Loe raamatut: «Будни серого костюма», lehekülg 10

Учёба.

… В институте с первых дней пришлось расставаться со многими «розовыми очками», настолько отличалась реальность тех дней, от каких-либо здравых ожиданий о минимальном комфорте бытия и качестве обучения. Точнее, само обучение было первоклассным, наверное, для кого-то, но какое-то странное по составу в первые годы для начинающих экономистов. Огромный упор шёл на тяжёлую и опасную дисциплину, незабываемой «вышки», высшей математики во всех её коварных проявлениях. Вёл её два года обучения профессор Гольдберг, «Золотая гора» в прямом переводе, так и называемый студентами, за глаза, с почтением и опаской. Он запросто мог рубануть на экзамене от трёх до пяти раз, обладая очень быстрым умом и речью, сразу понимал глубину знаний студентом любимого предмета, пару резких вопросов – и можно было идти долой, либо соглашаться на позорный «тройбан», в лучшем варианте.

Особенно незабываемо было преподавание им в потоковой аудитории для всех пяти больших групп, которое он вёл в манере, большей похожей на шоу или стэнд-ап. Обращаясь виртуозно с длинным столбиком мела, он исписывал тройную доску мелкими цепочками формул, иногда через слово комментируя и громко вскрикивая связки «…отсюда абсолютно очевидно вытекает что эта производная равна…» и сам важный отрывок фразы пропуская, видимо, уплывая внутрь этой формулы, прерывая речевой поток, зато резко чёркая мелом стрелку «отсюда равно», и перепрыгивал как тигр к соседней, девственно чистой пока доске, ускоряясь вдвое, выводил абсолютно очевидный (только ему одному, конечно) искомый ответ. Пружинисто развернувшись, он впивал внимательный взгляд темных глаз, быстро сканируя аудиторию и лица студентов. – Понятно всем?

Аудитория дружно и честно отвечала: «Нет. А можно повторить, мы запишем?»

На это профессор искренне недоумённо всплёскивал руками с возгласом: «Ну как это -непонятно! Это же очевидно! Ну, я не знаю…» – и, глубоко обидевшись, переставал говорить с аудиторией, иногда, положив мел, просто уходил восвояси до конца пары. Говорили, заедал стресс в столовой, пирожки и вишнёвый компот.

Аудитория же оставалась на месте, которая лихорадочно всё переписывая с доски, просто отчаявшись это понять. Просто записать, попробовать проанализировать подробно попозже дома, вооружившись учебником. Юра разговаривал со старшекурсниками экономфака, мелиораторами, ребятами с промышленно-гражданского строительства, даже с архитектуры. Все знали Гольдберга, он вёл у всех, и все, даже завзятые отличники его опасались, и подтверждали, что его лекции абсолютно непонятны неподготовленному человеку. Со временем, ребята наловчились к его манере подачи материала, и научились немного разбирать цепочки заключений, и быстро записывать эти формулы. А время у них было, два года их тока и пичкали этой вышкой, как будущих светил математики. Тихие вопросы от студенчества, адресованные деканату, остались непонятыми, вышка прдолжалась по-прежнему, напрягая каждую сессию подвигом по её сдаче. Странно, кому пришла вообще в голову мысль, что эта дисциплина столь важна будущим экономистам, рекламщикам или даже бухгалтерам? Уже на пятом курсе последние остатки знаний этой головоломной дисциплины выветрились из головы у всего потока, кого Юра не спрашивал из любопытства – все подтверждали теорию её ненужности. Похоже было, что она осталась в программе просто по инерции советского времени – ведь по ней была кафедра, преподаватели, твёрдо знаемый материал – и можно было нарисовать много-много часов, «поклонившись» преподавателям могучей кафедры.

