Loe raamatut: «Лес Воплощений»

О дружбе и боли

Лес воплощений – это мир, где живёт дух человека после смерти. Он становится отчасти похожим на то животное, которое больше всего соответствует характеру или внешности при жизни. Память о прошлом при этом сохраняется.

Этот лес огромен, населён множеством существ, но ты никогда их не увидишь, если ты жив. Здесь живёт в своей красивой избе Сова-пасечница, которая дружит с Лисой драг-дилером. Они часто проводят время вместе и любят вспоминать о былом и делиться своими сновидениями.

***

В человеческой жизни до своей смерти я была молодой девушкой: ореховые волосы, светло-карие глаза, стройная и слегка сутулая фигура. Я была весёлой и свободной, имела много знакомых и приятелей.

И был у меня друг, который в нашем лесу теперь стал медведем, ведь в прошлой жизни он был очень похож на него. Человеком он был добрым и весёлым. Обидеть его не представлялось возможным. Подружились в юности, жили в соседних дворах, часто друг к другу ходили в гости, играли в «танчики»…

Знаешь, как играть в «танчики», Лиса? И сейчас играешь? Молодец! А моё нынешнее тело мне не позволяет играть в приставку. Когти мешают. Хорошо, что я не лань, иначе вообще были бы копыта.

Так вот. О чем это я? А, ну да. О друге.

Мы обошли каждый уголок нашего города, гуляли по ночам в лесу и ловили светлячков, смотрели глупые и серьёзные фильмы, пили много кофе или чая, даже пироги вместе пекли.

Потом он закончил школу и уехал в другой город поступать в какой-то там математический институт. А я осталась в нашем городе доучиваться в лицее и жутко скучать по нашим прогулкам, беседам или молчаливым вечерам.

В институте он встретил девушку. Она училась на факультете физики, увлекалась спортом, ухаживала за двумя котами в своей комнате в коммуналке, которую подарили родители. Носила бесформенную одежду приглушённых тонов, собирала волосы в высокую гульку и редко пользовалась косметикой.

Я за него радовалась. Представь себе, искренне. Но у них как-то плохо складывалось. Он часто мне звонил, чтобы разобраться в своих отношениях, спрашивая моего мнения или совета.

Приезжал раз в полгода. Оставался у меня на все каникулы. К своим родителям он приходил только в гости, и те были не против. Но девушка с ним не приезжала, поэтому личное знакомство с ней так и не состоялось.

Знаешь, Лиса, что самое интересное? Между нами никогда не случалось близости. Мы могли спать в обнимку под одеялом и не приставать друг к другу. Да и как!? В голове не укладывалось.

Я закончила лицей, поступила в институт в морском городе. Мы по-прежнему виделись раз в полгода, когда приезжали домой, но продолжали общаться каждый день.

Лето. Оба приехали в один день, договорились встретиться вечером и погулять, дорассказать то, что не было рассказано прежде по телефону. Но он не позвонил и не отвечал на мои звонки. Родители вопросительно на меня смотрели, но я делала вид, что ничего не произошло. Уткнулась в сериал.

Три дня спустя он всё также молчал. Я не решалась идти в соседний двор и узнавать, что случилось. Мне подумалось, что он больше не хочет общаться со мной и делиться своей жизнью. Так мы и разъехались, не увидевшись.

Весь пятичасовой путь в электричке до морского города я плакала то навзрыд, то молча – слёзы просто текли, а дыхание становилось ровным. И слушала одну и ту же песню, которую любили оба. Мой самый близкий друг, товарищ и брат безмолвно исчез и не попрощался. Было больно осознавать это. Настолько, что внутри меня что-то щёлкнуло и сломалось.

Прошло четыре месяца, наступил декабрь. За окном уже намело снега, батареи были едва тёплыми, с моря дул ледяной бриз. В окнах многоэтажных домов уже мигали гирлянды, на витринах красовались снежинки и сверкала мишура, пестрили рекламные вывески с распродажами, на каждом углу продавали ёлки и игрушки.

Звонок. Это оказался мой друг. Я подняла трубку, но ни слова не сказала. Говорил только он. Просил прощения, оправдывался, мол, его девушка не разрешила тогда нам встретиться, закатила истерику, поставила ультиматум. Клялся, что такого больше не повторится. А я чувствовала боль. Молча положила трубку.

