7. Похоть
Яков
– Какого хрена? Где тебя так долго носило? Мы места себе не находили! – напал с вопросами Ной, стоило мне только показаться на пороге. – А это еще кто? – добавил, сосредоточив на Айзе свой пристальный взгляд.
– Привет, братишка! А я все думала, ну, когда же мы уже познакомимся? – оскалила острые зубы… моя дочь. А мне, как обухом по голове – братишка?!
– Айза! Какого хрена? – обернулся к девушке.
– Ой, да, я же совсем забыла, папочка… Ной ведь тоже твой сынок. Ну, не чудные ли у тебя детки?!
Мой взгляд скрестился с взглядом Ноя. Черные в черные. Мои в мои. Только нового, усовершенствованного образца.
– О чем она? – дернул головой Ной в сторону Айзы.
Я только лишь пожал плечами. Это все, что я смог сделать на тот момент, будучи в ступоре.
– Да это же чокнутая дочь Президента! – вскочила на ноги Анна, – Яков, какого хрена ты ее сюда притащил?!
– Эй, дамочка… – веселилась Айза, развалившись на не заправленной постели Марины, – не советую меня обижать! – девчонка нагло помахала пальцем у ошарашенной Анны перед носом. – Я, вообще-то – ваша последняя надежда.
– Айза утверждает, что взломала серверы. Мы были правы. Они находятся в здании совета.
– Ты их обнаружил? – спросил Матвей, рассматривая Айзу тайком.
– Добрался только до узла и попал в ловушку. Айза меня вывела.
– Она, и правда, твоя дочь? – в отличие от всех других, взгляды которых были прикованы преимущественно к новенькой в нашей группе, Ной гипнотизировал взглядом меня. И я тоже не мог от него оторваться. Это было не объяснить. Это было… странно. Будто бы два зверя принюхивались друг к другу. Да, мы были такими. Мы могли не верить словам, мы могли не верить результатам тестов, мы вообще уже никому не верили, но себе не верить мы не могли. Я был истоком, Ной был рекой… В этом не было никаких сомнений больше. Вот почему мне с ним было настолько легко. Вот почему его поведение было мне до простого понятно. Он был моим не просто по духу. Он был моим по крови. Господи боже – я уже дед!
– Как я уже сказал, Айза взломала серверы. И нашла свою реальную метрику.
– Президент – пустой?! Охренеть… – ошарашенно протянула Анна. – Вот только с чего тебе нам помогать?
– Мы будем болтать или приступим к делу? – Айза нахмурилась, притворная улыбка стерлась с ее лица. Оно стало… каким-то злым и сосредоточенным. – У тебя есть план? – обернулась ко мне.
– Имея на руках доказательства против политической верхушки, я могу получить кворум в совете, отстранить Президента от власти и взять ее на себя.
– Да ты амбициозен! – восхитилась Айза.
Я пожал плечами:
– Данный механизм прописан в Конституции. Если Президент отстраняется от власти по обвинению в преступлениях против Конфедерации, власть в ней переходит в руки военных. А именно – к действующему председателю Военного совета. Мы приняли решение действовать законными методами, чтобы избежать волнений.
– Что, если кворум не соберется?
– Самый негативный сценарий. Начнется война.
– Сколько человек уже есть?
– Три. Включая меня. Еще четыре – пустые. Думаю, с ними не будет проблем…
– Имена?
– Какого черта? Ты кем себя здесь возомнила? – вскинулась Анна, которую, видимо, покоробила стремительность Айзы.
– Генерал Ли, генерал Патаки, генерал Шульц, генерал Бхатарр.
– Шульц отпадает.
– Это почему же?
– Потому, что он плотно сидит на потоках. Прикормлен. Его участие в Совете по квоте Пустых – ср*нь собачья. Плевать ему хотелось на интересы этой касты.
– Дерьмо! – выплюнул я, растирая лицо ладонями.
– А кто был восьмой?
– Лайза.
– Хммм…
– И что это означает?
– Темная лошадка, ну, да ладно. Разберемся. Вместо Шульца берем в оборот Гринбанда.
– Да, твою ж мать? Кто она такая, чтобы здесь командовать?!
– Подожди, Анна, – осадил я девушку. – Почему именно его? – обратился к Айзе.
