Где-то назойливо пищал какой-то прибор, не давая вернуться в беспамятство. Во рту все пересохло, спина страшно устала от лежания, а повернуться не давали какие-то трубочки во рту и иглы в руках. Попытка открыть глаза удалась только с третьего раза. Перед глазами был белый потолок, слева – окно за ширмой, справа кто-то стонет и мечется. Дэн попытался кашлянуть и позвать кого-нибудь, потянулся сесть, но сил не хватило. Прибор запищал чаще и громче. Послышались легкие шаги, и из-за ширмы выскользнула тонкая фигура в сиреневом медицинском костюме.

–Тихо, тихо! Вам пока нельзя вставать! – Девушка легко нажала на плечо, укладывая его назад, быстро проверила капельницу.

– Пить! Можно мне попить? – Из-за пересохшего горла голос был сиплым.

– Придет доктор, и скажет можно или нет, а пока так, – и она бинтиком смочила губы, он невольно попытался проглотить воду с бинта, но в рот почти ничего не попало.

– Где я? Что со мной? – Теперь он увидел, что лежит голым, на высокой, как стол, кровати, под ним одна тонкая простынка поверх клеенки, и укрыт он до пояса так же тонкой тканью. Было зябко, неприятно, и затекли все органы.

– Вы в реанимации, вам сделали операцию на сердце, сутки назад. Пока вам еще ничего нельзя. После наркоза может тошнить, а это опасно. Остальное расскажет врач, я не имею права.

– Пить нельзя, можно прополоскать рот, – с трудом выговорил Дэн.

– Хорошо, сейчас. – Медсестра принесла стакан с глотком воды и судок, Дэн набрал глоток, и почувствовал блаженство – казалось вся вода впиталась в язык, – сплюньте сюда, пожалуйста. И потерпите, врач будет через полчаса, он на планерке.

Закрыв глаза, Дэн вспоминал последнее, что было до того, как его поглотила тьма. О, черт! Сергей же сказал, что Оксана утопилась! От этой мысли в груди опять зажгло углем, а приборы сошли с ума. Вокруг забегали люди, что-то кололи, под нос совали нашатырь, но он опять лишился сознания.

Привели в себя его не сразу, боль в груди не хотела затихать, дыхание никак не выравнивалось, и тут кто-то резко хлестнул его по лицу. От неожиданности он открыл глаза. Строгая женщина, лет за сорок, в больничной шапочке и маске, склонилась над ним.

– Стоять! Умирать не в мою смену! Тебя три часа вытаскивали, а ты нам всю работу насмарку! А ну держись, ты мужик или кто!

Я мужик, нет я не мужик, я мудак, думал про себя Дэн, я убийца, зачем меня спасали? Я убил и… Оксану, и своего ребенка! Какое сердце может это выдержать? Вот оно и не хочет служить такому монстру.

Его накачали успокоительными, он либо спал, либо бездумно смотрел на ширму. В палате было три человека, почему-то за ширмой лежала женщина, за другой хрипел старик. Он и не знал, что реанимация внеполовое отделение, и там все равны. Как и для смерти, тупо размышлял он. Пришел ночной санитар, приступил к вечерним процедурам – подмыть больных, сменить простынки. Молодой симпатичный парнишка, делал все быстро и аккуратно. Женщина за ширмой завозилась, стала просить девочку-санитарку, стеснялась. Однако парнишка быстро пресек разговоры, выполнил свою работу, пригасил свет и вышел.

Какая ей разница? Мальчик-девочка? Радовалась бы, что жива. И опять скрутило в узел и грудь и живот – жива, жива, он жив, а … его женщина и ребенок? И слезы потекли по вискам.

Его перевели в палату, приходил психиатр, вел беседы, убеждал что надо жить. Приходили коллеги, приносили апельсины – он смотрел тупо, интересно, почему всегда апельсины? Мысли были вялы, охватила апатия. Есть не хотелось, жить не хотелось. Сергей, детектив, пришел ругаться, злой, как черт. Увидел развалины вместо человека, и ушел, не высказав своего гнева. Приехал Бушуев, молчал сочувственно.

– Где ее похоронили? – спросил Дэн наконец.

– Ее не нашли, два дня искали тело, река унесла. Енисей, он такой, не все отдает.