Прошло несколько дней. Я позвонила сама, приняла извинения. Но внутри всё равно был тот надлом – между нами возникла пропасть, которую теперь не преодолеть. Я ему честно сказала, что мне будет трудно сразу вот так взять и простить. Теперь молчание в трубке принадлежало ему.

Через месяц мы увиделись в родном городке. Снова гуляли, развлекались и пекли пироги. Будто ничего не произошло. И каждые полгода пролетали незаметно от встречи до встречи.

Спустя две зимы мои родители погибли в авиакатастрофе. Он примчался ко мне в родной город, бросив всё: и учёбу, и работу, и личную жизнь. И уехал снова, оставив после себя пряные ароматы и кусок поддержки в виде долгих объятий перед отбытием.

Я бросила институт, не доучившись полтора курса. Вернулась домой. Устроилась в местной типографии художником, рисовала, погружалась в будни. Смерть родителей пережила плохо: сильно похудела и стала много курить.

Прошел еще год. Мой друг женился. Мы не созванивались, не общались, не виделись. Разные города, разные судьбы. Эту потерю я тоже пережила плохо. Будто я в той электричке, но уже не пять часов. Дружба трагичнее любви – она умирает гораздо дольше.

Я знаю, что он приходил на мои похороны – наблюдала с ветки. Плакала, конечно.

Что? Нет, Лиса, сейчас мы не общаемся, хоть и живем в одном лесу. Даже после того, как стали такими, какие сейчас есть: я – сова, а он – медведь. Если вдруг встретишь – передай привет. И спасибо, что выслушала.

О философии

– Сова, а каким ты была человеком? – Лиса смотрела в темнеющее небо, раскинув руки на травяном ковре перед избушкой. День засыпал, просыпались светлячки.

– Кашлянутым. Я же рассказывала, – неохотно буркнула Сова. Её макушка касалась макушки подруги, руки сложены на груди, а глаза прикрыты. – Умерла молодявкой. Очнулась в этом лесу. Сходила на свои погребки. Потом бродила по лесу и выла, хотя слышалось как совиное уханье. Избушку нашла, прибралась и живу теперь тут.

– Интересно, кто здесь жил до тебя? – Лиса смахнула с носа светлячка. – Почему к избе ни одна злюкодрюка не подбирается?

– Здесь безопасно. Медик здесь не появляется, и мне этого вполне достаточно! – Сова вскинула брови, не открывая глаз – слишком светло для её зрения.

– Но ты ведь тоже как-то попала к нему? Расскажи! – Лиса почесала зудящий от светлячков нос.

Сова молчала. Цикады и сверчки завели свои романсы, с Восточного болота был слышен вой банши. Скоро в лесу появятся новые души. С озера тянуло прохладой. Ветер спал. Еле слышен стук оленьих копыт по каменистой почве у озера.

– Нечего рассказывать. Он воспользовался моими переживаниями. Я ему поверила. Он поставил надо мной эксперимент, попытался убить. У него не получилось, как ты понимаешь. Я сбежала, – протараторила Сова.

– Ну, это я знаю, – разочарованно протянула Лиса. – Я бы поподробностей хотела. Очень уж таинственно это всё. Да и что тебе от меня скрывать?

Сова привстала, оперевшись на локоть, и нависла над головой подруги:

– Так или иначе, эта история никак не влияет на нашу дружбу. Вдобавок, я не хочу, чтобы ты меня жалела.

– Я всегда тебя буду жалеть.

– Лучше будь всегда рядом, лады?

Лиса серьёзно кивнула. Вероятно, историю Совы и Медика она так никогда и не узнает.

– Как думаешь, Рыжая, является ли знание действием? – Сова снова легла на траву и посмотрела на фиолетовое небо. Звёзды робко мелькали в такт светлячкам. Едва ощутимо подул ветерок, задев музыку ветра на крыльце избушки в причудливом ловце снов.

– Хуя, у тебя фляга свистнула, мать! – заржала Лиса. – Чёй-то тебя так рассилипонтило?

– Рас… чё? Ты опять орехов наелась что ли?

– Ыгыр! – засмеялась Ренар, а затем довольно хрюкнула.

– Вот и скажи, что ты бабкой старой померла, а я молодой девицей.

