Loe raamatut: «Закат Пятого Солнца», lehekülg 56
38. Битва при Отумбе
И вот они, наконец, стояли на самом пороге долины Отумбы, за которой начинались земли дружественной Тлашкалы. Последний поворот и она откроется перед глазами…
То, что предстало глазам измученных конкистадоров, выглядело несомненным смертным приговором. Казалось, вся долина была заполнена воинами ацтеков. Глаза не могли охватить эту гигантскую армию, собранную, наверное, со всех подвластных им земель. Разум также не мог оценить размер этого воинства. Сколько там солдат? Пятнадцать тысяч? Двадцать? Тридцать? И они все продолжали прибывать. Испанцы видели тонкие ручейки людей, со всех сторон стекающиеся в долину и вливающиеся в волнующееся море ацтеков.
Картина была грозной и ошеломляющей в своем ужасном великолепии. В лучах солнца снежной белизной сияли тысячи простеганных панцирей из хлопка, трепетали на ветру перья и сверкали бесчисленные золотые украшения, надетые воинами ацтеков. Они великолепно нарядились. Еще бы, наверняка верили, что сегодня день их великого, несравненного триумфа. Пришел день, когда их беспощадные и алчные до человеческой крови боги насытятся. Пришел день, когда дело, начатое в Теночтитлане, будет завершено. И каждая рука в этой гигантской армии была вооружена – сжимала дубину, топор, копье, пращу или лук…
По нестройным рядам испанских солдат прошел тревожный шепот. Кто мог надеяться не то что победить, но хотя бы попытаться прорваться через преградившую спасительный путь армию? Конкистадоры оказались в безвыходном положении и теперь ждали, какое же решение примет предводитель. Кортесу верили как самому себе, даже больше, чем себе, поскольку знали, что он найдет выход там, где любой другой человек окажется бессилен.
А Фернана постепенно стала затапливать глухая ярость. Она поднималась из глубины души все выше и выше, не находя для себя выхода. Ацтеки… Столь многочисленные, столь горделивые, надменные и самоуверенные. Они собрались внизу и ждут крошечный испанский отряд так снисходительно, можно даже сказать, благодушно. Они ведь знают, что у конкистадоров нет другого пути – повернув назад, они попросту сдохнут через пару дней от голода и усталости. И потому дикари сползлись сюда из самых разных уголков, почуяв сладкий аромат триумфа, потому они нарядились столь великолепно, заранее готовясь праздновать великую победу. Они, видимо, ждут, что испанская армия сама упадет им в руки, как спелый плод? Надеются, что белокожие чужеземцы сдадутся и чуть ли не по доброй воле двинутся в города ацтеков, где с радостью позволят себя зарезать на нечестивых жертвенниках?!
Фернан пребывал в таком бешенстве, что готов был чуть ли не бегом кинуться вниз по склону, чтобы как можно быстрее добраться до этих наглых дикарей. Забыли, мерзавцы, сколько мужчин похоронили по всей стране? Забыли, как униженно просили пощады, как заискивали, предлагали мир, подносили баснословно щедрые дары? Забыли, как стоит бояться непобедимых испанских воинов?! Пришла пора освежить память этим подлым негодяям!
Руки потянулись к оружию. Фернан знал, что два клинка сослужат ему хорошую службу, когда он ворвется во вражеские ряды. Усталости, уныния, разочарования, голода и боли как будто больше не существовало. Весь мир заиграл красками гнева и ярости. Он в одиночку перебьет не одну сотню врагов!
Себастьян наблюдал картину, сулившую им всем вечный покой, достаточно спокойно. Нельзя сказать, что страх был ему совершенно неведом, но он умел подавлять его усилием закаленной воли. Риос полагал, что испанский кабальеро должен уметь побеждать любого врага. И нет разницы, будет ли это французский солдат, немецкий ландскнехт, ацтекский воин, мусульманский пират. Или же глубоко засевший страх, ледяными щупальцами осторожно расползающийся по телу, сжимающий горло, подбирающийся к самому сердцу.
