Loe raamatut: «Сказки»
Дизайнер обложки Издательство Altaspera, 2013
Корректор Вера Марышева
Корректор Галина Стрихарчук
Корректор Ариадна Чирко
Корректор Татьяна Исакова
Корректор Александра Репина
Корректор Оксана Сизова
Корректор Мария Яковлева
© Юрий Буковский, 2022
© Издательство Altaspera, 2013, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-0056-1063-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сказка о Доброте – злой и доброй
Жила в лесу Доброта. Была она гладкая, румяная, круглая – на колобка похожа. Да вот беда – никто в лесу не считал почему-то эту Доброту доброй.
И вот катится она однажды по лесной тропинке, песенку о добре поёт – громко-громко, чтобы все обитатели леса слышали:
– Я вас всех люблю, я всех обожаю —
Любимые, милые вас называю.
Но и вы в ответ полюбуйтесь мной —
Восхищайтесь моей добротой, красотой!
Вдруг видит – Зайчонок под кустиком плачет. А рядом пир горой – старшие братцы капустку хрупают.
«Пожалею маленького, пожалею слабенького – думает Доброта, – пусть все увидят, как я добра».
– Отчего плачешь? – спрашивает она у Зайчонка.
– Принесла мамочка капустки кочешок, – жалуется Косой. – А меня братцы обижают, полакомиться не дают.
– Не плачь, – успокаивает Зайчишку Доброта. – Голод – ерунда. Отвлекись от капустки – взгляни, как прекрасен день, как ярко светит солнышко, как шумит ветерок. И песенку послушай:
Я вас всех люблю, я всех обожаю —
Любимые, милые вас называю.
Но и вы в ответ полюбуйтесь мной…
Навзрыд разрыдался Зайчонок.
– Уходи! – твердит. – Уходи! Ты злая.
«Плохой Зайчик, – решила Доброта. – Неблагодарный».
И дальше по лесу катится, песенку поёт, зверушек к добру призывает:
– Я вас всех люблю, я всех обожаю —
Любимые, милые вас называю.
Но и вы в ответ полюбуйтесь мной —
Восхищайтесь моей красотой, добротой!
Вдруг слышит стон громкий. Видит – Волчица на травке лежит, лапу зализывает.
«Пожалею хищницу, – думает Доброта. – Тогда уж точно все в лесу поймут, как я добра. Если даже такой злюке сочувствую».
– Как дела, что воешь? – спрашивает.
– Нога в яму угодила, – жалуется серая хищница, – чуть не сломала, ободрала всю. Вот рану зализываю, не знаю, как теперь по лесу бегать буду, волчат кормить.
– А ты не думай о волчатах, – советует ей Доброта. – И о лапе забудь. Взгляни, как лес хорош, как деревья прекрасны, как они шумят зелёной листвой. А я тебе под шелест листьев песенку спою:
Я вас всех люблю, я всех обожаю —
Любимые, милые вас называю.
Но и вы в ответ полюбуйтесь мной…
Но не закончила она.
– Да ты смеёшься! – взревела Волчица.
Ладно, что хромая, бросилась на Доброту, чуть не загрызла. Еле-еле та ноги унесла, повезло, что Волчица из-за больной лапы вдогонку не кинулась.
«Вот уж злюка так злюка, – обиделась Доброта. – Сразу видно – хищница».
Катится она дальше, звонко, радостно песенку поёт, к добру жителей лесных, стало быть, приучает:
– Я вас всех люблю, я всех обожаю —
Любимые, милые вас называю.
Но и вы в ответ полюбуйтесь мной —
Восхищайтесь моей добротой, красотой!
Вдруг слышит она рык, треск. Видит, берёза упала, а под ней Медведь распластанный – выбраться не может.
«Облегчу, – думает Доброта, – Мишке страдания. Расскажу ему, какой он сильный, ловкий, как лихо по деревьям лазает. Тогда уж точно все поймут, как я добра».
– Что случилось, что ревёшь? – спрашивает она у Медведя.
