Эмоции оптом

«Всё просто. Ты тоже ненормальная. Беспокойная душа. Грег любил сложные случаи», – внутренний голос не замедлил с ответом.

Отчего-то меня это испугало, и я поделилась своим соображением с Нелли. Она же в ответ задумчиво улыбнулась и сжала мою ладонь:

– Говорят, любовь слепа. Но вот что я тебе скажу, девочка: чушь это несусветная. Слепа не любовь, а влюблённость – жгучая, но мимолётная как вспышка молнии. Истинная любовь, напротив, дарует прозрение. Она позволяет любящему увидеть в объекте своей любви то, чего, быть может, не способен узреть никто другой. А Гриша… он всегда любил искренних. Настоящих. Такие качества в человеке – вот что делало его безоружным. Зато фальшь сын чувствовал за версту и не подпускал двуличных в ближний круг. Я горжусь его выбором в отношении тебя, Мира, что бы ты сама о себе ни думала.

Мы проговорили ещё около получаса. Это было общением с действительно родным человеком, которое не хотелось прерывать. Я могла бы целые сутки напролёт сидеть вот так рядом с Нелли и болтать по душам на самые сокровенные темы. В ней было столько тепла, понимания и поддержки, столько материнской любви, которой мне не довелось испытать на себе в прежней жизни. И всё-таки мне пора было отправляться дальше.

Со взаимными благодарностями я попрощалась с мамой Грега, пообещав по возможности наведываться чаще, и направила глайдер к мастерской Энди и Юджина.

Нелли по телефону успела предупредить сыновей о моём визите, и Юджин уже встречал меня у входа в мастерскую.

– Здравствуй, бородач, – улыбнулась я, вручая Юджину бумажный пакет с едой из дома.

В последнее время Юджин и впрямь взялся отпускать бороду, да к тому же ещё и заплетал на ней тонкие косы. Я называла это «круговоротом бороды в семье Ланц», потому что в то же самое время старший брат Юджина Энди бороду почти совсем сбрил. Сбрил он также и виски, оставив нетронутым длинный – до плеч – хвост роскошных тёмно-русых волос. Из-за такого обилия растительности братья Грега вызывали у меня ассоциацию с представителями древних варварских племён. В городах таких причёсок и бород не встретишь. Однако вообразить братьев Грега с короткими обесцвеченными стрижками и полным отсутствием растительности на лице я не могла.

– И тебе не хворать! – Юджин вернул мне улыбку вдвое шире моей, принимая из рук тяжёленькую ношу. – Что, соскучилась по нашим мордам?

– Что есть, то есть! – признала я без малейшего лукавства.

– Ну, пойдём. Только не пугайся. В мастерской сегодня много народу, и парковочных мест в самом ангаре уже не осталось.

– Клиенты?

– Не совсем. Члены СПЧ. Что-то вроде совещания.

– А-а… Я не помешаю?

Но Юджин уже втолкнул меня в просторный бетонный ангар, служивший автомастерской, и тут же в нашу сторону двинулся Энди:

– А вот и лучшее приобретение для нашего Союза за последний год! – воскликнул он, привлекая ко мне всеобщее внимание. – Друзья, знакомьтесь: эту с виду хрупкую девушку зовут Мира. В прошлом – лучший айтишник Центрополиса, теперь – преданный нашему делу продавец эмоций.

Приглядевшись, я поняла, что в мастерской собралось около двадцати мужчин разных возрастов. Они сидели на скамейках и деревянных табуретах в затенённом углу, справа от входа. На несколько секунд стало тихо, как под водой. И я запаниковала. Двадцать пар незнакомых глаз испытующе уставились на меня, и воздух вокруг наполнился липкой удушливостью. Я поняла, что совсем не дышу, только когда в глазах начало темнеть, и стены вокруг стали плыть перед моим взглядом.

– Энди, ты совсем дурак?! – голос Юджина почему-то звучал так, будто он засунул голову в металлическую трубу – приглушённо и с множащимся эхом. В следующее мгновение я провалилась во что-то мягкое и потеряла связь с реальностью.