Нелогичность процесса обучения вызывала удивления не только этим. Предыдущий набор, первый самый, по инерции ещё и учил предмет «Сопротивление материалов», и сдавали по нему полноценный экзамен на первом курсе. Пока не взбунтовались и не прислали большую делегацию на приём к декану, убедительно обосновывая, что эта не самая необходимая именно им дисциплина. Пытались обсудить варианты улучшения своего образования, предлагая ввести некоторые новые предметы. Декан со всеми покорно соглашался, но ничего особо в процессе не изменилось. Сопромат, правда, ребятам отменили, однако ввели предмет «Материаловедение», с теми же преподавателями, что и были. Экзамен превратился в зачёт, но изучался активно ещё и следующим набором целый год. Это вызывало лёгкое недоумение студентов, на что из деканата отвечали «Ничего, вам не повредит. Мы всё-таки строительный вуз!». Студенты вздыхали, и смирялись с мыслью о необходимости продолжать изучать строение кристаллической решетки берилла и отличительные свойства слюды, безусловно, необходимые будущему финансисту данные. Спасибо хоть, «Историю КПСС» уже штудировать и конспектировать не заставляли, и политинформации не проводились – эти вещи канули в лету год-два назад, как и комсомол с его членскими взносами и бесполезными значками.

При этом в обучение первого курса зачем-то вставили дисциплину «Медико-экологические проблемы», МЭП. Робкие первокурсники, с удивлением, на этих занятиях открыли для себя, в принципе, новые вещи – что природа живое существо со своими законами и ритмами, человек существо, имеющее онлайн-связь с высшим разумом, сны бывают вещие и ретроспективные, и надо уметь их отличать. Нет, конечно, разгул свободомыслия в обществе начинал зашкаливать – ещё бы, после стольких лет глобальной цензуры! – и всякие колдуны, Аум Сенрикё и прочие шарлатаны, то есть, пардон – парапсихологи! – повылезали из всех щелей, проникнув в массы, газеты и даже телевидение. Но облечь это в оболочку приличной дисциплины, и внедрить в учебный план первого года обучения – это было как-то чересчур… Слушая выступление «преподавателей», худого блондина дохлого вида лет 20 и тонкой девчушки с безумными глазами, тех же лет, студенты недоумённо переглядывались, но послушно писали в тетради. Однако, неглупые люди сидели за партами, хоть и молодые, и на втором уже занятии одногрупник Лёха Мельницкий, весёлый крепыш и боксёр, острый на язык, попросился в туалет, и демонстративно покинул пару. Эта парочка «преподавателей» даже глазом не моргнула, продолжая монотонным голосом «нести пургу» более выдержанным студентам. Потом, между собой, они обсуждали происходящее, и мнения разошлись. Резкий на словцо Лёха высказывался так:

– Вот их послушать, так холод продирает до костей! Вот, слышали, как этот тип втирал – человек, мол, существо такое, что может получать энергию из любых продуктов! То есть, что получается?! Человеку нужно кушать не колбасу, а – по его мнению – прям можно смело употреблять навоз или там, сено?! И это он НАМ преподносит «на полном серьёзе», как будто мы пятилетние дети. Да пошли они, я к ним ходить не буду, лучше полтора или три часа своей жизни в спортзале грушу поколочу.

