Вторая часть книги , написанная в 1986 году , наиболее ценна. Жаль , что автор не успел ее закончить. Писательский талант и повествование от первого лица делает книгу особенно интересной.
Действие романа разворачивается на фоне больших исторических событий. Это наступление советских войск под Москвой в декабре 1941 года, тяжелые бои при выходе из окружения группы наших армий юго-западнее Ржева, это полная драматизма борьба антифашистского подполья в известном гитлеровском концлагере Маутхаузен. Герой романа, от лица которого ведется повествование, — непосредственный свидетель и участник этих событий.
повалили к центру, и тотчас «заработали» палки тех, что выстроились в одну линию посреди поля. Слышался отчетливый деревянный стук, крики, гвалт. Наконец, краснорожие осадили худых, и те тоненькой неровной цепочкой потянулись к бачкам. Упавших и не поднявшихся за ноги оттаскивали к «сеновалу», возле которого я продолжал сидеть, не решаясь влезать в свалку. Иванов с Герасимовым ушли, пообещав получить и на меня. Раздатчики им на слово не поверили, и, когда все пленные, получив «порцион», перекочевали на другую половину лагерного пространства, Иванов вернулся ко мне. С его помощью я тоже получил свое – черпак грязноватого вида горячей бурды и вдобавок жирный фиолетовый крест, выведенный химическим карандашом на ладони в удостоверение того, что похлебка мне выдана. Как ни был истощен я, как ни посасывало у меня под ложечкой, в первый раз эту серую бурду я не мог доесть до конца. Похлебка сварена была из костяной муки и по виду напоминала малярный клейстер. В этот первый день старший полицай отобрал у меня диагоналевую комсоставскую гимнастерку с двумя памятными пробоинами на рукаве, взамен мне сунули выношенную красноармейскую гимнастерку и засохшую горбушку хлеба. Хлеб нам, троим, был очень кстати – оказалось, что Иванов тоже не смог доесть костяной бурды, – заодно мы узнали, что мародеры-полицаи отнимают у пленных все более или менее сохранившееся обмундирование и сапоги. Взамен изъятого выдается давно списанное, застрявшее на каких-то наших армейских складах и в качестве трофеев захваченное немцами. Вот оттуда и буденовки, и прожженные, должно быть, еще на советско-финляндской войне красноармейские ушанки. «Сеновал» оказался сараем, в котором на соломе, не получая никакой медицинской помощи, лежали раненые. Здесь же находились и наши пленные военврачи, и фельдшера, но у них не было ни лекарств, ни бинтов. Меня с товарищами пустили переночевать (остальные пленные спали под открытым небом), а на следующий день во время общего построения выкликнули офицеров, и Иванова с другими военнопленными командирами куда-то увели.
– Генерала Карбышева убили, – говорит он резко и не остерегаясь. – В лед превратили человека, в ледяную глыбу генерала Дмитрия Михайловича Карбышева, понятно вам или нет?.. Он чуть не плачет. В то же утро становится известно, что эсэсовцы и «пожарники» этой ночью убили за баней около четырехсот заключенных, эвакуированных вместе с военнопленным генералом Карбышевым из концентрационного лагеря Заксенхаузен.
По двору, засунув руки в карманы шинели, прогуливается Худяков. Он думает. В последнее время он совершенно замкнулся в себе и постоянно о чем-то думает. – Давай побродим вместе, – заметив меня, говорит он. Взгляд его хмур и серьезен. – Ты знаешь, между прочим, почему у нас такой тяжелый провал на фронте?.. Мы наделали кучу ошибок. И самая большая – это тридцать седьмой год, несомненно. Мы потеряли много честных партийцев, в том числе и в армии, а такие прохвосты, как Борода или Рогач, остались.
А я вам вот о чем поведаю, братцы, – объявляет раз Борода. – Беспартийных среди нас нет, так что, надеюсь, никаких тайн я не разглашу… Смакуя подробности, он вспоминает о том, как брал взятки у председателя передового колхоза, как пьянствовал вместе с прокурором и гулял с районными активистками. – Ну, было же так, правда? Чего греха таить! – с ухмылкой произносит он. Кое-кто похихикивает. – Мы люди свои, товарищи, можно сказать. Верно? – Серый волк – тебе товарищ, в Брянском лесу, – резко отвеча
что, доставленный с другими солдатами из Ржева в лагерь пленных в Смоленске, я решил зарегистрироваться как офицер: назвался техником-интендантом второго ранга, а по должности, как и было, – заведующим делопроизводством оперативного отделения штаба дивизии. Думал, попав в среду пленных командиров, скорее встречусь с кем-нибудь из сослуживцев –
Отзывы 1