Loe raamatut: «Стерлитамакская быль», lehekülg 5
Улица Халтурина была в то время частью весьма важной транспортной артерии между Уфой и Оренбургом и далее на юг, стратегической военной дорогой и имела основание из бетонных плит. Самосвалы, бортовые машины проносились по ней с грохотом, а по ночам проходили безконечные колонны военной техники.
С этого момента наше путешествие продолжалось уже по моей исконной родовой территории. Практически каждый второй дом на этом последнем отрезке нашего пути по улицам Садовой и Пушкина в разные времена принадлежал нашим родным, близким и даже непосредственно нашей семье. Лаврентьевы, Михайловы, Антоновы, Ждановы, Гудковы, Гнедковы, Заварзины, Харькины, Холмогорцевы, всю родню не упомнишь…
Улица Садовая-Соборная в те годы ещё отражала русскую архитектурно-градостроительную мысль, в соответствии с которой был заложен и развивался старый Стерлитамак. Это был ансамбль, пусть небогатый, но гармоничный, чего, к сожалению, о современной Садовой улице сказать никак нельзя.
Ещё 80 метров пути и по левую руку предстал издалека заметный, богато украшенный деревянной резьбой, просторный дом без оконных ставень, с цокольным этажом, в котором моя бабушка ещё до войны получила свою первую квартиру (дом был на три семьи). Адрес: Садовая 10. Бабушкиным соседом был Гавриил Владимирович Скляров, директор Стерлитамакского краеведческого музея. Именно он, с раннего моего возраста, привил мне интерес к краеведению. Другим соседом был добрейший человек, учитель математики Мир Гумерович Биктемиров. Дом снесён несколько лет назад, он был одним из самых интересных памятников деревянного зодчества Стерлитамака.
Через дорогу – скромный дом, в котором жили Борис Яковлевич и Елизавета Васильевна Коробовы, мои дорогие учителя средней школы № 4. Их сын, Саша, стал моим лучшим другом.
Далее по ходу, слева – добротный рубленый дом по улице Садовой 6, дом, поставленный моим прапрадедом Николаем Михайловым, одно из самых старых домовладений русского Стерлитамака. По его положению в рельефе и историко-археологическим находкам на приусадебном участке можно предположить, что именно отсюда начинался русский Стерлитамак, как ям-почтовая станция на Оренбургском тракте, укреплённое место на высоком левом берегу Ашкадара. В доме на момент моего рождения жили мои прабабушка и бабушка по материнской линии, с родными. После разгрома безбожниками церкви Святой Татианы именно в этом доме сохранялись священные сосуды, иконы, богослужебные книги и другие артефакты, исполнялись церковные службы. Этому родовому дому предстояло сыграть очень важную роль в моей жизни.
Через дорогу от него, на Садовой 7, стоял ещё один шикарный по тем временам дом с цокольным этажом. В нём жила любимица всех её учеников, учительница английского языка Ирина Александровна Плотникова. Одно время в этом доме, во временной мастерской, работал Шабалтин Михаил Павлович, автор монумента погибшим коммунарам в мемориальном сквере «Пятая верста» и мемориала «Вечный огонь» в Стерлитамаке.
От родового дома на улице Садовой-Соборной до моего родового дома на улице Пушкина, в разное время, жили почти все представители моего рода: прапрадед, три прадеда и два деда с супругами, папа и мама. С высокого двора дома на Садовой-Соборной можно было увидеть наш дом на улице Пушкина.
Впереди уже открывался широкий, яркий просвет. Явственно ощущалась близость реки, свежесть воздуха, особое, приподнятое настроение.
Улица Садовая заканчивалась, мы вышли на пересечение с моей родной улицей Пушкина (до революции Набережная), тянущейся вдоль левого берега полноводной тогда, с чистой водой и быстрым течением, кишащей рыбой, живой реки Ашкадар. В то время из Ашкадара город уже получал питьевую воду, кристально чистую и невероятно вкусную. От висячего моста через Ашкадар, где был прекрасный городской песчаный пляж, улица Пушкина тянулась по самой кромке коренного берега, в один ряд домов и только от улицы Сакко и Ванцетти (Миллионной) уже в два ряда.