Одногруппники хихикали, поддакивали, соглашались, но на предмет продолжили ходить. Серёга Чарин, громадный парень, уже отслуживший в армии, на этих парах только улыбался и записывал лучшие «перлы», потом зачитывая на переменах и смеша всю группу. Ходить же на пары большинство продолжало, относясь к дисциплине разными чувствами: от скепсиса и иронии до полного погружения в предмет. Юра придерживался умеренной позиции, ходил, смеялся над шутками других, но – раз уж жизнь вынудила посещать данную дисциплину – старался взять оттуда хоть что-то полезное. И, с удивлением понял, что там есть рациональное зерно. Например, один из первых семинаров по предмету, ребята проводили на полянке недалеко от основного здания, уютно расположившись на травке. Немногие студенты туда дошли, а парочке «преподавателей» на посещение было, казалось, совершенно всё равно. Парень тихонько рассказывал о такой вещи, как сны и их энергетическую сущность, а Юра вдруг с удивлением понял, что несколько лет назад он видел сон об этом дне – очень чётко, явственно и красочно ему тогда показали кусочек фильма с его участием – он хорошо его запомнил тогда, но не понял ничего. Этот парень, сидящий по-турецки на своей серой курточке напротив него, здание институтской столовой за его правым плечом, девочек-отличниц из его группы, сидящих в широком кругу – он всё это видел во сне! Его словно молния поразила, он аж покачнулся слегка, а преподаватель глянул ему прямо в глаза, проницательно улыбнулся, как будто прочитав его мысли. А может быть, и – прочитав, потому что дальше он рассказывал, глядя на только на загипнотизированного Юру, и именно про вещие сны. После этого события Юра внимательнее относился к их словам, не присоединяясь к насмешкам, но и не делясь своими открытиями с другими, доказательств-то у него не было. Но внутри он знал правду, и эти люди и их знания открылись ему в новом свете.

В декабре того же 93-го года, помнится, он возвращался в общежитие от тётки, через весь город, поздним вечером. Было ужасно холодно, больше 15 градусов мороза, а ехать надо было с пересадкой на Самокиша. Зайдя в заледенелый троллейбус, он пристроил тяжёлый рюкзак между креслами, выдохнул наконец, поднял глаза в салон троллейбуса, и просто остолбенел. Печки не работали, все стёкла заиндевели, изо рта шёл пар, даже в салоне была явно минусовая температура. А на два ряда впереди, сидел их блондин-преподаватель, в одной белой футболке, спокойно беседуя с какой-то девушкой рядом, одетую в шубу. Юра аж рот разинул, видя эту картину – на коже у парня не было никаких следов мурашек или холода, казалось, что он сидит на летней лужайке, так комфортно тот себя чувствовал. Не он один глазел на невероятную картину – полупустой троллейбус весь был в изумлении, молча выдыхая струи пара, а посреди этой тишины сидел морозонепроницаемый человек. И никакой куртки или шубы рядом с ним не было и в помине. На ум сразу всплыли его недавняя лекция о возможностях терморегуляции организма, которую он тщательно, но механически записывал, не вникая, так же. Как и товарищи, снисходительно посмеиваясь. А выходит – зря!

Одну из следующих пар на этой дисциплине ребята посвятили соединению с космосом. На их занятия уже почти никто не ходил, они на это внимания не обращали, зачёт всем выставили недавно спокойно, ну скептики и забили на предмет. Юра же тщательно вникал, даже задав пару практических вопросов. Они спокойненько говорили о таких вещах, как «соединение с космосом», «огненном луче из макушки», учили правильной посадке при этом (лучше всего – по-турецки!), синхронному дыханию и мышлению. На удивление, ему понравилось мысль сделать что-то невозможное остальным, и вечером, в пустой холодной общажной комнате, он попробовал всё сделать по их инструкциям. Как же он был поражён, когда активная медитация ему внезапно удалась! Несколько минут сосредоточения и правильного дыхания, нацеленной мысли – он всё почувствовал взаправду – и горячий, почти ощутимый столб золотого огня из его макушки в небеса, и громкий гул при этом, и ощущение соединения с чем-то безбрежным, умным и добрым. Ощущение длилось всего несколько минут, кто-то резко постучал в запертую дверь, он резко вздрогнул, дёрнулся, и незримая связь распалась. Дверь открывать и включать свет он не стал, но повторить успех он уже не смог. Воспоминания об этом жгли его, но ни с кем и никогда он не делился ими, не желая подвергать себя недоверием и насмешками, он то реально это чувствовал! Очень скоро после этого предмет из курса исключили, мгновенно о нём забыв и не обсуждая больше – видимо, жалобы студентов на трату их времени, оплаченного государством, достигли ушей руководства ВУЗа. А Юра даже немного жалел – только с ними он мог бы обсудить увиденное со знанием дела, но ребята из ВУЗа пропали мгновенно, оставив о себе только одну запись в зачётной книжке. Ну, еще и новый нарицательный термин «Секта радостных», иначе их студенты до конца обучения и не называли.

