Loe raamatut: «Золотой дурман. Книга третья. Месть золотого идола»
Книга третья
Чёрное озеро
Светлеющее утреннее марево сизой дымкой окутало спящую тайгу, крупные капли росы, отдающие ночную прохладу, повисли на высоких стебельках трав. Природа словно притихла в ожидании летнего дня после холодной июньской ночи и только ранние пташки лениво пересвистывались в ветвях деревьев, нахохлившись от влажной свежести зарождающегося утра. Где-то за частоколом просыпающегося скита запели первые петухи, следом за ними призывно замычали коровы, торопя хозяек на утреннюю дойку…
– Заорала ни свет ни заря, – позёвывая, молвила Авдотья, доставая сапоги из-под лавки. – Пойду доить.
– Тише ты! Мирона разбудишь, – вполголоса прикрикнул на неё Антип.
– Да пора уже вставать… – заворочался тот, давая понять, что не спит. Да и какой сон может быть, ежели сегодня он решил исполнить задуманное – таинственное Чёрное озеро не давало покоя ему с того времени, как он прочитал записи Ивана Зырянова. Мирон не раз мысленно представлял это загадочное место. Чем чаще он возвращался к своим мыслям, тем настойчивее становилось желание воочию увидеть эту наводящую страх на инородцев и староверов дьявольскую обитель.
– Может, пшеницы перемолоть? – выбрал он подходящий момент для отговорки.
– Да, пожалуй, надоть бы. Мука-то совсем на исходе, – поддержал его предложение Антип. – Ты перекуси да с собой чего собери. Али Авдотью дождись – утрешник1 прихватишь.
– Да я с собой пирогов возьму, – кивнул Мирон на прикрытую тряпицей вчерашнюю выпечку, – и молочка холодненького вечернего налью – я парное не очень уважаю.
– Ну смотри, – лениво махнул рукой Антип. – Карьку возьми – он туды дорогу знат. Вон какой туманище по утрам стоить, так чо не мешай яму – он сам до мельницы дойдёть.
Забросив на Карьку мешок пшеницы, Мирон не спеша, по утренней росе, выехал на край покрытой туманом долины. Развернув тряпицу с начертанием пути к Чёрному озеру, он быстро определил направление по пробивающемуся сквозь пелену тумана диску восходящего солнца.
«Однако сперва на мельницу надо съездить, а потом уже и до озера добраться», – решил он.
Прикинув направление к мельнице, Мирон неторопливо направил лошадь в пелену тумана, окутавшего долину. Карька, поняв конечную цель пути, уверенно ступал по высокой росистой траве.
«Что же в прошлый раз меня не в ту сторону занесло? – в ответ своим мыслям пожал плечами Мирон. – Нужно было довериться Карьке, а не править самому, не зная дороги».
Монотонное покачивание в седле клонило ко сну.
– Брр! – тряхнул головой Мирон, чувствуя, что засыпает. – Давай быстрей, Карька! – ударил он в бока скакуна. – А то так и уснуть можно.
Карька, коротко заржав, перешёл на быструю рысь. Поток влажного утренника ударил в лицо Мирону, смахнув с него подступающую дрёму.
– Эге-гей! – с задорным гиканьем продолжил он свой путь.
Слёзы ночной прохлады, покрывшие сочные стебли трав, разлетались в разные стороны от бегущего во весь опор скакуна. В редеющем тумане промелькнули берёзовая роща и дыхнувшая свежестью воды, протекающая по долине река. А вот и мельница тёмным силуэтом выплыла из тумана. Карька заржал, встав на дыбы возле вытекающего из-под мельничного колеса ручья.
«Как давно это было. Словно длинная череда лет минула с той прошлой осени», – с трепетом в сердце вспомнил Мирон встречу с Марьяной. Её весёлый смех щемящей скукой отозвался в его сознании.
«Как же любовь растягивает время расставания, – с печалью в глазах подумал Мирон. – Протекает день, но в разлуке он словно год».
Где же она, та, что растворилась как видение, оставив его растерянного с букетиком лесных цветов? Сколько раз возвращался он в тот далёкий день, вспоминая каждый жест, каждое слово своей прекрасной спутницы.
«Эх, может, она и забыла его давно», – тяжело вздохнул Мирон, снимая со спины Карьки мешок с зерном. Привязав коня и насыпав в кормушку овса, он направился к двери мельницы.