… Но в этот раз мне не позволили отключиться надолго. Судя по всему, я очнулась уже через несколько секунд, судорожно вдыхая воздух из того самого бумажного пакета, в котором несла еду от Нелли: Энди вырвал его из рук Юджина и, вытряхнув прямо на пол всё содержимое, прижал к нижней части моего лица. Немного отдышавшись, я, наконец, смогла сфокусировать зрение. Оказалось, что я полулежу, облокотившись на Юджина. Несколько мужчин повскакивали со своих мест, желая помочь. Чья-то рука заботливо тянула мне стакан с водой, и мужской голос с мягкой хрипотцой в это время успокаивал собравшихся вокруг меня:

– Ну-ка, ну-ка! Расступитесь, не нависайте над человеком. Энди, ослабь ей шарф. Панические расстройства – общая беда многих горожан. Надо помочь девочке переключить внимание.

С моей шеи аккуратно стянули палантин.

– Миранда, слышишь меня? – зазвучал над самым ухом другой голос. – Это я, Энди. Попробуй рассмотреть автомобиль на подъёмнике слева от тебя. Что видишь? Какой он?

Я с усилием сфокусировала внимание в направлении, которое обозначил Энди.

– Он… смешной, – вырвалось у меня. – Весь какой-то разобранный. Как скелет, с которого сняли шкуру.

В ту самую минуту, как я стала вглядываться в узлы разобранного автомобиля, я поняла, что теперь могу нормально дышать: паническая атака отступила.

– Ф-фух. Ребята, извините. Я уже в порядке.

– Это ты прости меня, – Энди всё ещё выглядел обеспокоенно, когда я забирала свой палантин из его рук. – Я не подумал, что ты так испугаешься. Здесь все свои. Опасности нет.

– Так-так… И часто с тобой такое? – послышался уже знакомый мне голос. Это был тот же человек, который просил других расступиться. Мужчина лет шестидесяти с седыми, зачёсанными набок короткими волосами и такими же седыми усами. На нём был толстый свитер из овечьей шерсти, слегка распустившейся и истёртой от старости на горловине и рукавах.

– Впервые за последние два месяца, – ответила я на участливый вопрос. – Сегодня хорошенько размялась физически перед приездом сюда. Видимо, гипервентиляция сказалась. Извините ещё раз. Я вовсе не планировала такого фееричного появления на вашем мероприятии.

Кто-то рассмеялся, послышались ответные шуточки, и в конечном счёте общий градус напряжения и обеспокоенности ощутимо снизился.

Меня пересадили за аккуратный стол у окна. Рядом стоял низенький старинный холодильник, а на широком подоконнике размещалась стеклянная панель электрической плиты: это была импровизированная кухня. Большинство мужчин вернулись на свои места и продолжили разговор, начатый до моего прихода. Юджин остался со мной на всякий случай. Я видела, как он собрал выпавшие из бумажного пакета коробочки с едой, любовно упакованные Нелли, и сложил их на подоконнике. К моему облегчению всё оказалось целым.

– Умеешь напугать, – Юджин присел рядом. – Но я страшно рад, что на этот раз ты почти мгновенно пришла в себя.

– Это потому что вы действовали как профессионалы! – подмигнула я. – Неловко вышло, конечно. Помешала вам.

– Ой, не говори ерунды.

– А что у вас всё-таки за совещание?

– Макс организовал сбор. Он уже давненько вынашивает планы по активизации деятельности Союза. Говорит, что дольше тянуть нельзя и призывает поддержать его стратегию. Сегодня пришли те, кто был поблизости и не занят… но на днях будем собираться ещё. Более. Масштабным составом.