С 3-го курса учение, конечно, пошло веселей. Появились профильные предметы, звучащие полезно: «Банковская система», «Статистика», «Бухгалтерский учёт», «Макроэкономика». На поверку всё оказалось не так уж и радужно – «Макроэкономика» была парой раз в неделю хотя бы, на которой престарелая дама, надев очки, важно читала вслух замечательный труд «Экономикс» великого американского экономиста, мистера Самуэльсона. Другого ничего не рассказывалось, не задавалось и не существовало, причём следить за своими вопросами надо было крайне внимательно. Толик Иночкин например, одногрупник Юры, однажды ляпнул, не заметив преподавателя в подсобке: «Ребята, я с пары линяю, чё тут делать – опять время терять на декламации Самуэльсона? Ха-ха..» Резко появившаяся дама молча его запомнила, ни слова не сказав в тот раз, но предмет Толик сдавал после этого 9 раз, его технично ловили всегда на новых, изобретательно появлявшихся вопросах, и законно срезали, ставя упорный «неуд» в ведомость. Дабы не потерять стипендию, Толик выучил наизусть весь труд, и всё равно весь третий курс, с января по июль ходил упрямо пересдавать, пока она не насладилась своей местью. После этого весёлый Толик пытался себя сдерживать в публичных комментариях, но при виде увесистого тома Самуэльсона его начинало мелко трясти, и он отворачивался. Друзья его подкалывали, одногрупники сочуствовали, от отшучивался, находя пользу и в подобном жизненном испытании – преодолении внезапной трудности.

С 4-го курса им начали преподавать «Базы данных». Молодая девушка, ненамного старше самих студентов, полкурса морочила им голову подробным изучением программы анализа данных FoxBase. Тщательно записывая все сложные команды на английском, студенты только диву давались, для чего нужны эти знания устаревшей уже в тот момент программы, написанной для Norton Commander? Но продолжали трудиться, пустой труд уже стал привычкой. До тех пор, пока спокойная и весёлая Оля Первых, ласково называемая одногруппниками «Первышка», не взорвалась прямо на занятии: «Скажите, а для чего нам вот это ерунда нужна? На дворе 1996 год, на всех нормальных компьютерах уже стоит как минимум, Windows’95 и пакет Microsoft Office. И совсем скоро, после выпуска, нам всем понадобится уметь на них работать! Неужели вы не можете учить нас этому, а не глупому FoxBase?».

Преподаватель опешила, потом накинулась на Олю, но ребята загудели одобрительно, поддержав эту позицию. Более того, Наташа Мадленова веско поддержала Ольгу, сказав что у них в бухгалтерии все уже так и работают, нужен для жизни Word, Excel, ну может, еще Outlook для переписки. Вовремя поняв, что бунт воистину народный и общий, преподаватель согласилась с ними, отменив это занятие и отпустив всех домой пораньше. Следующее занятие началось с теоретического изучения Windows 3.11, компьютерного класса в институте ещё не было, формировался только на бумаге. Юра только усмехался на этом занятии – у него, к счастью, была возможность поработать на относительно современных компьютерах, у родного дяди в его компьютерном хозяйстве. Тот работал, как бы сейчас сказали, системным администратором в богатейшем предприятии Крыма, Агрофирме «Дружба народов». К слову сказать, директор фирмы был человеком энергичным и прогрессивным, и занимался своим предприятием по-серьёзному. Вот и купил в бухгалтерию 20 компьютеров, которые родственник как раз и объединял в «сетку». Вскоре, его как крепкого хозяйственника, узнал весь Крым – директор фирмы Василий Алексеевич Киселёв двинул на резкое повышение по партийной линии, в октябре 1996-го оказавшись в кресле Председателя Верховного Совета Крыма. Юра погостил тогда, прошлым летом, у дяди неделю, в базовом варианте освоив Windows, Word и Excel, и на эту дисциплину продолжал ходить только из добросовестности.