– Да вот в дупло хотел заглянуть – нет ли медку? – хрипит Косолапый. – На берёзу влез, а она гнилая оказалась, повалилась вместе со мной. Повезло, что сучьями, ветвями придавила, а не стволом. Помоги, – кряхтит, – освободиться.
– Ты сам виноват – надо смотреть, куда лезешь, – отвечает ему Доброта. – И сам справишься – ты, Мишка, сильный, ловкий. А я тебе лучше песенку спою:
Я вас всех люблю, я всех обожаю —
Любимые, милые вас называю.
Но и вы в ответ восторгайтесь мной…
Опять не допела она.
– Да ты издеваешься! – взревел Медведь.
Так разозлился Косолапый, что приподнял ветки, выкарабкался, по сторонам оглядывается, Доброту ищет. А той уже и след простыл – покатилась стремглав, только её и видели.
«Хорошо, что я добрая, – думает она с сожалением. – Не будь меня, в лесу и вообще бы одна злость жила».
И снова звонко, громко поёт, снова к добру жителей лесных приучить старается:
– Я вас всех люблю, я всех обожаю —
Любимые, милые вас называю.
Но и вы в ответ полюбуйтесь мной —
Восхищайтесь моей красотой, добротой!
Вдруг слышит она крик, ругань. Подкатилась ближе, видит – на краю леса телега в луже застряла. И Мужик кнутом Лошадёнку рыжую лупит. А в телеге камней навалено – с горой! Вёз, видно, Мужик булыжники в деревню, улицу мостить, да и завяз.
Тянет Лошадка воз, тянет, под ударами кнута дёргается, обессилела и упала. Мужик ещё больше разозлился, ещё пуще её хлещет, ещё громче, на чём свет бранится.
Лежит Лошадёнка в грязи на боку, одним глазом жалобно на Доброту смотрит, от ударов вздрагивает.
И вот что-то тут с Добротой сделалось. Может, слезинка, из-под ресниц длинных лошадиных выкатившаяся, на неё подействовала, может, ещё что. Но не выдержала она, чтобы защитить Лошадку, под кнут кинулась. Ну и не пожалел её Мужик – всю злость на Доброте сорвал, вдоль и поперёк исполосовал.
Угомонился, однако, помог Лошадке подняться, стал сзади телегу подпирать. Стараются оба, и он, и Лошадка, но не получается у них. И снова Мужик за кнут взялся.
Да только Доброта в грязь, в лужу прыгнула, пыхтит, колесо изо всех сил толкает – втроём они телегу и вытащили.
Мужик даже передохнуть Кобылке не дал, снова кнутом щёлкает. Надрывается Лошадка, а воз сдвинуть не может – из сил выбилась.
Кинулась Доброта под ноги вознице, за руки, за кнут хватает, крутится, хлестать мешает.
– Тьфу! – в сердцах плюнул на неё Мужик. – Да кто ты такая, что мою же скотинку мне бить не дозволяешь? Тьфу! Колобок грязный! – снова плюнул на неё: – Тьфу!
Но разгрузил он воз наполовину, решил за два раза тяжесть свезти. Худо-бедно поволокла Лошадка телегу по дороге.
А Доброта в лес вернулась. Идёт по тропке – в грязи вымазанная, оплёванная.
Видит – Медведь навстречу топает. Хотела она дёру дать, да сил нет. Собралась песенку спеть, да голос от усталости пропал.
– Слышал, слышал, – говорит ей Медведь, – как ты Лошадке подсобила. Дай-ка я тебя в озерце умою, плевки да грязь ототру.
Взял осторожно Медведь Доброту в огромные лапищи, отнёс к лесному озерцу, отмыл, оттёр.
Побрела дальше Доброта. Видит – навстречу Волчица, почти не хромает.
Попыталась она дёру дать, да не смогла, ссадины от побоев горят, шевельнуться больно. Хотела песенкой к хищнице подольстится, но и рта не смогла раскрыть.
– Слышали, слышали, – говорит Волчица, – как ты Кобылке помогла. Дай-ка я тебе раны залечу.
Стала она зализывать Доброте отметины от кнута – как волчонку несмышлёному. Полегчало Доброте, поблагодарила она Волчицу, дальше уже пободрее катится.