– Макс? Он здесь? – я оглянулась и впервые за всё время пребывания в ангаре внимательно всмотрелась в лица находившихся здесь людей, но Макса среди них не увидела. Потому что он сидел ко мне спиной. И я узнала его широкую спину. То есть, на самом деле, не её конечно, а куртку – чёрную, из мятой клёпаной кожи. Уверена, его не было среди тех, кто подбежал ко мне во время моего внезапного приступа. А теперь он как раз держал речь пред присутствующими, и мне не пришлось особо напрягать слух, чтобы понять всё, о чём он говорил:

– … настаиваю, что действовать нужно уже сейчас. Чего ещё нам ждать? Пока городские кретины всех нас перебьют или изжарят поодиночке как Грега? Или когда они снова начнут запугивать старыми методами, устраивая облавы на мирные сообщества, где живут наши матери, сёстры и дети? Мои предложения – не пустые слова: у меня уже есть группа хорошо обученных и подготовленных людей. Я ждал этого момента много лет, и теперь предлагаю каждому, кто готов менять систему, присоединиться к нам. Да, мы не пацифисты и давно отказались от наивных надежд, что перемены достижимы мирным «овечьим» путём. Когда отправляешься на борьбу с волком, нужно, чтобы у тебя было что противопоставить острым клыкам хищника. И у нас это есть. Больше того, мы знаем, как добыть ещё. Грег всегда был противником идеи боевых выступлений и диверсий в городах. Но его нет с нами уже два месяца. И помимо выбора нового регионального главы Союза, нам также нужна и новая стратегия!

Я ожидала, что вот сейчас ему возразят. Сначала кто-то один, а затем и все остальные мужчины. Поднимут на смех, пристыдят, выскажут гневный протест – что угодно, но только не то, что произошло в действительности. А в действительности часть участников собрания стали наперебой расспрашивать, как им примкнуть к команде Макса и что именно от них требуется. Остальные же просто молчали, видимо, всерьёз обдумывая сказанное. Молчали и Энди с Юджином, и это-то взбесило меня больше всего.

– Я тоже хочу узнать подробности твоей революционной стратегии, – я медленно поднялась из-за стола, за которым сидела, и в тот же момент ощутила нечто очень странное. Моё сознание словно разделилось на две части: действующее лицо и внешнего наблюдателя. Всё, что я делала и говорила дальше, я одновременно будто бы созерцала со стороны и не переставала удивляться этому неизвестно откуда взявшемуся порыву смелости.

Услышав мой голос, Макс резко развернулся, глядя на меня с нескрываемым презрением:

– Уж не для того ли, чтобы тут же донести обо всём своим властям? – противно растягивая слова произнёс он.

На мгновение у меня опять перехватило дыхание, но я тут же взяла себя в руки:

– У тебя нет ни малейших оснований для подобных выпадов в мою сторону. Я предана Союзу не меньше тебя, – несмотря на попытки Юджина удержать меня за руку, я вышла из-за стола и приблизилась к основной группе присутствующих. – Но также я предана и делу Грега, который все свои усилия устремлял на то, чтобы разорвать круг насилия!

– И как, разорвал? – в голосе и взгляде Макса горечь смешивалась с насмешкой. – Лишь пополнил собой общее количество жертв этого самого насилия. А если бы в своё время он прислушался к моим словам, то ещё два года назад мы могли бы ворваться в города и взять, наконец, наши судьбы в свои руки. Конечно, нет никаких гарантий, что в этом случае он бы выжил. Но, во всяком случае, тогда его смерть не была бы такой пустой и напрасной!

Я остановилась и обвела взглядом притихших мужчин.

– А мне кажется, напрасной смерть Грега станет именно в том случае, если мы откажемся от базовых принципов, на которых зиждется Союз и позволим страху и агрессии одержать верх… Так мы предадим не только Грега, но и людей, стоявших у истоков Союза, и всех, кто шёл по тому же пути до них, наставляя нас своим примером.

Несколько человек согласно закивали, выражая поддержку моим словам, кто-то начал переговариваться, послышалось пару смешков. Ни с того ни с сего Макс подскочил со своего места и навис надо мной, как бы надеясь таким образом продемонстрировать своё превосходство:

– Меня вообще не интересует твоё мнение по этому вопросу, мелкая ты шестёрка Зорких! Думаешь, никто не видел довольную улыбку, с которой ты посещаешь место гибели Грега Ланца? Так вот, мне сегодня посчастливилось проезжать мимо как раз в то самое время, когда ты там была! И можешь строить из себя святую невинность и собачью преданность сколько угодно – я не верю ни единому твоему слову. Не удивлюсь, узнав однажды, что всё случившееся – твоя вина!