– У меня есть некоторые рычаги давления на этого господина. – О чем конкретно идет речь? – настаивал я.
– Компромат. Генерал Гринбанд очень любит несовершеннолетних детишек, если вы, конечно, понимаете, о чем я.
– Если его прижучить этим, он сразу поймет, что после свержения власти его сольют. Не согласится, – покачал головой Ной, наконец, оторвав свой взгляд от меня, и пришпилив им Айзу.
– Согласится, если пообещать ему иммунитет.
– И оставить на свободе педофила?! – хмыкнула Анна.
– Это называется компромисс. Война уничтожит землю, чертова идеалистка. Любой мир – это гребаная сделка. Любой!
– Отлично! – фыркнула Анна.
– Когда ты планируешь созывать совет?
– Когда план будет продуман до мелочей. Мы не можем допустить ошибку.
– Первым делом нам нужно взять под контроль криобанки! И лагеря, – вмешался Ной. – Они захотят избавиться от доказательств.
– Я уже думал об этом. Все криобанки на земле… Их не меньше пятидесяти тысяч.
– Мы можем поручить это Свободным. Они помогут, – внес предложение Ной.
– Да там агентов конфедератов – тьма. Скорее, они нас просто сольют! – парировала Анна.
– Это, если не подчистить верхушку Свободных. Ной, у тебя есть возможность связаться с их главным?
– Я найду выход на Тень.
– Его задача – устранить предателей. Айза, у тебя есть данные о внедренных агентах?
Айза пожала плечами, выводя на проекцию какие-то документы, пальцы вспорхнули, свернули информацию и быстро застрочили в воздухе.
– Я скину их Тени.
– Отлично, – кивнул головой я, – Ной – твоя задача – дальнейшие с ним переговоры. Сделай так, чтобы Тень оказался на нашей стороне. Я беру на себя совет. Анна – как только мы начнем действовать – твой канал – наш язык. Интервью с Матом, относительно разоблачений его отца – пиши заранее, хоть сейчас, и как только арест случится – выпускайте сразу в эфир. Мат, старайся отвечать на вопросы максимально доступно. Чтобы тебя понял каждый человек на планете, даже самый тупой. Марина… без твоей помощи мы бы не обошлись. Все, что ты делаешь – бесценно. Святой отец – надеюсь, бог на нашей стороне.
– Можете даже не сомневаться, ваше преосвятейшество.
– Нам понадобятся боты. Фермы ботов, разгоняющие нужную нам информацию по сети. Короткие новости. Вбросы. Чтобы в максимально сжатые сроки покрыть нужной информацией как можно больше людей. В принципе, у меня есть надежные люди, которые могут курировать этот процесс.
– Отличный план, Анна. Ты – молодец. Нас должен поддержать народ. Тогда у силовых структур, даже при желании не подчиниться приказам нового главнокомандующего, не останется шансов.
– Как хорошо, что она может не только ныть, – хмыкнула Айза, косясь на Анну. В ответ та ей показала фак.
– Она мне нравится, – снова оголила зубы Айза, – дай-ка, посмотрю на твоих ботов. Вдруг их работу можно улучшить?
Анна нерешительно покосилась на Айзу, но все же подтолкнула к девушке свой обруч.
– Погоди… Айза, у тебя есть доступ ко всем данным правительства? – снова подал голос Ной.
– Абсолютно.
– Яков… Кайя… Пожалуйста. Мне нужно ее вытащить. Пожалуйста, мужик…
– Ты ждал дольше.
– Я не могу рисковать! Что, если свободные не справятся? Что, если я опоздаю?! Что, если ее убьют?! Где она? – Ной подскочил к Айзе и схватил ту за шкирку, – где моя жена?!
В ответ девчушка саданула его ногой и, проведя блестящий прием, вырвалась из рук парня.
– Если бы ты не был моим братом – то я бы тебя убила, – раздувая тонкие ноздри, прошипела она.
– Моя жена! Мать моих детей! Она находится в лагере Избранных!
– Ты знаешь, где удерживают Кайю? – поинтересовался у Айзы я, но она проигнорировала мой вопрос, сосредоточив все свое внимание на Ное.
