Жорж Милославский. Угнетатель 2

А ведь у нас был план «Б», по которому мы без героизма доползаем до табуна и просто закидываем его стрелами. Когда я его озвучивал, не только благородные, даже мой десяток отворачивал глаза и морщился. Что примечательно, никто ничего не сказал. Ни одной фразы, позволяющей понять, что об этом думают бывалые вояки. А думали они примерно одно и тоже: «Из какой бездны тебя сюда принесло?», это было видно по кончикам подрагивающих хвостов, по выпущенным из подушечек пальцев когтей, по красным огонькам в прищуренных глазах. Во всяком случае мне все эти детали привиделись чуть не наяву. Да чего вы на меня так смотрите, твари!? Пожечь всю технику противника в лагере, взорвать самолёты на аэродромах, корабли в порту потопить – это классика боевых действий! Так то техника, а то лошадки. «То бензин, а то дети!» в этом мире жизнь коня зачастую ценится выше, чем человеческая. А еще кони красивые…

Вот такой я урод, мне мои соратники, бойцы мои и отцовы ближе и дороже самой породистой кобылы. Так что план «Б» у нас есть. Забрали сильно влево и подошли к стану врага сбоку с той самой стороны, где замечена коновязь, там же и загон должен находиться. Расходимся вокруг лагеря парами, вернее три пары бойцов разбегаются перед лагерем. Их задача найти секреты противника, не выдав себя. Старательно вдалбливал – если не найдете ничего подозрительного, всё равно к загону не подходить! Задача – вернуться ко мне и доложить, что ничего не нашли. А если найдут – тем более вернуться и доложить. В случае обнаружения дать звуковой сигнал и бежать к замку без героизма, мы тогда все к замку побежим.

Глава 3. Результаты и выводы

Все три группы вернулись тихо. Две доложили, что противника не обнаружили, зато впереди услышали лошадей в большом количестве. А вот третья группа порадовала – почувствовали запах дыма, не поленились сползать, на самом деле ходили скрючившись, ползать в этом мире никто не умеет кроме меня. По словам бойцов в небольшой ложбинке сидит человек пятнадцать и чего-то ждут. Как раз понятно, чего они ждут. Я даже могу себе представить, что где-то неподалеку от табуна сидит в кустах и вояка, который должен поднять тревогу, только мои бойцы его не заметили. А он их, так что всё не так уж плохо. Пробираемся через сжатое поле к этому овражку и замираем. Ага, ветерок в нашу сторону, огня не видно, а вот запах выдаёт. Это они еще не курят, нет такой моды. Картофель уже выращивают, а курить еще не начали, во всяком случае в Мерсалии и Иманте.

Стоило нам занять самые козырные места, как… ничего не началось. Сидели и скучали еще минут десять, а потом до нас донесся звучный громкий раскат. Баааахххх! Звук, приглушенный расстоянием в несколько сотен метров, не бил по ушам как кнутом, а был слегка похож на одиночный выстрел из АКМ, того который в калибре 7,62. Но если сравнивать с чем-то местным и тутошним, то более всего он походил на резкий удар молотком по нашим воротам. Очень большим молотком, очень резкий удар. Да, доносился звук как раз от замка. Мои аж на месте подпрыгнули. Они, конечно, слышали звук парового ружья, но с папиной пушкой тот бах не сравнить. Калибр в два пальца это вам не один, тут совсем другая моща из ствола рвется, преодолевая звуковой барьер.

Я рассказываю долго, а на самом деле движуха прямо летит, меньше, чем через секунду в другой стороне, в стороне вражеского лагеря послышался звук попадания снаряда во что-то. Тупой звук удара, словно в землю воткнулся… снаряд от ЗУшки и не взорвался. И алармистские крики в лагере. Минута тишины примерно, и новый грохот от замка, а потом звонкий удар, и треск и опять крики… И снова бабах, а потом еще один. Лагерь весь наполнился ором, командами, бардаком, причем среди встревоженных и панических попадались и крики боли или отчаяния.