Я пошатнулась как от удара. Пальцы судорожно сжали палантин, который всё ещё был в руках, и я вдруг с ужасом поняла, что не могу ни слова сказать в ответ: горло тоже сжалось, парализуя голосовые связки, язык прилип к нёбу, и мышцы лица на какие-то бесконечно долгие секунды перестали мне подчиняться. Черты лица Макса, и без того некрупные, стали как будто ещё мельче, а глаза из карих превратились в два устрашающе чёрных уголька.

– Ты перегибаешь, Макс, – услышала я голос Энди. – Сядь на место.

В следующую секунду Энди положил руки мне на плечи в успокаивающем жесте, призывая не обращать внимания на глупые выпады и вообще отвлечься на другую беседу. Это была важная поддержка: ко мне сразу вернулась способность говорить. Поэтому, хотя Энди уже и тянул меня обратно, за столик к Юджину, я в последний момент вновь повернулась к Максу:

– А я-то считала, после того, что пережил сам, да и просто как профессиональный продавец эмоций, ты способен понимать людей, живущих с болью утраты. Будь это так, ты бы не стал попрекать меня за единственную радость, которая мне осталась. Это радость внутреннего диалога с самым любимым и близким человеком. С тем, чей голос мне больше никогда не услышать в реальности и чью жизнь я бы охотно выменяла на собственную смерть! Именно этому диалогу я и улыбалась сегодня, когда впервые со дня его гибели нашла в себе силы приехать в то место. А твои нападки жестоки и просто отвратительны. Но я тебя прощаю.

Произнеся всё это так твёрдо, как смогла, я развернулась, и, не обращая внимания на попытку Энди удержать меня, быстрым шагом направилась к выходу. Я понимала, что не смогу оставаться ни минуты в одном помещении с этим человеком. Вдогонку мне с небольшим запозданием неслись крики разъярённого Макса:

– Ты ничего не знаешь о том, что я пережил, слышишь?.. Тебе не дано понять этих чувств!.. Даже в намёках не смей упоминать мою семью! И прощение своё засунь себе…

Кажется, он кричал что-то ещё и приправлял каждую новую реплику безобразной ругательной лексикой. Но я уже с трудом разбирала эти вопли: сердце тарахтело и клокотало в ушах, в груди всё пекло и горело. К счастью, мой глайдер был припаркован сразу у входа в ангар, и я, не задерживаясь больше ни секунды, укрылась в спасительной тишине салона.

Через сорок минут я неосознанно привела машину к тому самому месту, с которого, по сути, и начиналось моё сегодняшнее путешествие в Центральное поселение. К парковке у лесопарка над рекой. Ехать прямиком домой в таком «разорванном» состоянии было невозможно: требовалась перезагрузка, и почему-то я решила, что найду её именно здесь.

Я побрела в сторону камней, на которых сидела утром, прокладывая себе путь по идеально ровному снежному покрову толщиной всего в три – четыре сантиметра – всё, что успело напа́дать за сегодня. Слёз, как и снегопада, уже не было: я выплакала все по дороге. Макс определённо знал, куда надавить. Даже если бы он захотел сделать мне ещё больнее своими словами, то уже вряд ли смог бы. Вдобавок ко всему сжигало чувств стыда, вызванное моим трусливым побегом из мастерской. Да, теперь я понимала, что это был именно побег: я не знала, как отстоять себя и свою позицию и просто скрылась с поля битвы.

Но в этот раз остаться в одиночестве надолго мне не удалось. Через несколько минут после того, как я уселась на облюбованный ещё с утра камень, сзади послышались широкие скрипучие шаги, заставившие меня насторожиться.

Глава 5

– Хей. Ты в порядке?

Услышав голос, я вздохнула с облегчением.

– Физически – да. Спасибо, Энди.