Послышался плеск воды и шлепок. Затем ещё. И ещё. Тихое мелодичное воркование трёх сирен и редкие вскрики банши на Восточном болоте создавали интересную музыку. Её дополняло жужжание комаров, едва уловимый шелест листвы и робкое кваканье одинокой Царевны.

– Так чего ты… эц-самое, слово забыла…

– Рас-что-то-там, – напомнила Сова, рассматривая созвездие Оракула.

– Силипонтило. Гы-гы-гы. Знаешь, откуда это?

– Не-а.

Небо совсем стемнело, рассыпав мелкие звёзды спиралью. Небесные скаты вальяжно пересекали пудровый купол нестройным косяком. Засмеялись сирены. Зазвенел ловец снов.

– Всё хочу спросить, дорогуша, – серьёзно сказала Сова, – рецепт твоих орехов.

– Пф-ф! Всё просто до безумчества! Рецепт честноукраденный, не я автор этих орехов!

– Ладно, хорошо. Так и быть, призов не будет. Так что там?

– Берёшь финикозюм и овсянкондаль измельчаешь и смешиваешь между собой. Снова измельчаешь. Получается овсофинковая смесь. Теперь берёшь орехи и перетираещь их в пасту. Соединяешь с мёдой и снова перетираешь.

– Страсти какие, – сопереживала Сова.

Звенели комары, трещали цикады, Царевна ворковала с сиренами. Крикнула банши сквозь ропот сверчков. Мягкий топот медведицы, идущей к озеру, едва различим среди ночной песни.

– А потом? – Сова смахнула с груди упавший листик фундука.

– Соединяешь мёдовую пасту и овсофинковую муку, добавляешь солёнку и коричку, смешиваешь. Энергично и с музыкой. Потом шары катаешь. Мнёшь и катаешь, катаешь и мнёшь. Медитативный процесс. А ещё берёшь палку, такую, грубошпажную, и насаживаешь на них шары. Если сползает, добавь овсянниковости.

Осьминоги на деревьях приветственно запищали, радуясь визиту кита. В сторону избы полетело несколько разноцветных щупалец, одно из которых попало в рот зевающей Сове. Пернатая резко села и прокашлялась, выплюнув несчастное щупальце на траву.

– Вот это интим, – заключила Сова. – Ось, прости! Я не специально!

Осьминог Ося соединил щупальца в сердечко и продолжил пищать вслед киту. Сова снова легла на траву, любуясь пудрой звёзд.

– Ты в порядке? – Лиса одним глазом взглянула на подругу.

– Вполне. А печка тебе зачем тогда?

– Я там орехи сушу.

– И всё?

– И всё.

Светлячки танцевали со звёздами. Лёгкий шелест листвы смешивался со звоном комарья. Послышалось три всплеска и одинокое кваканье Царевны. Заунывно пропела банши. Стройный ропот сверчков и цикад звучал громче всех. Ночь дышала и пела свою колыбельную странному лесу.

– Давай завтра вместе приготовим? – зевнула Сова. – Я хочу научиться.

– Давай, – улыбнулась Лиса и вхдохнула.

Вселенная и соль

Здесь по-своему проходит быт, несмотря на то, что ни одно существо здесь не является живым в привычном понимании. Это лес человеческих душ, который ты никогда не увидишь, если живой. Однако, жизнь здесь самая обычная и тоже имеет свои парадоксы.

***

– Как думаешь, Сова, может ли быть парадокс божественной системы? – Лиса вошла в избу и сразу села за стол в гостиной.

Я как стояла с намыленной кастрюлей в руках, так и замерла. Ни приветствия, ни стука, а сразу в лоб.

– Что ты думаешь о шаманизме в районах Крайнего Леса? – Я решила не отставать от подруги в безумстве.

– До пизды, если честно. Сейчас меня интересует вопрос лени.

– Ленни?

– Да.

– Кравица?

Песочные часы громко тикали, пена медленно стекала с кастрюли и падала в раковину, звенела музыка в саду.

– Как дать бы тебе по башке, Сова, но ведь умнее ты от этого не станешь, – расстроенно буркнула плутовка, сняла гитару со стены и принялась настраивать струны.

Я домыла кастрюлю, зажгла огонь под суповым котлом в кухонном камине и всецело погрузилась в свои мысли. Пока Лиса ковыряла гитару и пыталась поймать нужную ноту, я достала орехи, солёные арбузы и ножи.