Только нам было не до криков, нашей задачей была та группа противников, которая ждала нас. А посмотреть было на что, света костра хватало. Их старший, судя по его жестикуляции и метаниям туда-сюда, никак не мог определиться с целями: не то остаться тут и дождаться диверсантов, не то бежать в лагерь помогать ловить врагов и спасать своих. Два бабаха потребовалось ему, чтобы принять решение – он располовинил отряд и с одной группой побежал в лагерь на выручку гибнущим товарищам, а вторую половину своей группы оставил дожидаться нас. Грамотное решение, одобряю. И вообще, как командир, и в данном случае. То бы мы просто коней свели, а то сначала с этими бой устроим.

– Бойцы, приказа резать лошадок не будет. – В темноте словно лампочки включились, сразу восемь лампочек. Это мои бойцы заулыбались. – Сведем сколько сможем, остальных просто по полю разгоним. Но сначала надо оставшееся охранение положить, причем тихо.

– Ваша милость, это мы со всем своим удовольствием!

– Да, не извольте даже переживать, мы их прямо отсюда всех в ёжиков превратим. – Вот балаболы, наслушались от своего начальника словечек и щеголяют теперь.

– Приготовились? Первые двое – в самого левого, вы двое по следующему, вы в того, который с алебардой, вы двое в длинного… первый залп вместе, потом по готовности сами выбираете цели… Давай!

Одновременно с этим я рванул вперед и вправо чуть не быстрее стрел, но при этом не перекрывая сектор стрельбы. Моя задача была не дать сбежать тем, кто останется невредим, поэтому я бежал в сторону лагеря. Бегу и вижу, что один успел среагировать на попадающие в товарищей стрелы, ломанулся именно туда, к своим. Вот только я уже на пути, и у меня меч в руке, а ему некогда было вытаскивать своё оружие. Мой удар мечом с плеча на развороте совпал с попаданием стрелы в спину. В мою спину. Видать, кто-то быстрый и глазастый успел среагировать на беглеца, а вот попасть в него уже не успел. Подбираю отлетевшую от сюрко стрелу, пригодится еще. Смотрю на голову, откатившуюся от беглеца, прикидываю, как не вляпаться в невидимую в темноте кровь, явно натекающую сейчас из шеи. А то еще поскользнусь, и буду как любит отец выражаться, по грудь в крови.

– Парни, кто сейчас в меня попал? Ну?!

– Я, ваша милость. Я не в вас стрелял.

– Да уж понятно, что не в меня. Держи стрелу, молодец. Если бы я не ломанулся, ты бы его наверняка остановил. Хвалю за выучку и правильные действия, нам сейчас сбежавшие совсем не нужны.

– Рад услужить, ваша милость!

– Не кричи. Там закончили?

– Да. Мелочевку собрали, крупное не трогали.

– Хорошо, ты и ты впереди всех скрытно движетесь к загону, ты налево, ты туда. Смотрим в оба глаза, кого найдете валите наглухо. К лошадям без команды не подходить.

И снова мы перед загоном, пару минут постояли согнувшись, вроде никого. По моей команде половина отряда снимает жерди, освобождая противоположную от лагеря сторону от ограды. Еще четверо стоят с луками наготове, удерживая щепотью стрелы на тетивах – мало ли кто припрется. Даже не удивлен, что лошадки не спят, в лагере суета, крики, треск и бабаханье попадающих куда-то снарядов. Части коняшек это настолько не нравится, что они плюнули на боевые действия и смазали лыжи. А мы и не против, посторонились и дали им уйти в поля. Некоторым еще и ладошками по крупу похлопали, давая понять, что всё они решили верно – не их эта война.

Всё, выжидать нет смысла, кручу рукой над головой, подавая сигнал собраться, а потом командую брать кто сколько ухватит и вести в замок. Короткие куски веревок с карабинчиками на концах вынимаются из подсумков, оставшиеся самые смирные лошадки цепляются на сворки, уходим! Точнее уезжаем верхом без сёдел. Оставшийся десяток лошадей подумал-подумал и потрусил за нами – страйк! Гнать нельзя, тормозить тоже, так что рысим чуть быстрее пешеходов в сторону ворот. Перед вражеским палисадом, зачищенным в начале ночи, нас окликают – свои! Отец не подвел, выставил заслон из дружинников во главе с Крутоном на случай погони.