На последнем курсе, Слава Богу, пошли необходимые дисциплины: «Основы налогообложения», «Страховое дело», «Биржа и фондовый рынок». Это уже было неплохо и необходимо, только, к сожалению, длились они всего один семестр. Всё что успели, это ознакомиться с базовыми терминами и понятиями, однако даже этих знаний вполне хватало, чтобы нормально читать современные российские журналы «Деловые люди» и «Деньги. Коммерсантъ». К этим изданиям он пристрастился в прочтении, ходя за этим раз в неделю в областную библиотеку, невзирая на долгие поездки туда и обратно. Делать он это начал с подачи интеллигентного дедушки-преподавателя курса «Банковское дело». Сам он ничему особенному научить студентов не мог, ибо, как он однажды стыдливо признался, «в современном банке? Нет, не работал… Знакомые? Да нету… Зато я досконально знаю теорию банковского дела!». Но, по крайней мере, внушал студентам уважение и любовь к своему предмету, немного, но очень интересно рассказывая про основы инвестиционного или даже VIP-банкинга, в том виде, в котором это существовало на Западе в то время. Источники знаний он не раскрывал, однако Юра, регулярно читающий в оригинале посоветованные тем журналы, понимал, что именно в них он и почерпнул – Юра уже даже записывал для себя, в каком именно номере тот взял тему для очередной лекции. Но на смех препода не поднимал, эту информацию не разглашал – ведь тот хотя бы любил свой предмет, и старался дать эту любовь своим подопечным.

Парню казалось важным регулярное чтение тематической периодики для будущей карьеры, и он заставлял себя вникать в устройство российского успешного бизнеса, что волнует эти компании, как они развиваются, и куда движутся? Однажды в руки попал толстенный, весь такой из себя роскошный и почти иностранный, журнал «Forbe’s» в российском варианте. Обстоятельность аналитики статей, рассказы о успешных взлётах в бизнесе, тенденциях экономики и происходящих в мире событий завораживали его, громкие имена и дорогие бренды, манили в сердце финансовых сфер, в загадочную, опасную, и такую притягательную Москву. Журнал он теперь читал регулярно, делал выписки, запоминал ведущие компании в разных отраслях экономики, даже делал выписки для себя и заметки.

Между тем, дело плавно подходило к государственным экзаменам, так называемым ГОСам. Юра, очень хорошо учившийся, начал узнавать поподробнее о параметрах получения красного диплома, и опять ему преподаватель начал рассказывать, что он не потянет эту награду, что нужно сдать ГОСы только на отлично, безупречно написать и защитить дипломную работу. Парня покоробило, что его стали отговаривать от мысли добиться награды, и он стал ещё подробнее разбираться в вопросе. Улучив момент, переговорил о себе подробно с секретарём деканата, та пообещала уточнить информацию. И не подвела, через три дня выложившая перед Юрой копию аттестационного общего листа с подчёркиваниями. По листу выходило, что у него нормальное соотношение 4-ок к 5-кам (не более 25%), портило картину только одно обстоятельство – «тройбан» по дисциплине «Размещение производительных сил», по курсовой за еще 1-ый курс, самую первую сессию, когда вчерашние школьники становились именно студентами. Говорили, что только после последнего экзамена менялся статус – абитуриенты становились настоящими студентами. Видимо, правило было из наследия Страны Советов, когда студентов безжалостно отчисляли по итогам первых экзаменов, а экзамены были нереально жёсткими. На их курсе, из 150 студентов, на первом курсе не было ни одного случая, на 2ом курсе – двое, и то, за пьяный дебош в ресторане с битьём лиц, посуды и зеркал.