– Операцию по взятию под контроль криобанков нужно проводить одновременно по всему миру. Если ради задницы собственной жены ты способен поставить под сомнение жизни миллионов людей на планете – дерзай. Но от меня ты никакой информации не получишь! Мы боремся за равенство, Ной. А значит, у тебя нет привилегий. Подумай об этом. И договорись о встрече с Тенью. Тем более, что он уже вышел на связь.
Ной яростно сжимал кулаки и молчал, я… Я с болью наблюдал за его метаниями. Наверное, как никто другой, я мог понять то, что он сейчас чувствовал. Более того, мне казалось, его боль передалась и мне.
– Когда у меня опускались руки, ты говорил, что нужно бороться, Ной, – напомнил я… сыну, положив руку на его крепкое плечо. – Ты нужен мне. Ты нужен своим детям. Им… – кивок в сторону собравшихся в тесной квартире Марины, – ты нужен миллионам людей, которые ждут справедливости.
– Только есть ли она? – шепнул Ной.
– Не знаю, парень… Но стоит попытаться ее отыскать. Что скажешь?
Ной отвернулся к окну. Провел рукой по затылку. Мой сын. Такой взрослый и такой сильный. Невозможно. Мои мысли, мое сердце, моя душа замерли в попытке свыкнуться с этой оглушающей новостью.
– Нам нельзя медлить… – он говорил настолько тихо, что мне приходилось прислушиваться.
– Через две недели я возглавлю совет. За этот срок нам нужно успеть все подготовить.
– У нас очень мало времени.
– Да. Поэтому мы не можем больше терять ни секунды. Я бы хотел, чтобы ты просчитал варианты на случай, если все же возникнет бунт.
– Он не возникнет, если Свободные будут на нашей стороне. Нет лидера и идеи – нет бунта, – заметила Анна.
– Мы должны предусмотреть любые варианты развития событий. Ты, как никто, знаешь, как можно манипулировать общественным сознанием. Нам нужно исключить такие сценарии.
– Я все сделаю, – кивнул Ной.
– Начни с переговоров с Тенью.
Ной кивнул и натянул свой обруч на глаза.
– Я к Нане. А после – приступлю к вербовке членов Совета. Анна, ты начинаешь потихоньку сливать в сеть данные о махинациях с донорским материалом. Цель – максимально расшатать ситуацию, но не вывести её из-под контроля. Айза – ты помогаешь с доказательствами.
– Как насчет того, чтобы слить расчеты по нескольким незаконным сделкам? – предложила девушка.
– Отлично. Действуйте. В десять – подведем итоги сегодняшнего дня.
Нана все еще была без сознания. Показатели ее жизнедеятельности не улучшались, но и не становились хуже. Опухоль уменьшалась медленно. Будто нехотя. Я волновался, что дозировки препарата не хватит. В конце концов, никто не испытывал его на людях. У меня не было никакой уверенности, но я не позволял себе сомнений. Я верил в выздоровление Наны, как будто в какую-то новую религию, адептом которой я стал. Нана была моим вероисповеданием, жизнь с ней – моим личным раем. И я не хотел ничего менять. Мой рай был совершенен. В нем не было места для реформаторов…
Шли дни. Мы работали в авральном режиме, и напряжение буквально зашкаливало. Казалось, его можно было пощупать руками, как имеющий форму предмет. Мозг взрывался от обилия поставленных задач и постоянного недосыпа. А когда становилось невмоготу – я шел к Нане в палату. Мы лежали, обнявшись… точнее, я ее обнимал, и это давало мне силы. Нахождение рядом с женой каким-то немыслимым образом задавало мне импульс двигаться дальше. Даже спящая Нана была моим верным союзником.
Все более-менее ладилось. Я уже заручился предварительной поддержкой шести постоянных членов Военного совета. Умные люди – их даже не пришлось уговаривать. А проблема возникла там, где я и предположить не мог. Лайза… Вот, кто спутал все наши карты. Вот, кто поставил меня перед выбором там, где выбора попросту не существовало.
Поскольку в поддержке Лайзы я был абсолютно уверен, разговор с ней я отложил напоследок. Мы встретились в ресторане европейской кухни, который она выбрала самостоятельно. Лайза листала меню, а я рассказывал обо всем, что нам стало известно в ходе расследования. По реакции женщины трудно было определить, что она думает, но это было нормально – нас всех учили этому фокусу.