– Даже могилы не будет, ты знаешь уже, что она была беременна?

– Знаю. Не буду говорить, что ты не слушал меня. Но, скажу одно – я с тобой, ты мне как сын. Надо жить. Давай жить. А что не нашли, к лучшему, думай, что она жива. Она столько перенесла, может и сейчас выживет? Думай, что она где-то там, вдали у теплого моря.

Никто из них не мог выговорить имя Оксаны, язык не слушался, только «она».

Потом пришла Ольга, как будто они и не расставались. Безупречная прическа, тонкие чулки из-под белого халата, холодные духи. Ласково погладила по лицу, поцеловала в щечку, как друг. Стала выкладывать на тумбочку баночки и судочки – суп-пюре, паровые котлетки из телятины. Заботливая, тихая, не задающая вопросов. Когда разрешили ходить, выводила в парк, сидела рядом молча и держа за руку, так что он забывал о ее присутствии.

Она же привезла его домой, он зашел со сжимающимся сердцем, но в доме было чисто, пусто, и никаких следов Оксаны. «Ну да, я же забыл забрать у Ольги ключи». Он понимал, что она стремится занять место рядом с ним, что она рада тому, что соперницы больше нет. Но думать было больно, и по большому счету, ему было все равно. Ольга постепенно привезла все свои вещи, стала вести себя хозяйкой.

Дэн вышел на работу, и жизнь покатилась вперед. Лежа без сна по ночам, он приходил в ужас – как же так, её нет, а все идет как прежде. Солнце встает и садится, идут дожди, скоро осень, люди идут на работу, живут, едят, ездят на моря, как будто на земле никогда и не было этой девушки. И он сам живёт. Пусть как робот, но живет. Дэн бросил спорт, похудел, виски покрылись легкой сединой, у губ и глаз залегли горькие морщинки.

Ольга видела, что она не сможет пробить эту стену льда, ей было обидно и жаль, жаль и себя и Дэна. Но отказываться от жизни, где все устроено так удобно, совсем не хотела. Она уговорила Дэна поехать в Ниццу – поправить здоровье. Он поехал, гулял с ней по берегу, ходил в рестораны, платил по счетам. Иногда они занимались сексом, после которого Ольга молча плакала в подушку, потому что это была чистая физиология и всё. О как она ненавидела эту сучку! Она бы ее утопила, удушила своими руками! Как она ненавидела этого отстраненного, бесстрастного Дэна! Как ей хотелось выплеснуть бокал вина в его безучастное лицо, или завизжать, или бить посуду в этом пафосном кабаке! Чтобы он хоть разозлился, хоть закричал, но проснулся! Но, воспитание наше всё, и она вежливо улыбалась, улыбалась, улыбалась.

Для себя она решила – доведет до ЗАГСа, и сразу же заведет себе любовника. Молодого, страстного и живого! Но пока было еще рано, рано, и она терпела.

Компенсация за терпение была неплохой, трижды за поездку Дэн не глядя оплатил ее хотелки. А хотелки все были от Картье, с бриллиантами, и неплохим вложением на черный день. Одна брошь, трансформируемая в заколку, вычурная роза из белого золота с прозрачными и розовыми брюликами, стоила вдвое больше ее машины. Злое удовлетворение, которое она получала, «раскрутив» Дэна, было заметно невооруженным глазом, хотя она думала иначе. Дэн все видел, все понимал, он еще раньше её рассмотрел, потому и расстался, но теперь…Теперь в душе была черная дыра, было так холодно, что чужая, черствая и жадная, но живая женщина, его устраивала.

Они уже собирались домой, когда с работы пришли жуткие вести. На стройке упал кран, погибли люди, пришла проверка, нашли нарушения. Работы остановлены по «Малой Венеции» полностью, им грозит расторжение контракта и потеря гарантии в миллион долларов, лежащей на депозитном счете.

Вернулись они поздно – на площадку их уже не допустили, доказать факт диверсии не удалось, хотя основания к этому были. Бушуев пытался помочь, но в дело вступили иные игроки, которые продавили однобокое расследование. Дэн воспринял это как Божью кару, и в душе считал справедливым. Бушуев кричал, топал ногами, заставлял бороться, но не преуспел.