Чтобы не получилось ситуация, схожая с обломом по серебряной медали, Юра, сцепив зубы, пообещал себе добиться этой вожделенной награды. Из совсем неглупой ихней группы, только двое претендовали на красный диплом официально, со всего курса – пятеро. Соответственно, начать следовало с устранения преграды, в виде тройки за старую курсовую. Тот предмет вёл строгий и принципиальный доцент Осадчий, и он, к счастью, всё ещё преподавал в институте, все работы у него ранились в архиве в полном порядке. Переговорив с ним, объяснив мотивы исправления, парень поймал уважительный взгляд преподавателя.

Доцент молча пододвинул бумагу для заявления о пересдаче, надиктовал сухой текст, завизировал. Ушёл в подсобку своей кафедры, и долго там шуршал бумагами и стучал папками. Вынес торжественно его сшитую работу, слегка покрытую пылью времён, раскрыл перед собой.

– Да, работа до «хорошо» явно недотягивала… Вот смотрите – здесь у вас не раскрыта тема, здесь – грубая ошибка, а вот тут со знаками препинания намудрили, лишние запятые и недостающие тире, юноша… Так что переделывайте, старайтесь, и если я это увижу – обещаю исправить на «отлично» и лично переправить в экзаменационных ведомостях. Сроку вам – три дня, успеете?

Юра только кивнул, забирая свою работу в пакет ко всем учебникам. С небрежностью работы он был согласен, навскидку даже увидев свои тогдашние ошибки. Он даже помнил причину – дело было на первой сессии, с большим количеством зачётов, которые проводили в последнюю предновогоднюю неделю. Запарка тогда была жуткая, всё наложилось друг на друга, и эту курсовую он дописывал глубокой ночью перед семинаром, закончив в 2 часа ночи, а в 8.30 уже надо было работу сдавать. По этой же причине он тогда махнул рукой на свою оценку и не пошёл пересдавать, стипендии государственной не лишают – ну и ладно! Но сейчас, ощущая проснувшиеся амбиции «краснодипломника», он твёрдо себе пообещал запомнить этот жизненный урок и сделать выводы. Если сразу не обратить внимания на промашку, и не устранить её сразу – она всплывёт потом сама, как правило – в самое неудобное и напряжённое время, всё равно заставит себя решать.

Той же ночью в общаге, он углубился в чтение своего старого труда. Их разделяла пропасть – почти пять лет интенсивного обучения, и сейчас он смотрел на «курсовик» совсем другими глазами, более придирчиво. Ошибки бросались в глаза, но он заставил себя дочитать 15 куцых страниц до конца. Прочитав, задумался – работа была, в принципе, неплохой, достаточно глубокой и стройной. Исправления преподавателя при этом касались только 2-го, главного листа, где была указана структура изложения. Остальной текст не был замаран красной ручкой, и это был плюс для исправления – она была сшитой в клеёнчатую папку со скоросшивателем.

Решительно вынув лист №2, положил перед собой чистый, и начал править структуру, пытаясь угадать направление развития мысли, которые хотел бы видеть преподаватель, так сказать – заказчик работы. Работа спорилась, он с уже обретённым опытом написания многочисленных письменных работ легко понимал необходимое движение мысли. Структура на глазах преображалась и приукрашивалась, подавая содержание в выгодном свете, делая его более внушительным визуально..

Один единственный лист из 15 был вынут – на нём стояло красное исправление, переписал его ручкой, максимально похожей по цвету на оригинал, не забыв исправить замечание. За 40 минут работы, курсовая значительно улучшилась, сменив всего 2 листа из 15. Подумав про себя, он счёл улучшения законченными – вряд ли уважаемый доцент будет углубляться дальше структуры, да и вряд ли что помнит по содержанию самого текста – только проверит отсутствие исправлений – вдруг студент крайне ленив? – и прочитает самое важное – структуру. Если она его порадует – дело будет в шляпе, а получившаяся работа внушала такие надежды. Завтра он, работу, разумеется, не понесёт, рано слишком для вдумчивого исправления, доцент насторожится. Послезавтра утречком он отдаст работу, это будет как раз нормально, а работа выглядит сейчас вполне достойно. Улыбнувшись, Юра закрыл работу, мысленно чокнувшись с собой в уме хрустальной стопкой коньяку за удачу.