– И всё-таки, я считаю, – Лиса хмурилась, прислушиваясь левым ухом к грифу, – что парадокс божественной системы в том, что один из грехов не позволяет совершать остальные другие.

– И что? Грех остаётся грехом.

– Ну, он хотя бы не аткой тяжёлый… И потом, смотри… Так, нет. Погоди. Дай мне соль.

Я полезла в шкаф и потянулась за банкой, как вдруг услышала знакомое лисье кваканье, которое она называет смехом.

– Сова, вот ты дурочка иногда, – хихикала плутовка. – Соль мне дай.

– Так а я что делаю?

– Ты её достаёшь. А надо дать.

– Ты меня сломала. – Я проснулась совсем недавно, оттого голова не сразу понимала, как играть в эту полемическую игру.

– Дай мне соль, мать её! Спой, Джимми!

– Тьфу ты!

Я поставила банку с солью обратно в шкаф и продолжила готовить обед. Достала грибницу, срезала несколько шляпок и принялась хлопотать над будущим супом. Лиса молча дёргала одну и ту же струну.

– Так что с грехами? – напомнила я.

– Исповедаться хочешь?

– Святой отец, я согрешила.

– Я не отец тогда, а мать.

– Открой форточку.

– Зачем?

– Душно.

Лиса на меня посмотрела внимательно и хитро, провела пальцами по струнам и серьёзно сказала:

– Ты мне дашь сегодня или нет?

Я аж перестала резать грибы. Песочные часы громко тикали, в котле кипела вода, соль в банке стояла в шкафу. Последняя эта делала очень громко.

– Святая мать, я согрешила. Мне лень вам петь. Возьмите соль.

– Господь Вселенский! Алиллуйя! Святой ваш грех прощён с лихвой! Просто напой мне эту чёртову соль, пернатая! – уже психовала подруга.

– До. Рэ. Ми. Фасо-о-оль.

– Ты издеваешься?

– Да.

Обожаю такой пинг-понг. В этом мире, где мы сейчас живём, довольно тоскливо. Из развлечений только то, что сам себе придумаешь. Иногда мне кажется, что подобным образом общаются все обитатели леса, даже Чёрная дыра.

Лиса отложила гитару, переместилась к печке, свернулась калачиком на тахте, накинула на плечи старый плед, и уставилась на меня своим хитрым глазом.

– Знаешь, почему лень – самый лучший из смертных грехов? – выдохнула Лиса.. – Он мешает совершать остальные. Поэтому я решила, что буду образцовой грешницей. Как ты, например, когда продаёшь свой пьяный мёд, дьяволица. Буду лениться. Когда мне всё лень, я – Вселенная.

– Святая мать, вы согрешили, – я решила поддеть подругу.

– Подите прочь. Мне до пизды.

Про орехи

Этот лес огромен, населён множеством существ, но ты никогда их не увидишь, если ты жив. Здесь живут души умерших. В своей красивой избе Сова-пасечница часто принимает в гостях Лису драг-дилера. Но почему у Лисы такая деятельность?

* * *

Сначала было ничего не понятно. Почему вокруг лес и всё жёлтое? Я только что была в больнице и испытывала сильную тяжесть в груди. А сейчас мне даже не холодно. И не жарко. Мне никак.

Я села. Вокруг сумерки и плохо видно мелкие детали, вдобавок, лёгкий туман приглушал все звуки. Откинула одеяло, подошла к умывальнику… умывальник? Меня не сильно заботила причина нахождения здесь. Меня удивляло, почему в осеннем туманном лесу стоит кровать, умывальник и стиральная машинка.

Теперь стоит позавтракать. Прошла чуть-чуть по тропинке, увидела стол, который преграждал путь в большую пещеру. Желудок требовал еды, но идти искать её в пещере мне не хватило решимости, поэтому и полакомилась орехами, что стояли в чашке на столе..Принявшись за утренний туалет, обратила внимание на руки: ладони такие же старые и морщинистые, какими я их помню, а тыльная сторона покрыта слегка поседевшей рыжей шерстью. Лицо наощупь стало слегка другой формы, и по ощущениям у меня были усы – я чувствовала малейшее движение вокруг, отчего процедура умывания показалась щекотной.