Видит – всё тот же кустик, тот же Зайчонок, и пир горой, и такой же жалобный плач.
– Да сколько же это всё будет продолжаться? – возмутилась Доброта. – Вот я вам сейчас! – схватила она хворостину. – Зарубите себе на носах – первым делом вот его надо накормить! Он маленький и братец ваш.
Расступились зайчата, ухватил крошечный Косой листик огромный капустный, хрупает и Доброту благодарит:
– До чего же ты добрая!
И вот с тех пор, случись что в лесу, напасть какая, все к Доброте спешат – выручай, помогай, вызволяй. То птенчика, из гнезда выпавшего, приходится ей на дерево водворять, то лосёнка глупого из болота выуживать, то лисят повздоривших разнимать, то червячков после дождя с дорожек откидывать – чтобы не раздавил кто случайно. Дел выше головы! И вечно то поцарапается она, то ушибётся, с дерева свалившись, то цапнут её под горячую лапу драчуны, то поскользнётся она в спешке на тропинке мокрой и нос расквасит, пару раз даже чуть не утонула в болоте.
К вечеру устанет Доброта, да так, бывает, намается. «Пропади всё пропадом! – думает. – Им – доброта, а мне – ссадины и шишки! Как хорошо раньше-то было, как славно – ни забот тебе, ни хлопот».
Да только – как чувствует – прискачет к ней в такую минуту рыжая Лошадка, трётся о Доброту мордой, ласкается. Проедет она на Лошадке по лесу, по лугу, закатом полюбуется, росой вечерней умоется да и отмякнет, отдохнёт душой. Вот только на пение теперь сил у неё уже не оставалось. Да жителям леса песня её, как оказалось, и не особо нужна была. Простучат вечером по тёплой земле копытца рыжей Лошадки, они и рады – знать, жива-живёхонька в их лесу Доброта.
Почему ёжики колючие
Жил-был Ёжик – весёлая и добродушная зверушка. Вот только иголки, растущие вместо шёрстки, уж очень удручали его.
– Ах, как жаль, что я колючий! – сетовал Ёжик. – Об эти мои иголки могут случайно пораниться мои друзья!
И вот греется он как-то на солнышке, на лесной полянке и мечтает:
«Хочу быть пушистым, с длинным хвостом. Хочу, чтобы гладили меня по шёрстке. Хочу мяукать, мурлыкать, а потом перевернуться на спину, и чтобы мне почесали животик!»
Тут видит он, Лиса в траве крадётся.
«А вот эта, Рыжая, пузико мне точно чесать не будет!» – испугался Ёжик, свернулся калачиком и ощетинился иголками.
Подобралась Лиса к колючему шарику и осторожно тронула его лапой.
– Пуф! – подпрыгнул шарик и уколол Лису.
Взвизгнула Лиса, отпрянула, рассердилась. Но делать нечего, отправилась своей дорогой недовольная – съесть-то колючку ей не удалось!
Выждал Ёжик, пока она отойдёт подальше, развернулся в зверушку, греется на солнышке и снова мечтает:
«Хочу быть пушистым, мяукать, мурлыкать. А ещё хочу лаять, ловить на лету мячик и вилять от радости хвостом. Тогда меня и по шёрстке поласкают и животик почешут. А Лиса меня не съест!»
Тут видит он, Волк за кустами крадётся.
«А вот этот Серый, – испугался Ёжик, – ни пузико чесать, ни мячик бросать, точно не будет!»
Свернулся он калачиком, ощетинился иголками. Подкрался Волк к колючему шарику и стал его обнюхивать.
– Пуф! – подпрыгнул шарик и уколол Волка прямо в нос.
Взвыл Волк от боли и помчался прочь, ругаясь от злости – съесть-то колючку ему тоже не удалось!
Выждал Ёжик, пока Волк убежит подальше, развернулся в зверушку и дрожит от страха. Потом успокоился и снова мечтает: «Хочу быть пушистым, мяукать, мурлыкать, лаять, ловить на лету мячик и вилять от радости хвостом. А ещё хочу шипеть и рычать. Тогда меня и по шёрстке погладят и животик почешут. А Волк будет меня бояться!»