Вторым ударом стала «ошибка» главбуха – вместо аванса он перевел сто процентов предоплаты за материалы, а фирма оказалась однодневкой, и растаяла вместе с деньгами. Уголовное дело завели, главбуха таскали на допросы, потом освободили от подозрений, и тут он исчез вместе с семьей. Стало ясно, что против фирмы вышли серьезные игроки.

Дэн собрал у себя всех близких друзей – Бушуева, Сергея-детектива, второго Сергея – зама, Павла и Александра, программиста и полицейского. Мозговой штурм был направлен на выявление врага, перебрали всех конкурентов, никто из них такими методами не работал. Думали на криминал, но Сашка сказал, что среди бандюков сейчас нет таких, кто мог бы замахнуться на приличную фирму, так, шиномонтаж отжать, может быть. Остальные все давно во фраках и сидят высоко. Выпили по четыре чашки кофе, выкурили тонну сигарет. Ольга подавала кофе, морщилась от дыма, открывала балконную дверь, её не замечали.

Сергей-детектив косился на неё с предубеждением, у него в голове все крутилась мысль, но он никак не мог за нее ухватится. Ольга пригласила в кухню-столовую на ужин, поставила на стол вино. Стала рассказывать о поездке на море, жалась к плечу Дэна, изображая счастливую жену.

– Море, море, – что-то меня цепляет в этом, опять подумал Сергей. И ушел мыслями, когда он был на море с семьёй, лет пять назад, вот только когда искал Ксению, один, по побережью поколесил. Он загрустил, вспомнив, что в смерти девушки есть и его вина. Ксения, море, что же тут может быть связано с наездом… Она там жила, она была мошенницей, как её там звали – Кукла Ника? Они кидали людей разными остроумными способами. Боже! Да вот же оно – тот же почерк!

– Дэн, я понял, что мне напоминает эта ситуация, мне кажется, я знаю кто твой враг. Только вряд ли тебе будет приятно это слышать.

Они ушли опять в кабинет, где Сергей изложил свою идею. Дэн с ходу ушел в черный ментал, а Бушуев поверил, что в этом что-то есть.

– Хорошо, если вы думаете, что он мстит за Ок… Ксению, я поеду к нему. Пусть он меня убьёт, я хочу его увидеть.

– Сынок, такого дебила как ты, можно слепить только вручную. Ты поедешь, чтобы ему было проще тебя искать? – Бушуев побелел от гнева. – Надо строить защиту, искать поддержки у местных.

– Мы, конечно, поищем гастролеров, – задумчиво проговорил Санька, – но вряд ли что докажем. Очень уж ловко тебя слили – за две недели на два ляма деньгами, не считая лопнувшего контракта. Кто бы не был этот Ник, но он гений.

– Я виноват, и я сам понесу ответственность. Завтра же я лечу в Сочи. Саш, поехали со мной, мало ли на югах Ников. Твои коллеги, может быть, помогут, ну или хоть расклад дадут.

Глава 7. Лицом к лицу, и лица не увидать

Самолет заходил на посадку, над морем был легкий туман, город был в дымке. Но море приковывало взгляд своей синевой. Пассажиры, наверное, последнего сентябрьского заезда, ерзали в нетерпении. Дэн, который все два дня сборов держался холодно, как и всегда теперь, чувствовал уже привычную ноющую боль в сердце. При виде волн, сверху так медленно-медленно накатывающих на берег, воспоминания вспышками затопили душу. Вот они плавают в море в Судаке, он ловит холодную от воды девушку, и целует солёные губы. Вот они бегут по пляжу, смеясь и падая на песок, вот Оксана, легкая как перышко, вприпрыжку бежит к нему по лестнице, а он ловит её внизу.

Пришлось сжать зубы и подышать глубоко-глубоко. И запретить себе вспоминать, запретить думать. Зачем он едет сюда? Зачем ему какой-то мафиози, явно же насильно использовавший девушку в своих делишках? Насколько он помнил Оксану, она не была стервой, а просто хрупкая беззащитная лодчонка в гремящем горном потоке. К тому же, в глубине души он не верил в это – ему казалось, что над ним посмеются – и все эти истории не имеют отношения к его… нет уже, не его Оксане, да и не Оксане, а Ксении. Так зачем он едет к Нику? Он же сам считает месть справедливой, и он же знает, что это не смертельно, да по фирме ударили, да ударили крепко, но она выстоит – у него есть еще стратегические планы, намётки. Только… нет куража, нет стимула. Нет желания жить, и если бы не друзья, которые полностью зависели от благополучия фирмы, он бы все продал, и уехал, в тайгу куда-нибудь.