Так оно и вышло на поверку – Осадчий был очень доволен, исправляя ему оценку, и не скупился на похвалы работе. Ему очень понравилась даже не столько работа, сколько скорость, качество и глубина исправлений, то усердие, которое юноша проявил. Отлично было в кармане, она попала во все официальные ведомости, и открыло ему дальнейшие по добыче красного диплома – он проверил эту информацию в деканате. А следующим шагом были коварные ГОСы, и они уже были «на носу».

А с ними вышла какая-то ерунда… Юре преподаватели, не сговариваясь, лепили «четвёрки», как он ни старался… Да и он этой весной был немного не в форме – у него случилась очередная влюблённость, отвлекавшая его внимание, да и интенсивность учёбы его сильно утомила, на экзаменах болела голова, мысли разбегались, накатывали по очереди то грусть, то равнодушие, что то похожее на синдром хронической усталости. Однако, получив четвёрок, и осознав ситуацию, что красная книжка опять пытается ускользнуть, всё странное оцепенение слетела, как пыль. Парень с недоверием переосмыслил ситуацию с учёбой, как будто это было не с ним, обомлел от понимания, и рванул исправлять. На него в деканате посмотрели как на больного, переспросив – чего-чего он хочет сделать?! ГОСы пересдать?! Ну это… пишите пока заявление, юноша…

Ситуация решалась лично новым, недавно назначенным деканом Ефремовым. Назначение было связано со скандалом, и массовыми протестами студенческого сообщества. Предыдущий декан по возрасту уже не проходил, и после нескольких его последних промашек, вызывавших недовольство руководства ВУЗа, был тихонько смещён и отправлен в отставку. Студенты хотели видеть на этой должности заместителя декана по учебной работе, умницу и красавицу Элану Владимировну, молодую женщину, энергичную и грамотную, знакомую с первых дней учёбы всем курсам. Однако сообщество престарелых учёных предпочли видеть на этом месте такого же немолодого администратора от науки, и назначил деканом одного из Завкафедры «Финансы и кредит», введённого туда пару месяцев назад. Его кандидатура вызвало столько пересудов и волнений – он не был знаком ребятам вообще как преподаватель, и ходили упорные слухи о его мощном «блате» – что было назначено общее собрание всего факультета, где новый назначенец, при молчаливой поддержке ректора и его замов, заявил студентам, что должность эта – не выборная, а административная, и решение принято в Министерстве образования, утверждено и согласовано. Там же он заявил о смене курса развития вверенного ему Факультета, и скорых изменениях в учебном процессе, призванных улучшить качество обучения. Ректор молча одобрительно кивал, что придавало всей процедуре какую-то безысходную легитимность.

Изменения не заставили себя ждать – очень скоро заговорили о жёстких тарифов для нерадивых студентов, проваливших экзамен или зачёт. Те были поставлены перед выбором – отчисление или добровольная помощь ВУЗу, в виде натуральных подарков. Особенно полюбились бумаги для факса и принтеров, для самых запущенных случаев практиковались откупы компьютером в сборе. Такую альтернативу, например, поставили Ромке Бородулину со смежной специальности, чудесного милого парня, души компании, жившего с Юрой в общежитии на одном этаже, большого любителя пива и мастера играть рок на обычной гитаре, наизусть знающего всю «Металицу», как он сам, смеясь, называл любимую и культовую тогда группу «Metallica».