– Тебе нужен мой голос? – уточнила она.
– Не мне. Твой голос нужен всем этим людям, – я нарисовал круг рукой и взялся за бокал с водой.
– Хорошо. Но у меня есть условие.
Я отпил и неторопливо отставил посудину.
– Какое?
– Мне нужен ты.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Мы были отличной парой, Яков. Избранные, с прекрасной генетикой… За такими будущее, дорогой. А ты решил променять меня на какую-то дворняжку.
Я сцепил зубы, стараясь не показать, как сильно я хочу вогнать мерзкие слова Лайзы ей обратно в глотку.
– Я женат.
– Вот с этого и начнешь. С развода. А потом мы поженимся, нарожаем кучу здоровых детишек и заживем долго и счастливо. Ты – Президент, я – первая леди. Тебе под стать.
– Ты хочешь власти? Так я с радостью отдам тебе свое кресло…
– Я хочу тебя. А власть… просто приятный бонус, – сверкнула белозубой улыбкой Лайза, провокационно облизнув пухлые губы. Это должно было выглядеть эротично, но не выглядело. Я видел перед собой мерзкую кобру, которая, высунув тонкий раздвоенный язык, готовилась к смертельной атаке.
Видимо, я не смог скрыть брезгливости, написанной на лице. Потому что в темных глазах Лайзы мелькнула злость, которая чуть позже сменилась показной сердечностью:
– Я люблю тебя, Яков. Нам будет хорошо вместе.
Ее нога, обтянутая чулком, скользнула вверх по моей икре. Пальцы руки участливо коснулись запястья.
– Любишь? Не льсти себе, Лайза. Это похоть. Обычная похоть, которую ты почему-то спутала с чем-то возвышенным и настоящим.
– Да что ты знаешь?!
– Знаю, Лайза. Поверь. Любящий человек никогда бы не предложил то, что ты мне сейчас предлагаешь.
– Послушай, я понимаю, что вот так, с ходу, тебе эта мысль могла показаться… странной. Ты не ожидал, но я люблю тебя, Яков. Давно люблю, и если бы не эта су…
– Достаточно! – рявкнул я, вжимаясь пальцами в край стала, чтобы сдержаться и не наделать глупостей. – Ты ничего не знаешь о любви. Ничего, Лайза, понимаешь? Не оправдывай себя этим…
– Ты заблуждаешься!
Я покачал головой:
– Нет! Потому что в глубине души ты не можешь не осознавать, как… мерзко все, что ты мне сейчас предлагаешь. И чтобы себя оправдать хотя бы в собственных глазах, ты прикрываешься таким благим, светлым чувством, как любовь.
– Нет…
– Всегда можно найти оправдание боли, которую ты причиняешь людям в силу обилия внутреннего д*рьма, но ты прекрасно понимаешь, что делаешь, ты не можешь этого не понимать, если твой мозг исправно функционирует! Однако, ты предпочлала засунуть эту правду в дальний угол сознания и оправдать себя хоть чем-то! – Я говорил тихо, но мой голос звенел. – Любовью… Смешно. Ты любишь то, что себе придумала, ты ведь даже не знаешь меня, настоящего! Легко обманывать себя любовью, когда все хорошо… Легко любить свет. А что ты знаешь о тьме? Когда все летит к черту, когда черное отчаяние застилает собой все свои мысли? Когда тебя ломает от боли за любимого человека, когда жизнь – ни хрена не праздник?! Ты позволишь любви проникнуть под кожу, растекаться по венам, дрожать на твоих ресницах, подчинив себе сердцебиение? Или предпочтешь забыть все, как страшный сон? Любовь… Совершенно необъяснимая, иррациональная. Твоя самая главная слабость, но одновременно – невероятная сила! Сможешь ли ты ей подчиниться? Сняв с лица все свои маски, выпустив на свободу всех своих демонов, обнажив свою душу, позволишь ли ты ей без страха поселиться в своем сердце, ставя его под удар?
– Да ты романтик…
– А ты ни черта не знаешь о любви. Дерьмо, завернутое в фольгу – все еще дерьмо, Лайза.
– Нам было хорошо вместе!
– Трах*ться! Возможно, не буду спорить. Тогда мне не с чем было сравнить. А теперь есть. А потому, я вынужден отклонить твое предложение.
