От Ада до Рая. Книга о Данте и его комедии

Улоф Лагеркранц «От Ада до Рая. Книга о Данте и его комедии»

Мне теперь интересно: если я когда-нибудь всё-таки соберусь полностью и осмысленно осилить эту средневековую поэму, то мне придётся страдать также сильно, как я страдал, пока читал не саму поэму, но книгу о ней. Я для себя пока не решил: мне она далась сложно, потому что я ещё не знаком с первоисточником или есть какая-то иная причина? Например, написано скучно, не понятно, или филологически заумно. А может, я всего-навсего тупенький? Книги наподобие «Комедии» Алигьери или «Улисса» Джойса требуют определённой подготовки, некоего багажа знаний, как я считаю, перед прочтением. Важно правильно подобрать материал для этого. А иначе блуждать и блуждать в темноте, мраке непонимания. Словно в лабиринте Минотавра оказаться. Вот после знакомства с эссе шведского литературоведа и публициста я об этом и подумал. Но. Не менее важно выбрать литературу, которую не лишним будет прочитать после, чтобы дополнить прочитанное, узнать новое или обратить внимание на незамеченное. И теперь я терзаюсь в муках по поводу того, что, может быть, стоило взять «От Ада до Рая» не до, а после самой «Комедии». Что сделано, то сделано. Мне же ничто не мешает перечитать данное эссе. Только незнание многих языков способно помешать более углублённо изучать «Комедию», потому что желание может возникнуть, но реалии вносят свои коррективы. Почему я так говорю? Потому что Улоф Лагеркранц на протяжении всего текста упоминает труды, посвящённые монументальному труду позднего Средневековья, итальянских, скандинавских, британских и многих других представителей европейских государств. В конце также присутствует любезно предоставленный автором перечень литературы, которая, думаю, не только помогала в написании своего собственного эссе, но и просветила некоторое количество страждущих со всего земного шара. «О „Комедии“ как живой словесной ткани, о множестве её персонажей, о её многогранности я знаю достаточно, чтобы понимать несовершенство собственного моего повествования. Работая над книгой, я чувствовал себя чем-то вроде провинциальной телефонной станции, которая реквизирована армией великой державы. Звонков слишком много, я не в состоянии обеспечить все необходимые соединения. Я обращался за помощью к давним и недавним исследователям и получал её. Моя благодарность им очень велика, хотя, возможно, и не всегда достаточно чётко выражена». Таковы слова представлены автором в предисловии. Но главным источником знаний о «Комедии» (это оригинальное название мне нравится намного больше, нежели с добавленным позднее Боккаччо словом; Данте, давая имя своему главному труду, опирался на понятия античной литературы, отдавая должное Аристотелю) может быть только сама поэма. Это факт. Как же много отсылок к Античности! С ума сойти, голова так и идёт кругом. Люблю.

«В теории терпимость и сочувствие практиковать легко, но, очутившись в Аду фактически, по-настоящему, многие из нас вряд ли бы выдержали испытание…»

Данте сделал свою книгу настолько всеобъемлющей, затрагивающей многие аспекты своей современности, вложил столько окружающей его действительности, что просто «вау». Сколько в ней мифических персонажей, античных поэтов, культурологических деталей европейской культуры. И главное — христианское вероучение. Анализ и вплетение в текст поэмы многих философских, научных, моральных, теологических знаний и сейчас-то поражает воображение. А уж в более ранние времена, нежели наши с вами, должно было казаться чем-то из ряда вон выходящим. Но не только поражало! Пугало не меньше, потому что картины и образы Ада предназначены для страха как ни какие другие. Итальянский поэт был начитанным и образованным человеком, политическим деятелем, изгнанником со своими воззрениями и слабостями, богословом, мыслителем. Улоф Лагеркранц отдал должное в своём исследовании всему этому, не забыв ни об одной из граней таланта синьора Алигьери, и, смею надеяться, не слишком много опустил при рассмотрении opus magnum поэта, выдели основное по своему мнению. Как и обозреваемая им поэма, его книга поделена на три части и имеет то же содержание, что и «Комедия». «Ад», «Чистилище», «Рай». Как много смысла в этих словах, сколь невообразимый простор для воображения, до какой нереальной степени способны будоражить. Читая ранее выборочные фрагменты «Комедии», изучая иллюстрации и гравюры, мне всегда хотелось услышать места, описываемые в поэме (конечно, это касается главным образом Ада). Не ощутить жар и холод, не взглянуть на гору и море, не увидеть божественный свет и далёкие планеты, а именно послушать. Можно и с закрытыми глазами. Эта какофония звуков должна завораживать, а не только отталкивать и внушать ужас [или нести просветление]. Один только город Дит, 7-й круг Ада чего стоит! Труд Улофа только укрепил данное моё несбыточное желание. Нет, увидеть тоже было бы неплохо, но только в качестве пилигрима, а не приговоренного или осужденного. По утверждению Лагеркранца, несмотря на то, что в поэме много фантастичного и причудливого, Данте стремится придать происходящему правдоподобный характер. Данный ход способен привлечь дополнительное внимание, включить мышление на полную доступную отдельному индивиду мощность. И блажен будет тот, чей сон после этих образов окажется спокойным и умиротворённым.