Хлебным ароматом пахнуло от впитавших дух перемолотой ржи бревенчатых стен. Запустив в работу жернова, Мирон быстро управился с привезённым мешком зерна.
– Ну, теперь и на Чёрное озеро можно, – с лёгкостью закинул он на плечо перемолотое зерно.
Насытившийся Карька, лениво пофыркивая, отгонял хвостом назойливых мух. Завидя Мирона, он приветливо заржал, показывая хозяину желание побыстрее отправиться в путь.
– Сейчас мы с тобой в одно место заскочим, – достал Мирон тряпицу с начертанием пути к Чёрному озеру. – Та-ак, – прикинул он направление, глядя то на карту, то на прояснившуюся долину. – В сторону тех холмов ехать нужно… Но-о! – запрыгнув в седло, Мирон легонько ударил в бока Карьку каблуками сапог. – Давай, давай… – более настойчиво направил он скакуна к намеченной цели.
Путь оказался намного длиннее, чем нарисованный на карте: приходилось объезжать глубокие овраги, переваливать через небольшие холмы, миновать болотистые места, не отмеченные Иваном Зыряновым. Но вот Мирон узнал уходящую вверх тропу – ту, которой вышел на инородцев, заблудившись на пути к мельнице.
«Где-то уже недалёко должно быть то самое дьявольское место», – подумал он, ещё раз сопоставив чертёж и направление своего движения. Огромный, пологий холм, поросший смешанным лесом, вырос на его пути. Множество ручейков вливались в образовавшееся у его подножия непроходимое зыбкое место с торчащими кое-где голыми стволами берёз. Карька тут же увяз по колено в зыбкой моховине.
– Назад! – развернул лошадь Мирон. – Придётся в объезд. Где-то здесь это Чёрное озеро.
Перелески и небольшие лесочки подступили к возвышенности с другого края – тут-то на карте и была изображена цель его конечного пути.
– Ну а где же здесь озеро? – внимательно оглядел окрестности Мирон. – Так, так, – почесав затылок, попытался он вспомнить текст рукописи.
«А как объедешь округ того взгорка2 – так гляди расщелину в вараке3. За ей-то, саженях не боле трёхстах, оно и лежить-то – сатанинско озеро», – вспомнились строки Ивана Зырянова, не отмеченные на карте.
Мирон не спеша поехал краем смешанного леса. А вот и начались каменистые выступы, постепенно перерастающие в высокую стену.
«Вот она, та расщелина!» – резко остановил он своего скакуна.
– Давай-ка пощипай травку, – оставил он Карьку на зелёной поляне перелеска. Сбросив в тень берёзы мешок с мукой, Мирон, подтянув потуже пояс с кинжалом, направился к тёмной щели, прорезавшей стену варака.
Тихий и спокойный лесной мир встретил его по ту сторону расщелины. Жуткое безмолвие окружило ступившего в неизвестность человека, придавив душу оглушительной тишиной. Огромные, словно поднявшиеся на дрожжах деревья холодным сумраком накрыли землю от полуденного солнца.
«Что это?! – отскочил в сторону Мирон, едва не наступив на кости скелета. – Инородец, – определил он по истлевшей одежде. – Кто его?…Может зверь какой растерзал? – мелькнула догадка. – Странно, а голова направлена в сторону расщелины, словно торопился покинуть это место; и поза – словно не на ногах застала смерть бедолагу, а старался уползти…От кого? И почему ползком?.. Прибрать нужно будет на обратном пути – человек ведь».
Какой-то странный звук, похожий на свист, нарушил гробовую тишину. Неприятный холодок пробежал по телу Мирона.
«Пожалуй прав был Антип – будто сам дьявол, зазывая, показывает дорогу», – внимательно осмотревшись, взялся он за рукоятку кинжала.
Вдруг деревья отступили и небольшое, изумительной голубизны озеро, словно упавшее с неба, встало у него на пути, отодвинув в сторону только что пережитую неприятность.
«Какое же оно Чёрное? – спокойная, зеркальная голубая гладь», – встав на берегу, удивлённо отметил про себя Мирон. Но вдруг, словно переча его домыслам, причудливые круги со зловещим клокотом выступили на поверхности водоёма.