Поселились они не в Сочи, а в Адлере, старинный санаторий Южное взморье, с новыми современными корпусами был выбран помощником. Дэн вообще не интересовался мелочами. Они заселились, пообедали в золотом зале для вип-клиентов, где приятно удивило разнообразие и шведский стол, много богаче турецких пяти звезд. Санаторий имел роскошный парк, с несколькими реликтовыми платанами, множество можжевеловых деревьев, от чего запах в парке стоял потрясающий – море и можжевельник. Море и можжевельник… точь-в-точь, как на той прогулке по Голицынской тропе в Крыму. Опять сжало сердце, он махнул головой и пожалел, что не выпил бокал вина за обедом. Парни ушли купаться, а он увидел на берегу бар, с открытой террасой. Сел за крайний стол, и попросил сразу двести грамм коньяку. Солнце садилось, ветер стал прохладным, он замерз в шортах и футболке, все же вторая половина сентября здесь уже не лето. Он задумчиво смотрел на море, над головой то и дело ревели самолеты, заходящие через пляж на посадку в Адлере, но разве он их замечал?

Рядом плюхнулся Сергей, помощник. Его волосы были мокрыми, лицо обеспокоенным.

– Босс мы вас ищем уже час, хорошо я краем глаза увидел через эти растения. – Открытая терраса была увита каким-то вьющимся растением с резными листьями.

– Сашка поехал к своим коллегам, сегодня велел отсыпаться, все-таки разница во времени, и встали мы в три, и просил не бухать сильно, а на завтра он нам организует встречу. -Показалось, или в голосе помощника прозвучал упрек? Он кинул взгляд на стол – все прилично, сыр, лимон, бокал от коньяка. Два предыдущих милая девушка Анжелочка уже унесла.

– Завтра? Ты так уверен, что этот хмырь нас примет? Прям завтра?

– Какой хмырь? Он имел ввиду своих коллег, для консультации.

– Жаль, мне уже тут дерьмово, я бы улетел домой.

– Так может отменим всё и вернемся? Добра от этого не будет, да и мы на их земле – тут нас вывезти и кинуть в море, как два пальца об асфальт.

– Закажи себе выпить, и отстань от меня.

Подошла официантка, предложила Сереге меню. Высокая девушка, с волосами, уложенными на макушке в изящную ракушку, тонкой шеей, и очень правильной речью, не свойственной южанам. Серега тут же сделал стойку, и начал строить глазки, пытаться втянуть ее в разговор. Дэн с пьяным сарказмом наблюдал за этими потугами, и был рад, когда у помощника ничего не вышло. Они сидели еще долго, Дэн выпил поверх коньяка пару чашек кофе, и теперь сон ему не грозил.

Серега пил пиво, заказывая по одному стакану, потому приглашал Анжелу каждые двадцать минут – он уже перепробовал креветок и варёных, и жареных, и сухарики, и сырные палочки, если б креветки не были такими мелкими – давно б лопнул. Каждый заказ сопровождался комплиментами, когда девушка приносила блюда пытался взять прямо из рук, так, чтобы коснуться руки девушки. Видно было, как ее это раздражает, но девушка была на высоте – сдержанная, отстраненная, она выполняла свою работу с дежурной полуулыбкой.

Уже стемнело, когда вернулся Александр, довольный и слегка выпивший.

– Ну что, все на мази, завтра в 12 утра встречаемся с местным начальником оперативного отдела в ОБЭПе, он обещал рассказать, что знает. Пришлось показать бумаги, что мы завели дело по факту мошенничества. Прошу лишнего не болтать, слушаете и молчите. Вопросы я буду сам задавать. Вау, какая прелесть! Чур, эта будет моя. – Этот ловелас заметил подходившую Анжелику.

– За мной будешь, я здесь первый! Третий час окучиваю! – возразил Серега.

– Ну, это мы еще посмотрим, давай пари!