Он, пока еще было время, начал туже перевязывать раненую ногу. В бою повязки менять будет уж точно некогда. Затем снял с плеча арбалет и протянул его израненному солдату, стоящему в глубине строя. Сам же вытащил меч из ножен, крепче стиснул пальцы левой руки на ремне щита. Как будто бы к битве готов.
Рядом с ним поспешно готовился к бою силач Кристобаль де Олеа, который вытащил Фернана из воды во время отступления из Теночтитлана. Он резкими движениями поправлял кирасу и шлем, до половины вытаскивал меч из ножен, проверяя – легко ли тот ходит? И все эти судорожные приготовления сопровождались бесконечными комментариями.
– Проклятые дьяволопоклонники! Помоги нам Сантьяго. Ничего, сейчас отведают толедской стали, мерзавцы кровожадные! Господи, хотя бы мне довелось снова увидеть моих малюток. Долорес на Кубе уже и ребеночка родила. Да уж, Себастьян. Сюда бы сейчас нашу славную терцию. Мы бы показали этим нехристям, как воевать нужно.
Кристобаль был далеко не одинок в своих бурных излияниях. Вокруг хватало солдат, которые свои приготовления сопровождали то самыми горячими и искренними молитвами, то самой неслыханной и виртуозной бранью. Попадались и такие, у кого мольба и ругательство причудливо смешивались. Кто бы мог сказать – летят проклятия в адрес ацтеков или этими словами поносят господа, допустившего такую гибельную ситуацию?
Кортес остался, пожалуй, единственным, для кого зрелище бесчисленной неприятельской армии не стало поводом ни для страха, ни для гнева, ни для особого удивления. Чего-то подобного и следовало ожидать. Слишком уж долго они обходили озеро, стараясь выйти подальше от Чолулы. Наверное, скороходы из Теночтитлана побывали во всех окрестных землях и приказали местным племенам собрать солдат, чтобы не пропустить конкистадоров в Тлашкалу.
Как только Кортес увидал войско ацтеков, то он тут же отвернулся от этой грозной картины. На что там смотреть, зрелище, открывавшееся в долине, было и так ясным, как белый день. Враги быстро сумели собрать по-настоящему огромную армию. И не столь уж важно, двадцать ли там тысяч или пятьдесят. По сравнению с его ничтожным отрядом это в любом случае в десятки раз больше. Эрнана Кортеса сейчас интересовали в первую очередь подчиненные. Какую реакцию вызвала у них картина вражеского воинства?
Генерал-капитан взобрался на обломок скалы, откуда так удобно было охватить взглядом своих бойцов, и взор его скользил по рядам солдат. В чьих-то глазах он видел растерянность и даже панику, в других – усталость и обреченность, но во многих постепенно стал разгораться азарт нетерпения от предчувствия скорой битвы. От его цепкого внимания не ускользнуло пламя гнева, бушевавшее в глазах у самых отчаянных, в том числе и у Фернана. И над всем этим разнообразием написанных на лицах чувств доминировало ожидание. Конкистадоры ждали, какое же решение примет их командир.
Кортес не медлил – тут же посыпались распоряжения, призванные упорядочить отряд и подготовить его к битве. Тяжелораненым пришлось покинуть седла – конница сейчас нужна была в бою. Пока войско строилось, Кортес вскочил на коня и подъехал к Фернану со словами:
– Фернан, твое место рядом со мной. Вот этот скакун будет тебе верным другом в предстоящей битве. Я очень на тебя надеюсь!
В этом определенно был смысл. Фернан еще на Кубе показал себя великолепным наездником, к тому же, он оставался одним из немногих, кто сохранил шлем, стеганку и кирасу. Доспехи окажутся истинно бесценными во время конной атаки.
Слова Кортеса как будто вырвали Гонсалеса из той пучины ярости, в которой он тонул. Фернан вскочил в седло. Обжигающее нетерпение кололо кожу, сводило судорогами суставы, топорщило волосы. Скорее бы ринуться в атаку! Правая ладонь намертво вцепилась в древко копья. Привычные приготовления вернули хладнокровие и рассудительность, уняли возмущение. Фернан снова начал думать разумно. И первая мысль была о том, что навстречу кавалерии наверняка устремится настоящий ливень стрел и дротиков, а у него нет щита.