«Это, скорее всего, газы, – успокоил он себя, вспоминая познания в освоенных в Петербурге науках. – Так вот чего боятся инородцы, – коротко улыбнулся Мирон, присев на камень возле воды. – Какое красивое место, – разглядел он на другом берегу огромные поляны высоких диковинных фиолетовых цветов. – Чего же тогда Гурьян испугался? Даже заикаться стал».
Но тут же необъяснимое чувство беспокойства закралось в душу: какой-то обманчивой показалась эта безмятежная тишина, эти замысловатые круги на воде, эти радующие глаз цветочные поляны. Завороженным взглядом рассматривал Мирон открывшееся перед ним чудное место, словно особый неведомый мир окружил его. Сколько раз он мысленно отправлялся сюда, но созданные его воображением картины оказались далеки от реальности.
«Буйство зелени и цветов и что-то таинственно-пугающее в этой окружающей безветренной тишине», – отметил он про себя.
Природа словно прочитала его мысли, и со стороны цветочных полян пахнуло свежим ветерком. Какой-то неведомый аромат, проплыв над озером, окутал сознание Мирона. Дёргая носом, он старался понять, что это за незнакомое благовоние, откуда оно.
«С озера? Или с цветочных полян?.. А может это загадочное место, рождает букет неведомых запахов трав и деревьев?»
Резкий свист заставил его повернуть голову в сторону. Гигантская змея4, похожая на длинное тонкое бревно, прошуршав в высокой траве, выползла к воде в саженях двадцати от Мирона.
– «Откуда такая рептилия?!» – вскочил он, раскрыв от удивления глаза. В его представлениях о животном мире её можно было сравнить разве что с огромной анакондой.
– Быть того не может!» – тряхнул головой Мирон, стараясь прогнать видение, но змея не исчезла, а только замерла, пригревшись на жарком солнышке.
Холодок страха понемногу стал щекотать его душу. Незнакомые запахи всё настойчивее пробирались куда-то внутрь, затуманивая сознание. Круги на озере стали приобретать всё более замысловатые очертания, напоминая по форме неземных чудовищ.
– Мирон… – донёсся до него голос Марьяны. И вот она сама, восседая на вороном коне, расплывчатым силуэтом поднялась над забурлившими водами озера.
– Изыди, сатана! – отмахнулся Мирон от наваждения. Словно растаявший туман, исчезла Марьяна. Но змея – она зашевелилась и, издав холодящий душу свист, медленно поползла в его сторону.
«Видение это или явь?» – промелькнула в голове неуверенная мысль.
«Бежать нужно отсюда», – прошептал ему внутренний голос.
В полузабытьи, припадая к земле, кинулся он в сторону расщелины, держа наготове кинжал – на случай обороны. Враз нахлынувшее сильное потрясение молоточками застучало в его голове. Не страх его гнал отсюда, а внутреннее чувство самозащиты.
«Эти странные запахи – не они ли являются причиной помутившегося сознания? – едва доходило до Мирона суть происшедшего. – Эти видения…Внезапно навалившаяся слабость…»
С каждым шагом Мирон чувствовал, что силы постепенно оставляют его. Спотыкаясь о торчащие из земли корни деревьев, он торопился как можно скорее покинуть это злосчастное место. Худощавая фигура с перекошенным от злобы лицом, как видение из прошлого, встала на его пути.
«Помоги, сил уже моих нет, сейчас в пропасть сорвусь!» – голосом, полным мольбы, прокричала она. Какие-то смутные воспоминания проснулись в его памяти. Словно луч солнца, ворвавшись в темноту небытия, осветил потерянную связь с прошлым.
«Игнат! – чуть было не вскрикнул Мирон. – Это он столкнул меня в пропасть… За что?.. Золотой идол… Арест…» – стали всплывать в памяти отрывки прошлого. Болезненная пелена накрыла его сознание: перед глазами, в дьявольских обличиях, пробежали: Игнатий – с остервенением секущий Прокопия Столярова, Бакай – обвиняющий его в краже идола, конвоиры – стерегущие по пути в острог, крик просящий о помощи и как завершение тому – растаяла чёрная бездна той злосчастной пропасти, которая невидимой стеной отгораживала его от жизни в Сибири.
Собрав последние силы, Мирон в полусознательном состоянии выбежал в залитый солнцем пролесок. Карька, подняв голову от сочной травы, тревожно заржал и поспешил навстречу хозяину.