Ошарашенный этой новостью на 4м курсе, Рома бегал как ошпаренный, пытаясь пересдать сессию, но преподаватели уклонялись под всеми предлогами от этой возможности. Созданная, невыносимая для Ромы ситуация, быстро разрешилась, как только он выпросил денег у родителей под угрозой скорого отчисления. Всё это Рома рассказывал вечером ребятам, натянуто улыбаясь, и показывал разбитую вдрызг гитару, над которой поработал его отец, внезапно нагрянувший в общежитии утром пару дней назад. В подробности Рома не вдавался, но сидел с трудом и морщился при этом – у отца были армейский ремень с бляхой, и тяжёлая рука. Весь следующий год посиделки у Ромы были почти забыты, он учился самоотверженно и упорно, родители часто приезжали его проверять.

Юру это не коснулось, он и так неплохо старался и был одним из самых успевающих на курсе, но сигналы о методах нового руководства доходили со всех сторон. Так или иначе, меры давали свои ощутимые плоды – на втором этаже в средней аудитории очень быстро, за два сессионных месяца, образовался полноценный компьютерный класс из 30 средних «Пентиумов», с установленными на них Windows’95. Класс был защищён решетками и стальной дверью, было видно что руководство его выделяет – было немедленна организована ставка преподавателя, экстренно сформирован курс практических занятий и вставлен в существующий учебный план – невероятная вещь, посреди учебного года, подвинув часы других, давно утверждённых дисциплин! Юра же только плечами пожимал, ходя на эти занятия только из чувства долга – компьютерные знания он получил уже у дяди, при помощи его неплохих компьютеров и понятного пересказа и показа работы Word-a и Excel-я, программ, в принципе простых, и понятных пользователю. Но, видимо, новому руководству крайне нужна была весомая галочка перед продвинувшими его покровителями – например в графе «Оборудование и запуск современного компьютерного класса: исполнено», и если так – он мог собою гордиться. Только вышеупомянутые методы, выжимающие последние средства из родителей небогатых студентов бюджетного отделения, не оправдывали «псевдовеликой» цели, работать за этими машинами было даже жутковато – так и виделись слёзы и страдания людей, совсем недавно стоявшими за кусками светлого пластика и мерцающих экранов.

Так вот в этом году, декан правил уже не столь безжалостной рукой, и вопрос о пересдаче ГОСов его внезапно заинтересовал. Он вызвал своего 5курсника на аудиенцию, и зад л вопрос:

– Скажите, юноша, а по какой причине вы хотите пересдать такую вещь, как ГОСУДАРСТВЕННЫЕ экзамены? Вы считаете, что с вашей персоной обошлись необъективно, или вас, может, нарочно зарубили на экзаменах? Или с кем то из преподавателей у вас личный конфликт? Поясните.

– Алексей Владимирович, дело не в этом. А в том, что я сдавал их, будучи болен, на ногах переносил простуду, вот и был не на 100 % готов. Плохо себя чувствовал… Так-то я способен на большее, считаю себя достойным красного диплома, и готов это подтвердить усердной работой. Взгляните на мои предыдущие оценки…

– Уже взглянул – строго глянул декан на соискателя – и был приятно удивлён. Кроме того, устные оценки знающих вас давно преподавателей, дают мне пищу для раздумий, все они вас отмечают как яркого, сообразительного студента. Так что я даю Вам шанс – произнёс он внезапно, накладывая положительную резолюцию на заявление, с одним условием.

– Пересдача будет производиться вами лично замдекану Элане Викторовне, я её предупрежу. Иметь справочные пособия, подсказки и шпаргалки запрещено. Сидеть вы будете посреди кафедры, один, за голым столом, времени будет как на ГОСах, ровно полтора часа. Тянуть нельзя, через три дня ведомости будем отправлять в Министерство, так что ждём вас на моей кафедре послезавтра в 10.00. На пары завтра можете не ходить, идите, готовьтесь, и не разочаруйте меня.