Перед воротами спешиваюсь, бегу к калитке, стучу.

– Всё в порядке, открывайте быстрее ворота!

– Слушаемся, ваша милость! Много у вас там?

– Утром посчитаем, дохрена!

Двое из заслона уже собрали бесхозных коней, увязавшихся за нами своей волей, поглаживают морды, одобрительно наговаривают, чтобы те окончательно успокоились за приятое ими решение. Всё верно, ушастики, тут вам и стойло тёплое найдут, и телеги с требушитами по грязи тянуть не заставят. Да и кормежка не как в полевом лагере.

– Отеееец! Хорош пулять! Мы дома, прекращай бабахать, лошадки боятся!

Этот момент мы не продумали, могло сорваться, если бы кони отказались идти в замок, над которым стоит непривычная им канонада. Ну как канонада, расчет устал или отец, но выстрелы раздаются уже где-то раз в три минуты. А то бы точно табун не довели до замка, кони при каждом выстреле вздрагивали.

Утром подводили итоги нашей вылазки. В пассиве двое раненых, получивших колотые раны в процессе добивания противников, не согласных с нашим сценарием. А еще я спать хочу как из пистолета. Адреналиновый прилив сошел, и я начал зевать так, что аж челюсть заболела. Раненых на перевязку, лошадей распихали по стойлам, пристройкам и еще куда-то за хозяйственном дворе. Вон уже кто-то побежал навес им делать – негоже под зиму под открытым небом скотину держать. А лошадок мы привели шестьдесят штук без двух! Личный рекорд, так его растак. Пожалуй, я теперь заслуженный конокрад Мерсалии, а не просто почетный цыган. Человек семнадцать мы уработали с диверсионной группой, сколько-то еще отец из пушки покрошил, ну пусть еще пяток, заметная убыль, особенно с учетом того, что у нас пока без потерь.

Спать хочется, спасу нет, но я вместо этого карабкаюсь на самую высокую башенку нашего донжона. Уж очень охота посмотреть, как там требушиты поживают. Не увидел, только зря лез. Толи они откочевали в теплые края, толи просто прилегли отдохнуть. А может всё проще – дымка над землей скрадывает их очертания? Не уверен, что стрельба практически вслепую по ранее произведенном прицеливании могла быть столь эффективна. А вот не пойду спать, подожду, когда туман развеется.

Разбудил меня звук работающей пушки. Осмотревшись, я был вынужден констатировать, что во сне я не только уполз со стены, но еще и как-то забрался в свою кровать, даже разделся! Эк меня размалинило! Не, сам я до такой глупости бы не додумался, в смысле тратить силы на разоблачение. Выходит, слуги и отнесли, и раздели. А чего там за бабахи, осада что ли? Одеваюсь, иду на стену.

– Дорд, сынок! Ты чего, уже проснулся? Выспался?

– Отец, я бы еще часов пять проспал, да только ты шумишь сильно. Кстати, а чего шумишь?

– Вчера не доделал дело, один требушит устоял, пришлось вот доделывать.

– Убил?

– Убил! Уж не знаю, насколько сильно там всё поломано, но теперь не торчит.

– Батя, вспомни сосну, которую мы по весне уронили одним выстрелом. Что там уцелеть может? Пусть новые везут теперь.

Героями дня были граф со своим артиллерийским расчетом и я с «десятком» диверсантов. Пусть радуются жизни пока, они еще не знают, что завтра станут первыми пластунами-арбалетчиками. Сначала буду учить их ползать, а потом перезаряжаться лёжа. Раз у меня такая команда специфическая, которая поголовно научена и луком владеть, и арбалетом. Про щит-меч молчу, с этим всё стабильно. Жан, бедняжка оруженосец, тоже подвергнется той же экзекуции, раз хочет на диверсии ходить. Но это завтра, а сегодня у меня банные процедуры, перемежающиеся лёгким развратом с личной служанкой.