– Как же мне взобраться на тебя? – поднял Мирон мутный взгляд на своего скакуна. – Сил больше нет… – тщетно попытался он вскарабкаться в седло.
Жеребец, словно прочитав мысли хозяина, лизнул его руку и лёг подле Мирона на живот.
– Ах ты умница! – обхватил тот его шею, вскарабкиваясь на спину. – К Серафиме, дружок… – еле прошептал он на ухо лошади.
Карька постоял, покрутил головой и тихой рысью направился в сторону поселья Устина Агапова.
Прикрыв глаза от слепящего солнца, Мирон склонился в густую гриву коня. Открывшиеся вдруг потерянные эпизоды прошлого вновь туманной явью заполнили все его мысли. Перед глазами проплыли: Бикатунская крепость, куда его определили для службы в местный гарнизон, опасные горные тропы на сборе ясака, стычки с маньчжурами, не желающими покидать эту благодатную окраину России. В памяти воскресли последний поход в экспедиции Клюге, несправедливое и жестокое обвинение в краже золотого идола.
«Как же друзья? – сам по себе возник вопрос. – Что они теперь обо мне думают? Считают, что вор?.. А Марьяна? Ведь она поверила в несправедливость обвинения в краже шкатулки с драгоценностями. А теперь – хищение золотого идола, и опять он».
Мирон с горечью тряхнул головой.
«За что же, Господи, мне такие жестокие наказания?! Ведь есть же мера человеческого терпения!» – как ножом в сердце отозвался открывшийся провал в памяти.
Потянувший свежий ветерок с реки немного привёл его в чувство, а вон и мельница появилась на горизонте – ещё чуток, и они будут на месте…
Подойдя к частоколу вокруг поселья, Карька грудью торкнулся в ворота, но на этот раз крепкие засовы перекрыли дорогу гостям. Испустив протяжное ржание и не дождавшись никого из поселенцев, он развернулся и копытом стал бить в тяжёлые бревенчатые двери.
– Погодтя, погодтя!.. Эй, мужуки, пойдёмте-ка глянем, кто енто так в вороты бацкаить, – раздался приглушённый женский голос из-за частокола.
– А ты чо, испужалась, Аграфена? – иронически ответил мужской бас.
Через мгновение ворота со скрипом отворились и полная женщина, вскрикнув, взмахнула замаранными в земле руками.
– Ой, Господи, коняга в вороты торкается!.. А седок-то живой али нет?!
– Живой я, тётка, живой, – прохрипел Мирон. – К Серафиме бы проводила.
– Никак Антипов постоялец, – вышел вперёд худой рыжебородый мужичок.
– Он самый, – кивнул другой – здоровенный детина.
– И откеля ты такой? – участливо наклонила голову женщина.
– Потом… – махнул рукой Мирон.
– Ну чо стоите, рты раззявили! – прикрикнула Агрофена. – Проводьте до Серафимы.
– Да этоть мы мигом, – подхватил под уздцы Карьку сухощавый и скорой походкой повёл лошадь в сторону подворья Серафимы…
– А ты покедова, Федосий, брёвна отеши. Да смотри, чобы ровно – баня она ить щалей не любить…
Напахнувшие знакомым ароматом целебные травы, напомнили ему хлопочущую над отварами Марьяну.
– Давай-ка, Архип, его сюды – на лавку, – подхватила Серафима с другого бока Мирона. – Щас я подушку подложу.
– А чево это с им? Обыгается ли? – вопросительно глянул рыжебородый на знахарку.
– На всё воля Божья, – коротко ответила Серафима.
– Так-то оно так… – почесал затылок Архип. – Ладноть, пошёл я – баню мы с Федосием ставим… одна-то, поди, управишьси.
– Да иди уже – теперяча только мешаться будешь.
Всё поплыло перед глазами Мирона, видения больше не преследовали его, но тяжесть в голове прочно прижала к подушке.
– Накось попей, – приподняв голову Мирона, поднесла к его губам чашку с тёплым отваром Серафима. Приятная истома враз побежала по его телу, веки сделались тяжёлыми, и он тут же забылся безмятежным, спокойным сном.
– Ну вот – поспи, а там поглядим, чем тебя ишшо попоить…
Проснулся Мирон весь мокрый, в голове всё ещё стоял неприятный шум, но было уже немного легче.