Свежий степной воздух, напоенный ароматами сухих трав, обвевал нашу компанию, ласково пригревало осеннее солнце. С этой высокой точки тогда открывался, до самого горизонта, захватывающий дух вид на почти не тронутые цивилизацией просторы степного Предуралья. Небольшие стада лошадей, коров, овец и коз привольно рассыпались по степи, высоко в голубой безоблачной вышине парили степные орлы. Постройки, деревья, появившиеся позже, ещё не заслоняли потрясающий воображение пейзаж широкой долины Белой реки с цепью легендарных шиханов. Всех четырёх, поскольку разработка шихана Шах Тау только начиналась.
Правее всех белел величественный седой шихан Тора (Тура) Тау, священная гора башкир. Слева, к северу, группа шиханов, выстроившихся в линию, формировали горную цепь. Первым в этой цепи, ближе всех к нам, был самый большой шихан Шах-Тау-Царь гора, краса и гордость Башкирии. На сегодняшний день его нет, сработан начисто, исчез навсегда.
* * *
Шиханы – это живые природные объекты, которые не восстановимы. Разнообразные формы жизни нашли укрытие не только на поверхности шиханов, но и пронизывают всю толщу известняка на сотни метров глубиной. Изучение этого феномена только начинается. Основа шиханов, – слои известняка – формировались в течение 14 млн лет в определённых геологических условиях – в зоне перехода от мелководного тёплого моря к более глубокой области Уральского океана. Их создавали древние организмы, которые вымерли в конце пермского периода. Шиханы представляют собой уникальные резерваты флоры и фауны, нашедшие приют на шиханах во время и после Великого оледенения и нигде в мiре более не встречающиеся. Шиханы хранят тайны истории становления Башкирии и являются символом идентичности башкирского этноса, сердцем Башкирии.
Именно «отсюда есть пошла» башкирская земля.
* * *
Здесь заканчивалась улица Садовая-Соборная, крутым спуском к реке. Далее – «мостки» из досок на другой берег. Вход в чудесный мiр моего беззаботного детства, не поделенный, как сейчас, ограбленный и обезображенный тупыми эгоистами, а принадлежавший всем, мiр невероятно красивой и богатой, девственной природы Башкирии.
* * *
Именно в этом месте с незапамятных времён был брод, удобное место входа в город с востока. Здесь переправлялись через быстрый Ашкадар сарматы, гунны, аланы, скифы, угры, булгары, печенеги, кыпчаки, ногаи, башкирские отряды, казацкая конница, пугачёвцы, чехи, колчаковцы, красногвардейцы и красноармейцы, бойцы Советской армии.
Башкирский герой и поэт, Салават Юлаев, бывал на этом месте. Именно здесь, по справедливости, следовало бы поставить памятник Салавату Юлаеву, лицом к степи и шиханам, к его любимой Агидели-Белой реке.
В прошлом, в период высокой воды, сюда доходили небольшие пароходы и прогулочные катера. На пароходе тогда можно было добраться от Стерлитамака до Уфы, Самары и даже Петербурга-Ленинграда. Глубина Ашкадара на фарватере и в омутах достигала 6 м. С реки был хорошо виден величественный белокаменный Казанский собор, и по Соборной (Садовой) улице гости поднимались к нему, в самое сердце Стерлитамака. На праздник Богоявления от Казанского собора народ и духовенство Крестным ходом спускались к Ашкадару, где совершалось Великое Освящение вод с последующим погружением народа в проруби.
Гости города и в советское время приходили сюда полюбоваться видами. Помню, в возрасте лет шести, я здесь впервые в жизни увидел настоящего, здоровенного негра. Он был радостный, в восторге от увиденного, обхватил меня за плечи и что-то говорил с энтузиазмом.