О! И не забыть предупредить Бэллу и Стеллу, что я и над ними готов поизмываться, вдруг захотят ощутить прелесть начальной военной подготовки. Сестры нашлись, не сами, а посредством слуг, на смотровой площадке донжона, моего любимого места в замке. Они осматривали диспозицию и обсуждали перспективы военного конфликта. Я не удержался, а вместе с ними помечтал о том, как мы весело разгромим агрессора, а потом спляшем на их костях.

Положа руку на сердце, в этот момент я слегка усомнился в правоте концепции о том, что боевые действия лучше вести на вражеской территории. Конкретно в данный момент всё слегка наоборот обстоит, во всяком случае внешне: мы в домике, в тепле и с банно-прачечными процедурами, подкрепляемыми сексуальным обслуживанием, а противник в палатках на ветру, еда на костре, отхожее место за кустами, половая жизнь исключительно с командирами и в очень извращенной форме. Даже удивительно, почему они не заняли опустевшую деревню? Неужели опасаются сгореть заживо ночью или быть уничтоженными по частям? Или боятся, что свои осадные механизмы не уберегут силами часовых? Так и так же без камнемётов остались… А сгореть заживо в крестьянских избах и впрямь легко. Достаточно магу-боевику ночью выйти на пробежку, и всё. А кто у нас сильный огневик, неужто Витор дер Прист? А кто прославился диверсиями во тьме ночной? Точно, его сын и наследник! Так что правильно они делают, что в деревню не зашли, лучше мерзнуть живым в шатре, чем гореть в избе.

– Девочки, вы будете учиться новым приёмам войны, идеально подходящим к вашему основному оружию?

– Когда?

– Да вот прямо завтра, вместе с моими бойцами.

– Мы готовы, да Стелла?

– Готовы-готовы! Что нужно от нас?

– Мужская одежда, которую не жалко пачкать и порвать, которая не стесняет движения.

– А это обязательно?

– Обязательно. Воевать вообще удобнее в мужской одежде. Женская для этого не приспособлена.

– Мы поговорим с мамой.

– Куда уж без неё. И имейте в виду, заниматься придется вместе с моими вояками, они потом обязательно начнут хвастаться, как видели графских дочек, ползающих в грязи.

– Ползать?! В грязи?! Ты с ума сошел?

– Ну нет, значит нет.

– Нет, значит да! Да, Бэлла?

– Да, Стелла!

На следующий день занятия передвижению по-пластунски начались со скандала. Сначала я показал технику, а потом ни мои диверсанты, ни Жан не смогли повторить. Они сначала извивались и корчились на земле как черви-паралитики, а потом начались выкрики типа «Нафига это нужно? Сто лет стоя воевали, еще сто лет также воевать будем! Не по покону!» Тренировку я проводил на стрелковом рубеже напротив мишеней. То есть от места возлежания несостоявшихся пластунов до мишеней было сто шагов. Вся наша гоп-компания ушла к мишеням, а на наше место внезапно пришли сёстры, одетые в неброские мужские костюмчики и камуфляжные накидки.

По моей команде в виде взмаха рукой девушки легли на землю.

– Бойцы, вон там, в сотне шагов лежит противник. Кто его видит?

– Да вроде кто-то есть.

– Сёстры вашей милости, кто ж еще! Видно просто плохо.

– Попасть в них сможете?

– Да кто его знает, может и попадем, может не с первого раза.

– А они в вас?

– Лёжа? Да как лёжа-то стрелять? Из арбалета можно, хоть и не привычно. – мнения бойцов разделились.

И тут я еще раз махнул рукой, разрешая лупить по мишеням. Громкий сдвоенный звук ударил по ушам, тут же рядом с нами щелкнуло по доскам мишеней и в них появились характерные отверстия. Народ в испуге отпрянул от щитов.

– Ваша милость, они ж нас перестреляют! Насмерть убьют, видел я трупы после ваших бабахов!

Ещё одна отмашка, еще один залп по мишениям.

– Если бы среди нас стояли вражеские маги, первым делом удар бы пришелся по ним. И что было бы с магами?

– Да понятно, что, в покойники бы записали.

