балл.

Улыбаюсь, докладывая честно:

– Совсем не боюсь. Я слишком долго к этому шла.

– Тогда мне непонятно сомнение. Подпишись и скажи начальству веское «да». Когда выставка?

– Через полгода, – вывожу менее решительно, упираясь взглядом в уже «весомый» живот.

– У тебя полно времени на подготовку, – заявляет уверенно. – Или гложет что-то ещё?

– Когда ты возвращаешься? -уточняю несмело.

– Не задавай вопросов, ответ на которые боишься получить, -парирует с явным смешком. Дополняя устало: – Уже не помню чья фраза, но правда в ней вся. Стараюсь. Изо всех сил. Сроки прописаны определенными нормами. Не все зависит от меня.

– Я…, – начинаю зажмуриваясь. И слышу его тяжёлый вздох, будто молящий «молчи». – Макс, я попробую принять это предложение, – завершаю, собираясь совсем не это сказать. «Не обещай», бьётся в мыслях. «Не обещай». Так проще. Полгода. Почти прошло. Рубеж в год? Или больше? Справлюсь? А он?

– Уверен, что буду тобой гордиться, – сменив гнев на милость, ласкает в ответ.

И вновь хочется прикусить язык, чтоб не ответить «люблю». Прощаюсь, обещая набрать по возможности. Прощаюсь. Лишь мысленно проговаривая всё то, что хочу.

Возвращаюсь к кабинету начальства. Осторожно стучу.

– Опять ты? – уточняет из-под очков, не поднимая головы.

– Я обдумала и посоветовалась, как вы и просили.

– И-и? – протягивает с сомнением.

– Аркадий Семёнович, я готова отвечать за все риски. Где подписать?

Смеривает взглядом, не меньше минуты. Словно, позволяя убраться, сделав вид, что подобного заявления не было.

– Хорошо, – протягивает задумчиво, – Я перешлю тебе документ. Сама внесешь данные. К тому же, зачитаешь до дыр мелкий шрифт перед тем, как его подписать.

Киваю, получая в ответ вытянутую руку, которую мне предлагают пожать.

– Верю, что справишься.

– Приложу все усилия, – улыбаюсь в ответ.

Полгода. Есть стимул держаться.

Макс. Его контракт заканчивается месяцем позже. За это время, возможно, я и подумаю, как ему всё рассказать.

***

Время летит незаметно, только в том случае, когда ты чем-то занят. Вокруг бесконечные списки, дела. И, кажется, в сутках слишком мало часов. В противовес, оно тянется до бесконечности с приходом темноты. Когда отступает вся суета. Именно тогда считаешь уже ни недели, а дни. Даже минуты до сна и нового дня.

Говорят, чтобы не скатиться к глубокой депрессии и обостренной жалости к себе, необходимо заняться чем-то физически. Придумать дело по душе, отгоняющее всякие мысли. В моём случае, отдушиной явилась переделка комнаты, которую, впредь, стала именовать для себя не иначе как «детской».

Я не имела понятия на какой срок задержусь в этой квартире. Не было смысла выкрашивать стены в яркий цвет. Наполнять её детскими рисунками, хотя, в другой ситуации, с удовольствием занялась бы росписью стен.

Разговаривая о грядущем ремонте, с Лизкиным мужем, мы обсуждали совершенно не это. В планах главенствовал приемлемый консерватизм. В итоге выбор пал на тёплый белый. Отчасти солнечно-светлый и всё же, цвет истинной непорочности и чистоты.

Мне хватило недели до начала проекта, привести эту часть квартиры в комнату детской мечты. Все вечера, до глубокой ночи, моими спутниками в четырех стенах, были бригада рабочих. И разговорами «о важном», прислащивая их десятками анекдотов, полностью выводили из ощущения внутренней пустоты.

Вопреки уговорам мамы о запрете ранних покупок, я растрачивала на них все последующие вечера. На то, чтобы заполнить комнату всем необходимым. Чтобы не думать о том, кто будет заниматься подобным, когда для меня станет это всё не под силу. И, чтобы ни от кого не зависеть. Одна, значит одна.

Как и советовалось прежде, я создавала её для себя. А после, (уже буквально до родов) проводила в ней свободные дни. Обвыкала. Дышала. Укладывала «приданное» в шкафчики. Отгоняя навязчивые мысли:

– «Как после этого всего я стану жить дальше? Что будет, если Димка настоит на своем решении забрать последнее, что у меня осталось? Ребенка, которого, ни смотря ни что, я уже до боли люблю».

Я запрещала себе думать обо всём этом. Несмотря на отсутствие Верховцева в моей жизни, он наверняка был в курсе происходящего. Пускай изредка, но замечала его парней при выходе из клиники, с работы, а также, иногда рядом с домом. Он держал дистанцию. Я сохраняла свои границы. С одной стороны, бесило чувство, что пора «разобраться со всем на берегу». С другой же, страшило осознание получить в дальнейшую жизнь не самое приятное напутствие.

Помогала работа. ТЗ, получаемые от неведомого собеседника. С которым, на протяжении нескольких месяцев, порой приходилось работать с утра до утра. Он разбирал каждый шаг с безумной дотошностью. Бесил исправлениями. Порой заставлял начинать всё с нуля.