Туман не исчезал, но и не густел. Светлячки сновали среди кустарников дикого фундука и плетущейся розы, по стволам деревьев деловито ползли вверх разноцветные щупальца и, достигнув верхушки, присоединялись к огромным осьминогам.

– Лиса! – позвал знакомый голос, я обернулась. – Выключай свою игрушку, пойдём собирать мёд, пора уже.

Со мной разговаривал пасечный костюм. Он напоминал астронавта с дырявым шлемом и в шляпе. Я сняла наушники и встала с пола, затем направилась в кухню. Голод всё ещё мучил меня, а орехи как раз оставались, я помню.

Надела свой пасечный костюм, вышла из избы, а там – космос: мигают медленные звёзды, космические корабли бороздят Большой театр, а Чёрная дыра напротив едва шевелится. Чтобы рассмотреть всё это великолепие, я сняла свой дырявый шлем и увидела оленей, похожих на корабли, и чёрного, как дыра, медведя. Все они утоляли жажду в озере напротив избы, а светлячки танцевали свой вечерний вальс.

– Надень маску, – буркнул рядом костюм пасечника. – Сдурела, что ли? А если пчёлы покусают?

– Не бузи. Они спят.

Я снова надела дырявый шлем и потопала к пасеке. Ночь. Храпят пчёлы. Мы собираем мёд для моих чудесных орехов, которые когда-то помогли мне выжить в этом мире. Здесь очень не хватает радости, и единственная сладость здесь, приносящая счастье, – орехи в меду.

Мы собрали мёд и пошли в избу сквозь этот космос, увитый плетущейся розой, сейчас чёрной. Осьминоги на деревьях радостно пищат – ждут орехов. Чёрная дыра ушла с берега озера. Корабли-олени вальяжно шли в свои покои.

Я вошла в избу и сняла костюм. Спектакль подошёл к концу. Зрители полны смешанных чувств – они не привыкли к тому, чтобы действие обрывалось на середине, ведь конфликт в постановке даже не начался.

Тишина. Затем злобный ропот голосов. Кто-то постучал в дверь. Затем ещё. Сильнее. Громче. Дверь сорвали с петель. Каюту мгновенно заполнила холодная вода. Я открыла окно и выплыла на поверхность. Передо мной возникла морда оленя, который был очень удивлён моему появлению.

– Лиса! – кричит Сова из избы. – Чай готов. Орехи тоже! Жду тебя к ужину!

Я вышла из воды, отряхнулась и уже в который раз за сегодня вошла в избу.

О памяти

– “Ночь. Ночь. Ночь. Комарики кусаются. Царь с царицей на лавочке ругаются…” Сова, у тебя перо выпало.

– Значит, пришёл его час. Продолжаем. “Бог с тобой, живи с другой, я не собачонка, чтобы бегать за тобой”.

Можете ли вы представить себе развлечения после смерти? Здесь нет баров и ресторанов, кинотеатров и концертных залов. Каждый проводит по-своему свой вечный покой. И, как всем известно, тишина должна быть в библиотеке.

Вот и развлекаемся, как можем. В салки здесь не поиграешь. Тем более с Медведем. Здесь умереть нельзя, но боль от укусов ощущается всецело и тело долго заживает. А если играть с оленями, то проиграешь в любом случае. Не интересно. Поэтому мы хлопаем “в ладоши”.

– Царь уехал за границу, а царица в Ленинград… что там дальше? Я забыла, – нахмурилась Лиса, оставив руки в “боевом” положении.

– А ты была когда-нибудь в Ленинграде?

– Если ты про мой человеческий возраст, то Ленина я не видела.

– Лиса, я про местоположение, а не время!

– “Царь посеял здесь пшеницу, а царица – виноград!” Вспомнила! Нет, я не была в Ленинграде.

– Давай прервёмся, ладони болят уже. Три часа вспоминаем детство.

– Зато дольше будем в хорошей форме! – подбодрила подруга.

Если не развиваться, то тело полностью трансформируется в тотемное животное, растение или явление, и теряет человеческое сознание. Кто-то говорит, что так душа полностью освобождается и проходит обычный цикл.

Но по мне – это бредни. Истинная смерть – полная потеря своего “я”. Загробный Альцгеймер.

Да, определённо детские считалочки – это способ развиваться и не потерять личность.

– Давай поиграем в “Угадай мелодию”? – предложила плутовка.