– Правильно. А если бы так на магов охотились арбалетчики? – помогаю им понять, чего я хочу.

– Ранили бы мы их, чай не хуже ваших сестер бьём. Попали бы, точно бы попали!

– Мало того, вы бы еще и живы остались при этом. В лежачего стрелка что из лука, что магией попасть гораздо труднее. Так что сначала учитесь подползать к цели по-пластунски, а потом и заряжать арбалет. Пока не научитесь, так и будете червей изображать. А мне черви не нужны, мне нужны змеюки ядовитые.

Конечно, Бэлла со Стеллой не родились пластунами-снайперами, вчера вечером мы с ними готовились к показу сегодняшнего номера. И ведь получилось! Если уж дочери графа умеют такое, то бывалым воякам или оруженосцу сэра Дорда стыдно не научиться. И бывалые вояки ползали и заряжали, стреляли и ползали вместе с Жаном. Он попытался заикнуться о несовместности благородного звания и такого способа ведения боевых действий, но моё предположение, что таким макаром он решил обвинить меня в неподобающем поведении, мигом всё расставило на свои места. Под дружный гогот моих дружинников. Кстати, те очень чётко всем давали понять, чьи они люди. Пусть их виконт и с закидонами, и графские не ползают целыми днями по двору, зато и в карманах у большой дружины не звенит, и по столичным борделям они не хаживали. А это в солдатской среде статус такой, что не поспоришь.

Следующий день не принес ничего нового кроме парламентеров. Да и те были старые, особенно маркиз Седерик дер Буль. Граф как обычно никого в замок не впустил, кроме старого друга, подчеркивая тем самым своё отношение к осаждающим. Зато главу посольства в этот раз пригласил в донжон и переговоры вёл в обеденном зале, ставшем на сегодня залом приёмов.

– Извини, Седерик, у меня сегодня подадут не благородную оленину, зажаренную на бивачном костре, а банальных каплунов в соусе Прист. Ты такого безобразия, небось, и есть не станешь.

– Стану! И хватит издеваться. Могу напомнить, как ты жрал вместе со мной не благородную оленину, а такую же благородную лошадь, твою, между прочим, которую пришлось добить, когда её со скалы сбросило ударом воздушника.

– Так куда деваться было, ежели кроме той лошади у нас ничего не было в котел положить, даже блохи разбежались. Я ж за тебя радуюсь, что ты, Седерик, не утратил тот дух авантюризма и готовность питаться отбросами из одного котла с другими отбросами. Притом, что маркиз.

– Это ты меня сейчас оскорбил?

– Ты что! Польстил, что ты как всегда крепок телом, молод душой и рот полон зубов! Да ты пей, вино отличное, хорошего урожая.

– Кстати о вине, ты в этом месяце собираешься свою настойку королю посылать? Вроде обещал каждый месяц…

– Я обещал по своей воле, а не нанимался. Ныне на то нет моего желания. Да и боюсь, не подавится Якоб моим вином. А тогда какой смысл его поить?

– Я тоже не подавлюсь, не надейся!

– Не надеюсь, Седерик. Тебе я приготовил другую участь, уморю тебя пирогами с рыбой и клюквой.

– Нет! Только не это, знаю я твои пироги, Витор!

– А вот и их несут. Не ешь их тогда, Седерик, а то как прошлый раз обожрешься.

– Как же, жди! В этот раз я вина выпью побольше, и останусь жив.

– Погоди, ты на переговоры пришел или пожрать за чужой счет?!

– Ну и на переговоры тоже. Граф, ты сражаешься нечестно!

– Не понял, обоснуй свои слова.

– Напал ночью – раз! Увел коней – два! Побил нам осадные машины магией – два!

– Три. Постойте, маркиз! Ты мои требушиты видел? Раз я без машин, тогда и вы без машин воюйте! И баталия у вас больше! Пока не сравняемся в числе, буду считать бесчестной вашу сторону.

– А про коней что скажешь? Покрал твой сынок опять коников?! А какие кони были! – чуть не всплакнул Седерик.