В детстве, в летние месяцы, я ежедневно наблюдал неторопливое шествие стерлитамакского табуна по Садовой улице, рано утром уходившего на пастбище и вечером с великим рёвом возвращавшегося по домам. Зрелище, неизменное на протяжении тысяч лет. Здесь я увидел в действии настоящий кнут, который звонко хлестал в воздухе, но никогда не стегал коров. Изредка строем проходили воинские команды на учения и стрельбы на полигоне-стрельбище (до революции это был ипподром) за Ашкадаром. Проезжали «амфибии», типа современных БМП.
В память врезалась картина, как от Ашкадара неторопливо ехала телега, на которой лежала огромная рыбина (полагаю белуга). Хвост её не помещался на телеге и волочился по земле.
На этом пятачке Старого города передо мной прошли короткие, но очень яркие, навсегда врезавшиеся в память картинки уходящей старой России, сценки из быта глубокой старины. Даже знаменитая во всём городе блаженная дурочка Еня-Енечка и юродивый Ваня Лабутин очень любили это место. Никто их не обижал, только глупые мальчишки беззлобно поддразнивали.
Правее перекрёстка, выше по течению реки, располагался уютный сквер. Прежние жители улицы Пушкина (до революции Набережная) хорошо понимали ценность этого участка на высоком берегу Ашкадара. Ещё до революции они хотели установить здесь бюст Пушкина, заложили сквер и просили содействия у городской думы. При советской власти жители улицы Пушкина старались поддерживать сквер в приличном состоянии, подсаживали зелёные насаждения и цветы, охраняли деревянные скамейки. Моя мама в девичестве часто здесь бывала с подругами. В связи с этим становится понятен долго существовавший пробел между домами на улице Пушкина в створе улицы Сакко и Ванцетти.
В разгульные 1960-е, в мою бытность, там стояла «пивнушка» – деревянный павильон, ещё один шалман, где продавали разливное пиво (и водочку, и папиросы, возможно, из-под полы). Хорошо его помню, вкупе со сценами пьяного разгула.
Берега Ашкадара по обе стороны от спуска с улицы Садовой были «диким» детским пляжем, куда летом собиралась детвора со всего города. От улицы Садовой до городского пляжа вдоль уреза воды под сенью могучих ив шла тенистая тропинка, рай для рыбаков на удочку. Всё это, увы, уничтожено людской глупостью и жадностью.
* * *
С пересечения улиц Пушкина и Садовой наше путешествие в пространстве и времени близилось к завершению. Я уже был на родовой земле. На Ю-З углу перекрёстка улиц Садовой и Пушкина стоял аккуратный, очень милый кирпичный домик, в котором до войны проживала моя тётя, Августа Александровна Ивлева, участница рейда Блюхера, много поработавшая для помощи женщинам города в тяжёлые годы разрухи (дом снесён в 2019-м). Немного дальше к югу, по улице Пушкина, жил настоятель Свято-Татианинского храма, протоиерей Николай Бурдуков, рукою которого в самом скором времени мне предстояло принять Святое Крещение.
Свернув налево, мы прокатились по склону вниз, съехав с коренного берега и начали движение по ровной как стол надпойменной террасе Ашкадара. В далёком прошлом русло, точнее рукав Ашкадара на перекрёстке нынешних улиц Пушкина и Садовой, был перекрыт земляной плотиной. Так улица Пушкина к северу от Садовой оказалась на левом берегу реки, а обмелевший рукав сохранился в виде извилистой ложбины и «Кривого озера» вдоль нынешней улицы Халтурина (Ашкадарской).
С этого рубежа до впадения Ашкадара в Белую реку простирается территория, обжитая людьми со времён неолита. Многочисленные археологические находки, некоторые из которых я видел своими глазами, доказывают, что на территории нашего города уже в доисторический период существовала развитая цивилизация.