Дэну было стыдно, что девушка слышит, как на нее заключают пари, а эти олухи даже не догадываются понизить голос. Анжела поставила перед Сергеем стакан пива, заменила пепельницу. Сашка, быстро заглянув на бейджик, включил свой бархатный охмурятор.

– Анжелочка, будем знакомы, меня зовут Александр. А что вы можете мне порекомендовать из блюд?

– Меню перед вами. Вы готовы сделать заказ? – Её выдержке бы позавидовал восточный боец.

– Ах, неужели вы мне не подскажете, что у вас самое вкусное?

Надо сказать, что и Александр, и Сергей – оба высокие стройные блондины, привыкли к женскому вниманию, и этот спор у них не был первым. Поэтому, два подвыпивших плейбоя были уверены в своей неотразимости, и не собирались сдаваться. Дэну надоели эти петушиные бои, и он вернулся в номер.

На завтраке обоих красавчиков не было, Дэн завтракал один. В одиннадцать он решил найти своих товарищей, пора было выдвигаться на встречу. Нашел он их обоих в том же баре, куда каждый явился с самого утра – победа в споре, видимо что-то значила.

– Мужики, ну это уже не смешно. Мы здесь по делу, вы не забыли?

Поле боя павлины покинули без радости, девушка никому не отдала предпочтения, более того, у нее был местный парень, и игрушкой на час для залетных мажоров она стать не стремилась.

На встречу в небольшое кафе рядом с городским УВД приехали заранее, расселись за столом, заказали кофе, и стали ждать оперативника. Тот явился с небольшим опозданием, загруженный и какой-то усталый. От кофе не отказался, и попросил быстро принести ему комплексный обед.

Пока ждали заказ, он осмотрел всех троих, и начал разговор.

– Почему вы интересуетесь именно Николаем Костаниди? Дело в том, что он давно убит, года три-три с половиной назад, при разборках в Московской области. В свете этого ваш интерес подозрителен? Раздел сфер влияния?

– Упаси Бог, у меня строительный бизнес, в Сибири. Был наезд, с обрушением крана на стройке, потом увод денег из фирмы. У меня есть основания полгать, что это дело рук известного господина.

– Ну, если вы по тому делу, что возбуждено в Красногорске, то увы. Господина Костаниди нет в живых. Могу дать адрес кладбища, братки их привезли всех сюда, на городском кладбище огромный памятник из черного гранита. Ищите врагов в другом месте. А почему вы решили, что это он?

– У него работала девушка, может в курсе, прозвище Кукла. Это моя бывшая невеста, она погибла, и после её смерти начались неприятности на фирме. Мы полагали, это месть.

– Кукла? Да, слухи ходили, но в поле зрения не попадала. Последняя афера Костаниди была с землей на побережье, он скупил тут огромные территории, сейчас, в связи с подготовкой к Олимпиаде, он бы озолотился. Но все получили его наследники, вот там была какая-то женщина. Но она здесь никогда не жила, полька из Украины. Второй наследник – его заместитель по охранному агентству, Максим Авдеев, они из одного детдома. У него, как я понимаю, к вам никаких вопросов быть не может. Поэтому накопать здесь вы ничего не сможете. Авдеев сейчас зам генерального акционерного общества, какие-то там технологии. Строят отели на той самой земле, уважаемый человек, вхож во все высшие круги.

Дэн все же поехал на кладбище, постоял перед помпезным памятником из черного мрамора, изображающим Костаниди в полный рост, с упрямым взглядом из-под бровей и силуэтом гор на заднем плане. Что хотел Дэн от него услышать? Всё, всё напрасно.

Вернувшись в гостиницу, достал из бара бутылку виски, включил телевизор. Мужики сперва пытались его разговорить, потом ушли, явно в бар, продолжать борьбу за девушку. Дэн пил без закуски, один. Курил на балконе, ушел, потому что начали ругаться соседи. Опять пил и думал.

В темноте уже решил прогуляться, надо было забрать парней из бара, заказать билеты и возвращаться домой. Почему-то от мысли о возвращении сердце сжималось, и хотелось завыть. Он бродил по темным аллейкам, выбирая самые пустынные. Неожиданно, его с обоих сторон подхватили крепкие руки.