– Каких коников? Тех, что на моих полях паслись? Так они мои и были. Иначе и быть не может, чей табун в моих полях может пастись как не мой!

– Сдурел, кто под зиму лошадей на выпас гонит? Там и травы нет.

– Мои кони, мои поля, когда хочу, тогда пасу!

– Погоди, то наши кони были. Витор, ты меня не путай! – О как, кажись Седерик так глубоко погрузился в переговорный процесс, что сейчас петь начнет. Как незаметно он набрался. Или это отцовы проделки? Точно! Он ему крепленое вино в кубок льёт и льёт.

Глава 4. Еще одна победа

Вечером намерзшееся посольство, так и стоящее перед воротами, получило обратно своего главу, положительно решившего на переговорах основной вопрос, но так и не добравшегося до порядка ведения боевых действия. Угнанных лошадей ему тоже не вернули. Маркиза погрузили на ту лошадь, на которой он приехал, подперли с двух сторон герольдами-трубачами, и вся команда потрусила в лагерь. Что бы кто не говорил, но польза от этих переговоров была обоюдная. Королевское войско сэкономило на питании и смогло убедиться, что их лошади теперь не их. И что вылазку организовал действительно граф дер Прист Крушитель, чтоб ему плохо какалось.

Мы тоже разжились информацией, прежде всего о боевых потерях. Вражеская баталия лишилась двух магов и тридцати простых бойцов, почти всех лошадей, двух требушитов и тарана. А таран-то как в список попал?! Оказалось, стоял неподалеку от требушитов уже собранный и готовый к применению, пока не попал под обстрел чисто за компанию, ввиду рассеивания снарядов вокруг точки прицеливания.

Начиная со следующего дня, обстановка очень изменилась. Прежде всего в том, что противник после первой же попытки перестал пытаться блокировать ворота. Когда еще до переговоров они попробовали произвести ротацию заслона, то быстро поняли, что менять некого. Мало того, отряд прямо днем обстреляли из засады, уполовинив его. Это стало отправной точкой новой тактики дер Приста Крушителя. Отсутствие лошадей у агрессора и похолодание, наконец-то сковавшее осеннюю грязь, сделали наши конные группы практически неуязвимыми. Если бы не маги во вражеском стане, было бы совсем весело. Вассалы по команде графа прислали подкрепление, и силы сравнялись по численности. Еще через день враг оказался полностью блокирован, а на его магов началась охота.

Охота в полном смысле слова велась нашим «десятком», от которого осталось шесть человек. Что могут сделать шесть бойцов с арбалетами? А если к ним добавятся две девочки-подростка и один рыцарь с паровыми ружьями? Отец почти два часа сопротивлялся, а потом вывесил белый флаг. И на следующий день после присоединения к нам баронского отряда, мы начали охоту. На рассвете мой десяток в камуфляже подполз к лагерю, бойцы на сотню шагов, а сестры на двести и устроили себе комфортные лёжки на войлочных попонах.

Через четверть часа в то же место прискакал отряд конных лучников, начавших метать стрелы по лагерю с шестидесяти шагов. О прицельной стрельбе речи не шло, но наверняка в кого-то попали. А еще изрядно попортили врагу нервы. Как только противник смог обеспечить внятный ответный поток стрел, конные стрелки отскочили на безопасную дистанцию и вновь налетели через пять минут. И вот тут на отражение их атаки выдвинулись маги. Вдогонку улепетывающим лучникам полетели ледяные и водяные стрелы, усиленные ветром, нескольких наших бойцов даже смогли ссадить из седел, причем двоих фатально. А как только поток магических ударов иссяк, по выступившим вперед магам начал прицельно долбить наш отряд кто стрелами, кто пулями. По договоренности, конные лучники сделали дугу и снова демонстративно пошли на лагерь своим сократившимся составом.

Не доскакав до дистанции эффективного поражения лагеря из своих луков, кавалеристы остановились, взяли на стремя нас и рысью погнали в поля. Бежать, держась за стремя, гораздо легче, еще и конский круп худо-бедно прикрывает, а оставаться на позиции было уже нельзя – нас вскрыли. Но своё черное дело мы сделали, сминусовали четырех магов из вражеской баталии. Больше всего не люблю магов, хотя они и из одного со мной сословия. За что не люблю? А за дистанционные атаки, очень мне не понравилось под них попадать этим летом.