По обе стороны улицы Пушкина в те годы стояли простые деревянные дома, попроще, чем на улице Садовой. Деревьев, тротуаров и канав не было. Улица выглядела почти так же, как и 37 лет назад, когда по ней, в 1918-м, в последний раз прошёл мой прадед А. А. Ивлев, не было только деревянных столбов с проводами и чёрными репродукторами.
Многие из жителей здесь были нашими родственниками, три дома некогда принадлежали нашей расширенной семье.
Ещё 170 м на север, по улице Пушкина, почти в самый конец-тупик, и мы оказались у нашего родового дома, за номером 117. Здесь закончилось наше увлекательное путешествие длиною в один километр.
Улица Пушкина здесь как бы расширялась. Начиная с нашего дома, по западной стороне, три последних дома стояли в глубине, перед ними – огород.
Низенькая, неказистая, чисто символическая ограда отделяла огород от улицы. Заключительную часть пути (20 метров), мои мама и бабушка проделали на своих двоих, по узенькой дорожке, ведущей к калитке вкупе с небольшими воротами и коротким заборчиком, в одну линию с домом.
Улица Пушкина заканчивалась тупиком, за высоким дощатым забором –завод железобетонных изделий (Башстрой), где работал мой дед Николай Степанович Родионов. До революции на этом месте проводили ярмарки. Расширенная часть тупика представляла собой лужайку, сплошь покрытую низенькой, изумрудного цвета травой-муравой (горец птичий, он же спорыш). Идеальная площадка для детских игр, абсолютно безопасная.
Место, где некогда стоял величественный собор Казанской Божией Матери, находилось точно на полпути между роддомом и нашим домом. В будущем оказалось, что собор находился в центре моего жизненного ареала, каким он был первые 14 лет моей жизни (окружность радиусом до 1.5 км).
Расширение моего жизненного ареала шло по уровням, в западном направлении, в том же, в каком рос и мой родной город.
По мере достижения определённого возраста, мои интересы и потребности двигались от левого берега Ашкадара-улицы Пушкина до улицы Халтурина (0–6 лет), затем до улиц: Карла Маркса (6–14 лет) и Мира (14–16 лет).
Улица Халтурина: Татианинский храм (Св. Крещение), ясли, детский сад, баня, водоразборная колонка, продуктовый магазин.
Улица Карла Маркса: школа, детская библиотека, музей, кинотеатр, музыкальная школа, стадион, культпросветучилище.
Улица Мира: универмаг, гастроном, старшие классы, окончание школы, первые шаги к взрослой жизни, далее везде.
Так выстраивался мой личный мiр.
Это движение, восхождение по ступеням сложности, продолжается всю мою жизнь. На сегодняшний день я продвинулся в пространстве на тысячи километров от родного дома.
Два моих родовых дома, пока в них жили мои родные, были для меня самыми безопасными, самыми надёжными и мирными местами на всей Земле.
Родовой дом
Наш родовой дом на улице Пушкина 117 (до революции улица Набережная, 76), 1909 года постройки, выглядел довольно скромно: сруб в три окна, из наборных дубовых брёвен, ничем не обшитых ни снаружи, ни изнутри, без фундамента, с засыпной завалинкой, удобства на дворе.
Незатейливо оформленный фасад дома был обращён на восток. На правой стороне фасада – парадная дверь, чрез неё сначала проходили в неотапливаемые сени. Из сеней налево шла утеплённая дверь в жилую часть дома, а направо – дверь во двор, чрез крыльцо. Это была стандартная планировка дореволюционных городских деревянных домов в Стерлитамаке, чтобы зайти в дом, нужно было двигаться «против солнца», как в олтаре православных церквей.
Справа к дому примыкал низкий забор с калиткой и скромными воротами, что было признаком того, что хозяева дома не опасались грабителей. Старые купеческие дома имели высокие, укреплённые изнутри ворота и заборы, чрез которые невозможно было перемахнуть.
Близко ко входу в дом, на дворе, стоял маленький дровяной сарайчик, а в глубине двора – небольшой амбар. Перед домом лежал огромный жерновой камень местного изготовления, из желтовато-белого песчаника, с примесью белого кварца, на котором любили сидеть дети.