«Где я?» – оглядывая помещение, силился вспомнить он. Яркая полоса света солнечной дорожкой протянулась по выскобленному добела полу. Усевшись на лавке, он резко потряс головой, как бы прогоняя остатки засевшей хвори.
«Сколько я проспал?» – взглянул Мирон на затянутое бычьим пузырём окно.
Но тут же мрачная картина встала перед его глазами – события выпавших из памяти дней вновь горькими воспоминаниями вонзились в душу.
«О Боже! Ещё одно клеймо вора незаслуженно повисло над моей головой. Фёдор… ведь он поверил в мою вину, – с болью в сердце вспомнил Мирон резкие нападки командира. – Никита, пожалуй, единственный из друзей, кто усомнился в этом. Как же теперь жить с таким позором?!»…
За дверью послышались неторопливые шаги.
– Вижу, обыгалси чуток, – вошла в горницу Серафима.
– Да, уже полегче, – всё ещё слабым голосом ответил Мирон. – До Антипа бы мне – беспокоиться будет.
– Сиди… Ишь какой швыдкай5! Смотри, как подсолнух6 повесил. На шеи ишшо толком не дёржится. Побудешь у меня денёк-другой, травки попьёшь, а к Антипу я Фадейку послала – он и обскажет всё.
– Угу, – согласно кивнул Мирон.
– А теперяча сказывай как есть – откель ты такой заявилси… С Чёрного озера?! – прожгла его Серафима колючим взглядом.
– Оттуда… – виновато опустил голову Мирон.
– И чево тебя туды понесло? Один чуть заикой не осталси – ладныть, что скоро убёг оттель, а ты, видать, поболе задержалси.
– Да уж поразительно красиво озеро то, а когда ветерок подул, такой аромат нахлынул – прямо-таки внутрь лезет. Засмотрелся я на благообразие природы, а потом вдруг видения стали перед глазами: чудовищные круги на воде…
Марьяна – словно выплывающая из тумана… и гигантский змей на берегу, испускающий жуткий свист…Что это было?! – вопросительно поднял глаза на знахарку Мирон.
– А видение и было тебе, – загадочным тоном ответила Серафима. – Только змей – истинно там обитает. Вот почему инородцы обходят стороной то место – говорят, что сам шайтан, оборотившись змеем, стережёть Чёрно озеро. Одно скажу – дьявольско то место…Бывала я там, с Иваном Зыряновым. Это благовоние тебе голову затуманило, и через яво ты видения всякие усмотрел – шибкое потрясение оно в человеке вызыват. Сам диявол собрал вместе те дурманящие травы и замешиваить дух из их, а кто духу того хлебнёть – обессилит и, ежели возвернуться не поспешит, – там и останется.
– А как же вы назад выбрались? – с нотками недоверия произнёс Мирон.
– Так мы, милок, не в ето время туды ходили – отцвели уже те травки. Да и то, нутром дурно почуйствовали. Я сразу Ивану сказала: худо енто место – нечисто. А круги на озере том – диявол наводит. Оно и растения там – диковинные, иде ещё видал такия: деревья-то – страсть каки здоровущи. А уж как змеюку огромадну узрели – так взадпятки оттель, только молитвой «Живые помощи» и убереглись.
– Так оказывается, тот загадочный аромат причина моих видений.
– Загадочный?! – усмехнулась Серафима. – Диявол в ентом месте тайною всё опутал, и кто хочеть ту тайну разгадать – там и остаётся. Видал кости человечески? Никто теперяча не насмелится на то озеро пойтить – вон и инородцы яво далече стороной обходять.
– Значит, выходит, дьявол открыл мне то, что выпало из моей памяти, – задумчиво взглянув на знахарку, сделал вывод Мирон.
– Чево тебе открылось? – пристально посмотрела ему в глаза Серафима.
– Моя жизнь здесь, в Сибири. В одночасье я вспомнил то, что было сокрыто от меня в последнее время.
И Мирон рассказал всю историю начиная с похищения самородков.
– Вот так я оказался арестантом… – с печальным выражением лица закончил он свою речь.
– Да-а, – сочувственно ответила Серафима. – Сердешный ты – сколько беды на тебя навалилось. Не диявол тебе открыл глаза, а Господь вернул утраченное в памяти, через твоё потрясение. А от диавола только то, что осудили невиновного?.. Тяжко чужу вину на себе несть.