Как будто прочитав его мысли, один из пеших солдат подал Фернану щит. Тот машинально взял его, поблагодарил и осмотрел. Гонсалес не знал – смеяться ему или плакать? Действительно, Фернан не мог взглянуть на этот щит без слез. Представлял он собой, по сути, просто две доски, скрепленные между собой, причем были они немного разной длины и ширины. Однако конструкция оказалась прочной, да и ремни на внутренней стороне держались надежно. Это было лучшее из того, что сумели соорудить солдаты прямо во время одного из привалов. Ладно, не стоило сетовать на судьбу.
Фернан, сидя на коне, осмотрел своих боевых товарищей. Солдаты деловито и без лишней спешки готовились к сражению. Понимая, что избежать столкновения невозможно, они, похоже, выбросили из головы мысли о подавляющем преимуществе ацтеков. Никто не впадал в панику. Пехотинцы строились, проверяли оружие, стрелки заряжали арбалеты. Конница собралась возле Кортеса. Фернан пересчитал всадников – двадцать три человека. Ничтожная горстка людей по сравнению с бескрайним морем неприятелей.
Эрнан Кортес осмотрел своих конкистадоров. Ну что же, их не так и мало – чуть более четырех сотен пехотинцев, по-прежнему вооруженных прекрасным оружием. Почти с такими же силами он когда-то начал экспедицию. Правда, тогда отряд вез с собой десяток пушек, а сами солдаты были свежи, голодны до побед и уверены в себе. Теперь же ему не насчитать даже полусотни, которые бы не были ранены и уж точно поголовно все до крайности устали, проголодались, да к тому же страдают от жажды и недосыпания.
Позади испанцев строились тлашкаланцы. Их количество постепенно уменьшалось в последние дни. Голод и ранения губили самых ослабевших. Некоторые дезертировали. Но все равно союзников насчитывалось еще около семи сотен. Сейчас на счету каждый человек. Генерал-капитан знал, что воины Тлашкалы будут стоять насмерть. В плену у ацтеков их тоже не ждет ничего хорошего.
Эрнан Кортес видел, что глаза всех солдат прикованы к нему. Пришло время найти те слова, которые выжгут разочарование и неуверенность из душ его бойцов. Нужно, чтобы они ощутили себя необоримо грозной силой.
– Мои храбрые воины! Поражение в Теночтитлане было ужасным, меня душат горечь и стыд из-за того, что нам пришлось отступать. Но всем вам памятны наши многочисленные громкие победы! Их не счесть! Впереди ждет огромное вражеское войско…
Кортес привстал на стременах и указал клинком меча вперед, в долину, после чего продолжил:
– Зря они стали нас преследовать! Пришло время показать дикарям, что им стоило удовольствоваться своим недавним триумфом. Ей-богу, они уже исчерпали весь свой запас везения. Я смотрю на вас и вижу истинный цвет испанской нации. Любой из вас стоит сотни ацтеков. Наша сила не в порохе и не в пушках… – Кортес высоко поднял меч вверх. – Наша сила – это клинки толедской стали в руках у лучших в мире воинов. Мы не имеем права опозорить нашу Родину. Испания будет нами гордиться! За мной!
Кавалерия начала свой спуск в долину. Уклон был небольшим, как раз таким, который помогал набрать убийственное ускорение. Слитный стук копыт отдавался в ушах, заставляя все быстрее биться сердце. Но даже этот звук не мог заглушить воинственные вопли ацтеков. Те, похоже, так уверовали в себя, что даже атаки испанской конницы не опасались. Так как не собирались подпускать наездников вплотную к себе.