Тут слышит Ёжик, Медведь по лесу ломится, деревца по пути валит, валежник под ногами трещит.
«А вот этого Косолапого – шипи не шипи, рычи не рычи – не испугать!» – совсем перетрусил Ёжик.
Свернулся он поскорее калачиком, ощетинился иголками. Шагает Медведь и прямо на колючий шарик идёт – вот уже лапищу над ним занёс, вот-вот раздавит.
– Пуф! – подпрыгнул шарик и уколол Медведя в пятку.
Взревел от боли Медведь, одёрнул лапищу и что есть духу прочь побежал. Лес на пути ломится, валежник под ногами трещит!
На этот раз очень долго выжидал Ёжик, пока рёв медвежий затихнет. Потом развернулся в зверушку, дрожит от страха – никак успокоиться не может. Но снова мечтает.
«Надоело быть пушистым – хочу быть колючим. Хочу ощетиниваться иголками, – свернулся он калачиком. – Тогда и Лиса, и Волк и даже Медведь мне будет не страшен!»
– Пуф! – подскочил шарик, потом раскрылся в зверушку, ощупал иголки, обрадовался и перестал мечтать: – А ведь я такой и есть! Как хорошо быть Ёжиком!
Как лиса и петух поссорились и помирились
Жила на берегу лесного озера Лисичка. Под сосной, в песчаном пригорке была у неё нора.
Ах, какой прекрасный вид открывался с этой горушки!
И любил захаживать к ней в гости Петух из соседней деревни. Бывало, сидят они рядком у норки на травке, озером любуются, смотрят, как ветерок водичку волнует – слегка-слегка осоку, кувшинки жёлтые и лилии белые покачивает – лесных пташек слушают и беседуют.
Да только болтали они вот так однажды, болтали, судачили, судачили, лесом, озером, кустиками-деревцами, водорослями-цветочками любовались да и повздорили. И повод-то был пустячный. Речь зашла о погоде.
– Никудышный, – предвещает Петух, – завтра денёчек будет – буря, ливень. Ты, Лиса, меня знаешь, я зря болтать не стану. На зорьке встаю, всех бужу, ненастье гребешком, бородкой и шпорами острыми чую.
– Знать-то я тебя знаю, – отвечает Лиса, – и давно. Да только я ведь тоже не лыком шита. Тоже рано встаю, на охоту хожу, тоже мастерица погоду угадывать. Гребешка, бородки и шпор у меня нет. Зато хвост пушистый. Вот он-то мне и подсказывает, что вёдро будет завтра – небо синее-синее, солнце яркое-яркое, и облачков не предвидится вообще, ни единого.
– Да как это – не предвидится? Да как же – ни единого? – возмутился Петух. – Да ты глаза-то, Рыжая, протри. Видишь, облачко плывёт? На коршуна похоже. Вот-вот солнце закроет. А за ночь и всё небо тучи заволокут. Ничего твой хвост в предсказаниях не смыслит. Наверное, он у тебя линяет – облезлый и на помело похож.
Про помело Петух, конечно, переборщил. Так, для красного словца произнёс – увлёкся. Хвост-то у Лисички был на загляденье – огненный, пышный.
– Смыслит, смыслит, – обиделась Лиса. – Он у меня ещё весной отлинял. Да какое же это облачко – коршун? Вот уж точно – у страха глаза велики. – Приставила она лапку козырёчком ко лбу. – Уж очень ты, Петя, коршунов боишься. А облачко всего лишь – птичка-невеличка. Даже можно сказать – муха, комар. Вот-вот растает. И вообще, что тебя мой хвост так волнует? Ты лучше на себя оборотись. Не понимаю, как такие сморщенные гребешок и бородёнка предсказывать что-то могут? Про шпоры, крючочки хилые, я уж и вообще молчу.
Насчёт гребешка и бородки Лисичка тоже, конечно, палку-то перегнула. Тоже для красного словца, обидные выражения выбрала. Они-то как раз у Петуха налитые были, пунцовые. А шпоры – крепки.