– А кто же тогда выкрал золотого идола? Тут, как ни крути, всё на мне сходится. Да только не я это! – с горечью выкрикнул Мирон.
– Не ты… – спокойно ответила знахарка. – А тот, за кем ты, как за малым дитём, ухаживал, – Игнатий.
– Но – не-ет, – недоверчиво отпрянул Мирон. – Ведь Игнат же всё время был с Бакаем – с ним и на охоту уехали. Когда же он успел?
– Не знамо, как Игнатий енто сделал, но апосля твоего рассказу душу я ево увидала, а в ней ужо ничево не скроешь – сатанинска у него душонка.
– Не знаю… Сомнительно всё это, – покачал головой Мирон.
– Твоё право сумлеваться. Это ты ему поверил – а меня не обманешь. Для чево он тебя в пропасть столкнул? Видала я ладошки твои – все изранены – шибко ты за жизню боролся, да только не смог за остры камни задержаться… А хотел он показать всем, что убёг ты, испугавшись наказания за содеянное.
– Ну, это ваши предположения…
– Пусть будет так, – мирно согласилась Серафима. – Может, чего покушаешь? – сменила она тему разговора.
– Не хочется…Тоска какая-то давит.
– Гони её, печаль, не твой ентот грех – ослободи свою душу… Вот – выпей травки да поспи ещё, – подала знахарка кружку травяного настоя. – А я твою одёжу пожамкую.
И вновь приятная истома потянула его голову к подушке, веки отяжелели, и он забылся крепким сном…
Голосистое пение петуха прервало сладостные сновидения. Ему откликнулся второй… третий. Мирон приоткрыл глаза – раннее утро сумрачным светом раскрасило стены горницы:
«Однако опять чуть ли не сутки проспал», – проснувшись в уютной тишине, подумал он про себя.
Звуки, доносящиеся извне, подсказывали, что хозяйка занята на дворе утренними делами…
Мирон потянул носом… запах свежеиспечённых шанег пробудил в нём неодолимое желание покушать.
«Уж не позавтракать ли мне без хозяйки? – кишки к спине прилипли», – сел он на краешек кровати. Его одежда, аккуратно свёрнутая, лежала рядом.
«Вот какая добродушная и внимательная: покушать приготовила, одежду постирала», – мысленно поблагодарил он Серафиму.
«Перекусить да пойти помочь по хозяйству?» – проглотив голодную слюну, взглянул он на прикрытый белой тряпицей стол. Мирон налил себе кружку молока и, перекрестившись, с аппетитом оголодавшего человека принялся за еду. Такими вкусными показались ему постряпушки Серафимы после нескольких дней болезни, что он и не заметил, как опустела тарелка с шаньгами.
«Вот теперь можно и поработать», – прикрыв стол тряпицей, выскочил Мирон в прохладное июньское утро. Пение петухов и мычание коров встречало занимавшуюся зарю…
Окинув хозяйским взглядом двор, он заметил сваленные в кучу берёзовые чурки – это то, что было нужно, оставалось найти топор. Видавший виды, поржавевший колун он сыскал в сараюшке. Скинув с себя верхнюю одежду, Мирон с охоткой и упоением взялся за дело…
– Ну вот, вижу, совсем обыгалси – до слова сделал
, – услышал он добродушный голос Серафимы. – Не знаю, как тебя и благодарить…А то мужукам всё некода, а Фадейку не допросишьси.
– Отблагодарить, говоришь, – шумно выдохнув, смахнул выступивший пот Мирон. – А ты бы мне заговоры да шепотки старинные показала. Чудодейственную силу, слышал, они имеют.
– Марьянка сказывала? – с едва заметной улыбкой спросила знахарка.
– Угу, – чтобы не выдать своего смущения, отвернулся Мирон в сторону.
– Чево стушевалси? – заметила Серафима его жест. – Вижу я, что зацепила тебя девка, – никуды ты от ентого не скроиси – у тебя на лице всё видать. Да и кто же мимо такой пройдёть?
– Ну так как – покажешь заговоры? – не желая выкладывать знахарке свои чувства, вернулся к просьбе Мирон своей.