«Зажжённый любовью, человек причастен божественному свету…»

Книга читалась неравномерно. Чувствую, что и с чтением оригинала получится аналогичная ситуация. Сильнее всего понравилась глава про Ад. Потом идёт «Чистилище». Ну и в конце тройки должна располагаться кантика «Рай», что для меня станет до нельзя предсказуемым, буду сильно удивлён иному развитию событий. Познавательны были главы про Флоренцию (размышления, в том числе, про родину и скитания человека на чужбине, его желании вернуться и тяготах «вражьего» статуса у себя дома), политическое устройство, борьбу монархии и папского престола и подробные истории некоторых второстепенных персонажей поэмы. Подтекст на подтексте и подтекстом погоняет. Природа Италии богата и разнообразна, грешно не черпать из неё вдохновение. Колодец этот кажется бездонным. Горы, обрывы, холмы, леса, сады и винные плантации, древние мощённые дороги, реки… На фоне безбрежной водной глади Средизменого моря и голубого — облачного или безоблачного — неба перечисленное способно вдохновить поэта на сотворение чего-то нереального, возвышенного, того, что останется в веках. У меня вызывали интерес мысли автора про Данте и его отношение к ростовщикам и деньгам, отношение итальянца к любви и женщинам (о времена, о нравы!). Суждения об общественном осуждении, раскрытие темы предвзятости и дискриминации не менее внушительны. Влекли исторические вставки. Ах, сложилось впечатление, что знакомых синьора Алигьери на трёх уровнях загробного мира не счесть. Сделано это намеренно: как ещё можно «поквитаться» со своими противниками (Август Стриндберг согласно кивает головой)? Угадайте, где их большего всего? Хе-хе. По объёму глава про Чистилище является самой продолжительной. Казалось бы, о чём в ней можно рассуждать? Мне она показалась самой пресной и бедной на запоминающиеся образы. Глава про «Рай» начинена в избытке исследованием метафизического смысла, небесными сферами. Классная часть была про Ангелов (про Бесов, как ни странно, понравилось меньше) и ту роль, какую они играют в жизни людей, их иерархию и восприятие всего сущего. Им-то и их «подопечным» в Раю и Чистилище хорошо. А каково тем, кто обречён томится в Аду? В чём заключается главное наказание? В тяжести мучений или их вечности и беспросветности? У одних есть надежда искупить грехи, пройти очищение и оказаться в Раю, а у других её нет. На конкретных примерах швед разбирает непоследовательность флорентинца, пристрастие и вольную интерпретацию своих же законов и правил в поэме. Созерцание этой «несправедливости» достойной иронической усмешки.

«Свет, любовь, безмолвие, справедливость суть лишь образы невыразимого…»

Публицист рассказывает, какое место в поэме занимают сам Данте (автор разделяет Данте-рассказчика, который ведёт своё повествование с высоты прожитых лет, когда стадия «земную жизнь пройдя до половины…» далеко позади, и пилигрима, то есть того, кто оказался на половине земного пути), Вергилий, Беатриче, Бог, Улисс (Одиссей), Ангелы, Франческа, Катон и многие-многие другие. Немало места уделено препарированию смыслов, символов, аналогий, аллегорий, моральной и анагогической мысли. События в каждой из трёх моделей царства мёртвых подвергаются анализу сквозь призму всех этих приёмов познания и изучения окружающего мира. Поэма стройна с точки зрения чисел, математическая точность идеальна. И неспроста. Логика неоспорима. Симметрия поразительна. Мистика неопровержима. Это всё выглядит стильно. Осмысленность и концептуальность всегда придают незабываемый шарм произведению. Монументальность — словно перед тобой, уходя своим шпилем в небеса, высится готический собор — на то монументальность, чтобы восхищать и завораживать. Удивительно, как в то время можно было создать подобную поэму. Это же целый мир! С авторскими допущениями, но всё же основанный на мировоззрении многих поколений людей, словно один человек подвёл итог многим векам развития христианства. И Улоф говорит, что эта религия прошла долгий путь и к концу XIII века находилась на пороге чего-то нового. Не зря неоднократно утверждается, что и Вергилий создал произведение, которое как бы предсказало «новый мир». Да и появление Чистилища в «Комедии» — это прямое следствие меняющегося и усложняющегося в своём развитии общества.

«„Комедия“ — чтение для людей, отторгнутых своим исконным кругом…»

Сплетение всего и вся — страстей и разума, благодати и блаженства, искушения и горя, мужского и женского, божественного и дьявольского, любви и предательства и т. д. — придаёт поэме гигантское значение в европейской культуре. И пусть после своего написания не всегда она пользовалась успехом и популярностью, всё же она остаётся одним из главных кирпичиков, на котором покоится фундамент нашей цивилизации. Меняются формы изложения, развиваются наука и философская мысль, многое устаревает, язык и слог прошлого сложен для восприятия нашим современникам. Картина мира постоянно преображается, иногда меняясь буквально на глазах одного поколения. Пока человек наделён разумом, жизнь его не будет скучна, потому что кто бы что ни выбрал — служение Богу или людям, путь к Богу [разными путями], блуд, спекуляции и ростовщичество, насилие или нежность, ненависть или любовь, обман или лукавство, — суд будет над каждым. И если в дни Данте главным был суд Божий, то в наши дни — хотя не все согласятся с этим — мы понимаем, что не менее важен суд человеческий, имя которому — Совесть. И может ли существовать порядок без Бога? Для Алигьери ответ очевиден. А для вас? Люблю, когда предоставляют поле для размышлений. Пусть и о недостижимом, вечном. Ну и невозможно вместе с Улофом Лагекранцем не восхититься умом и фантазией Данте Алигьери, пусть даже где-то дискутируя с ним, в чём-то споря. Чтобы понять, постичь — в меньшей степени, и проникнуться — в большей, «Комедией» нужно находиться в состоянии высшего духовного прозрения. Путь самопознания полон ужасов. Умиротворение только снится. Жду…