В уши конкистадорам ударили крики, наполненные торжеством. Эти звуки еще не успели смолкнуть, как туча стрел и камней взмыла над огромным войском и по дуге стала опускаться на маленькую кавалькаду. Самая настоящая лавина снарядов, столь плотная, что в просветах между ними почти не было видно неба. Фернан стиснул зубы и затаил дыхание, сгруппировавшись в седле и стараясь как можно лучше прикрыться щитом. Такой ливень должен смыть их всех до одного, просто-напросто похоронив под тысячами стрел…
Фернан прижался к шее коня, опустив голову и молясь о чуде. Удары забарабанили в щит, мимо, совсем рядом с телом, пролетали стрелы, одна из которых прочесала по плечу. Камень попал в колено – нога моментально онемела и потеряла чувствительность. Фернан зарычал сквозь зубы. Лошади шарахнулись, послышалось болезненное ржание, кто-то громко выругался по-испански. Но потом раздался крик Кортеса:
– Сантьяго!
Этот клич поддержал сначала один, затем второй, третий, четвертый всадник… Святого Иакова, чьи мощи хранились в городе Сантьяго-де-Компостела, веками считали покровителем Испании. К нему обращались христиане, выходя на бой против захватчиков-мавров. Теперь же на его помощь рассчитывал маленький отряд, затерянный на бескрайних просторах Нового Света.
Эрнан Кортес поднял голову и понял, что святой покровитель вновь не оставил испанцев. Гроза прошла стороной. Кавалерия не потеряла ни одной лошади. Наездники, несущиеся галопом, через несколько секунд должны были врезаться во вражеские ряды.
На самом деле ацтеки просто просчитались… Они, в отличие от тех же тлашкаланцев, еще ни разу не сталкивались с конницей в открытом бою, и не ожидали от нее такой скорости. Огромное количество стрел и камней, взмыв по дуге, стали падать на землю уже за спиной у подскакавших совсем близко всадников. Буквально несколько десятков снарядов достигли цели, но никого не убили, нанеся лишь ранения.
Ацтеки снова лихорадочно натягивали луки и раскручивали пращи, но времени им катастрофически не хватало. Спустя несколько ударов бешено колотящегося сердца конница врезалась в ряды индейцев. Плотно стоявшие шеренги пеших солдат не успели расступиться. Грозная испанская кавалерия вошла в них, как в податливую воду.
Конь Фернана грудью расчищал себе дорогу, разбрасывая ацтеков направо и налево, а всадник без устали колол врагов копьем. Слаженный удар наездников был сокрушителен – полсотни индейцев погибло почти мгновенно, сбитые с ног, растоптанные, пронзенные пиками и зарубленные мечами. Похоже, они не ожидали от испанцев такой дерзкой и стремительной атаки, слишком полагаясь на численное преимущество и на стрелков.
А Кортесу не изменило хладнокровие. Он прекрасно рассчитал направление движения и уже вел всадников за собой, стремясь вырваться из тесных вражеских рядов. Конница повернула направо и по широкой дуге стала выбираться на свободное пространство с тем, чтобы набрав скорость, снова обрушиться на ацтеков.
Вот толпы индейцев оказались позади. Фернан все еще до конца не верил в то, что остался жив. Он оглянулся, и в первое мгновение душу захлестнуло торжество – кавалерия прошла как лавина, оставив после себя широкую полосу убитых и искалеченных людей. Ничто не могло ее остановить! Но буквально через десять секунд ряды ацтеков сомкнулись. Не осталось и следа от сокрушительной атаки. Неприятельская армия катилась вперед волнами, затопляя долину, грозя покрыть собой всю низменность от края до края. Индейцы казались бесчисленными…
В этот миг наездники узрели, какое испытание выпало на долю пешего отряда. Готовясь к атаке, пехота плотно сомкнула ряды, и теперь стало наглядно видно, как мало в этом квадрате людей. Ничтожная горсть солдат, почти поголовно израненных и очень утомленных. Сзади к испанскому отряду примкнули уцелевшие индейские союзники. Фернану из седла открывался прекрасный обзор, и он ясно видел осунувшиеся лица, повязки, стягивающие груди, руки, животы. Сами эти бинты были грязно-бурого цвета от проступавшей крови.