– Ха!.. Заговоры… – враз посерьёзнев, прожгла она его пронзительным взглядом. – Не тебе эту мудрость познать, хоть и разумеешь ты, но не для всех сие писано. Здеся не головой, а душой принять надобно – ой как мало таких, кому дано это.
– А Марьяна? – вызывающе взглянул Мирон.
– Марьянка? – ей сам Господь Бог уразумение дал. Да вот только не схотела она принять ентой мудрости – колдовство, говорить… А вот от травок не отказаласи. Ну так ладноть, как на душу ей легло – чево теперяча об ентом.
– Ну да, – согласно кивнул Мирон. – Марьяна девушка необыкновенная – редко встретишь такую… Да и встретишь ли.
– Это верно сказал – необыкновенная. Много молодцев на Марьянку заглядывалось. Сколь уж батарашек8 об её обломали, а всё без толку. Вот и ты туды же… Вижу, искренне твоё желание, да уж шибко колючи те веточки, иде ента ягодка схоронилась, только руки поиздерёшь – а не достанешь.
– Лучше руки изодрать о шипы и быть отвергнутым, чем отступиться и корить себя за это всю жизнь.
– Хмм, – с промелькнувшей одобрительной улыбкой отозвалась Серафима. – Это ты верно сказал… Бог в помощь тебе, Мирон.
– Благодарю вас, тётка Серафима… Сейчас чурки доколю, уложу в поленницу, и домой собираться нужно.
– Муку-то свою в амбаре забери. С Фадейкой мешок приташшили, один-то ни в каку ни схотел в то место ехать.. Штей похлебашь – да и с Богом…
Карька, недовольно фыркая от жары, размахивал хвостом, разгоняя назойливых мух. Седок не торопил коня, и тот медленной рысью продвигался по залитой солнцем долине. Летний зной струйками пота скатывался за воротник рубашки.
Но Мирон, задумавшись, не замечал июньского полуденного солнца, горячими лучами обжигающего голову и спину. Враз открывшаяся картина выпавшего из памяти прошлого горестными мыслями стояла перед его глазами. В который раз всплывало покрытое мраком тайны происшествие с золотым идолом.
Словно какая-то злая неведомая сила, надсмехаясь над ним, второй раз поставила на нём печать вора…
– Ну чево, сходил на Чёрно озеро? – окинул исподлобья постояльца Антип.
– Сходил… – мрачно буркнул Мирон.
– Говорил я – дьявольско енто место, трандило тебе в лоб.
– Если так, то выходит, сам дьявол мне память вернул?
– Чево-чево?.. Каку память? – недоумённо сморщился Антип.
– Вспомнил я то, что выпало из моей памяти. И почему я оказался связанным, когда вы меня нашли.
И Мирон поведал всю историю с момента прибытия в Бийскую крепость, подробно рассказав о пропаже самородков и золотого идола.
– Вона что-о?! – в удивлённой задумчивости почесал затылок Антип. – Это ж надоть было кому-то всё так подвесть. Прямо кака беда за тобою по пятам ходить. И там загадка с бриллиянтами, и тута…
– Ой не говори, дядя Антип, – лучше бы оставалось всё это в неведенье, – тяжело вздохнул Мирон.
– Да-а, верно ты говоришь – в неведении оно лёгшее. Тяжко душе чужой грех нести.
– Что же делать?.. Кто поверит в мою невиновность?
– Думаю, не поверють в миру, – покачал головой Антип. – Искать будуть тебя…
Который день небольшой отряд под командованием поручика Зуева мотался по скалистым горным тропам. Третьего проводника уже сменили, а к селению Тойпынака так и не смогли попасть. «Может, и нет никакого демичи, чьи люди видели человека, похожего на Мирона Кирьянова?» – задавался сомнением поручик.
– Слышал я про такого, – объяснял толмачу проводник Туруш. – Да только особливо от всех он кочует – забрался в самую глушь… Вот вроде бы эти места, по рассказам охотников, – а никаких признаков жилья, – обводил он рукой уходящие вдаль скалистые отроги гор.
Не раз уже поминал поручик недобрым словом капитана Фролова, доложившего секунд-майору Тёрскому о мужике, похожем на Мирона, на которого наткнулись инородцы. «Да у них все русские на одно лицо, мало ли в горах беглого люда. Ежели бийские казаки упустили арестанта, то почему я должен отвечать за его поимку», – пробегали в его голове недовольные мысли.