Три фронтальные окна горницы и парадный вход дома смотрели на восток, три боковых окна на юг, одно на запад. Внутри дома было светло и уютно, зимой тепло, в летнюю жару прохладно. Близость в те времена полноводной, полной жизни реки Ашкадар создавало комфортный микроклимат, смягчающий перепады резко континентального климата степного города.
Ставни ночью закрывались на запор. Поперёк закрытых ставень накладывалась кованая железная полоса, на конце её был закреплён подвижный, длинный и толстый кованый железный штырь. Он продевался чрез отверстие в бревне и фиксировался внутри дома. Очень надёжная конструкция.
Закрывая ставни на ночь, семья защищала личную жизнь от недоброжелателей (хорошие люди в тёмное время под окнами ходить не станут), а оконные стёкла от ударов ветра и прочих опасностей. Это был древний ритуал, который защищал семейный очаг от опасностей извне.
Входные двери на ночь закрывались изнутри «крючком». Это гениальное приспособление в тогдашних условиях было наиболее эффективным, спасшим жизни многих людей. В случае крайней необходимости, особенно когда случался ночной пожар или печной угар, крючок с двери легко мог откинуть даже ребёнок (чего, к сожалению, нельзя сказать о современных замках). Врезных замков тогда в частных домах не было. Парадная дверь на ночь закладывалась изнутри толстой доской во весь дверной проём. Незаметно, тихо открыть дверь снаружи было невозможно, никакие отмычки в этом случае не работали. Соответственно, чтобы дверь открыли изнутри, нужно было громко стучать в дверь или в ставни, звонки не любили. Согласно очень-очень древнему обычаю, прежде чем открыть дверь изнутри, всегда спрашивали: «Кто там?» и необходимо было дать правильный ответ, чтобы дверь открыли. Ещё одно удобство: никаких ключей жители с собой не носили и, соответственно, не теряли.
Парадная дверь предназначалась для гостей. Домочадцы могли уходить и приходить боковой дверью, чрез двор. Снаружи, когда хозяева уходили, боковую дверь запирали висячими амбарными замками. Ключ от замка оставляли где-то в потайном месте крыльца. Домушники в старом Стерлитамаке не водились.
Наш дом стоял в глубине от «красной линии», по которой выстраивались предыдущие дома. Пред домом – огород, по красной линии его отделяла от улицы низенькая оградка с условной, никак не запертой калиткой, препятствие незначительное, символическое. Тем не менее, никто и никогда на нашу территорию самовольно не заходил и ничего с огорода не брал, ни днём, ни ночью. Замечу, что посторонние, подозрительные личности на улице Пушкина в мою бытность замечены не были.
На границе нашего участка, близко к дому, высился могучий, высоченный тополь, одно из самых старых деревьев Стерлитамака, посаженное ещё до революции.
* * *
Первым владельцем дома был мой прадед, Александр Александрович Ивлев (1875–1918+), столяр-краснодеревщик, глава семьи из пяти человек, член Стерлитамакского ревкома, народный комиссар социального обеспечения Стерлитамакского уездного совета народных комиссаров в 1917–1918 годах.
Род Ивлевых имел корни в Московской губернии. Семья Ивлевых в начале прошлого века обосновалась в уездном, быстро растущем и богатевшем торгово-промышленном городе Стерлитамаке, Уфимской губернии. Численность населения города в 1917 году составляла около 18000 человек, и Стерлитамак был чем угодно, но только не «захолустьем». Ещё до революции Стерлитамак, за счёт притока переселенцев и отчасти ссыльных, сформировался как город с разнообразным по культуре и религии, многонациональным населением. Новые люди приносили новые идеи, навыки хозяйственной деятельности, полезные знания, устанавливали прямые связи с другими городами обширной империи и за рубежом. Санкт-Петербург, в 1914-м переименованный в Петроград, имел сильное влияние на умы интеллигенции и высококвалифицированных рабочих Стерлитамака.