– “Крыжовник терпкий, сладкая сирень…”, я угадала, где мой приз?

Я уже знала ответ, потому что Ренар обожает эту мелодию и всегда загадывает. Лиса никак не отреагировала, только скрестила руки и вытянула ноги, растянувшись на стуле. Делать было откровенно нечего, скука наполняла воздух и становилась гуще.

– Пойдём, я всё придумала, – меня внезапно осенило.

– Куда?

– К осьминогам. Нам нужно нечто длинное и гуттаперчевое..

Лиса мгновенно встала, поправила фартук и вышла из избы. Я за ней. Лес привычно шумел и дышал, наполненный разными духами и сущностями.

Осьминоги весело пищали на верхушках деревьев, приветствуя нас, и сбрасывали маленькие щупальца, которые прилипали к телу “собеседника” и тут же падали на землю. На их языке это означало приветственный поцелуй. Какие-то свои особенности этих существ, которые раньше были, вероятно, людьми.

– Ося! – обратилась я к одному из них. – Я могу взять несколько твоих щупалец?

Ося говорить, ясное дело, не умеет, поэтому его ответом стало действие: разноцветные щупальца, которые больше похожи на улитку без панциря, бодро поползли по траве ко мне и выстроились в ряд.

– А сделай их них длинную тонкую верёвку, концы которой соединены, – попросила я Осю, что он и выполнил.

– Ты меня пугаешь, Сова, – настороженно сказала подруга, уперев руки в бока. – Зачем тебе верёвка из щупалец?

– Сейчас всё объясню… О! Кот!

Лиса замерла с испуганным взглядом, боясь смотреть по сторонам. Я ещё немного насладилась её ступором и сказала:

– Да ладно, нет там кота. Никакого. Да и огненный нам не подойдёт, сожжёт все щупальца. Пойдём в дом, вспомним детство по-другому.

Мы сели на полянке возле избы, я скрутила щупальца в “исходную фигуру” и сунула под нос Рыжей. Между моими ладошками блестело переплетение, напоминающее прямоугольник из ромба и треугольников.

– Вспоминай, – приказала я подруге. – Указательным и большим пальцем захвати малые треугольники, оттяни узел и продень пальцы внутрь фигуры, двигаясь снизу вверх. Получается действие “ущипнуть и вырасти”.

– Ведьма ты, а не Сова, – пошутила плутовка. – Действие у неё получается, ты гляди. О! Смотри!

– Эту фигуру называют “коврик”. Она довольно пластичная и часто встречается в игре. Видишь, будто жирный икс получается?

Я подхватила указательным и большим пересечение двух дальних ниток внутри прямоугольника. Оттянула вверх, растянула в стороны и поднырнула под параллельными сторонами нити. Лиса отдала мне нить.

– Что-то вспоминаю. В тот год, когда я научилась играть в эти ниточки, как раз и была образована Ленинградская область.

– Вот и познали истину. Ходи.

Лиса будто и не размышляла, пальцы всё сделали за неё. Обратив ладони вверх, она поддела мизинцем, будто крючком, ближние к середине нити и оттянула в противоположные стороны. Опустила большой и указательный в треугольники, которые стали результатом предыдущего действия, и поднырнула под ниткой.

– Вот и “колыбель”, – произнесла я торжественным шёпотом, не торопясь делать свой ход.

Я вспомнила детство. Цветущий май, ещё молодая мама, которая показывает маленькой доченьке сложный трюк пальцами. Белая кошка трётся о ножку девочки, и в этот момент мама говорит, что эта комбинация называется “колыбель для кошки”.

Я подняла глаза на Лису и увидела слёзы. Я тоже плакала. Я хотела в детство. К маме.

– Почему ты плачешь, Рыжая? – Я зажмурилась, чтобы прогнать пелену с глаз.

– Ещё я вспомнила, что в этот год я стала сиротой. И лишь потом узнала эту игру. Давай больше не будем играть, Сова. Такие воспоминания делают этот мир только тоскливее.

Она сняла нитку из щупалец с рук, аккуратно сложила в руках и ушла к Осе. Я осталась сидеть около избушки, осознавая, почему здесь нет ни ресторанов, ни кинотеатров. От этого стало бы ещё тоскливее.

Некоторые вещи лучше не вспоминать.