Я встал из-за стола. Лайза неспешно повернулась:
– А я ведь могу сделать так, что ты до конца дней будешь гнить в тюрьме…
Обернувшись, я медленно кивнул головой:
– Можешь, конечно. Тем самым ты только докажешь, что я был прав.
Я уходил с тяжелым сердцем. Я не знал, как теперь быть. Весь наш план оказался под угрозой. Почему я раньше не предусмотрел этот вариант? Точнее, не так. Нами рассматривались любые сценарии. И если кворум не состоится – мы просто выйдем на улицы. Но… я не предполагал, что на пути всего встанет взыгравшее в голове у бабы дер*мо. Это даже могло быть смешно, если бы не было так грустно.
– Ну, как? – поинтересовался Ной, как только я вернулся в квартиру Марины.
Я покачала головой:
– Лайза выдвинула невыполнимые условия.
Больше я не стал ничего объяснять. А между тем, заседание Военного совета должно было состоять уже завтра. Чуть раньше боевые подразделения Свободных и преданные мне отряды военных начнут операцию по взятию под контроль криобанков. Это была первая операция, разработанная совместно военной верхушкой Конфедерации и лидерами повстанческого движения. Объединив знания и опыт (как ни крути, а подрывная деятельность Свободных была довольно успешной), мы рассчитывали на то, что операция пройдет гладко. Одновременно с взятием под контроль криобанков в эфир будет запущено сенсационное интервью Мата, разоблачающее действия правительства. Мы рассчитывали на то, что это позволит нам избежать лишних жертв, в случае необходимости силового захвата.
Армия… Если бы кворум состоялся – у этих ребят не осталось бы сомнений. Они бы подчинились приказам нового главнокомандующего, и никакой конфронтации не случилось бы. Дальше все было бы просто. Зачистка среди организаторов преступных схем, короткое следствие и суд. Иной сценарий – свержение власти путем переворота. Формально все силовые структуры остались бы в подчинении Президента. И это максимально бы все усложнило. Потому что повод был слишком серьезным. Его бы нельзя было замять, разогнав протестующих по домам. Даже убей они лидера, возглавившего революцию. Такое бы народ не съел. Началась бы гражданская война. И никто бы не дал гарантии, что после этого у человечества остались бы шансы.
– Как она? – поинтересовался Ной, перехватив меня у палаты Наны.
– Нормально. Опухоль уменьшилась практически наполовину, но… никакой другой динамики не наблюдается.
– Значит ей нужно немного больше времени.
– Ты, правда, так думаешь? – спросил я у сына, – или пытаешься таким образом меня утешить?
– Нет… Я верю, что все будет хорошо. Иначе… к чему тогда весь этот путь? Зачем мы все встретились? Ее болезнь… Мне кажется, она была послана, чтобы все мы оказались в одном месте. Здесь и сейчас. Как ключи к головоломке.
– Ты становишься фаталистом, – улыбнулся я.
– Да? Общение со святым отцом, наверное, сказывается, – засмеялся Ной, откидываясь головой на белую больничную стену. – Черт, мы затеваем больше дело…
– Да…
– Такого еще не было в истории? Или было?
– Наверное, нет… Хотя мы не первые повстанцы – факт. Просто… масштабы нынче совсем другие.
– А ведь сейчас по всему выходит, что слова святого отца не так уж и далеки от истины.
Я рассмеялся. Покачал головой:
– Какой бред…
– Слушай, а если ты – Бог, то и я, получается, тоже? Хотя бы наполовину… – продолжал философствовать Ной, посмеиваясь.
– Ага, Бог.
Наверное, тогда нам было жизненно необходимо отвлечься. Болтать о чем-то постороннем, шутить. Чтобы расслабиться, втянуть грудью воздух, чтобы с новыми силами ринуться в бой, и мы… смеялись. Господи, как мы смеялись в тот вечер!
– Если бы я был богом, а впереди у меня был судный день, мне бы, подобно Иисусу пришлось бы, наверное, провести эту ночь в Гефсиманском саду в слезах, молитве и в поту кровавом, а не вот так… с шутками и холодным пивом.
Я отсалютовал Ною банкой Бада, которую тот мне вручил несколькими минутами ранее, и криво улыбнулся.
