Loe raamatut: «Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся», lehekülg 7

Font:

выпустил из уст „огненную струю“ нецензурщины. Из кабины вывалились бойцы и, ошпаренные потоком фраз из русского фольклора, заметались вокруг машины. Смеху и восторгу дорожных наблюдателей не было предела.

Неожиданно в цирковое представление вмешался колхозный представитель. Он подошел к бойцам, что-то им сказал, и один из них бросился назад к подсобному хозяйству. Через некоторое время он вернулся с веревкой в руках и вручил её представителю колхоза. Тот лихо взобрался в кузов машины, сам лично закрепил растяжки, а далее проделал нечто невероятное с третьей верёвкой. Один конец верёвки он привязал к мошонке быка, затем пропустил её через весь кузов, натянул и закрепил второй конец за задний фаркоп под кузовом транспортного средства. Как он это проделал, известно только ему и быку. Бык вёл себя на редкость спокойно, видимо, почувствовал руку профессионала. Расставив задние ноги, он замер, словно врос в пол кузова.

Если бы этот цирк видел командир части, то, зная его крутой нрав, можно было предположить, что все непосредственные участники этого шоу были бы привязаны верёвками к заднему фаркопу УАЗа, каждый за свою мошонку, а он сам бы лично сел за руль. Наконец, колонна тронулась в очередной раз.

На этом первая часть национального родео, свидетелем которой я был лично, закончилась. Вторая часть уже по рассказам самих участников.

Скотобойня находилась на окраине деревни. Здесь быка осторожно свели с машины. Два бойца взялись за верёвки, привязанные к рогам, третья волочилась по земле. И тут что-то стукнуло в голову „Винни-Пуху“ (он и сам потом не мог этого объяснить) – уж очень ему пришёлся по душе способ укрощения строптивого быка – и он ничего лучшего не придумал, как намотать свободный конец третьей верёвки, всё ещё привязанной к мошонке „рогатого ковбоя“, себе на кисть правой руки. Под таким конвоем быка повели к месту „казни“.

Вдруг бык остановился, насторожился, видимо, почуяв что-то недоброе, возможно, запах крови, и весь напрягся, растопырив задние ноги. Конвою следовало бы тоже насторожиться и напрячь свои мозги, но они пребывали в радужном настроении: всё им здесь было в диковинку. Неожиданно бык мотнул головой в одну сторону, в другую, да с такой силой, что вырвал обе веревки из рук бойцов, развернулся на сто восемьдесят градусов и рванул в обратную сторону. „Вини-Пух“, намертво привязанный к быку, помчался вместе с ним. Бык с „прицепом“ пронёсся мимо машины и через ворота скотобойни вырвался на оперативный простор.

„Римская колесница“ нового поколения неслась по деревенской улице. Всё живое: куры, гуси и прочая домашняя живность, которая привыкла вольно разгуливать, разлеталась и отползало в стороны.

Навстречу ехал автобус, курсировавший между деревнями. Водитель вынужден был остановить автобус, съехав на обочину, чтобы дать дорогу необычному марафону. Пассажиры в изумлении прильнули к окнам. Что было в их головах, когда они видели следующую картину: несётся, сломя голову, какой-то бык, за ним, привязанный верёвкой, вприпрыжку катится „колобок“ в военной форме, а далее в клубах пыли бегут еще два бойца.

Бык выскочил на небольшую площадь, от которой в разные стороны расходились улицы, и остановился, возможно растерялся, не зная в какую сторону податься. Тут его и настигли бойцы, которые, рискуя своими жизнями, буквально повисли у него на рогах.

А „колобок“ в чине капитана, всё ещё „прицепленный“ к быку, стоял на коленях и никак не мог отдышаться. Пот катил с него крупными грязными каплями. Через некоторое время подъехала колхозная машина, оборудованная по всем правилам перевозки крупного рогатого скота, куда и был – в который раз за этот день! – водворён непокорный бык.