Лишь клинки мечей и острия копий оставались единственными светлыми пятнами в этом мрачном отряде. В прямом смысле – они сверкали в лучах солнца, разбрасывая во все стороны сотни солнечных зайчиков. Да и в переносном тоже – слова Кортеса врезались в память конкистадоров. Что, как ни стальные мечи и копья, даровало им почти все победы? Сегодня это оружие было их последней надеждой.
Пехотинцы построились, выставив стену щитов и ощетинившись копьями.
На них неслась толпа ацтеков. Атака многократно превосходящего войска выглядела даже более смертоносной, чем ливень стрел, который только что довелось пережить наездникам. Отряд конкистадоров стоял неподвижно и, казалось, в мгновение ока будет растоптан. Вот волна индейцев накатилась на испанцев и застопорилась. Передовые линии погибли от длинных копий в мгновение ока, но сзади напирали все новые и новые ацтеки и в итоге конкистадоры оказались стиснуты с трех сторон. О том, чтобы продвигаться вперед, не могло быть и речи.
«Дай бог, чтобы пехота сумела устоять на месте» – мелькнуло в голове у Фернана.
Кавалерия металась по полю, опрокидывая и уничтожая все новые отряды, которые рвались к квадрату испанских солдат. Но и она не могла успеть повсюду. Пехота оказалась в критической ситуации. Ацтеки навалились огромным числом и наседали с каждой секундой все сильнее. На место убитых индейцев прибывали все новые. Такая огромная толпа создавала невероятное давление. Казалось, что это давит огромный пресс, устоять под напором которого невозможно. Но испанская пехота недаром прославилась в Европе – конкистадоры как будто вросли в землю, с мужеством отчаяния отбиваясь и множа горы вражеских трупов у своих ног.
Закаленные солдаты показали, сколь много означает дисциплина. Они сумели удержать строй, и это уберегло их от полного и очень быстрого уничтожения. Вот первый отряд ацтеков был перебит, образовав перед сомкнутым испанским квадратом небольшой вал из окровавленных, искореженных тел. Следом хлынула вторая волна врагов, за ней третья…
В определенный момент битва, как таковая, для пехотинцев прекратилась. Солдаты двух армий сошлись столь плотно, что никто уже не мог размахнуться. Бой превратился в толкотню. Испанцы понимали, что стоит хоть немного податься и начать отступать, как их опрокинут и рассеют по полю боя. Тогда спасения не будет ни для кого.
Себастьян, стоящий в первом ряду, был стиснут между упирающимися товарищами по оружию и бесстрашно лезущими вперед индейцами.
“Меня так скоро просто раздавят! – мелькнуло у него в голове. – Если бы не стальная кираса, то я уже не смог бы даже вдохнуть”.
В такой плотной толпе лучше всего подошел бы кинжал, но как его достать? Левая рука поймана ремнями щита, который прижат к плечу, меч по самую рукоять ушел в грудь одному из противников. Тот, уже мертвый, продолжал стоять, стиснутый со всех сторон. Вытащить клинок в такой давке просто невозможно. Какой-то ацтек, стоя вплотную к Себастьяну, выпустил из руки топор и его ладони оплелись вокруг горла Риоса. Испанец напряг мышцы шеи, стараясь противиться удушению, но опытный враг хорошо знал, как нужно действовать в таких ситуациях.
Себастьян выпустил рукоять меча, надеясь, что убитый индеец простоит еще некоторое время. Правая рука с огромным трудом нырнула вниз. В ушах начало стучать от недостатка воздуха. Пальцы все же нащупали рукоять кинжала, висящего на бедре. Попробуй его теперь вытащить! Испанец отчаянно дернулся, пытаясь хоть на миг ослабить хват рук вокруг своего горла, но все было тщетно. Ацтек, душивший его, оскалился в торжествующей улыбке. Плоское, смуглое, скуластое лицо дрожало от напряжения – ему ведь тоже нелегко приходилось под гнетом двух давящих друг на друга армий. Но он был полон решимости задушить своего противника.