В Стерлитамаке мой прадед работал по специальности на самой большой в городе мукомольной мельнице с паровым двигателем, принадлежавшей местному хлеботорговцу А. В. Кузнецову. На этой мельнице класса «крупчатка и крупянка» работали 98 человек. По масштабам тогдашнего Стерлитамака это было крупное предприятие, работало оно с 1888 года и производило качественную пшеничную муку, располагалось на юго-западной окраине города.
Внушительное, высокое кирпичное здание мельницы, образец промышленной архитектуры Стерлитамака19 века, было хорошо видно издалека, в том числе от Базарной площади, на которую ныне выходит улица А. А. Ивлева, названная в честь моего прадеда (до того Сенная).
Купец 2-й гильдии Алексей Васильевич Кузнецов, владелец паровой мельницы, гласный нескольких городских Дум, прославился и как меценат, строивший дома для рабочих своей мельницы. Скорее всего, именно в одном из таких домов, по улице Набережной (ныне Пушкина), в 1909 году, после Большого стерлитамакского пожара 1908 года, справила новоселье семья Ивлевых.
В доме была столярная мастерская, где прадед строил мебель на заказ. В те времена мастеровые люди обязательно имели дома маленькую мастерскую, в которой трудились в свободное от основной работы время. Очень вероятно, что некоторые образцы этой мебели можно и сейчас отыскать в нашем городе, по крайней мере в краеведческом музее. Эту мастерскую я ещё застал. Хорошо помню полный набор старинных столярных инструментов, складной деревянный аршин, пилы с рукоятками в виде рыбьих хвостов, цельнодеревянный верстак, печку-буржуйку. Папа самостоятельно освоил мастерство и строил очень хорошую мебель. Кое-чему и меня научил.
Зарабатывал прадед достаточно, чтобы достойно содержать дом, семью из пяти человек. Подсобное хозяйство не вели, никакой нужды в нём не было. Квалифицированные рабочие в Стерлитамаке ценились высоко. Зарабатывал прадед достаточно, чтобы достойно содержать дом, семью из пяти человек. Стерлитамак во все времена славился дешевизной и качеством продуктов питания. Лучшие в мiре белый хлеб и мёд, молочные продукты, баранина, свежая рыба ценных пород были доступны в любых количествах. Огород не требовался, а садов в степном городе в то время ещё не было.
Русская печь с полатями, по обычаю, стояла близко ко входу в жилую часть дома, чтобы удобнее было подносить дрова, воду и выносить золу. Сухие припасы, а зимой и замороженные продукты хранились в сенях, прочие продукты, овощи – в погребе, в котором на лето устраивали ледник.
Небольшой приусадебный участок (не больше пяти соток) представлял собой лужайку, покрытую травой-муравой, где летом резвились дети и отдыхали взрослые.
Северная треть улицы Набережной располагалась в пределах надпойменной террасы реки Ашкадар, в широкой долине Белой реки. До речного пляжа было рукой подать – метров тридцать-сорок. На задах домовладения находилась старица Ашкадара. По весне она наполнялась вешними водами и по ней катались на лодках.
Дочери Ивлевых учились в Женской гимназии, привилегированном платном учебном заведении, которое давало среднее образование. Своих трёх дочерей Александр Александрович назвал Августой, Антониной и Клавдией, в порядке рождения. Семья Ивлевых была старого замеса, очень дружная, соединённая любовью, желанием быть полезными друг другу, при полном отсутствии тупого эгоизма. Такие семьи не распадаются ни при каких обстоятельствах.
Супруга, Любовь Александровна Ивлева, была простой русской женщиной очень строгих правил: молчаливая, серьёзная, беззаветно преданная мужу, исключительно стойкая в испытаниях, сильная духом. Всю свою жизнь посвятила семье. Вела домашнее хозяйство, воспитывала дочерей. Её стараниями дом был освящён по православному обряду и содержался в идеальном порядке. За время своего существования родовой дом Ивлевых в разные годы послужил приютом десяткам представителей нашего рода, в нём никогда не совершались преступления, не было вражды, царила особая атмосфера дружелюбия, открытости, гостеприимства.