Он как раз поравнялся с моим камнем и слегка укоризненно взирал на меня сверху вниз:

– А я вот частенько слышал, как мама поучала Майю, что девочкам нельзя сидеть на холодном.

Я спохватилась: и правда, так распереживалась из-за неожиданной стычки с Максом, что позабыла обо всём остальном.

– Нелли, как всегда, права, – я встала и уже привычным движением постелила на камень палантин в два слоя. А усевшись, указала Энди на свободное место рядом с собой:

– Присоединяйся. Теперь здесь гораздо уютнее.

Он не стал спорить: присел возле меня и протяжно выдохнул изо рта облачко пара.

– Я согласен с тобой. Макс отвратительно повёл себя сегодня, – произнёс Энди после недолгого молчания.

– Это не впервые, если честно. Кажется, он возненавидел меня с первой встречи. Но сейчас понимаю, что на этот раз меня гораздо больше испугали и озадачили слова, сказанные им ещё до того, как я решилась ввязаться в спор. У него, кажется, немало единомышленников…, – я вопросительно посмотрела на Энди. А тот ответил мне серьёзным взглядом и не менее серьёзными словами:

– Всё не то, чем кажется.

– Если я не ошибаюсь, у Конфуция эта фраза имела продолжение: «Всё не то, чем кажется, и не наоборот».

Лицо Энди приняло восторженно-удивлённое выражение:

– Я смотрю, ты времени впустую не теряешь!

Я пожала плечами, а он, коротко вздохнув, продолжил:

– Как бы там ни было у Конфуция две с половиной тысячи лет назад, давай лучше исходить из нашей сегодняшней, конкретной ситуации. Я хорошо знаю обстановку изнутри и могу тебя заверить: идеи Макса отнюдь не пользуются поддержкой большинства. Реальных приверженцев у него пока мало, просто кричат они очень громко. Но тот факт, что нам уже пора активизироваться, очевиден для всех. Проблема в том, что у нас до сих пор нет взвешенной альтернативы радикальной стратегии Макса. А в свете той информации, которую раздобыла ты…

– Именно потому я и приехала сегодня в надежде поговорить с тобой и Юджином, – не слишком тактично перебила я Энди. – Времени действительно осталось пшик!

Я спешно пересказала всё, что узнала от отца и Олега Самсонова по поводу конкурса и уже ведущихся разработок автономной нейросети. Само собой, Альберта я не упоминала вообще: ссылалась исключительно на Олега, который готов был подтвердить мои слова на сборах участников Союза.

– Будь Грег с нами, он бы ни за что не позволил нам взяться за оружие даже в такой критической ситуации. Я уверена! – горячо произнесла я, заглядывая Энди в глаза.

– Мира, меня не нужно убеждать в этом. Я знаю, какую позицию отстаивал Грег и целиком разделяю её. Вопрос лишь в том, что же нам и в самом деле теперь делать? Честно говоря, то, что ты рассказала только что, загнало меня в тупик.

– Грег обязательно что-нибудь придумал бы! – я стукнула жёстким задником ботинка о камень. – И, кажется, у меня тоже есть кое-какая идея. Она ещё нуждается в детальной проработке, но… это единственное, что может дать нужный результат. И только в том случае, если все остальные поддержат. Правда, в этой идее есть риск. Большой риск…

И я поделилась с Энди своим планом, который в эту минуту мне самой уже казался фантастическим. Но вопреки опасениям, что мой собеседник тут же поднимет меня на смех, он неожиданно уверенно заявил:

– Твою ценность как союзника сложно переоценить, Мира! Меньше чем за десять минут ты умудрилась и снабдить меня важной информацией о новых угрозах и тут же предложить блестящий способ обойти их.

– Но…

– Безусловно, риски огромны. Но в сложившейся обстановке их не избежать при любом раскладе. Худшим из выборов будет полное бездействие. Мой совет таков: изложи этот план на межрегиональном собрании союзников послезавтра. Обязательно подготовь и Самсонова: тебе придётся защищать свою идею наравне с Максом, поэтому поддержка специалиста, также знающего вашу систему изнутри, будет очень кстати. К тому же Олег – бывший клиент Макса, они вроде неплохо ладят… Есть вероятность, что Макс и сам изменит свою точку зрения, узнав вашу аргументацию.