Себастьян ценой нечеловеческих усилий все же вытащил кинжал из ножен. Места для размаха не хватило бы, но в этом не было необходимости. Он всегда заботился о своем оружии. Кинжал остротой не уступал бритве. Острие прошило хлопковую стеганку и вошло в живот ацтеку почти без сопротивления. Тот вздрогнул, открыл рот, пытаясь вдохнуть, но лишь судорожно подавился воздухом.
Риос со злой радостью ощутил, как мгновенно слабеет хватка, стискивавшая его шею. Он несколько раз дернул кинжалом из стороны в сторону, расширяя рану. Индеец захрипел, безуспешно пытаясь глотнуть воздуха, схватился теперь за свое горло, но Себастьян знал, что после такого ранения уже ничто не поможет. Он повернул голову вбок, не желая, чтобы кровь, которой сейчас начнет кашлять дикарь, попала ему в глаза.
Рядом стоял здоровяк Кристобаль. Поднятая вверх правая рука сжимала меч, которым было крайне неудобно бить из такого положения. И все же он пытался сражаться даже в этих условиях. Кристобаль то пытался достать острием кого-то в третьем ряду ацтеков, то начинал бить массивным навершием по головам ближайших неприятелей. Но удары сыпались и на него. Войдя в какое-то остервенение, испанец махал мечом безостановочно, терпя удары палицами, древками копий и кулаками. К счастью, индейцы тоже не могли нормально размахнуться.
Ацтеки из задних рядов рвались внести свою лепту в побоище. Они пытались поднять оружие повыше и через головы своих солдат хотя бы ткнуть кого-нибудь из неприятелей в лицо. Себастьян приподнял щит и наклонил голову вниз, уберегая ее под шлемом. Кинжал он перехватил в левую руку, а правой сумел-таки вытащить меч из груди убитого ранее врага. В этот момент Риос ощутил такую радость, как будто битва уже выиграна. Казалось, что вокруг стало чуть свободнее. По крайней мере, можно орудовать мечом!
Ацтекам не хватало тактической выучки. Они просто наваливались на испанцев огромной толпой, веря, что рано или поздно подавляющее численное преимущество скажется. Лишенные возможности маневрировать или отступить, они сгрудились перед строем конкистадоров, которые без устали отбивались мечами и копьями. Клинок невесомо мелькал в руке у Себастьяна, сверкал в лучах солнца, щедро раздавая направо и налево страшные рубящие и колющие удары. И Риосу, ветерану многочисленных сражений, казалось, что в такой отчаянной битве он еще ни разу не участвовал.
Кавалерия снова ворвалась в ряды ацтеков. Опрокидывая неприятелей, нанося удары копьями и мечами, испанцы раз за разом вносили сумятицу во вражескую армию. Всадники не лезли вглубь чужого войска. Лишенные скорости, они бы быстро погибли. Растеряв первоначальный разгон, конница поскорее выбиралась из гущи неприятельских рядов с тем, чтобы описав большой круг, снова врезаться в толпу. Это было похоже на удары огромного молота, безжалостно бьющего в податливую плоть пехоты.
Остановить скачущих лошадей мог только плотный и дисциплинированный строй солдат, ощетинившийся длинными копьями. Так умели воевать в Европе, но жители Нового Света, которые еще не сталкивались с конницей, не успели разработать подобную тактику. Но все же отношение индейцев к этим животным изменилось. Прошли времена, когда местные жители относились к лошадям с благоговением, считая их сверхъестественными существами, и опасались поднять на них руку. Теперь ацтеки пытались уязвить коней в первую очередь. Конницу выручала только скорость, да еще то, что копья у всадников были длиннее и позволяли бить издалека.
Гонсалес ясно видел вражеского вождя. Тот сидел на носилках, сжимая в руке высокий деревянный жезл, украшенный перьями, и криком подгонял своих подчиненных. Вот подходящая цель! До касика оставалось всего-то десять шагов, но кавалерия уже выбиралась из вражеских рядов. Фернан подбросил копье в воздух и перехватил так, чтобы удобно было метнуть. Длинная и тяжелая пика мало походила на легкий дротик, подходящий для броска. Но и Фернан был большой мастер. Он привстал на стременах и резко подался вперед, одновременно сделав размашистое движение правой рукой – и копье взмыло в воздух!