В это же самое время еще пара конных отрядов рыскала по округе и отлавливала мародеров и фуражиров. Смысл действий что у тех, что у других один – найти пожрать. В чем разница? Фуражиров посылали командиры, а мародеры шли сами. Нашим бойцам было без разницы, они собирали всех подряд из числа готовых сдаться, и убивали всех сопротивляющихся. В обезлюдевших окрестностях любое шевеление означало только одно – там или вооруженный противник или вооруженный союзник.

Прошли еще сутки, и ситуация снова изменилась: по нашим подсчетам численный состав войск теперь сравнялся. А вот качественная оценка боеспособности, произведенная нашими бывалыми вояками, дала однозначный вывод, противник на грани потери боевых качеств, как моральных, так и чисто физических. Холод, отсутствие транспорта и сильно уменьшившиеся запасы пищи, фактическое окружение и постоянные наскоки кавалерии уронили готовность королевской баталии к бою до нуля.

На следующий день к лагерю подъехал шевалье Крутон. Сзади него в поле между замком и лагерем стояла пушка и ядро из магов всех мастей, включая мелочь Пристов Крушителей с ружьями. По обеим сторонам ударного ядра выстроились конные крылья дружин, графская справа, баронская слева. Крутон подъехал с белым флагом на копье в полном молчании, навстречу ему вышло несколько человек в богатых доспехах. Мы нарочно послали незнатного дворянина, чтобы подчеркнуть, насколько рядовое событие сейчас происходит. Мол, никого уговаривать и давить авторитетом граф дер Прист Крушитель не собирается. У королевской баталии есть всего один шанс сдаться без каких-то условий. Действительно, не с Крутоном же их обговаривать. И есть вариант умереть здесь и сейчас, если нет желания капитулировать.

Уже после Крутон рассказал, что маркиз дер Буль заявил о желании говорить с графом. Крутон ответил, как учили, мол время переговоров прошло, граф будет разговаривать со своими пленниками или убивать своих врагов. А сейчас на промороженном черном поле, покрытом белыми пятнами инея, в полной тишине развевался белый флаг на копье Крутона, а дальше лицами к нам стояли ряды таких же безмолвных бойцов противника. Замерзшие, утратившие надежду на победу, оставшиеся без коней и половины боевых магов, они стояли напротив нас, сытых и уверенных в себе. Даже пар поднимался над баталиями по-разному: сытый воин вместе с конем парит гораздо гуще, чем голодный пехотинец

Еще через минуту молчаливого стояния Крутон развернул коня, давая понять, что время выбирать кончилось, а молчание противника мы расцениваем как готовность умереть. «Стойте! Мы сдаёмся!» – маркиз Седерик, командующий баталией, вышел вперед и бросил на землю свой щит, а следом перевязь с мечом в ножнах. Как опытный вояка он не стал предпринимать никаких патетических действий, а просто прошел вперед и в сторону, где встал, обозначая место для разоружившихся пленников. Его командиры и соратники из числа благородных начали вслед за ним бросать в одну кучу своё оружие и даже части доспеха. Уже ничего не жалко, их имущество всё одно достанется победителю. А раз так, какой смысл таскать на башке тяжелый шлем или наплечники, бряцать стальными набедренниками об латную юбку? Мы со своей позиции слышали глухие стуки и дребезжание оружия и амуниции, бросаемой в одну кучу.

Даже странно, никакого ликования в нашей баталии не наблюдалось. Не то бойцов еще не отпустило, не то они были не очень довольны тем, что нашим организмам не дали выплеснуть всю ту ярость и адреналин, которые наши тела вырабатывали перед боем. А может, дело в другом: мы смотрели, как такие же как мы вояки испытывали сильнейшее унижение в жизни, и где-то в душе сочувствовали им. Таким же подданым короля Мерсалии, если вспомнить этот нюанс. Кое-кто наверняка уже прикидывает последствия этой победы. Очень неоднозначные последствия.