– А я боюсь, что он, наоборот, попробует обернуть её в свою пользу. Я боюсь, что не найду достаточно правильных, убедительных слов…

– «Думай о смысле. Слова придут сами», – Энди снова процитировал кого-то из великих. – Сделаем так. Завтра вечером мы с Юджином приедем в трущобы, а вы с Олегом будете защищать свой план перед нами. Имей в виду, мы будем безжалостными противниками и станем подвергать сомнению любой довод от тебя или Олега. Завтра вечером я намерен отстаивать позицию Макса твёрже и горячее, чем он сам.

– Это вызов? – я не сдержала улыбку.

– Именно! – Энди подмигнул мне и тоже растянул рот в широкой ухмылке.

– Что ж. Мы попотеем, но утрём тебе нос.

– Буду рад.

Мы оба замолчали, всего на пару минут. И в этой тишине, периодически разрезаемой трескучим вороньим карканьем, я снова провалилась в котёл безысходного одиночества и тоски.

– Я очень скучаю по нему, – сипло прошептала я, не отводя взгляда от реки. Слёзы накатывали в одно мгновение.

– Знаю, – Энди приобнял меня за плечи широкой ладонью в толстых кожаных перчатках и прислонил к своему плечу.

– С каждым днём всё сильнее, – продолжила я. – Как будто в меня вшит безразмерный мешок для скорби. По вечерам он заполняется доверху, но на следующее утро оказывается, что за ночь мешок растянулся, и в нём опять слишком много пустого места, которое требует новой «набивки»… И это ужасно. Как ты справляешься с этим чувством?

Некоторое время Энди молчал, будто прислушиваясь к себе.

– Я ощущаю правильным то, что это чувство вообще есть, – наконец ответил он. – Было бы гораздо хуже испытывать полное внутреннее вымораживание. Так что я просто признаю́сь самому себе, что ощущаю душевную боль и позволяю собственному «мешку» заполняться. Только контроль над процессом оставляю за собой. Я представляю это как центральный водопровод. Поток эмоций – это бурная река. Моё сознание – водопроводная система, которая стремится как можно больше воды из этой реки пропустить через себя. Но я сам решаю, когда открыть, а когда закрыть кран.

На несколько секунд, а может, и минут, я подвисла: из головы полностью улетучились все мысли. Образ, который нарисовал для меня Энди, был ярким и понятным, но вместе с тем таким глубоким, что хотелось задержаться и проникнуть как можно дальше в эту глубину.

– Энди… Кажется, я понимаю, но не всё… Мне понятна механика процесса, но как можно овладеть этим навыком?

– Так же, как и любым другим! Всё, что нужно – это осознанная практика. На первом этапе важно научиться отслеживать самого себя. Например, я каждый день разговариваю о своих чувствах с родными. И рад, что ты теперь тоже не закрываешься, как в первые недели. Это хороший признак. Если ты можешь говорить на эту тему, значит, у тебя есть силы пережить. Кроме того, у тебя включается самоанализ, а это первый шаг на пути к контролю. Когда нет желания говорить, можно записывать…

– …или зарисовывать. Спасибо, Энди! Ты напомнил мне о тех вещах, которым учил меня и Грег. И я… буду продолжать практиковаться. Большинство моих клиентов ещё очень далеки от этого, но я предвижу, что однажды и они зададут мне те же вопросы, которые я сегодня задавала тебе. Хороша же я буду, если не смогу на них ответить!

Мы проговорили с Энди ещё около четверти часа. И наверное, могли бы беседовать и дальше – бесконечно долго. Но февральское небо стало стремительно тускнеть, и Энди настоял на моём скорейшем возвращении в трущобы.

– Всё-таки не выезжай больше одна. С тобой всегда кто-нибудь должен быть. Хотя бы Рик.

Я досадливо поморщилась и закатила глаза.