Оно летело, описывая пологую дугу, и всё как будто замерло вокруг. Фернан застыл, забыв о том, что вокруг куча врагов, готовых вырвать его из седла и растерзать. Ацтеки вокруг него остановились, провожая полет копья завороженными взглядами, не веря в то, что такой отчаянный бросок сможет увенчаться успехом. Даже молодой касик как будто окаменел, недоверчиво глядя на то, как плавно и неотвратимо приближается стальное острие. Гонсалес отчетливо видел его лицо, строгое и гордое лицо человека, привыкшего повелевать. На нем читалось лишь легкое удивление, которое не успело смениться никаким другим чувством…
Копье врезалось в левую сторону груди и вышло из спины – вождь опрокинулся навзничь, тяжело и неуклюже свалившись с носилок. При падении он смешно дрыгнул ногами, развеивая ощущение достоинства и скрытой силы. В воспоминаниях Фернана он отныне будет просто очередным трупом. Этот человек, еще мгновение назад горделиво восседавший на помосте, раздававший приказы, направлявший солдат в бой и смотревший на других свысока, теперь беспомощно лежал на земле. За толпой индейцев Фернан уже не мог его рассмотреть.
Касик повержен! Оцепенение, сковывавшее всех вокруг, мгновенно развеялось. Гонсалес выхватил из ножен меч, озираясь по сторонам. Вокруг толпилось уж слишком много ацтеков. В голову закралась тревожная мысль, что всадникам на этот раз не вырваться из окружения. Однако индейцы, потеряв командира, сразу же утратили и боеспособность.
Гибель вождя всегда считалась плохой приметой. Она не только посеяла панику в рядах его подчиненных, но также и лишила их разумного управления. Часть ацтеков, потеряв веру в себя, вознамерилась отступить, остальные же решили оказать сопротивление. Но отпор конкистадорам был стихийным и разрозненным. Фернан наотмашь бил мечом то вправо, то влево, заставляя коня под ним танцевать и метаться из стороны в сторону для того, чтобы никто не смог подобраться к нему со спины или сбоку. Хруст разрубаемых костей мешался с визгом раненых людей. Воинственные крики индейцев постепенно сменились воплями ужаса и отчаяния.
Гонсалес дернул коня за повод, вынуждая шарахнуться в сторону, избегая атаки ацтека с копьем. Испанец тут же развернулся в седле и с размаха ударил его мечом по голове. Клинок раскроил череп и неприятель молча упал. На Фернана брызнуло еще несколько капель крови. Они мало что изменили в его облике, он и так весь был разрисован красными пятнами.
Внезапно Фернан осознал, что он уже вовсе не в гуще сражения. Конные конкистадоры обратили отряд ацтеков в бегство и теперь безжалостно преследовали их, нанося рубящие и колющие удары, опрокидывая людей конями. Затем наездники, послушные команде Кортеса, снова по дуге отступили назад, стремясь набрать разгон для очередной атаки, сосчитать которые было невозможно.
«И откуда у нас только силы берутся?» – с явным замешательством подумал Фернан.
Он огляделся по сторонам. Вокруг него те же самые люди, которые этим утром еле находили в себе достаточно прыти, чтобы просто переставлять ноги, а теперь они уже добрых три часа бьются, не имея ни секунды передышки.
«Три? А может уже и все пять?» – мелькнула еще одна мысль.
Трудно было точно рассчитать, сколько времени прошло с тех пор, как он сел в седло. Разгоряченному воображению сейчас казалось, что солнце застыло на небе, повергнутое в изумление зрелищем небывалой битвы. Ни один из поверженных сегодня индейцев не запечатлелся в памяти. Все лица слились в какой-то один усредненный образ. Крутясь со стороны в сторону в седле, щедро рассыпая удары, Фернан не успевал присматриваться к врагам.