Слово за слово, наговорили приятели друг другу глупостей. Обиделся Петух, отправился, расстроенный, восвояси. Огорчилась Лиса, залезла в нору, обиженная, спать.
А денёчек назавтра выдался ни то, ни сё, ни погожий, ни ясный, так – светлый, серенький. Солнышко через облачка высокие, перистые не проглядывало, но и ветра с дождём тоже и в помине не было.
И вот сидит Лиса у норы, на небо поглядывает и размышляет: как бы ей с Петухом помириться? Привыкла она, что он к ней в гости захаживает, и вместе они лесом, озером любуются, болтают о том, о сём.
Тут Заяц мимо скачет.
– Что, Рыжая, опечалилась? – спрашивает.
– Да вот с Петухом повздорила, – жалуется Лиса. – Голову ломаю, как теперь помириться. Дай, Серый, совет.
– Ох, не знаю, что тебе и сказать, – вздыхает Зайчишка. – У нас, у косых, сама знаешь, душа заячья, трусливая. Чуть ссора какая, сердце сразу в пятки уходит. И мы сразу дёру даём – только пятки и сверкают. Вот что я тебе скажу: петух птица грозная, у него шпоры, клюв. Мой тебе совет: беги скорей за тридевять земель, куда глаза глядят, пока он назад не вернулся.
И ускакал Косой.
«Да что же мне этот Заяц такое насоветовал? – думает Лиса. – Бежать куда глаза глядят? Вот сейчас я на озеро смотрю. И что ж мне теперь – по воде скакать? Так ведь не паучок я, чай, не водомерка. Лисица Патрикеевна как-никак».
Тут видит она – Ежиха по делам своим срочным торопится.
– А ну, стой! – приказывает ей Лиса. – Быстро говори, как мне с Петухом помириться? Он мой хвост помелом обозвал.
– Ох, непростая задачка. Пуф-пуф-пуф, – пыхтит Ежиха. – Не знаю, что и придумать. У нас, у ёжиков, хвостов-то отродясь не бывало. Но вот тебе мой наказ: увидишь этого забияку, фыркай, ершись, иголками ощетинься, а потом исхитрись и уколи исподтишка. Пуф-пуф. Чтоб неповадно было! Чтоб знал в следующий раз, как обзываться.
Скрылась Ежиха в ёлках – и след простыл.
«Ну, пофыркать-то я ещё смогу, – размышляет Лиса. – А чем же я Петю-то уколю? Шипов у меня нет. Если палочкой какой или веткой, так исподтишка не получится».
И тут видит она – из норки Мышка серенькая выглянула.
– Пиу-пиу! Уступи-у! – пропищала и сразу обратно в норку нырнула.
Поняла Лиса, что Мышка её разговор с Зайцем и с Ежихой подслушала и тоже решила свой совет дать.
«А может быть, это и выход, – призадумалась Лиса. – Я бы сама никогда до такого не додумалась! Надо же! Пиу-пиу – уступи-у».
В это же время сидит Петух на заборе нахохлившись, по озеру лесному, по пригорку песчаному, по Лисичке скучает. Видит, Индюк под забором бормочет, гусениц-личинок выискивает.
– Индюк-индюк, подскажи, как мне с Лисой помириться? – спрашивает его Петух. – Она мои шпоры крючками хилыми назвала.
– Щипать, щипать и щипать! Бр-р-р! – пробурчал Индюк, потряхивая свисающими с носа и с подбородка бородавками. – И побольнее! Лучше с вывертом, до синяков. Больно, больно, больно! Мы, индюки, только так и поступаем. Бр-р-р!
«Ущипнуть-то проще простого, – думает Петух. – Можно даже и с вывертом попробовать. Да как бы хуже не было. Испугается Лиса, убежит за тридевять земель. Где ж я её потом искать буду?»
Тут шествует мимо Баран.
– Что грустный? – у Петуха справляется. – Бе-е!
– Да вот с Лисой повздорил, – жалуется Петух. – С прогнозом погоды с моим ни в какую Рыжая не соглашается.