Да и хрен с ним! Сегодня мы выжили, а завтра будет видно. К вечеру всех отпустит, пойдет пьянка, праздник по шикарному поводу – очередная блестящая победа графа над сильным противником. И обошлась победа всего в десяток погибших в мелких стычках с нашей стороны. А про раненых вспоминать вообще не принято.

Маги и бесталанные благородные идут налево, их принимают наши дворяне, простолюдины собираются в большую группу направо. Они под присмотром наших дружинников. Сейчас обыскивать всех на ветру в толпе бесполезно, простых вояк обыщут перед тем, как засунут в камеры, которых в нашем подвале изрядное количество, как в любом замке уважающего себя вельможи. У солидных людей и врагов бывает изрядно. Благородные в присутствии других аристократов дают клятву не умышлять против пленившего их графа, не пытаться бежать и принять все меры по сбору выкупа, который будет установлен для каждого индивидуально. Дворян не обыскивают, даже кошели не ищут, но те, что на виду, срезают. Цену имеют не только лошади, порой оказывается, что даже у дворянина есть цена. И тогда каждый аристократ старается её сбить, никто из них не закричит в запале «Я стою дороже!», как Гай Юлий Цезарь в моей истории.

К ночи в замке стало гораздо менее людно – из него ушли крестьяне, не пожелавшие провести в стенах замка ни одной лишней ночи, а пленников рассовали по камерам. Каждой семье выдали продуктов и фуража для скотины на первое время. Ведь дома многих окажутся разграбленными, а это прямой косяк их сюзерена, допустившего чужаков в своих землях. Такой вот симбиоз благородных и черни, идущий на пользу всем. А если честно, налицо грамотное и разумное узаконенное крышевание слабых сильными. Пастырь должен заботиться о своем стаде, беречь его и приумножать. Только тогда он сможет его доить, стричь и резать на мясо.

В зале приемов, который обеденный, а нынче пиршественный, едва хватило места всем собравшимся. А вроде такой большой мне казался, когда мы в нем завтракали в кругу семьи. Сейчас тут помимо нашей семьи и Крутон, и бароны с нашими и их оруженосцами, и Седерик со своими командирами, и опять-таки живыми оруженосцами. Да, они пленные и бывшие враги, но при этом они благородные господа, Седерик старый друг Витора, а оставшиеся в живых маги – друзья Седерика, а значит каким-то боком и нам не чужие. Пьём и произносим тосты за славную победу, за здоровье графа, его прекрасной супруги, его героического наследника, за прекрасных дев-воительниц, за наших баронов… Потом и до здоровья пленных дошла очередь. Но сил на тосты за их здоровьяе хватило уже не у всех.

Если раньше тут пили только сухие вина, то теперь и крепленые присутствуют. Народ пьёт , хоть и не простой, но пока не очень грамотный в части сортов алкоголя. Так что мешают, понижают градус, увлекаются и не распознают крепость напитков… «Признаю свою вину, меру, степень, глубину. Но позвольте, я вернулся из войны да на войну!» Опять же Витор дер Прист Крушитель уже знает все эти нюансы приема внутрь спиртных напитков, Присты знают про вино всё! А раз поставил на стол кувшины вперемешку, значит считает это правильным. Или преследует какие-то неочевидные вещи. Прошлый раз весьма успешно выманил у Седерика сведения о численности его баталии и их потерях. Кто я такой, чтоб осуждать его? Да я и сам готов фокусничать, если есть цель и есть способ её достижения, то почему не использовать?

Утро было поздним, утро было добрым. На горизонте не маячил никакой отряд врага, организм не мучился похмельем. Кстати, такая интересная история – я за все свои жизни ни разу не словил этого чудного, по словам специалистов, состояния. Говорят, оно таит в себе непередаваемые ощущения, которых они не могут мне описать словами, поскольку реально непередаваемые. Вероятнее всего это не происходит из-за доз, поглощаемых моим организмом. Видимо слабый алкоголь, понемногу потребляемый им, не способен отравить это тело в достаточной мере. Ну и ладно. Причем тут похмелье?