Вместе со своим супругом Любовь Александровна достойно прошла весь мученический круг гражданской войны и схоронила его, когда ей было 46 лет, осталась верной ему до конца жизни. При советской власти она персональная пенсионерка всесоюзного значения (как участница революции), пенсия весьма и весьма скромная. В 70 лет схоронила среднюю дочь Антонину (мою бабушку). Воспитала и поставила на ноги внука, моего отца, проводила его на службу в военно-морском флоте. Чтобы не остаться одной, перебралась в Уфу, к младшей дочери, где и упокоилась в возрасте 80 лет, в кругу родных.
В революцию 1917 года непосредственно оказалась вовлечена вся семья Ивлевых, включая супругу и дочерей. Многое пережили.
Старшая дочь, Августа, стала красногвардейцем, после захвата Стерлитамака бандитами – бойцом партизанской армии Блюхера, участвовала в его легендарном рейде, от начала до конца. После окончания гражданской войны, вместе с мужем, служившим фельдшером в армии Блюхера, жила в Стерлитамаке, на улице Пушкина. Работала одним из руководителей стерлитамакского женотдела, занималась организацией детских учреждений и помощью сиротам. Дочь Августы, Вера Воскресенская, во время Великой Отечественной войны служила переводчицей в действующей армии, после войны работала переводчицей же на Нюрнбергском процессе.
* * *
В 1908–1917 годах дом Ивлевых был одним из центров революционной борьбы в Стерлитамаке. Здесь собирались члены большевистского подполья. Частыми гостями нашей семьи былиАлександр Александрович Николаев, руководитель подполья и председатель первого в Стерлитамаке Совета рабочих и солдатских депутатов, вместе со своей женой Марией Кузьминичной, а также и Павел Петрович Шепелюк, первый председатель Стерлитамакского ревкома.
После Русской революции 1917 года семья Ивлевых продолжала жить в своём скромном домике, без «удобств» и кормиться своим трудом.
При Стерлитамакском ревкоме никаких репрессий в городе не было. Ни один человек в Стерлитамаке не был расстрелян по приказу ревкома. Все храмы и мечети были открыты, и священнослужители пользовались ничем не ограниченной личной свободой. Ревкому удалось навести в городе порядок, положить конец анархии, погромам, грабежам, процветавшим при Временном правительстве. Организовывались общественные работы, перераспределение товаров первый необходимости, общественные столовые и обеспечение бездомных жилищем.
Как народный комиссар социального обеспечения, А. А. Ивлев отвечал за оказание материальной помощи сирым и убогим, солдаткам и вдовицам, престарелым и немощным горожанам. Под его руководством были организованы система уездного и городского социального обеспечения, первый в городе детский сад, народные школы и городской краеведческий музей. Александр Александрович отличался честностью и нестяжательством, ему доверяли крупные суммы в звонкой монете и значительные материальные ценности. Ни он сам, ни его семья в ходе революционных преобразований ничего не приобрели, продолжали жить в своём маленьком домике на улице Набережной (Пушкина) и пользоваться тем, что всегда имели. После гибели прадеда от него остались в наследство только набор столярных инструментов, несколько книг и вилки с деревянными ручками его работы.
После смерти Шепелюка, 18 марта 1918 года, оставшихся от него троих сирот – двенадцатилетнего Валентина, десятилетнего Анатолия и совсем ещё кроху Нину Шепелюк приютили в нашем доме.
В июне 1918-го, в Стерлитамак ворвался хорошо вооружённый отряд, состоявший из бойцов Чешского легиона и разношёрстного воинства Комуча. Все члены Стерлитамакского ревкома, включая моего прадеда, не сбежали из города, но остались с народом. Все они были схвачены и после пыток расстреляны на 5-й версте Уфимского тракта (ныне там городской мемориальный сквер «Пятая верста»).