– Тихо, господин Нейман. С вами хотят поговорить. Вы сейчас молча и спокойно идете с нами, садитесь в машину, и мы едем. Потом мы вернем вас сюда же.

Парни были в белых брюках и черных рубашках-поло, в темных очках, и вели его довольно быстро. Кричать было глупо, страха, что его убьют не было. Может, он где-то в душе на это надеялся, заплатить по счетам, и не мучаться, задыхаясь от боли по ночам.

В машине его усадили на заднее сиденье, профессионально быстро проверив наличие оружия, стиснули широкими плечами с обоих сторон. На выезде из города велели завязать глаза. Ехали долго, но судя по количеству поворотов – просто крутились, чтобы он не мог определить местоположение. Машина затормозила, въехала во двор. Охранники вышли, и придержав дверь, велели выходить, не снимая повязки.

Они вошли в дом, его вели так же под локти, потом он услышал стук в дверь и голос:

– Босс, мы его привезли, как вы сказали. – Ответа он не услышал, но его ввели внутрь, усадили на кресло и сняли повязку.

Он увидел кабинет, погруженный в полумрак, на столе стояла лампа, в лучших традициях допросов НКВД, направленная ему в лицо. За лампой кто-то был, но разглядеть лицо было невозможно.

Хриплый и какой-то скрипучий шепот отпустил охранников, и когда двери закрылись, спросил у Дэна.

– Ну, и зачем ты приехал?

– Я хотел встретится с Ником Костаниди.

– Я слушаю тебя, встретился, и что? – В голосе был слышан сарказм, и какое-то презрение.

– Вы? Мне сказали, что вы умерли, я был на кладбище…– Дэн растерялся, он ожидал всего, только не разговора с «покойником».

– Я умер, но как видишь восстал из мертвых, чтобы получить у тебя ответ. Так скажи мне – почему?

– Что почему?

– Почему ты убил её? Ты же вроде как «любил» её? Она же, как собачонка за тобой побежала, декабристка блин, в Сибирь. Она же тебе все отдала, душу, жизнь, деньги? Тебе было мало? – На столе мелькнули руки в черных перчатках.

– Я…я… не убивал. Хотел отмстить, они моего брата убили, надо было остановиться, а я … не смог. – Оправдываться в том, в чем сам себя признал виновным, было глупо.

– Что – именно Оксана? Убила твоего брата? Сама, своими руками? Как ты её, сам своими руками толкнул в эту реку? Я знаю все обстоятельства того дела, всегда знал. Девчонка – лохушка, мимо проходила. Бежала всю жизнь, как черт от ладана. Признайся, бабла стало жалко? Ты ж ведь, сука, не пришел, не сказал глаза в глаза, когда узнал. Не спросил, не поговорил. Ты ж год знал, с ней спал, а сам готовился, чтобы наверняка уничтожить. Ну как, как они тебе, эти иудины бабки? Спишь, говорю, хорошо, тварь?

Дэн давно уже корчился от боли в кресле, а голос все шептал и шептал, скрипел прямо в мозгу, ввинчиваясь в сердце.

– Не вздумай мне тут сдохнуть, мразь. Монте-Кристо, блин, сибирского разлива. Что ты хотел от меня? Что я хотел, я забрал. Ты взял чужое – чужую женщину, но не сберег, за это заплатил. И еще заплатишь. А ты-то зачем приехал?

– Сдохнуть, я уже хочу только сдохнуть.

– Так петля в руки, и вперед. Или ты и это хочешь чужими руками получить? Нет, я руки об тебя марать не буду. Живи, тебе жить будет больнее, чем сдохнуть. И помни. Помни.

Хозяин кабинета нажал видимо какую-то кнопку, потому что в кабинет вошли двое его сопровождающих.

– Увезите его, да высадите на пляже, где-нибудь километров за десять до города. Пусть погуляет, сучонок, проветрится, а то бухать много ума не надо.

Дена подняли, потащили к дверям, он почти не мог шагать.

– Да, капелек ему там накапайте, чтоб не откинулся. И забудь, сучонок, сюда дорогу, что видел или слышал меня. А то я ведь не всегда буду такой добрый, могу и похуже наказание выдумать. – За спиной раздался кашляющий смех.