Пехота тем временем, перебив не одну сотню ацтеков, немного облегчила себе жизнь. Ослабло то невыносимое давление, которое оказывала огромная толпа индейцев, спешащих поскорее разделаться с испанцами. Теперь конкистадорам хватало места для того, чтобы сражаться. Бой длился долго, но маленький квадрат пехоты до сих пор не растворился в море врагов. Нападающим не хватало того порядка и дисциплины, которыми славились испанцы, но их колоссальное численное преимущество должно было рано или поздно дать свои результаты.
Лишенные хотя бы краткого отдыха конкистадоры не могли сражаться целый день. Ацтеки нападали непрерывно. Одни гибли, другие же, получив ранение, потеряв оружие или просто обессилев, уступали свое место свежим солдатам. Испанцам отойти было некуда и замены искать негде. Но, несмотря на все трудности, маленький квадрат европейской пехоты начал мало-помалу двигаться вперед.
Шаг за шагом они теснили индейцев, в глазах которых отвага и торжество все чаще стали смешиваться с недоумением, а затем и со страхом. Они не могли понять, как эта горстка израненных и обессиленных людей умудряется давать отпор их гигантской армии. Многие ацтеки уже не решались нападать. Подбежав поближе, они мешкали, стараясь достать кого-нибудь из испанцев длинным копьем. Так, будто желали не убить врага, а лишь собственными действиями убедиться в его несокрушимости.
Себастьян чувствовал, что с ним что-то произошло. Он не ощущал больше ни усталости, ни боли, ни малейших сомнений в исходе битвы. Многоголосый шум схватки все чаще стали прорезать крики его товарищей по оружию: «Сантьяго!», « Смотрите! Сантьяго!», « Сам Сантьяго ведет нас в бой!». Риос святого покровителя Испании в небесах не видел, но верил, что тот все же пришел на помощь. Иначе как объяснить тот раж, в который вошли его товарищи?
Конкистадоры сплотились. Они как будто превратились в единый организм, неспособный чувствовать боль, страх или уныние. Испанцы шагали вперед, синхронно разя мечами всех, кто был настолько глуп, что решался на них напасть. Каждый такой дружный удар сопровождался коротким криком, вызывавшим еще большее смятение у ацтеков.
Кавалерия, подобно огромному ножу, прошла сквозь толпу индейцев и отсекла от нее группу в несколько сотен человек. Теснимые наездниками, они качнулись в сторону неумолимого в своем движении квадрата пехоты. Отчаянные крики индейцев, не видящих для себя спасения, потонули в реве конкистадоров. Испанцы врезались в ряды ацтеков, истребив около двухсот человек за какую-то минуту.
Кортес понимал, что силы наездников небезграничны и дал команду разделиться. Конница разбилась на отряды по пять человек, которые теперь метались по всей долине и главной их целью стали касики. Вожди ацтеков, восседая на носилках, украшенные пышными султанами из перьев, сверкающие золотыми ожерельями, оказались слишком хорошей мишенью. Их легко можно было обнаружить на поле боя. Гибель командиров деморализовала рядовых солдат, которые зачастую не только лишались отваги, но и совершенно теряли слаженность действий.
Фернан зарубил очередного врага. Вдруг сильный удар слева заставил его покачнуться в седле. Копье врезалось ему в висок, в голове зашумело, зазвенела сталь шлема и подбородочный ремень наконец-то не выдержал. Шлем слетел с головы, а Гонсалес, не теряя времени даром, тут же развернулся в седле и рассек плечо тому индейцу, которому удалось нанести этот удар. Со всех сторон подбирались враги. Гонсалесу пришлось ускакать, оставив шлем лежать на земле.
Мимо уха пролетела стрела, и Фернан досадливо дернул плечом – незащищенная голова была слишком уязвима. Их пятерка всадников врезалась в линию ацтекских воинов, защищавших очередного касика. Бритоголовый куачик с раскрашенным лицом в почетном желтом костюме ударил копьем, пытаясь выбить Гонсалеса из седла, но был сбит с ног другим всадником. Вождя тут же сбросили с носилок. Добивать его не пришлось – при падении он сломал себе шею. Фернан придержал коня, чтобы убедиться, что тот мертв.