– А по мне, все очень похоже. Только твое моление о чаше не ограничилось одной ночью. Твои страдания длились гораздо-гораздо дольше. Молитва Иисуса была троекратной. Первый раз он молился об отвращении чаши страданий. Ты тоже поначалу просил здоровья для Наны и пытался избежать участия в перевороте. Во второй – покоряется воли Божьей… Тут, думаю, пояснять ничего не нужно?
Улыбаясь, я покачал головой:
– А в третьей?
– Он повторяет свое второе моление и возвращается к ученикам, чтобы рассказать им о приближении предателя. Здесь, кстати, что-то не сходится… Ты нам так и не рассказал, что случилось с Лайзой…
– Не хочу об этом, Ной…
Ной кивнул. Запрокинув голову, выпил остатки пива из банки.
– Знаешь… что меня, абсолютно атеиста, всегда восхищало в этой истории? То, как он, – взгляд парня взмыл к потолку, – зная свою участь, и будучи готовым ее принять, отчаянно и обреченно ждал помощи от того, кто отправил его на муки…
– Да… Только ко мне это совершенно точно не имеет никакого отношения.
– Думаешь?
– Определённо. Я не собираюсь приносить себя в жертву. Я собираюсь поставить перед ответом других!
– И мне почему-то кажется, что где-то там, – и снова Ной поднял глаза к потолку, – этот новый сценарий давно уже утвержден.
Я пожал плечами, и на этой философской ноте наш разговор оборвался. Нам нужно было отоспаться перед самым ответственным днем в наших жизнях.
Часы иногда останавливаются. Дни – нет. Вот и наш судный день настал. Ной все-таки добился у Айзы, где находится Кайя, и настоял на том, что возглавит освободительный отряд, направленный в то место.
– Береги себя… сын. Я очень хочу познакомиться со своей ммм… невесткой, – сказал я в спину уходящему парню.
Он оглянулся. Глаза – в глаза. И короткий кивок:
– Я не подведу тебя, Яков… Отец.
Дурынд Айза, пальцы которой в бешенном танце порхали по виртуальной клавиатуре, сливая в сеть нужные нам данные, не была бы собой, если бы не прокомментировала наши слова:
– Я сейчас расплачусь.
– Лучше не отвлекайся.
Айза фыркнула и вернулась к своей работе. Под пристальным взглядом собравшихся, я прошел за ширму, чтобы переодеться в военную форму. Время совета неумолимо приближалось. Что нас всех ждет? Я не знал.
Зал для совещаний представлял собой большую прямоугольную комнату с высокими потолками и огромные окнами, сквозь которые лился розовый утренний свет. По центру располагался овальный стол, на котором в тяжелых стеклянных вазах стояли живые цветы. Непозволительное расточительство. Первым делом, после смены власти, нужно будет пересмотреть бюджет на содержание аппарата. Я беру слово и начинаю сухо, со скринами и ссылками на нужные документы излагать суть обвинительного заключения. Тишина в комнате оглушала. Ее разбавляли разве что мои сухие, уверенные слова, которые, отражаясь от высоких стен, зависали в сгустившемся от напряжения воздухе. Не всем удается сдержать эмоции. Я вижу растерянность и злобу на лицах. Двух, из пяти членов совета, в решении которых я не уверен. Среди них и Шульц. Если бы не Айза… об этом лучше не думать.
– Вы не обладаете полномочиями на подписание подобных документов! – потеет Шульц, и кивком головы ему вторит – Шалин. Еще одна темная лошадка. Подлец и продажная шкура.
Я вскидываю голову выше, не уступая шакалам ни сантиметра, и сквозь зубы цежу:
– Вы ошибаетесь. Возглавив совет, я получил право внести этот документ на повестку дня и завизировать на нем волю кворума Военного совета Конфедерации.
– А есть ли у вас этот кворум при столь неубедительных доказательствах?
Неубедительных? Это, должно быть, шутка. Впрочем, было бы глупо ожидать, что они сознаются во всех своих мерзких делишках. Я этого и не ждал.
– А вот сейчас и узнаем. Пользуясь правом, предоставленным мне Конституцией Конфедерации, и руководствуясь регламентом работы Военного совета Конфедерации, я, председатель Военного совета Конфедерации, генерал-лейтенант Яков Гази, выношу на голосование текст обвинительного заключения в отношении действующего Президента. Прошу всех проголосовать!