Кто-то подал стакан, остро пахнущий валерьянкой, глаза опять завязали, обратную дорогу Дэн не помнил, голова кружилась и все плыло, настигло сразу все, и откат, и опьянение, и успокоительное.

Высадили его на берегу, на какой-то валун.

– Вон, огни, видишь? Это город, пойдешь туда, к утру дойдешь. – Чужие руки вынули из кармана телефон, закинули в море.

– Мужики, кто это был? Ник? Костаниди? – Озноб бил ослабшее тело, голос вздрагивал, руки ходили ходуном, как у старого алкаша.

– Ты че несешь, пьянь? Не знаем мы такого, а кто был – не твое дело. Сказали гулять, иди гуляй, как бы хуже не было.

Дэн так и сидел, свесив голову на грудь, пока охранники садились в машину, потом машина отъезжала, и звук мотора исчез вдали. Потом остались только волны, прохладный сентябрьский ветер, ночь и он. Он сидел долго, глядя в ночное море, пока не ушла дрожь и не успокоилось сердцебиение, потом почувствовал, что совсем замерз. Похоже, у Оксаны были еще покровители, если это не Ник. Думать об этом не хотелось. Он встал и побрел по прибою в сторону города. Потом увидел, что к берегу подходит дорога – вышел на дорогу, пошел вдоль нее. Машин было много, для ночного времени, но никто не останавливался. Дошел до заправки, там попросил вызвать такси. В гостинице был перед рассветом, думал, друзья ищут в панике – однако все было спокойно, никто его не терял.

В номере включил чайник, заварил кофе из набора пакетиков на столе – оказался жуткий, приторно сладкий, три в одном. Выпил, скривился, но хотелось пить и согреться. За ночную дорогу все мысли из головы выдуло, было пусто. Везде пусто – на душе, в голове, в сердце. Встал под горячий душ, уперся лбом в стену и закрыл глаза.

Глава 8. Опять новое лицо

Новый дом Ксении располагался в испанской Хавее, с одной стороны был зажат пляжем, с другой – улицей, являющейся автострадой. В городе проживало множество иностранцев, по крайней мере, английская речь звучала повсюду, и практиковаться в испанском особой необходимости не было. Тем более, здесь еще в ходу был валенсийский язык, в корне отличающийся от испанского. Местное население не особенно любило приезжих, Ксения неоднократно обнаруживала брошенные на ее участок из машин бутылки. Учитывая, что более нигде она подобного не видела, это было демонстрацией неприятия. Кроме этих мелочей, досадных, но не существенных, в ее жизни больше не было неприятностей. Зато была тоска по родине, иногда так хотелось брусники, моченой как у мамы.

Примиряло с жизнью только море – оно захватывало весь горизонт, хоть с террасы, хоть с пляжа. Спуск на пляж был обрывистым, там была выстроена деревянная пологая лестница, в городе были другие пляжи, намного лучше, поэтому у ее дома людей на пляже почти не было. Она могла гулять босиком, загребая тонкий песок пальцами, сидеть в прибое, или даже плавать голышом. Разве что из соседних коттеджей кто-то мог увидеть, но пока там не было никого. Сезонное жилье и люди появятся летом.

Осенью начались шторма – сперва это зрелище восхищало, потом стало надоедать. Ветер, ветер, белые буруны, день и ночь с грохотом обрушивающиеся на берег. Однажды, ночь напролет без сна слушая шум волн, Ксения поняла, что должна уехать. Хоть куда, лишь бы там были люди. Нормальные люди, кроме охранников и домработницы.

Она решила поехать в Барселону, пока еще живот не слишком мешает передвигаться, осмотреться, посмотреть город и достопримечательности, выспаться в отеле, походить по магазинам. Охранники не возражали, молча поехали с ней. Но за эти два месяца, она уже привыкла к ним, как к «любимой» мозоли.

В Барселону к ней приехал Ник, как всегда в сопровождении Макса, охраны. Ксения не заблуждалась, что ему все докладывают – но было жаль, что он явился так быстро. Вопросов, наученная прошлым, не задавала.