– Мира! Не зли меня, – Энди с самым серьёзным видом сдвинул широкие брови, видимо, даже не осознавая, что делает это в точности как старший брат. И я тут же подняла ладони вверх, давая молчаливое обещание не возражать.

– Не забудь шарф, – он укрыл мои плечи палантином, и мы двинулись к стоянке.

* * *

Весь путь до дома, прогулку с Риком и остаток вечера до сна я провела в раздумьях.

Жизнь бросала мне новый вызов. Взять инициативу в свои руки и повести за собой ту часть людей, которые поддерживали Грега или остаться в стороне, надеясь, что найдётся кто-то другой?

У эмпатов нет управленческой иерархии как таковой, все вопросы обсуждаются и решаются совместно. Но любой член сообщества, выступающий с какой-либо инициативой, принимает на себя ответственность, а также может набрать себе команду из числа желающих. Я не сомневалась, что желающие поддержать меня найдутся. Терзало другое. Час за часом я крутила в голове один и тот же набор мыслей. Имею ли я право брать на себя ответственность за других людей, за судьбу целого общества, наконец? Что если я ошибаюсь в выборе стратегии и переоцениваю свои силы и умственные способности? Есть ли у меня необходимые лидерские и организаторские качества? Как я могу руководить действиями группы людей, если до сих пор не научилась управлять собой? Я едва справляюсь с колебаниями эмоционального состояния, испытываю злость, обиду, раздражение и даже гнев, граничащий с ненавистью: сегодняшний конфликт с Максом вскрыл во мне уйму эмоциональных нарывов.

Мечась от сомнения к сомнению, я уснула далеко за полночь. А когда наутро Олег разбудил меня своим приездом, чувствовала себя ещё хуже, чем накануне.

– Малая, это что за синяки под глазами? Выглядишь как упырь, – брякнул Самсонов вместо приветствия.

– Умеешь же ты поддержать, – я намеренно громко захлопнула входную дверь и отправилась кормить Рика и умываться. В ванной я старалась наклоняться как можно ниже к умывальнику, чтобы не видеть себя в большом овальном зеркале, но всё равно успела зацепить взглядом посеревшее и осунувшееся за ночь лицо.

– Рассказывай, – Олег, уже переодетый, ждал меня на кухне, и я со вздохом опустилась на стул рядом с ним. – Что-то произошло вчера в поселении, да?

Узнав о выступлении Макса, случайным свидетелем которого я стала, и о нашем спонтанном скандале, Олег присвистнул:

– Ого! Да ты его по-настоящему раздражаешь.

– Для меня это не новость. А ты ждал от него чего-то другого?

Самсонов потёр подбородок:

– Я, конечно, не удивлён идеям, которые теперь продвигает Макс. Он всегда был приверженцем экстремистских методов, и, кажется, только Грегу удавалось держать его в узде. Но он полезен Союзу: хорош как продавец и надёжен как информатор. Энергия у парня бьёт ключом, он порой успевает вдвое больше, чем другие. А в отношениях с женщинами у него всегда какие-то крайности. Они либо вешаются на него гроздьями, либо ненавидят.

– Ты прямо каменную плиту с моей груди сейчас снял, – я усмехнулась. – Нет, правда! Я ведь не перестаю себя винить именно за это мерзкое чувство бессильной злобы, которое крепнет после каждого нашего разговора с Максом. Я думала, со мной что-то не так. Но раз ты говоришь, что есть и другие…

– Смешная ты, Мира! – заявил вдруг Олег.

– Ой, тебе только дай повод посмеяться, – я закатила глаза. – Что на этот раз показалось тебе смешным?

– Твоё непреодолимое стремление быть идеальной. Нравиться всем и оставаться в любой ситуации милой девочкой. Вернуть себе чувства, но не выпачкаться в худших из них… Увы, так не бывает.

– Ушам не верю! – я постаралась придать своему лицу предельно скептичное выражение. – Это говорит человек «я свой в любой компании»? Мистер «Самая широкая улыбка»? Кстати, всё хотела спросить: как тебе удаётся не заржать в самый неподходящий момент во время какой-нибудь рабочей встречи в городе?