Моя рука взмывает вверх, следом – руки Александра и Демиана, в которых я никогда не сомневался. С небольшой заминкой, поднимают руки генерал Ли, генерал Патаки и генерал Бхатарр. Дольше всех колеблется Гринбанд, но спустя каких-то пару секунд, которые лично мне кажутся вечностью, и его мясистая ладонь, будто нехотя, скользит вверх. Перевожу взгляд на Лайзу. Ее ладони покоятся на столе. Стерва! Внутри меня закручиваются стальные пружины. Напряжение в комнате, кажется, можно резать ножом. Еще немного, и мне придется подавать сигналы бедствия – давая добро плану «Б».
– Черт! Вечер перестает быть томным! Я с вами!
Не могу поверить своим глазам. Воронов. Вот, на кого я никогда не рассчитывал. Однако он тот, кто не просто первый поднимает руку, но и ставил свою подпись на документе, выпуская демонов из оставшихся четырех членов совета.
– Сожалею, но кворум не состоялся!
Я оборачиваюсь на звук и упираюсь взглядом в дуло направленного на меня пистолета. С точностью в сто процентов я могу определить, готов ли человек к решительным действиям. Под моим началом проводились сотни контртеррористических операций и операций по освобождению заложников. Я тысячу раз смотрел смерти в лицо. А потому я знаю, что выстрел случится. Считываю готовность убить в глазах Шульца. Сердцебиение замедляется, голова становится холодной, и совершенно невольно я начинаю прикидывать в уме, какова его результативность. Мои мысли обрывает резкий звук выстрела. В то же мгновение Лайза вскакивает со своего места и бежит пуле наперерез:
– Нееет!
Лайза падает. В ту же секунду Александр обезоруживает Шульца и зачитывает ему современную версию Правила Миранды. Я подлетаю к раненной Лайзе, падаю перед ней на колени и сразу понимаю, что ранение – дерьмо. Шансов нет. Кровь пульсирующим фонтаном вырывается через небольшое аккуратное отверстие в груди. Лайза закашливается, ее пухлые губы синеют, но, превозмогая боль, она пытается что-то сказать.
– Что, Лайза? Что?
– Не… похоть… кхе-кхе… любовь… Ты говорил… тогда…
– Глупости!
– Нет… Тогда я не понимала… Ты прав. Мною двигало жгучее желание тобой обладать, и… кхе-кхе… это вышло на первый план. Заслонило собой главное. Тогда я не осознавала, что ради тебя готова на все… даже от себя отказаться… не то, что от каких-то страстей… Только бы ты был… Я люблю… И понимаю, почему… кхе-кхе… ты не смог быть со мной…
– Лайза… – я сжал ее хрупкую черную ладонь, со жгучим сожалением наблюдая, как из нее по капле уходит жизнь.
– Выходит, это похоть убила мою душу… а воскресила душу любовь.
Несколько часов спустя.
– Яков… Люди по всему миру ждут твоего обращения.
Я устало растер лицо и посмотрел на Александра.
– Освобожденные из… эээ плена Избранные уже возвращаются к своим семьям. Их интервью в значительной мере укрепили наши позиции. Но люди вышли на улицу. Ты должен их успокоить. И все объяснить. У здания совета уже начались столкновения, боюсь, что оттягивать встречу мы больше не можем.
Я кивнул головой. Медленно встал из кресла. Мой экран мигнул, в который раз за этот бесконечный день. Ной! Он прислал мне фотографию. В кроватях спят дети. Ник и Маруська – мои внуки, а рядом с ними стоит темнокожая женщина. Невозможно красивая и такая же грустная. Ее ладонь несмело тянется к кудрям малышки, а одинокая слезинка катится по щеке…
Я не знал, что будет впереди. Что ждет наше общество? Удастся ли нам найти какой-то баланс? На эти вопросы не существовало ответов. Я знал только, что ничего не будет, если мы не заглянем вглубь себя, если мы не отыщем в своих искореженных душах любовь. Великую силу, которая научит нас кротости и смирению, воздержанию и толерантности, которая сделает нас щедрыми и подарит веру. И, да, я знал, с чем я, Яков Гази, выйду к своему народу.