Хотелось повернуть назад по причине бесполезных поисков, да строгое лицо господина Качки, лично давшего указание изловить опасного преступника, всё время стояло перед глазами поручика…
Опасные каменистые тропы в глуши горного царства ввергли в уныние бодро вступивший в Телеуцкую землицу отряд из десятерых служивых с бравым командиром. С мрачными чувствами тревоги поднимались люди после очередного привала. Что их, не ведавших горных походов, ожидает там, впереди, где на каждом шагу подстерегает смертельная опасность.
«Сами их превосходительство обещали награду за поимку лиходея», – подбадривал поручик упавших духом солдат…
Открывшийся внезапно пологий спуск в зеленеющую лиственницей и кедром долину отозвался радостным блеском в глазах служивых. Цветущие кусты смородины и заросли малины, дохнули чем-то близким, напомнив знакомые сердцу барнаульские леса.
– А вот и подходящее место для ночлега, – кивнул поручик на небольшую полянку с маленьким зеркальцем родниковой воды. Быстро разбили лагерь, и вот уже пламя костра с треском пожирало сухой еловый хворост.
– Поеду осмотрюсь, – коротко бросил Туруш и скрылся в чаще леса.
– Кабы не сбежал, – с опаской произнёс Иван Мальцев, кивнув на примятые лошадью проводника кусты. – Сгинем все в ентом дьявольском месте.
– Типун тебе на язык, – резко оборвал его поручик.
– Да не-ет, инородцы никода на тако не пойдуть, – лениво махнул рукой Макар Сорокин, служивый бийского гарнизона. – Вон Ефим Назаров сказывал, никода они человека в беде не бросят, – так что помолчи, нечего на добрых людей наговаривать.
– А я чево?! Просто сумление взяло, – вздёрнул сухощавыми плечами Иван.
– Давайте уже вечерять! – прикрикнул кашевар Егор Зорин. – Никуды он не сбежить – осмотрится и назад возвернётся.
Как бы в подтверждение его слов, из леса послышался хруст ломаемых веток и через мгновение показалось улыбающееся лицо Туруша.
– Нашёл! Нашёл! Тут совсем рядом.
– Чего нашёл? – удивлённо переспросил толмач.
– Растяжку нашёл – видать, недавно поставили. Самострел на взводе – наверняка люди Тойпаныка.
– Вот это хорошая весть! – радостно встрепенулся поручик.
– Теперь нужно охотников дождаться, – продолжил проводник.
– И долго нам их ожидать?
– Думаю, вскорости должны подойти. Ведь ежели добыча попадётся, надолго нельзя оставлять – зверьё растерзать может.
– Хорошо, возьми двух служивых и толмача – покараульте до утра, а то кабы не просмотреть их – ищи тогда ветра в поле…
Едва только влажное, прохладное утро опустилось в горную долину, как из леса послышался приглушённый взволнованный разговор. Как и предполагал Туруш, рано утром двое охотников приехали проверить ловушки и теперь, переговариваясь с проводником, торопились к лагерю, желая угодить высокому начальству из России. С нескрываемым интересом оглядев офицерскую форму поручика, они, почтительно кланяясь, предложили свои услуги, чтобы проводить отряд в селение Тойпынака.
– Ну как есть – он самый! – признал Мирона в оставленном Фёдором рисунке Макар Сорокин. – Я уж яво хорошо запомнил.
– Так говоришь, похож тот мужик, которого вы встретили, на этого? – указал на рисунок поручик, переведя взгляд на инородца.
– Похож, похож… – закивал головой худощавый паренёк.
– Он это – Мирон! – утвердительно заключил Зуев.
– Во-во!.. Вспомнил – так его имя, – выставил вперёд указательный палец Амырчак. – Я сразу его признал, да только мне не поверили.
– Тот, что сбежал, по-нашему хорошо понимал – так нам объяснил господин, который оставил рисунок. А этот ничего не мог объяснить – всё на пальцах, – возразил в своё оправдание Тойпынак.
Вот что, например, писала газета «Алтай» в августе 1913 года:
«На днях крестьянин села Ново-Белокуриха видел змею толщиной вершков пяти (25 см) и длиной пяти аршин (3,5м). Замечательно, что некоторые из крестьян говорят, что лет десять назад тоже видели такого змея».