– Я сам удивляюсь, но мне не приходится прилагать к этому никаких усилий, – он беспечно повёл плечами. – Иногда кажется, что Центрополис, как, впрочем, и любой другой город ОЕГ, накрыт экранирующим колпаком. Въезжаешь туда, и атмосфера немой безучастности мгновенно охватывает сознание.

– Знакомое ощущение, – кивнула я. – И всё-таки. Почему желание «быть идеальной», как ты это называешь, кажется тебе смешным?

– Потому что это продолжение «вшитого» в тебя ещё с интерната стремления к успеху и личной эффективности. Вопреки всему, даже здравому смыслу. По сути, тобой движет потребность достижения только внешней идеальности, и это уводит тебя от главного – понимания самой себя. Ты стыдишься проявлять «неправильные чувства». Но, возможно, иногда стоит к ним прислушаться? Подумать, почему они возникают, о чём предупреждают. Окружающие нас люди не обязаны поголовно нравиться нам, также как и мы – им. И неважно, але́ксы они или эмпаты!

– Допустим. А как складывались ваши отношения с Максом? Почему ты выбрал именно его? Отец рассказал, что до Макса у тебя уже был другой продавец, много лет назад… Выходит, Макс об этом не знал?

Олег покачал головой.

– Не знал. Мне пришлось дважды внедряться в сообщество эмпатов. Раньше обо мне знали как о человеке, тесно связанным с твоим отцом. Фактически это он и завербовал меня под предлогом служения ОЕГ около тринадцати лет назад.

– Не поняла. Зачем?

– Это долгая и нудная история, а у нас, насколько я понимаю, не слишком много времени. Ты с Ланцами-то поговорила? Или за спорами с Максом упустила главную цель своей поездки?

– Э-э, нет, Самсонов, – я постаралась вложить в свой взгляд и интонацию твёрдую решимость. – Не съезжай с темы. Либо ты мне сейчас выкладываешь всё, либо я отказываюсь от нашего дальнейшего общения. Я два месяца доверяю свою безопасность и тайные планы человеку, о котором сама почти ничего не знаю. Надоело. Либо всё начистоту, либо никак. И это не простое любопытство, это важно для нашего общего дела!

– Слушай, ну чего прицепилась? – закатил глаза Олег. – Я не представляю, как это может помочь делу.

Но видя, что я не собираюсь уступать, он всё же сдался:

– Ладно, как хочешь. Но с тебя чай со свежими блинчиками.

– Бывший биохакер просит вредных жареных блинчиков? – я картинно всплеснула руками.

– Без сахара!

– Ну-ну, – я одарила Самсонова скептическим взглядом, но возражать не стала. – Не вопрос.

В действительности я, конечно, совсем не удивлялась кулинарным заказам Олега: знала, что, находясь в трущобах, он старается максимально дистанцироваться от городского образа жизни с постоянным подсчётом потреблённых и затраченных калорий, уровня холестерина в крови и прочих занудств. Здесь, по его же собственным словам, он отдыхал от «цифровизации каждого пука и вздоха». Поэтому я без колебаний достала все необходимые ингредиенты и тут же принялась за готовку. А Олег уже рассказывал историю своего вынужденного знакомства с миром эмоций.

– Ты права, личную профессиональную карьеру я начинал в качестве биохакера. В одной из крупных лабораторий Центрополиса.

Я взбивала яйца с сахаром и топлёным маслом для будущих блинов, целиком превратившись в слух:

– Чем конкретно ты там занимался?

– Экспериментами над собственным организмом. Исследовал влияние разных систем питания и циклического голодания, физических и сексуальных упражнений, ну и лекарственных препаратов на молекулы родного тела.

– Сексуальных упражнений? Я не ослышалась?

– Нет, – Олег усмехнулся, как мне показалось, несколько самодовольно. – Система подбирала мне партнёрш по определённым параметрам, составлялся график. Мы сдавали всевозможные тесты до и после полового контакта и отслеживали его влияние на организм. Но, помимо всего этого, наша исследовательская группа работала над созданием оборудования для генетического редактирования… В общем, развлекались как могли.