И прав был мой начальник, говоривший о неминуемой сложности. О том, что отменить соглашение уже просто нельзя. Я собиралась. Ревела. И делала. Делала. Делала. Пытаясь вести сугубо деловой разговор, в тех ситуациях, когда куратор бесил «до нельзя».

Порой он казался мне полным кретином. Порой сущим гением. Хорошо не всегда. Работать, с наставником подобного уровня, мне доводилось впервые. Выслушивать нарекания, бесконечные правки, советы. И тешить надеждой, что после окончания работы над проектом, мы наконец-то разойдёмся в стороны раз и навсегда!

О моём положении ему доподлинно было известно. Однако, мне никто не делал поблажек, а скорее наоборот. Наставник гнал проект к завершению как можно скорее. Уверенный наперёд, что после родов я не смогу соответствовать требованиям месяц, а может и два. Он завышал планку, порой требуя невозможного. Казалось, если бы был рядом, то на работе все эти месяцы я бы просто жила!

Мне завидовали сотрудники. Ещё бы, урвать подобный выигрышный билет! А девчонки отдела, так и вовсе, только и трубили на сколько мне с ним повезло. Зачитывая наизусть словно древнегреческие эпосы – его несметные победы и достижения.

Хотелось верить, что это так. На деле выстраиваемая картинка выводила нечто иное. Я жаловалась на него Максу. Кому же ещё? И получала в ответ моральную подпитку, чтобы не сорваться с крючка и хоть как-то, наверстывая темп, двигаться дальше.

Однажды утром, после очередной бессонной ночи и морального нагоняя, я вдруг поняла, что попросту не в силах больше работать. Пришло время «уйти на покой». И сорок недель всего лишь некая цифра. В своём извечном старании всё успеть, дойти до заветной даты так и я не смогла.

– Александр, -подтруниваю смеясь, отвечая в привычной ему манере общения, выслушав очередной монолог негодования в свой выходной. В семь утра. За минуту до этого, слыша глухой «хлопок», словно разорвавшегося мыльного пузыря. – Мне кажется, это была последняя наша ночь вместе. И вы успешно меня доконали. Ближайшее время, пожалуй, я буду не в состоянии выдерживать в своей жизни ваше присутствие.

– Серьезно? Какой облом, – издевается сухо. – Я только научился получать некое удовольствие от нашего общения, и вы наконец-то начали, хоть как-то, профессионально себя проявлять.

– Надеюсь передышка пойдет нам обоим на пользу, – завершаю резонно, созерцая на полу подобие лужи. – Прошу прощения за дерзость, но сейчас мне вообще не до вас…

– Что ж, удачи, – парирует с явным смешком, продолжая серьезно, – Отзвонись, если какая помощь нужна. Как-никак уже не чужие люди. Столько бессонных ночей под твой голос…

– Обязательно, – пресекаю со злостью переходы на личности. Только этого мне и не хватает прямо сейчас!

Отключаюсь. Несмело осматриваюсь. Набираю на автомате того, кому, клялась, что не стану звонить. И вот не вышло. Это в теории просто: собралась; уехала в роддом; родила. А на деле…

– «Господи, с чего начать?»

Барабаню дрожащими пальцами по стене, на которую опираюсь, от страха едва ли стоя на ногах. Слишком долго и медленно считаю гудки. А что, если сейчас не ответит?!

– Да, – выводит сонно, продолжая с нарастающим раздражением: – Кусь, мне переехать к тебе жить, чтобы напомнить, насколько рискованно будить меня в выходной в семь утра?

Всхлипываю, выпаливая, с чувством настигшей истерики:

– Верховцев, твою мать, я бы не стала так просто звонить! Кажется, я рожаю! И я понятия не знаю, что делать! Я не справлюсь с этим одна!

– Так. Соберись. Открой дверь, – командует сухо, -Ребята будут через пару минут. Не хватало ещё квартиру вскрывать. Я буду, как только смогу. Встретимся у врача.

– Но…, – буквально постанываю в трубку, ощущая спазмы и скручивания живота.

– Бл@дь, Кусь! – прикрикивает не сдержанно, – Если бы ты не решила рожать в час пик, я был бы уже у тебя!

Отключаюсь дрожа. Иду исполнять приказы. Едва успевая «убрать за собой», встречая на пороге перекошенные лица ребят.

– Лик, ты же дотерпишь до больницы? – больше похоже на просьбу, уточняет Сергей.

– Конечно, – сжимая кулаки, пытаюсь успокоить, искривленной улыбкой. – Две сумки в спальне. Я переоденусь и…

– Ты поторопись, а? Димка нас убьет, если что-то пойдет не так.

– Потому, что я разбудила его в выходной в семь утра? – пытаюсь отшутиться, чтоб разрядить обстановку. Получая в ответ резкое и напористое:

– Дура, да он до сих только пор тобой бредит и любого готов порвать за тебя!

Глава 3

– Всё хорошо? – с порога, с нажимом уточняет Верховцев. И не понять кому адресован вопрос: бравому товарищу, что пришвартовался неподалеку, отвечая за мою безопасность или же спрашивает меня?

Рапортую, как можно спокойнее, пока Сергей настороженно салютует в ответ.

– Спасибо, Дим. Ребята всё сделали чётко. Премируй по возможности, а то запугал их настолько, что были готовы при перевозке обмотать меня пупырчатой пленкой. И, вдобавок ко всему, приклеить надпись «стекло», а то не дай Бог разобьюсь, словно фарфоровая.