– Прав ты или не прав, – втолковывает ему Баран, – твёрдо стой на своём. Ни с кем никогда не соглашайся. Бодайся, упрись рогом! Бейся лбом об эту Лисицу, как об новые ворота! Скрути её в бараний рог. Мы, бараны, только так и поступаем.
«Стоять-то можно. Сумею, пожалуй, и твёрдо. Вот только на чём на своём? – посмотрел на небо Петух. – Я предсказывал, что буря будет, ливень. А где они? И в помине нет. Погода, как назло – ни то ни сё».
Тут Ласточка белогрудая перед клювом его крыльями чиркнула и щебечет на лету:
– Пиу-пиу! Уступи-у!
Упорхнула птичка, только и видел её Петух. Но сообразил он, что она его разговоры слышала и решила свой совет дать.
«Пиу-пиу – уступи-у? – удивился Петух. – Надо же! Я бы сам никогда до такого не додумался. Ну да ладно, попытаюсь, послушаю Ласточку, соглашусь с Лисой».
Отправился он к норе, подошёл поближе.
– Ку-ка-ре-ку! – кричит. – Пиу-пиу, уступаю! Согласен с тобой, Рыжая. Денёк-то нынче пригожий выдался! Солнечный! Ку-ка-ре-ку!
– Да нет же! Тяв-тяв! – возражает Лиса. Она ведь тоже решила с ним согласиться. – Это я с тобой согласна, Петух. Пиу-пиу, уступаю! Никудышная погодка нынче, облака. Того и гляди дождик заморосит и гром грянет. Тяв-тяв!
Слово за слово, ещё пуще разругались друзья.
Снова рысит Петух восвояси, только шпоры сверкают. «Ноги моей на этом пригорке больше не будет!» – на бегу сердится. А над ним Ласточка вьётся. Приостановился Петух.
– Что ты крутишься, крыльями стрижёшь, – птичку стыдит, – стремглав мчаться мешаешь? Послушал я тебя, уступил Лисе. Ещё хуже из-за этого ссора вышла!
– Уступать – значит не спорить, не настаивать на своём. Пиу-пиу! Уступи-у! – И скрылась пташка.
«Так вот в чём дело, оказывается! – удивился Петух. – Выходит, я неправильно мирился!»
Поворотил он обратно, к норе.
Увидела его Лисичка. «Ох, прав был Заяц! – испугалась. – Надо было за тридевять земель мчаться. Ох, заклюёт меня сердитый кочет! Опять браниться бежит!»
Да тут Мышка мордочку из норки высунула:
– Уступить – это значит не спорить, не ругаться. Пиу-пиу! Уступи-у!
Сказала и в домик юркнула. И Петух уж тут как тут – нагрянул.
На этот раз помирились друзья, по-настоящему.
Уселись, как раньше, рядком, принялись беседовать. Лисичка про грибы речь завела.
– Лисичек, – сулит, – этим летом видимо-невидимо будет!
«Да откуда ж – видимо? Откуда ж – невидимо? Коли сушь такая в лесу! – собрался было поспорить Петух, да вовремя осёкся. – А вдруг, – думает, – Рыжая хвостом своим огненным приближение дождичков грибных чует?» Стал он слушать внимательно.
И ох как занятно Лисичка о лисичках рассказывала! Всё-то она о них знала! И как грибницы растут, и почему грибочки рыжие, и как семейки их многодетные по мху, по травке разбегаются. И отчего их гусеницы не грызут. Петух заслушался!
Сидит, смотрит с пригорка и удивляется: «А озеро-то опять красивым сделалось! Когда ссорились, хуже было!»
А Лисичка рассказывает и тоже на кувшинки жёлтые и на лилии белоснежные любуется. И тоже у неё в голове мысль радостная мелькает: «Надо же, когда ругались, цветочков-то я и не замечала! Всё кругом невзрачным казалось!»
С тех пор не ссорились больше друзья. А все потому, что, как только соберутся они ругаться, настаивать на своём, так сразу Лисичке Мышка серенькая, а Петуху Ласточка легкокрылая вспоминается. И совет их добрый слышится: «Пиу-пиу! Уступи-у!»