Стерлитамакская трагедия 1918 года, которая очень сильно ударила по нашей семье, вошла в анналы отечественной истории как одна из самых мрачных страниц истории гражданской войны. В результате бандитского террора в Стерлитамаке и окрестностях были замучены, расстреляны и изувечены несколько тысяч человек. Значение этих событий для нашего города ещё ждёт полного осмысления. Подробное повествование о тех событиях – в ранее опубликованной мною в 2019 году книге «Стерлитамакская трагедия».
* * *
После окончательного установления советской власти, в доме на улице Пушкина 117 жили моя прабабушка, бабушка, в нём родился мой отец. В этом славном доме прошли первые 17 лет моей жизни, некоторое время в нём пожил и мой сын. Дом простоял без капремонта почти целый век, выдержал несколько сильных разливов Ашкадара. Был разобран новыми владельцами.
В 1920-е голодные годы (карточную систему отменили только в 1935 году) уцелевшие жители Стерлитамака старались просто выжить. Опустошительный голод 1921–23 годов, эпидемии, разруха обрушились на город, который и без того сильно пострадал в гражданскую войну. Точных цифр нет, но можно смело утверждать, что от эпидемий, голода и холода погибло не меньше горожан, чем от прямых военных действий и бандитского террора в гражданскую войну.
Моя бабушка, Антонина Александровна Ивлева (1906–1941+), была красивой, светловолосой, с голубыми глазами женщиной, с мягкими чертами лица и волевым характером. Хрупкая, интеллигентная, очень любившая поэзию, Антонина умела быть настойчивой в достижении поставленных целей и была авторитетным специалистом в своей области. Обладала прекрасной памятью. Очень любила слушать и петь хорошие русские песни. Прослушав один раз песню, потом на память записывала слова песни, без единой ошибки.
Выбрала профессию агронома. Это было исполнено смысла: в период всеобщей разрухи правильное земледелие стало стержнем возрождения нормальной, цивилизованной жизни, (не случайно слово «культура» происходит от латинского глагола «культивировать» т. е. обрабатывать землю).
Антонина Ивлева работала главным специалистом в Стерлитамакском РАЙЗО (районный земельный отдел), вела курсы подготовки председателей и специалистов колхозов и совхозов Стерлитамакского района. Место её работы размещалось в одном из самых интересных каменных зданий Стерлитамака – «Доме купца Дьякова», 1906 года постройки.
* * *
Здание это расположено на С-З углу улиц Карла Маркса и Худайбердина, имеет сложный объём, со скруглённым углом, перекрыто вальмовой кровлей. К боковому западному фасаду примыкает современный пристрой. Декор фасадов носит классический характер, с горизонтальными и вертикальными членениями. Композиция имеет асимметричный характер. Доминирует угловая часть здания, которая изначально была увенчана куполом со шпилем, в прошлом бывшим одной из высотных доминант Старого города (утрачен во время пожара). Вместительный, богато украшенный кирпичным декором двухэтажный дом привлекает взгляд скруглённым углом. Этот приём используется в архитектуре для снятия нагрузки с угла. Нарядный декор, окрашенный белым цветом на фоне палевого окраса остальной части здания, создаёт впечатление лёгкости, поднимает настроение.
Нынешний адрес: улица Худайбердина, 16. Современный пользователь – Администрация Стерлитамакского района.
* * *
Оставшись одна, Антонина тяжело переживала измену мужа, который, уехав на учёбу в Ленинград, бросил семью ради другой женщины, воспитывала двоих сыновей. Младший сын, Анатолий, умер в возрасте 7 месяцев.
В общественно-политической жизни страны тогда царило безумие. В 1930-е годы «врагов народа» в Стерлитамаке и кантоне-районе особенно много было среди работников сельского хозяйства. Каждый день находили и разоблачали очередных «шпионов и вредителей».