Ник встречался с партнерами, это были немцы и итальянцы, жившие в том же отеле. Ксения сопровождала его, однако он не представил её своей женой, как пугал раньше. Представил личным помощником, немного переводов, а в основном – компания на посиделках, шикарная женщина в шикарных шмотках. Привычно для себя, она легко вошла в роль светской пустышки, глубокомысленно смотрела в глаза, красиво поправляла волосы, привлекая внимание к изящным рукам, кокетливо прикусывала губку. Улыбалась, принимая комплименты, и почти всё время молчала. Пьяные фирмачи велись на её игру, жали ручку, и приникали к ней мокрыми поцелуями. Несмотря на подобранное свободное платье, было уже заметно, что она беременна, и такое внимание неприятно изумляло.

Ник был очень доволен встречей, её успехом, полученными скидками. Они ужинали в номере Ника, тот был весел, как всегда, шипел и язвил, но было ясно, что он ещё чем-то ужасно доволен. Оба сидели, переглядывались и ждали вопросов. «Да пошли вы!» думала Ксения и не задавала вопросов, а всё трещала о своем, о девичьем.

– Я нашла вакансию, в моем же городе, в отеле требуется менеджер для работы с клиентами, я думаю попробовать. Там нужен русский и английский, у меня есть шанс. – Она говорила легко, как о пустяках, но сама в страхе замерла, ну как не позволят? А так хотелось жить как нормальный человек.

К ее удивлению, Ник вообще не отреагировал, а Макс только подмигнул. Неужели удача! Не тут-то было.

– Пока у тебя нет разрешения на работу и какого-то определенного статуса. Завтра встречаемся с твоим женихом. Молодой непонятый художник, Игнасио Вальдес, хочет уехать в Америку, но денег нет. Вы расписываетесь, он получает деньги и сваливает. А ты становишься сеньорой Вальдес и гражданкой этой прекрасной страны. Кстати, здесь не принято менять фамилию в браке, официально в документах ты будешь Вальдес-Войцеховская. Но это только в юридических документах, обычно можно использовать только первую фамилию. Короче, все сложно. Когда все бумаги будут готовы – делай что хочешь. Развод возможен не ранее пяти лет, рисковать не нужно. Так что, готовься к свадьбе, невеста!

– И сколько запросил мой женишок? – едко усмехнулась Ксения, уже возненавидевшая этого мачо.

– Не переживай, расходы покрыл твой бывший. Полностью. – Говоря это Ник пристально следил за реакцией девушки. Но ей удалось выдержать лицо, и он довольно хмыкнул.

– Ну что ты хочешь видеть? Что я его ненавижу? Нет, я его люблю. Он меня нет. Сколько ты у него отнял? – Даже говорить смогла легко, хотя горечь и захлестнула горло.

– А сколько стоит твоя жизнь, детка? – Ник уже немного злился, но на маске шрамов определить что-то было невозможно.

– Солнце, Ники, неужели ты меня все-таки ревнуешь, может ты еще скажешь, что любил меня? – Она томно прикусила палец, и состроила Нику самые влюбленные глаза. Не удержалась, и засмеялась.

– Наглая, глупая, как тебя не любить, ты просто рвешь мне сердце, своей наивностью. – Смех Ника стал более нормальным, но совсем тихим. Господи, что творится! Бешеный Ник научился смеяться!

На регистрацию брака в магистрат она оделась как настоящая невеста, и несмотря 5-ти месячную беременность, выглядела отлично. Игнасио (хорошо, что не Хуан Карлос, а то бы ржала всю регистрацию), оказался совсем молодым парнишкой, кудрявым и смуглым, гибким и белозубым. Такого легко представить на доске для серфинга, или в рекламе дезодоранта. Судя по тому, как он успел пожать и задержать в руке ее ладошку, парень был еще тем бабником. Первоначально они долго и нудно подписывали брачный контракт, в котором было предусмотрено буквально все. Потом юноше перечислили деньги – он проверил поступление, показал большой палец. И подмигнул Ксении, по-хозяйски беря ее ладони, и прикасаясь к ним губами. И поцелуй в магистрате был далеко не невинным, она, ожидая дежурного «чмока», подставила лицо, но Игнасио лихо прижал Ксению к себе, опустив руку практически на з.. пониже спины, и неожиданно властно впился в губы. Ее рывок назад позволил ему притиснуть сильнее и углубить поцелуй. Отпустив обалдевшую Ксению, он лихо ей подмигнул.